Первые контуры
Итак, мы знаем, что именно нам не нравится в нынешнем правящем режиме и что нас не устраивает в современной России. Думаю, людям, уже сделавшим свой выбор в пользу Комитета 25 января, проще всего найти точки соприкосновения именно по таким негативным вопросам. В конце концов, всех этих разных людей объединяет именно это — нынешнее положение вещей их не устраивает, перспективы выглядят еще хуже, и нужно что-то делать, самим, сейчас, когда Путин уйдет (а в том, что он в конце концов уйдет, никто всерьез не сомневается).
Мы вполне отдаем себе отчет, что переход власти будет тяжелым — после падения путинского режима страну в любом случае ждет период хаоса и борьбы. Но некие базовые ответы на вопрос «какой вы представляете себе новую Россию» понадобятся сразу же, а вовсе не после окончания этого переходного периода. Более того, именно эти ответы должны стать своего рода знаменем нашего движения в неизбежной борьбе; они важны.
Перемены разной степени радикальности наверняка будут предлагать все стороны — нынешняя Конституция РФ мало кого устраивает, и выбирать скорее всего придется между полным ее пересмотром и отдельными поправками. Что до нас, то нам потребуется новая, русская конституция. Невозможно (да это и не наша задача) сразу выдать на-гора её проект, да и вопросы придется решать слишком сложные, чтобы их можно было вот так просто и однозначно прикинуть по ходу дела. Понадобится широкая общественная дискуссия (и восстановление легитимности) — тут не обойтись без Учредительного собрания.
Нужно понимать, что само по себе оно не может дать ответ на все вопросы — а кроме того это сама по себе нетривиальная и трудоемкая задача. Во-первых, Учредительное собрание не получится провести немедленно. Кто будет участвовать в выборах в Учредительное собрание, кто будет выдвигать своих кандидатов? В России 1917 года, как ни крути, существовала развитая, обкатанная, уже не первый год функционирующая многопартийная система, где был представлен весь спектр политических сил, движений и группировок. Кто будет избираться у нас, если мы завтра объявим о выборах в Учредительное собрание? Нынешние парламентские партии? Так они не выражают и половины мнений русских людей. Представляете, что эти деятели там «научреждают»? Скорее всего, примерно то же самое, что мы имеем сегодня.
Выборы должна предварять радикальная реформа нынешнего антидемократического законодательства о партиях. Но этого мало: новым партиям необходимо дать время организоваться и «встать на ноги». Избиратель должен их знать, представлять себе различия между их взглядами и программами, а не голосовать сердцем за единственное знакомое лицо. Новые партии необходимо пропустить как минимум через один цикл местных — а возможно и федеральных — выборов, прежде чем можно будет всерьез заводить речь об Учредительном собрании. До УС нам придется каким-то образом прожить в лучшем случае пару-тройку лет. Причем по старой Конституции и в основном со старыми органами государственной власти, хоть и с новыми людьми. Если прибавить сюда накал политической борьбы, высокую вероятность массовых беспорядков и реальную угрозу гражданской войны, то времена получаются совсем интересные, примерно как в популярном китайском проклятии.
Еще одна опасность — соблазн переложить решение всех важных вопросов на грядущее Учредительное собрание. «Вот соберутся умные люди, подумают, обсудят, договорятся и все порешают, не будем забегать вперед, у нас и так сейчас текущих забот выше крыши». Это та самая ловушка тотального «непредрешенчества», которая в свое время погубила Белое движение. В условиях острого политического противостояния внутри страны (тем более гражданской войны) побеждает в конечном итоге тот, кто сможет предложить населению четкий и понятный ответ на ключевой вопрос: «как мы будем жить дальше». Ответ может нравиться не всем, он может быть популистским или утопическим, как у большевиков, но он должен быть. «Вот победим, а потом разберемся» — это не ответ.
Нам с первого же дня нужна внятная и доступная населению программа. На Учредительное собрание надо идти с готовым в общих чертах проектом — там можно торговаться по деталям, но общая его суть не должна «определяться на месте». И проект этот должен быть сформулирован и озвучен задолго до УС. С первого до последнего дня люди должны знать, за что именно они борются. Иными словами, нам уже сейчас необходимо начинать формулировать — сначала хотя бы для себя — какой должна быть новая Россия. Русским Национальным Государством, это понятно, с этим никто и не спорит. Но что должно представлять собой это РНГ на практическом, конституционно-правовом уровне?
Давайте начнем с формы правления. Республика или монархия? Среди русских националистов представлены сторонники обеих точек зрения. Уживаются они друг с другом в целом мирно, но рано или поздно вопрос неизбежно придется решать. Монархисты очень часто разумные, умеренные и вменяемые люди — так что мысль о конституционной монархии нельзя отметать с порога. Но выбирая форму правления нужно исходить из сугубо прагматических, рациональных соображений. В нынешней ситуации у монархической идеи есть несомненные плюсы, но есть и столь же несомненные проблемы.
Если мы посмотрим на подавляющее большинство монархий, существующих в современном мире, мы увидим государства с непрерывной, уходящей практически неразрывно в глубь веков политической традицией. Кроме того, эти общества по своей социальной структуре весьма консервативные — не всегда сознательно консервативные, но де-факто сохранившие следы, остатки и пережитки более ранних этапов своего развития. Да, старая феодальная аристократия могла растерять 99% своих привилегий, но она все еще вполне жива, она составляет вполне узнаваемую, сплоченную, когерентную социальную группу, сохраняющую в значительной степени свои внутренние традиции и определенные взгляды на жизнь. В обществе она играет заметную роль — экономическую, да и идеологическую тоже. В таких условиях монархия как живое, зримое, осязаемое воплощение политической традиции смотрится органично и имеет институциональный смысл.
Но что мы имеем в современной России? Наше общество сейчас не имеет никакой живой политической традиции вообще. Прежняя, органическая, выросшая естественным путем на протяжении столетий — была уничтожена в 1917 году, носители ее либо физически истреблены, либо вытеснены из страны, либо лишены своей социально-корпоративной идентичности (в современной России можно разыскать людей, чьи предки происходили из высших классов Империи, и некоторые из них даже об этом помнят, но это уже не социальная группа). Да, теоретически, остатки старой имперской аристократии еще живы в эмиграции — и идея вернуть их на Родину, чтобы они здесь послужили ядром или зерном для формирования новой элиты, довольно соблазнительна. Технически это, однако, задача не из простых — отличие России от той же Польши, которая после падения советской власти успешно вернула значительную часть своей политической эмиграции и провела реституцию собственности, состоит в том, что в Польше вся советская власть уложилась примерно в полвека — то есть ломка и восстановление произошли на глазах одного поколения. У нас воды утекло гораздо больше, дров мы тоже наломали порядочно.
Кроме того, говоря о монархии, часто упускают из виду еще одну важную вещь. Если иметь в виду современную конституционную монархию в том виде, в каком она существует в развитых европейских странах, то главной опорой ее политической системы (если отстраниться от самого института монархии) является развитый парламентаризм. Грубо говоря, конституционная монархия — это не «президентская республика с монархом вместо президента», как часто думает неграмотный обыватель. Это парламентская республика с монархом, символически уравновешивающим полновластие парламента. Именно парламент там формирует правительство, и именно парламент определяет политику страны. Соответственно, такая структура требует… правильно, развитой, стабильно функционирующей, хорошо обкатанной партийной системы. Для нее нужны не скороспелые партии-однодневки и не «партии одного лидера», а партии с вековой историей и собственным лицом, отдельным от их предводителей. Попытка переложить несущие функции на парламент в РФ неизбежно приведет к перманентному политическому кризису в стране. Нашему парламентаризму требуются минимум два-три поколения стабильного развития в правильных условиях (при нормальном партийном законодательстве и демократической системе выборов), прежде чем он сможет потянуть такую роль.
Итак, республика. Но какая? Из уже сказанного по поводу конституционной монархии понятно, что и переход к парламентской республике для нынешней России составляет колоссальную проблему. Нормальный парламентаризм в нашей стране закончился вместе с Государственной думой последнего дореволюционного созыва. С тех пор парламентов у нас не было и нет, есть балаганы разной степени потешности. Разумеется, эту ситуацию необходимо исправлять, и развитие русского парламентаризма должно стать одной из приоритетных задач новой власти. Но для этого должны пройти поколения, а Россией надо управлять здесь и сейчас. Президентская республика — далеко не идеальный вариант, но его требуют сами обстоятельства.
И вот здесь необходимо понимать, что такое президентская республика. Нет, это не «государство, где вся власть сосредоточена в руках президента» — ни в коем случае. Классические примеры президентских республик в современном мире — это Франция или США. И та, и другая страна безмерно далеки от президентской диктатуры. Безмерно далека нормальная президентская республика и от той экзотической, неслыханной модели государственного устройства, которая закреплена в нынешней Конституции Российской Федерации и которая обычно вызывает тихий культурный шок у любого иностранца. Наши юристы стыдливо окрестили ее «суперпрезидентской», но даже это название плохо передает ее суть.
В чем заключается суть любого современного демократического государства, будь то конституционная монархия, парламентская или президентская республика? В базовом принципе разделения властей. Запрет сосредотачивать все властные функции в одних руках («сам придумываю законы, сам их исполняю, сам караю за их нарушение») как раз и оберегает гражданина от произвола и насилия со стороны государства. Потому что в противном случае абсолютно ничто (кроме «честного благородного слова» власть имущего) не гарантирует, что завтра вставший не с той ноги отец нации не решит отобрать у вас все имущество, а при попытке сопротивления не поставит к стенке (все на совершенно законных основаниях).
Поэтому принцип разделения властей — это sine qua non, обязательный и незаменимый признак не только современного демократического государства, но и цивилизации как таковой, один из главных водоразделов между ней и варварством. Все различия между существующими демократическими формами правления, собственно, и сводятся к деталям того, как именно это разделение осуществляется, как именно претворяется в жизнь та самая пресловутая «система сдержек и противовесов» между различными ветвями власти — то есть кто какие функции выполняет, кто кого назначает и кто перед кем отвечает. Диктатуры одной из ветвей власти нет ни в одной модели, но баланс между ними слегка смещается в ту или иную сторону.
Во всех моделях законодательная власть представлена парламентом, исполнительная — правительством. При этом парламент, так или иначе, принимает участие в формировании правительства — просто он может доминировать в этом процессе абсолютно, а может утверждать (или не утверждать) предложенные ему варианты. В парламентском государстве главой правительства является премьер-министр, который либо избирается парламентом из числа своих членов (республика), либо назначается монархом (конституционная монархия), но на базе писаного или неписаного компромисса с парламентом и опять же из его числа. В парламентской республике может быть должность президента (см. современную Германию), но он выполняет преимущественно символические функции, участвуя в государственном управлении. Настоящая исполнительная власть сосредоточена в руках премьер-министра.
Главное отличие президентской республики заключается в том, что в ней функции главы государства (те самые символические, представительские и т. д.) и функции главы исполнительной власти (т. е. главы правительства) объединены в одном лице — в фигуре президента, который обычно избирается совершенно независимо от парламента (будь то прямое всенародное голосование или ступенчатая система выборщиков, как в США). Повторю практически по слогам: в президентской республике именно президент является главой правительства. Никакой должности премьер-министра президентская республика не предусматривает, это абсурд. Премьер-министр нужен только тогда, когда глава государства не обладает реальной властью и не принимает прямого участия в государственном управлении.
Дублирование функций президента и председателя правительства в нынешней Конституции Российской Федерации приводит к нездоровой ситуации. Авторы этого прекрасного документа придумали собственную модель, в которой президент должен как бы парить над всеми ветвями власти, помогая им поддерживать баланс и при необходимости вмешиваясь для разрешения противоречий. Специально для этого даже изобрели формулировку «гарант конституции» (или «конституционного строя»).
С первого взгляда идея кажется логичной, но на деле она абсурдна и разрушительна. «Гарантировать конституционный строй» и разрешать противоречия вообще-то изначально призвана судебная власть — для чего ей и нужна независимость. Лишая ее этих функций, посылая «ищущих справедливости» не в суд, а к президенту, мы тем самым вполне логично превращаем суд из самостоятельного арбитра в придаток других ветвей власти (исполнительной, прежде всего), в конечном итоге — в абсолютно подконтрольный институт административного или карательного назначения. Одновременно с этим сама логика развития ситуации быстро приводит нас к возникновению в стране практически параллельного правительства, выполняющего схожие функции, но при этом находящегося вне демократической системы сдержек и противовесов — что мы и наблюдаем в лице Администрации президента. Происходящее сейчас абсолютно закономерно — за десять лет дело дошло до превращения президента в отдельную дополнительную ветвь власти, обладающую неясными, но очень широкими полномочиями при минимуме конституционных ограничений. Принцип разделения властей приказал долго жить. РФ — это не «суперпрезидентская республика». Это немонархический авторитаризм, внешне маскирующийся под республику, но ограниченный на практике лишь страхом переворота и/или вмешательства внешних сил.
Поэтому «построить в России президентскую республику» — это не про косметические изменения, как может показаться, это про весьма радикальные изменения нынешней модели государственного устройства. Потребуется, во-первых, полный (от слова «до основания») демонтаж существующего сейчас института президентства, с упразднением всего обслуживающего его аппарата снизу доверху; никаких переименований, только упразднять. Людям, которые сейчас трудятся в ведомствах типа АП, невозможно будет найти применение в органах любого нормального современного государства, их квалификация — это «кардинал», «фаворит» или «глашатай короля», абсолютная архаика. Полномочия и функции президента необходимо определить более узко и четко, упразднить должность премьер-министра и возложить на президента задачу непосредственного руководства кабинетом. Срок президентских полномочий, а заодно и количество потенциальных переизбраний необходимо урезать и на будущее жестко ограничить. Собственно, «классическая» модель (4 года и не более 2 сроков) возникла не на пустом месте — это результат серьезного практического опыта, от которого не следует легко отмахиваться.
Но кардинальная реорганизация исполнительной власти — это лишь верхушка айсберга. На самом деле серьезные реформы должны коснуться всех ветвей — и законодательной, и (в особенности) судебной, ведь нам необходимо устранить перекос, порожденный нездоровой мутацией президентской власти. Взаимоотношения президента и парламента необходимо сбалансировать — в современной России парламент превращен по сути в своеобразный филиал президентской канцелярии, исправно ставящей штамп «одобрено» под президентскими законопроектами (кто тут вообще законодательная власть?). Независимость парламента нужно увеличить — в частности, резко сократив президентские полномочия. Парламент существует, чтобы быть головной болью президента — это его главная демократическая функция. Если президент может распустить парламент по щелчку пальцев, теряется весь смысл.
Наконец, судебная система — одна из самых болезненных проблем современной России. Когда мы говорим, что у нас нет независимых судов, нужно понимать, что речь идет не только о защите прав и интересов гражданина (хотя что может быть важнее), но и о стабильности и исправном функционировании всей государственной системы. Именно суд — а вовсе не президент — решает спорные моменты правоприменения и толкования законов, именно он разбирается с конфликтами и противоречиями внутри системы государственной власти. Без подлинно независимого суда любой закон очень быстро превращается в легендарное дышло из известной поговорки — в первую очередь в руках исполнительной власти.
Суд не может быть «орудием» государства — или кого бы то ни было. В некотором роде это самая важная из всех ветвей власти, именно качество ее работы и характер ее взаимодействия с населением формирует правовой климат в обществе и отношение к государственным институтам вообще. Если человек боится связываться с судом или не верит, что суд может эффективно защитить его права, это провал всего государства в целом — оно попросту не оправдывает своего существования. Независимость, открытость и доступность суда для простого гражданина должны быть важнейшими целями судебной реформы. Возможно, судьи низшего звена (первой инстанции) должны избираться населением (разумеется, при соблюдении требований к квалификации кандидатов). Законодательство о суде присяжных должно быть расширено и тщательно проработано с учетом как мировой, так и русской дореволюционной практики.
Конституция Российской Федерации 1993 года была написана, скажем честно, с одной-единственной целью — обеспечить бескомпромиссное, безраздельное доминирование одной из ветвей власти, превратив остальные в ее придатки. Конституция Российской Федерации была написана для человека, и мы все этого человека знаем. Потом лицо сменилось, но система-то осталась прежней: Путин не попрал никакой особенной демократии просто потому, что ему достались готовые инструменты для диктатуры.
Хорошие новости: такие системы редко переживают одного или двух диктаторов. Где нет прочной системы сменяемости власти, всегда воцаряется хаос. Конституция путинской России не переживет Путина — что бы Путин или его враги не пытались предпринять. И если мы не хотим, чтобы страна надолго провалилась в хаос, всерьез готовиться к этому моменту надо начинать уже сейчас.