Читайте ранее: Ключ к пониманию ИГИЛ: история ваххабизма в Саудовской Аравии
Текст: Алистер Крук, бывший агент MI-6, писатель и публицист, автор книги «Сопротивление: суть исламской революции» (Resistance: The Essence of Islamic Revolution), для Huffington Post. Перевод: Антон Попов, «Спутник и Погром»
ИГИЛ похоже на часовую бомбу в самом сердце Ближнего Востока. Но мало кто в полной мере осознает всю ее разрушительную мощь. Настоящий «тротиловый эквивалент» этой бомбы не в «марше отрезателей голов», не в убийствах, не в захватах городов и деревень, не в жесточайшем «правосудии», которое ИГИЛ несет с собой. Истинная опасность ИГИЛ не в его стремительно растущей притягательности для молодых мусульман, не в огромном арсенале оружия и не в сотнях миллионов долларов в его распоряжении.
Истинный разрушительный потенциал ИГИЛ заключается в другом — в подрыве фундамента Саудовской Аравии как краеугольного камня современного Ближнего Востока. И мы должны понимать, что в данный момент Запад практически ничего не может с этим сделать — только сидеть и смотреть.
Ключом к пониманию реальной опасности ИГИЛ (на что указал саудовский исследователь Фуад Ибрагим, но его не заметили и не поняли) является преднамеренное и целенаправленное использование Халифатом в своей доктрине фразеологии Абд аль-Ваххаба, жившего в XVIII веке основателя (совместно с Ибн Саудом) идеологии ваххабизма и саудовского государственного проекта:
Абу Умар аль-Багдади, первый «повелитель правоверных» ИГИЛ, ещё в 2006 году сформулировал основополагающие принципы своего будущего государства. Среди его целей названо распространение монотеизма, «что является целью [ради которой люди были созданы] и смыслом [их обращения в ислам]…» Эта фраза буквально повторяет формулировку Абд аль-Ваххаба. Неудивительно, что труды последнего вместе с ваххабитскими комментариями к ним широко распространяются в регионах, подконтрольных ИГИЛ, и изучаются там на специальных занятиях. Дальше Багдади отмечает, что «целое поколение молодых людей взращено на основе позабытого учения верности и отречения».
А что это за «позабытая» традиция «верности и отречения»? Не что иное, как доктрина Абд аль-Ваххаба о том, что веры в единого (в его представлении антропоморфного) Бога — единственного существа, достойного поклонения — самой по себе недостаточно для превращения человека (мужчины или женщины) в мусульманина.
Человек не может считаться правоверными, если при этом не борется активно (вплоть до уничтожения) с любым другим объектом поклонения. Список таких потенциальных объектов почитания, которое аль-Ваххаб заклеймил как идолопоклонство, был настолько всеобъемлющ, что почти все мусульмане рисковали попасть под его определение «неверных». В результате перед ними вставал выбор: либо они обращаются в версию ислама, проповедуемую аль-Ваххабом, либо будут убиты, а их жены, дети и материальное имущество превратятся в законную добычу джихада. Даже простое выражение сомнения в этой доктрине, по словам аль-Ваххаба, должно повлечь за собой казнь.
Думаю, Фуад Ибрагим не столько хочет подчеркнуть в очередной раз крайнюю упрощенность религиозного видения аль-Ваххаба, сколько намекает нам на нечто совсем другое. Целенаправленно используя ваххабитскую фразеологию, ИГИЛ осознанно пытается подорвать весь регион — если эта бомба взорвётся, радикальным образом изменится весь Ближний Восток.
Ибо именно эта идеалистическая, пуританская, нацеленная на пропаганду риторика аль-Ваххаба и стала в свое время «истоком» всего саудовского «проекта» (который был жестко подавлен османами в 1818 году, но эффектно воскрес в 1920-е, и в результате превратился в то Саудовское Королевство, которое мы знаем сегодня). С момента своего возрождения в 1920-е Саудовский проект всегда нес в себе «ген» собственного самоуничтожения.
Саудовский хвост виляет американско-британской собакой
Парадоксально, но смертельный ген внедрил в новое государство шальной британский агент. Представителем Англии, приставленным к Азизу, был некий Гарри Сент-Джон Филби (отец Кима Филби, того самого офицера МИ-6, который работал на КГБ). Ему предстояло стать близким советником короля Абд аль-Азиза (после увольнения с британской службы) и оставаться до самой своей смерти ключевой фигурой при королевском дворе. Подобно Лоуренсу Аравийскому, он был арабистом. Кроме того, он обратился в ислам ваххабитского толка и был известен как Шейх Абдулла.
Сент-Джон Филби имел авантюрный характер: он решил сделать своего друга, Абд аль-Азиза, повелителем Аравии. Нет сомнений, что он действовал наперекор официальным инструкциям, реализуя эти амбиции. Например, когда он подтолкнул короля Азиза к экспансии в северный Неджд, ему прямо приказали прекратить эксперименты. Но Азиз (как замечает американский писатель Стивен Шварц) отлично знал, что Британия неоднократно обещала арабам государство после разгрома Османской империи, и это, несомненно, вдохновляло Филби и Азиза.
Не совсем ясно, что именно происходило между Филби и королем (подробности, похоже, целенаправленно засекречены), но похоже, что видение Филби не ограничивалось только государственным строительством, а включало в себя превращение более широкой исламской уммы (общины верующих) в ваххабитский инструмент, который гарантирует роль династии ас-Сауд как лидеров Аравии. Для того чтобы это произошло, Азизу требовалось получить британское согласие (а впоследствии — и американское признание). «В этом заключалась цель гамбита, разыгранного Абд аль-Азизом по совету Филби», отмечает Шварц.
Английский крестный отец Саудовской Аравии
В определенном смысле, Филби можно назвать «крестным отцом» судьбоносного соглашения, давшего саудовским королям право «направлять» суннитский ислам в сторону, выгодную западным интересам (на сдерживание социализма, баасизма, нассеризма, советского влияния, Ирана, и т. д.) — а в обмен на это Запад закроет глаза на использование Саудитами «мягкой силы» для «ваххабизации» исламской уммы (что уже повлекло за собой уничтожение исламской интеллектуальной традиции и разнообразия, а также посеяло семена глубокого раскола в мусульманском мире).
В результате — с тех пор и до сегодняшнего дня — британская и американская политика оказалась привязана к целям Саудитов как к своим, и попала от них в глубокую зависимость в вопросах выбора направления.
В политическом и финансовом плане саудовская политика Филби оказалась чрезвычайно успешна (с определённой, циничной и эгоистической, точки зрения). Но она всегда основывалась на британском и американском упрямстве: нежелании замечать опасный «ген» внутри ваххабитского проекта и его дремлющую способность в любой момент мутировать назад — в свою исходную кровавую и пуританскую форму. В конце концов, именно это и произошло — ИГИЛ и есть эта форма.
Для того чтобы завоевать (а затем удержать) признание Запада, требовалась полная смена облика: «проект» должен был превратиться из вооруженного, агрессивного, мессианского авангардного исламского движения в нечто похожее на нормальное государство. Такой процесс просто не мог быть легким, поскольку вызывал к жизни много неустранимых противоречий (пуританская мораль сталкивалась с реальной политикой и деньгами) — со временем проблемы адаптации к современности (неизбежно порождаемые государственностью) привели к тому, что вахаббитский «ген» активизировался, вместо того чтобы уснуть.
Уже сам Абд аль-Азиз столкнулся с аллергической реакцией в форме серьезного мятежа со стороны его собственного ваххабитского ополчения — саудовских ихванов. Когда завоевания ихванов достигли границ британских колоний, Абд аль-Азиз попытался осадить свое ополчение (Филби как раз убеждал его искать британского покровительства), но ихваны, и без того критиковавшие использование современных технологий (телефона, телеграфа и пулемета), «возмутились прекращением джихада в угоду светским соображениям реальной политики… Они отказались сложить оружие и вместо этого восстали против своего короля… После серии кровавых столкновений они были разгромлены в 1929 году. Бывшие ихваны, сохранившие верность королю, позднее вошли в [саудовскую] Национальную гвардию».
Сын и наследник короля Азиза, Сауд, столкнулся с реакцией другого рода (менее кровавой, но более эффективной). Сын Азиза был низложен с трона религиозными властями — в пользу своего брата Файсала — из-за своей страсти к роскоши и экстравагантного поведения. Его дорогой и показной стиль жизни оскорбил религиозных деятелей, которые ожидали, что «имам мусульман» будет вести праведную жизнь, направленную на распространение веры.
Король Файсал, сменивший Сауда, в свою очередь, был застрелен в 1975 году своим племянником, который явился ко двору якобы для принесения клятвы верности, но вместо этого выхватил пистолет и выстрелил королю в голову. Племянника возмущало проникновение западных представлений и инноваций в ваххабитское общество, вредившее основополагающим идеалам ваххабитского проекта.
Захват Большой мечети в 1979 году
Но гораздо более серьезной угрозой стало возрождение движения ихванов Джузайманом аль-Утайби. Кульминацией ихванского ренессанса стал захват Большой Мечети группой примерно в 400-500 вооруженных мужчин и женщин в 1979 году. Джухайман происходил из влиятельного в Неджде племени Утайби, которое играло активную роль в первоначальном движении ихванов в 1920-е годы.
Джухайман и его последователи, многие из которых учились в мединской семинарии, имели негласную поддержку, помимо прочих священнослужителей, со стороны Шейха Абдель-Азиза Бин База, бывшего муфтия Саудовской Аравии. Джухайман говорил, что Шейх Бин Баз никогда не возражал против его ихванских проповедей (которые, среди прочего, критиковали улемов за терпимость к «неверию»), но винил его в основном за речи о том, что «правящая династия ас-Сауд потеряла свою легитимность, потому что разложилась, вела роскошный образ жизни и уничтожила саудовскую культуру своей агрессивной политикой вестернизации».
Знаменательно, что последователи Джухаймана поначалу беспрепятственно проповедовали свои ихванские взгляды во многих мечетях Саудовской Аравии, пока Джухайман и еще несколько ихванов не были задержаны для допроса в 1978 году. Улемы (в том числе бин Баз) устроили им перекрестный допрос на предмет выявления ереси, но затем приказали их выпустить, поскольку увидели в них лишь традиционалистов, обращающихся к памяти ихванов — таких, как дед Джухайвана — а потому не представляющих опасности.
Даже после того, как попытка захвата мечети провалилась, у улемов сохранилась определенная степень терпимости к мятежникам. Когда правительство обратилось за фетвой, разрешающей использование вооруженной силы в мечети, бин Баз и другие старшие улемы использовали удивительно сдержанные выражения. Улемы не объявили Джухаймана и его последователей немусульманами, несмотря на нарушение святости Большой Мечети, они лишь назвали их «альджамаа аль-мусаллаха» (группа вооруженных людей).
Кадры захвата Большой мечети
Группа, которой предводительствовал Джухайман, состояла не из маргиналов, отчужденных от источников власти и богатства. В определенном смысле, они чувствовали себя как рыба в воде. Дед Джухаймана был одним из лидеров первоначальных ихванов, а после мятежа против Абд аль-Азиза многие из его товарищей попали в состав Национальной гвардии — более того, в Гвардии до истории с мечетью служил сам Джухайман. Именно там он смог достать оружие, получить военные наставления от симпатизировавших ему офицеров и устроить так, чтобы оружие и пища, необходимые для осады, были заранее спрятаны в Большой Мечети. Джухайман также сумел найти богатых спонсоров, согласных финансировать его предприятие.
ИГИЛ против вестернизированных саудитов
Мы рассказали здесь всю эту историю, чтобы дать читателю понять, насколько неуютно должно чувствовать себя саудовское руководство, наблюдая за подъемом ИГИЛ в Ираке и Сирии. Предыдущие выступления ихванов удалось подавить — но тогда они происходили внутри страны. ИГИЛ, однако, является неоихванским радикальным протестным движением, которое разворачивается за пределами королевства — и которое, более того, вслед за раскольником Джухайманом остро критикует правящую династию ас-Сауд.
Сегодня мы наблюдаем в Саудовской Аравии глубокий раскол между течением сторонников модернизации, к которому принадлежит король Абдулла, и «джухаймановским» течением, к которому относятся бин Ладен, саудовские сторонники ИГИЛ и саудовское религиозное сообщество. Этот же раскол имеет место и внутри самой королевской семьи Саудитов.
Согласно газете «Аль-Хайят» (принадлежащей саудитам), в июле 2014 года «в соцсетях были опубликованы результаты соцопроса среди саудовцев, согласно которым 92% опрошенных считают, что „ИГ соответствует ценностям ислама и исламскому праву“». Известный в стране комментатор, Джамаль Хашогги, недавно предупреждал о саудовцах, поддерживающих ИГИЛ, которые «наблюдают за происходящим из тени»:
Есть разгневанная молодежь с искаженным мышлением и пониманием жизни и шариата, и они готовы отказаться от наследия веков, как и от предполагаемых благ все еще неоконченной модернизации. Они превратились в мятежников, с эмирами и халифом, и захватили огромные пространства нашей земли. Они завладевают разумом наших детей и отменяют границы. Они отвергают все правила и законы, выбрасывают их… и заменяют своим видением политики, управления, жизни, общества и экономики.
[В глазах] подданных самопровозглашенного «повелителя правоверных», или халифа, у вас нет никакого выбора… Им все равно, выдающийся вы человек среди своего народа, ученый, предводитель племени или религиозный лидер, политик или даже судья… Вы должны подчиняться повелителю правоверных и принести ему клятву верности. Если их политику подвергают сомнению, Абу Убадия аль-Джазрави кричит: «Заткнись! Наш закон — писание и Сунна, и это все».
«Где мы ошиблись?» — спрашивает Хашогги. В армии Исламского государства есть от 3000 до 4000 саудовцев, и Джамаль советует «обратить взгляд внутрь, чтобы найти объяснение взлету ИГИЛ». Возможно, пришло время, говорит он, признать «наши политические ошибки», «исправить ошибки наших предшественников».
Король-модернизатор наиболее уязвим
Парадоксальным образом нынешний саудовский король, Абдулла, наиболее уязвим как раз потому, что показал себя модернизатором. Король ограничил влияние религиозных институтов и религиозной полиции — и, что важно, разрешил прибегать в юриспруденции к использованию четырех суннитских школ юридической мысли для тех, кто им привержен (аль-Ваххаб, напротив, протестовал против использования любых других школ юриспруденции, кроме своей собственной).
Шиитам, живущим на востоке Саудовской Аравии, разрешается даже использовать школу юриспруденции Джа’афари и прибегать к шиитским священнослужителям Джа’афари за судебным решением. (Аль-Ваххаб относился к шиитам с особой враждебностью, считая их отступниками. Еще в 1990-е годы такие религиозные авторитеты, как бин Баз — бывший муфтий — и Абдулла Джибрин озвучивали традиционное мнение: шииты являются неверными).
Некоторые из современных саудовских улемов смотрят на эти реформы практически как на провокацию против доктрины ваххабизма или, по крайней мере, как на очередной пример вестернизации. ИГИЛ, например, считает, что любой, кто обращается к какой бы то ни было иной юрисдикции, кроме юрисдикции Исламского государства, виновен в «неверии» — поскольку все «другие» юрисдикции включают в себя инновации или заимствования из других культур.
Ключевой политический вопрос заключается в том, приведет ли простой факт успехов ИГИЛ и полное проявление (даже расцвет) всех изначальных идеалов благочестия и радикализма к пробуждению и активации мятежного «гена», заложенного в саудовскую государственность.
Если это случится, и если Саудовская Аравия будет захвачена тем же рвением, что и ИГИЛ, регион Персидского залива никогда не будет прежним. Саудовская Аравия саморазрушится, и весь Ближний Восток изменится до неузнаваемости. Вот в чем, если кратко, заключается природа часовой бомбы, заложенной под Ближний Восток. Тот факт, что сторонники ИГИЛ ссылаются на Абд аль-Ваххаба и Джухаймана (оппозиционные труды которого циркулируют внутри ИГИЛ), представляет собой мощную провокацию: они предлагают саудовскому обществу зеркало, которое, как им кажется, показывает утерянную «чистоту нравов», отказ от ранних верований и убеждений, на смену которым пришли миражи богатства и вседозволенности.
Это та «бомба», которую ИГИЛ бросает в саудовское общество. Король Абдулла — как и его реформы — пользуется популярностью, и, вероятно, он сможет сдержать новую вспышку ихванского бунта. Но сохранится ли такая возможность после его смерти?
Вот в чем состоит проблема с вырисовывающейся сейчас американской политикой, которая, кажется, состоит опять в «управлении из тыла» и надежде, что суннитские государства и общины сплотятся в борьбе против ИГИЛ (как это происходит в Ираке с Советами пробуждения).
Эта стратегия кажется очень сомнительной. Кто захочет влезать в болезненный внутрисаудовский раскол? И облегчат ли скоординированные действия суннитских стран против ИГИЛ положение короля Абдуллы — или, напротив, возбудят и разозлят внутреннюю саудовскую оппозицию еще больше? Так кому же в точности угрожает ИГИЛ? Ответ ясен. ИГИЛ не угрожает Западу прямо (хотя Западу следует все же соблюдать осторожность и стараться не наступать на этого скорпиона).
История саудовских ихванов ясно показывает: как и у Ибн Сауда и Абд аль-Ваххаба в XVIII веке, как и у новых ихванов в XX веке, истинная цель ИГИЛ — Хиджаз, захват Мекки и Медины; легитимность, которая позволит халифам Исламского государства стать новыми эмирами Аравии.
Оригинал материала на сайте Huffington Post
