Мы с вами часто вспоминаем военных и политических деятелей нашей горячо любимой Исторической России, ее представителей в области литературы и искусства. Но почему-то редко говорим о великих русских инженерах и конструкторах, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю развития мировой инженерной мысли.

Я хочу поведать вам о человеке, появившемся на свет еще при Его Величестве Императоре Николае I, но чьи конструкторские решения даже в XXI веке являются одними из главных принципов строительства авангардных зданий.

Об авторе величественных перекрытий Верхних торговых рядов (нынешний ГУМ), Брянского (ныне Киевского) и Казанского вокзалов в несколько тысяч квадратных метров, нависающих над нашими головами и каждый раз вызывающих в нас неописуемый восторг. О человеке, чьи разработки в сфере нефтедобывающей промышленности навсегда изменили эту отрасль: благодаря ему мы используем в наших транспортных средствах именно тот бензин, который каждый из нас может легко приобрести на ближайшей АЗС. Мазут, сжигаемый в промышленных печах и котлах электростанций, до открытий этого человека считался бесполезным отходом производства.

Я хочу рассказать об ученом, чей профессиональный путь не менее насыщен событиями, чем жизненный. Его имя — Владимир Григорьевич Шухов, и современники называли его никак не иначе, чем «первый русский инженер».

Отрочество

Жизненный путь великого инженера начался в небольшом, малоприметном и тихом провинциальном городке Грайвороне Курской губернии. Начиная с деда героя моего повествования, дворянский род Шуховых становится потомственным. Отец Владимира Григорьевича, Григорий Петрович, был самым младшим ребенком в семье. Данные о дате его рождения разнятся: одни источники утверждают, что он родился в 1827 году, другие же — что в 1824-м. Он окончил юридический факультет Харьковского университета (из стен которого вышло немало крупных ученых: математик М.В. Остроградский, филологи А.А. Потебня и В.И. Григорович, историк Н.И. Костомаров и другие), считавшийся, после Петербургского, Московского и Киевского, одним из лучших в Империи. Уже в 29 лет, благодаря своему образованию, трудолюбию, решительному и твердому характеру, Григорий Шухов был произведён в титулярные советники (гражданский чин, равный армейскому капитану). Он получил бронзовую медаль на Владимирской ленте за заслуги в Крымской войне 1853–1856 гг. Мать Владимира Григорьевича, Вера Капитоновна, была дочерью подпоручика Капитона Пожидаева, имевшего маленькое имение в Щигровском уезде той же Курской губернии, но более старые дворянские корни. Ввиду частых переводов отца по службе семья Владимира Григорьевича успела пожить в Курске, Херсоне и Санкт-Петербурге. Родители Владимира Григорьевича с самых ранних лет воспитывали в нем целеустремленность, трудолюбие, проницательность и жажду к знаниям. Особо проявлялась у ребенка тяга к астрономии.

О первых шагах юного Шухова в начальном образовании доподлинной информации, к сожалению, нет. Есть основания полагать, что он учился в Курской и Херсонской гимназиях, но возможно — только в Курской. Зато хорошо известно, что в 1864 году в одиннадцатилетнем возрасте он поступает в Петербургскую гимназию.

В столичной гимназии Владимир Григорьевич начинает проявлять блестящие способности к точным наукам, особенно к математике. Очень примечателен один случай, произошедший с ним во время учебы: однажды на уроке он доказал теорему Пифагора нестандартным способом, который вывел лично. Преподаватель-ретроград отметил оригинальность доказательства, но все же поставил низший балл за отступление от догмы. Этот досадный инцидент не помешал ему окончить гимназию с блестящим аттестатом.

Владимир Григорьевич Шухов в юности

Вселенная чисел настолько увлекает будущего инженера, что он твердо решает поступить на физико-математический факультет Петербургского университета. Но мечте его, однако, сбыться было не суждено. Обучение в столичном университете требовало немалых денежных расходов, коих у Шуховых в ту пору и так было достаточно: расточительный образ жизни матери, рождение двух младших сестер, необходимость позаботиться о приданом для старшей отнюдь не укрепляли материального положения семьи. Чтобы не обременять отца заботами о своем будущем, Владимир Григорьевич, уже в гимназии подрабатывавший частными уроками, решил поступить в учебное заведение, имеющее места для «казеннокоштных» воспитанников (в ту пору аналог нынешних «бюджетников»). С подачи отца выбор молодого человека пал на Императорское Московское техническое училище. Этот выбор стал судьбоносным, определив его дальнейший путь в науке и приведя к становлению великого русского инженера.

Становление

В 1871 году, когда Шухов поступил в Императорское Московское техническое училище, в этом учебном заведении состоялся первый выпуск дипломированных специалистов. Их было всего 14 человек: пять инженеров-механиков, пять инженеров-технологов и четыре механика-строителя.

С самого начала ИМТУ стало одной из лучших технических школ мира. Учебные программы здесь составлялись на основе учебных и практических курсов Петербургского института корпуса инженеров путей сообщения — самого передового учебного заведения Европы данного профиля. Своим подопечным училище давало прекрасную возможность получить образцовую физико-математическую подготовку, приобрести глубокие знания по другим теоретическим дисциплинам и одновременно овладеть прикладными ремеслами, столь необходимыми инженеру-практику.

Новаторская система обучения была настолько эффективна и востребована, что в 1876 году президент Бостонского (Массачусетского) технологического института профессор Джон Ранкл обратился к директору ИМТУ Виктору Карловичу Делла-Восу с такими словами:

«За Россией признан столь полный успех в решении важной задачи технического образования, что в Америке после этого никакая иная система употребляться не будет… Я с нетерпением желаю ввести Ваш метод в наш институт в полной уверенности, что он здесь получит такое же успешное развитие, как и у Вас. Нельзя ли нам получить Ваши модели инструментов в увеличенном виде, а также коллекции образцов работ, производимых в Ваших мастерских? Желательно применить в точности Вашу систему, имея перед глазами и Ваши образцы… Вы можете быть уверены, что Ваша система будет введена во всех технических школах нашей страны, как только её увидят в применении в нашем институте».

В момент зачисления в училище семья Владимира Григорьевича уже жила в Варшаве, что делало посещения родных редкими и позволяло с головой окунуться в учебный процесс. Не давала расслабиться и жесткая дисциплина, принятая в учебном учреждении: строгий режим, казарменное положение, мелочный надзор. От воспитанников требовали отличного усвоения основ физико-математических знаний, овладев которыми инженер имел бы весь инструментарий для своего дальнейшего самостоятельного роста.

Будущий светоч русской инженерной мысли работал в читальном зале, чертежной, столярной и слесарной мастерских. Рвение молодого специалиста было по достоинству оценено его преподавателями — видными учеными той эпохи. Среди них были такие заметные фигуры, как доцент кафедры аналитической механики Н. Е. Жуковский (русский механик, создатель аэродинамики как науки), почетный член педагогического совета академик Пафнутий Львович Чебышёв (основоположник петербургской математической школы, академик Петербургской академии наук и ещё 24 академий мира, величайший — наряду с Н. И. Лобачевским — русский математик XIX века, который прославился своими работами по теории чисел, теории вероятности и теоретической механике) и профессор кафедры математики Алексей Васильевич Летников (маэстро аналитической геометрии, дифференцирования, тригонометрических и сферических функций).

В 1874 году, будучи учеником 1-го специального класса, Владимир Григорьевич сделал свое первое ценное с практической точки зрения изобретение: разработал конструкцию паровой форсунки для сжигания жидкого топлива. Проблема, за решение которой он взялся, была в те времена актуальнейшей. Конструкция была очень простой и компактной, в отличие от тех аппаратов, которые ранее были разработаны Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Тем не менее изобретение не сразу получило свою широкую известность, и лишь в 1879 году Шухов подал заявку, а в 1880-м получил патент.

В 1876 году он с отличием заканчивает ИМТУ. Аттестат был выдан Шухову без защиты дипломного проекта: этим жестом Педагогический Совет училища решил наградить выпускника, уже на студенческой скамье ставшего полноценным изобретателем. В тот же миг Пафнутий Львович Чебышёв делает молодому инженеру-механику лестное предложение о совместной научной и педагогической работе в университете. Однако Владимира Григорьевича больше привлекают не теоретические исследования, а практическая инженерная и изобретательская деятельность. Он отказывается от предложения, и в составе научной делегации в порядке поощрения командируется Советом Училища в Соединенные Штаты Америки на Всемирную выставку в честь столетия независимости от Великобритании, для ознакомления с достижениями мировой промышленности. Выставка открывалась в мае того же года в Филадельфии, в Фермаунт-парке, на берегах живописного озера. Мероприятие встретило всех прибывших гостей пышными торжествами. Выставка была призвана стать триумфом американской промышленности, и с этой задачей успешно справилась. По итогам мероприятия Императорскому Московскому техническому училищу были присуждены три медали Экспертной комиссией выставки. Огромный интерес к экспонатам русского училища проявил Томас Алва Эдисон. Заканчивая беседу с московскими профессорами и другими участниками делегации, 29-летний американский изобретатель в знак уважения дарит им свою фотографию с автографом.

Научная командировка в Соединенные Штаты сыграла определяющую роль в жизни Шухова. Во время выставки он познакомился с Александром Вениаминовичем Бари, русским инженером и предпринимателем, уроженцем Петербурга, впоследствии создателем первой в России инжиниринговой компании. На момент знакомства с Владимиром Григорьевичем Бари уже несколько лет жил в Америке, участвовал в строительстве главного и других зданий данной Всемирной выставки, был ответственным за все металлоконструкции, сооружение которых принесло ему Гран-При и золотую медаль этой выставки. Именно Бари принимал русскую делегацию, оказывал ей помощь в знакомстве со страной и с выставкой, помогал в закупке оборудования, инструментов и образцов изделий для мастерских технического училища, показывал русским ученым металлургические заводы Питтсбурга, строительство железных дорог и все новейшие достижения американской техники. Александр Вениаминович много говорил о России с соотечественниками, и из этих бесед понял: страна, уже вступившая в свой «золотой век» в сфере культуры, теперь стоит на пороге бурного промышленного подъема, стремительного развития техники, а значит именно в родном Отечестве он сможет во всей полноте проявить и реализовать свой предпринимательский талант.

Немного позже, в знак высокой благодарности за оказанную всестороннюю помощь делегации, в 1877 году Бари избирают членом-корреспондентом педагогического совета ИМТУ, и при полной поддержке своей жены Александр Вениаминович вместе с семьей возвращается на родину.

В. Г. Шухов и А. В. Бари

Вернувшись из Америки, Шухов в должности начальника поступает на службу в чертежное бюро Управления Варшавско-Венской железной дороги в Петербурге, старейшей в России после Царскосельской и на тот момент одной из самых важных и доходных в стране. Однако монотонная канцелярская работа над чертежами железнодорожных насыпей, станционных зданий и локомотивных депо сразу начинает сильно угнетать молодого изобретателя, особенно на фоне ярких впечатлений от заокеанской поездки (хотя эти навыки в последующем ему весьма пригодились). В свете своих научных интересов на стыке биологии и техники и по настоянию друга семьи, знаменитого русского хирурга и анатома Николая Ивановича Пирогова, Владимир Григорьевич поступает вольнослушателем в Военно-медицинскую академию. Он посвящает занятиям все свободные от службы вечера и выходные. Шухов был уверен в том, что биология, и особенно анатомия человеческого тела, может открыть перед инженерией неожиданные широкие возможности. К сожалению, в связи со спецификой своего организма (все пять чувств у него от природы были обострены до предела), плохой переносимостью вида крови и хроническим переутомлением, расстроившим здоровье (врачи определили у Шухова начинающуюся чахотку), после двух лет занятий он был вынужден прекратить посещение Академии.

Тем временем Александр Вениаминович Бари, после неудачной попытки коммерческого сотрудничества со своим братом Вильямом, воспользовавшись своими связями в отечественных научно-технических кругах, становится главным инженером Товарищества нефтяного производства братьев Нобель (да-да, именно тех самых Роберта, Людвига и всем известного Альфреда!). Он начинает заниматься эксплуатацией Бакинских нефтяных месторождений, в том числе организацией наливной системы перевозки и хранения нефти. Бари быстро осознает огромный потенциал данных месторождений. Ему также становится ясен объем практических проблем технического характера. Бари требуются свежие, новаторские инженерные решения.

От своего старого друга, профессора ИМТУ Федора Евпловича Орлова, Александр Вениаминович узнает, что чрезвычайно талантливый выпускник училища Владимир Григорьевич Шухов, чей научный потенциал он успел по достоинству оценить еще на Филадельфийской выставке, в данный момент находится в Петербурге. Бари отправляется с визитом к молодому инженеру и делает ему весьма заманчивое деловое предложение: принять руководство отделением Товарищества в Баку — новом центре быстро развивающейся российской нефтяной промышленности — и заняться проблемами хранения и транспортировки нефти. Естественно, 24-летний Шухов с воодушевлением соглашается на данную работу. Проведя лето 1878 года в Царском Селе, Владимир Григорьевич осенью того же года выезжает в Баку. Именно это решение и стало поворотным пунктом в его профессиональном развитии.

То что Шухов решил связать свою жизнь с частным предпринимательством, уже в то время было делом вполне естественным и привычным. Свобода в профессиональной реализации и материальное благосостояние для многих имели гораздо большее значение, чем государственные чины и награды.

Под эгидой Товарищества братьев Нобель, в том же 1878 году, Владимир Григорьевич становится автором проекта и главным инженером строительства первого нефтепровода Российской Империи: Балаханы — Чёрный Город. Работая на нефтяных промыслах в Баку, Шухов разработал основы подъёма и перекачки нефтепродуктов, предложил метод подъема нефти с помощью сжатого воздуха — эрлифт, разработал методику расчёта и технологию строительства цилиндрических стальных резервуаров для нефтехранилищ.

В 1880 году молодой русский гений впервые в мире осуществляет промышленное факельное сжигание жидкого топлива с помощью изобретенной им еще в годы студенчества форсунки, позволявшей эффективно сжигать и мазут, считавшийся ранее отходом нефтепереработки.

В том же году Александр Вениаминович Бари решает основать в Москве свою фирму под названием «Техническая контора инженера А. В. Бари» (позже «Строительная контора инженера А. В. Бари»), и, естественно, приглашает Шухова занять должность главного конструктора и главного инженера. Именно в это время в полной мере реализовались все преимущества союза блестящего менеджера и талантливого русского инженера. Их совместная работа продлилась почти сорок лет.

С 1885 года Владимир Григорьевич начинает активно работать над проектированием и дальнейшим строительством на реке Волге первых русских речных танкеров-барж. В 1891 году в паре со своим коллегой он получает патент на свое, пожалуй, главное изобретение в нефтяной сфере — промышленную установку для термального крекинга — перегонки нефти с разложением на фракции под воздействием высоких температур и давлений, вследствие которой из полезного ископаемого вырабатывается бензин и другие продукты нефтепереработки. На сегодняшний день крекинг является одной из стадий глубокой переработки нефти; вслед за крекингом осуществляется риформинг, гидроформинг и другие процессы, в ходе которых тяжелые углероды распадаются на более легкие. Начало этой сложной цепочке было положено именно изобретением Шухова.

Примечательно, что спустя почти четверть века в уже советскую Москву прибудет делегация американской компании Sinclair Oil. Её целью будет поиск доказательств того, что патенты химика Вильяма Бартона в данной области не являются первыми в своем роде, чтобы тем самым лишить своего главного конкурента по нефтяному рынку — рокфеллеровской Standard Oil — монопольного права на крекинг нефти. Шухов, сравнив свой патент 1891 года с американскими патентами 1912–1916 годов, доказал, что американские крекинговые установки повторяют его изобретение и не являются оригинальными.

Нефтепереработка была не единственной отраслью, в которой Шухов реализовал свой инженерный гений. К концу века он имел обширный опыт работ в гидравлике и гидротехнике, принимал участие в проектировании и строительстве водопроводов Кузнецка, Сызрани, Житомира, Бузулука, Самары, Серпухова, Одессы, Калуги, Нахичевани, Царицына, Тамбова, Харькова и Воронежа.

При проектировании московского трубопровода Шуховым и его коллегами Евгением Карловичем Кнорре и Константином Эдуардовичем Лембке была создана новая универсальная методика расчета водопроводов, позволяющая существенно сократить финансовые затраты на строительство самого современного на тот момент трубопровода. В феврале 1889 года проект сначала с восторгом был встречен в Министерстве путей сообщения, но учрежденная в июне того же года новая Временная комиссия по надзору за устройством нового водопровода в Москве потребовала уменьшить необходимые для осуществления водоснабжения ассигнования и, следовательно, сократить объем работ. В результате был разработан менее масштабный проект.

Какими бы масштабными ни были инженерные решения Шухова в сфере нефтепереработки, водоснабжения и водоотведения, самую большую известность Владимиру Григорьевичу принесли его достижения в области металлических конструкций.

Всероссийская выставка

С 1890-х Владимир Григорьевич начинает активно заниматься проектированием железнодорожных мостов. В общей сложности по проектам Шухова в России было построено 417 экономических выгодных быстровозводимых мостов. Но по-настоящему крупнейшим событием в культурной, промышленной и технической жизни страны того периода и подлинным триумфом инженерной мысли Шухова стала крупнейшая в Дореволюционной России Всероссийская выставка 1896 года в Нижнем Новгороде, которая в значительной мере была профинансирована Государем Императором Николаем II.

Мероприятие имело воистину исполинские масштабы: только одних зданий и сооружений для него было возведено более 190 штук. Вся выставочная территория освещалась электричеством и была прорезана круговой электрической дорогой протяженностью почти четыре километра. Для сообщения города с выставкой также были устроены электрическая железная дорога, два элеватора и особые пароходные курсы. Для посетителей выставки были установлены 183 маршрута из разных городов России по железным дорогам и водным артериям. К открытию выставки в городе был пущен первый в России электрический трамвай. Всего за 125 дней проведения выставку посетили свыше 990 000 человек, было представлено около 9700 экспонентов.

В общей сложности Шухов запроектировал для выставки восемь павильонов общей площадью около 27 тыс. квадратных метров. Четыре павильона были с висячими покрытиями, столько же перекрыты сетчатыми оболочками пролетом 32 метров. Данные конструкции были мировой презентацией нового инженерного подхода, опередили свое время примерно на 50 лет и положили начало новому направлению в строительном искусстве. Похожая по конструкции висячая кровля элеватора в городе Олбани в США появилась только в 1932 году, а покрытие в форме опрокинутого усеченного конуса во Французском павильоне в югославском Загребе было установлено лишь только в 1937-м. Ко всему прочему, главной достопримечательностью выставки стала легендарная водонапорная «Шуховская башня» высотой 32 метра: она была первой в мире гиперболоидной конструкцией. Оболочка гиперболоида вращения явилась совершенно новой, никогда раньше не применявшейся в архитектуре формой. После окончания выставки она была выкуплена русским меценатом и владельцем стекольных заводов Нечаевым-Мальцовым и установлена в его родовом имении в Липецкой губернии. Башня сохранилась до наших дней, является памятником архитектуры, но, как и многие другие объекты русского наследия при нынешней власти, ныне находится в крайне плачевном состоянии.

Водонапорная башня Шухова, которая после Выставки была выкуплена Нечаевым-Мальцовым

Стоит упомянуть, что на Нижегородской выставке помимо вышеуказанных инженерных прорывов были и другие знаковые презентации: первый в мире радиоприемник (в ту пору именуемый грозоотметчиком) конструкции Александра Степановича Попова, первый русский автомобиль конструкции Евгения Яковлева и Петра Фрезе и другие технические изобретения, технологии и художественные достижения процветающей России.

В течение последующих 15 лет после Нижегородской выставки шуховские башни появляются в более чем 30 городах России и олицетворяют собой эталон функциональной практичности, надежности и эстетического совершенства. Сам Владимир Григорьевич высказывался про свои конструкции следующим образом:

«Что красиво смотрится, то — прочно. Человеческий взгляд привык к пропорциям природы, а в природе выживает то, что прочно и целесообразно».

Дебаркадеры Брянского и Казанского вокзалов в Москве, светопроницаемые перекрытия Верхних торговых рядов, Музея изящных искусств, Фирсановского (Петровского) пассажа, Московского главного почтамта, Бахметьевского гаража, стеклянный купол Метрополя, 70-метровый сетчатый стальной Аджигольский маяк под Херсоном, а также сотни других перекрытий общественных зданий и промышленных объектов, водонапорных башен, морских маяков и опор линий электропередач — вот далеко не полный список проектов Шухова, успешно реализованных им до Великой войны. Однако военное время всегда диктует свои условия.

В «Строительной конторе инженера А. В. Бари» все чаще появляются представители армии и флота, и военные заказы быстро отодвигают на второй план привычные гражданские работы. Несмотря на свои гуманистические взгляды и непринятие войны, остаться в стороне Шухов ни как инженер, ни как верный сын своего Отечества не мог. Даже проект батопорта для Севастополя (своеобразные плавучие ворота, преграждающие морской или речной воде доступ в сухой док), над которым Шухов начал работать еще в мирное время, перешел в разряд срочных и первоочередных. Впоследствии данный батопорт стал образцовым для возведения сооружений подобного рода.

Если в проектировании батопортов Владимир Григорьевич мог опираться на собственный опыт создания листовых конструкций, то заказ, полученный конторой Бари от Артиллерийского управления, потребовал солидных знаний в области, до сих пор весьма далекой от инженерной деятельности Шухова. Управлением была поставлена задача: найти возможность использовать в полевых условиях крупнокалиберные осадные орудия. Чтобы такие орудия могли стрелять, их предварительно устанавливали на тяжелые платформы. Однако перевозка такой платформы непосильна для конной упряжки.

Решению этой задачи предшествовал тщательный теоретический расчет. Оперируя такими величинами, как вес снаряда, скорость его движения в канале ствола, длина ствола, Шухов определяет максимальное усилие, возникающее в момент выстрела. Эти данные вкупе с уже известным весом орудия служат основой дальнейших расчетов. Они приводят к выводу, что опорная часть платформы должна надежно опираться на грунт и иметь большой вес. А как тогда быть с конной тягой?

Как и прежде, Шухов находит простое и действенное решение данной проблемы: «Платформу вообще не нужно куда-либо нагружать. Пусть сама она будет и перевозочным устройством. Нельзя забывать одно из величайших изобретений человечества — колесо», — именно так сформулировал он свою лаконичную идею. Основой конструкции стал круглый окованный железом диск. Во время перевозки два таких диска, поставленные на ребро, служили колесами повозки, на которую грузились все прочие необходимые принадлежности. В таком виде сразу две платформы доставлялись к месту назначения, и на это требовалось в 4–5 раз меньше лошадей, чем прежде. Собиралась платформа в течение 30 минут, ее конструкция позволяла производить поворот орудия на полный круг силами одного человека.

Вот отзыв одного командира батареи, в которой тяжелые осадные орудия были оснащены шуховскими платформами:

«Платформа инженера Шухова как в боевом, так и в походном отношении значительно превосходит все прежнего типа осадные крепостные платформы. Боевые ее качества: быстрота установки, круговой обстрел, прочность, легкость перемещения хобота (скорость наводки) и отсутствие мелких частей. Относительно походных ее качеств: она настолько улучшила подвижность батареи, что поставила ее на один уровень с тяжелой полевой артиллерией».

С января 1915 до лета 1917 года Владимир Григорьевич занят выполнением еще одного чрезвычайно ответственного заказа Морского военного ведомства: разработкой конструкций мин с сетями заграждения против вражеских подводных лодок. В рамках данного заказа инженером были разработаны более 40 оригинальных типов подводных мин для различных глубин: мины с сетями заграждения против подводных лодок, легкие мины для небольших глубин, мины с ударным механизмом, который приводился в действие натяжением якорного троса, цепные мины для больших глубин, мины с пружинными и гидравлическими ударниками. Также был решен весь комплекс вопросов, связанных с их изготовлением, транспортировкой и установкой. Одна только графическая часть заказов на разработку этих типов мин составила свыше полутысячи чертежей разного формата. Судя по архивным данным, только в 1916 году техническая контора Бари получила заказ на изготовление 10 тысяч малых мин. Выполняя этот заказ, Владимир Григорьевич тесно сотрудничал с адмиралом Колчаком, с которым у него установились исполненные глубокого взаимного уважения отношения.

Судьба общего Отечества еще сведет семью Шуховых с адмиралом. Кровавая, страшная судьба. Ведь настает осень 1917 года, и в России происходит преступный большевистский переворот.

Хорошо известно, что большинство русских ученых и инженеров придерживались демократических убеждений, и Шухов в этом отношении не был исключением. Пожалуй, именно они больше чем кто-либо среди образованного класса России соприкасались с реальностью, с народом, сильные и слабые стороны которого могли оценить непредвзято. Они видели основу создания новой общественной морали не в социальных потрясениях, а в развитии образования и науки. «Что же делать? Я отвечаю… — возьмите науку, цивилизацию и лечите этой гомеопатией мало-помалу», — эти слова Тургенева отлично выражают позицию представителей Русского Прогресса.

Уже после Февральской революции Владимир Григорьевич, хоть и в определенных моментах разделявший ее идеалы, высказывался следующим образом:

«Наша интеллигенция смотрит на грядущую неизбежную революцию как на смену отдельных лиц, и каждый думает, как бы занять место получше при новом правительстве. Занимаются бесконечной болтовней и думают, что вся сила в ней. Интеллигенция будет расплачиваться жестоко за такое отношение к войне и грядущей революции».

Однако к событиям Октября, посягнувшим на главные для него ценности — свободу и человеческое достоинство, — Шухов отнесся резко отрицательно. В июле 1918 года сын Владимира Григорьевича, Сергей, по совету отца отправился в Добровольческую русскую армию к Колчаку. Другой сын, Фавий, к тому времени уже находился в расположении у Деникина. Они уже имели боевой опыт на фронтах Великой войны, ради участия в которой прошли ускоренный курс в Александровском военном училище.

Возможность уехать из стремительно разграбляемой страны у Шухова, естественно, была. Ведь на тот момент он уже давно был специалистом с мировым именем. Но все заманчивые приглашения ведущих компаний Европы и Америки на крайне благоприятных условиях он решительно отверг, отдавая себе полный отчет в том, при какой варварской власти придется жить его семье.

«Большевики. Утешители — дуры и болваны», — такая фраза есть в его записной книжке за 1918 год.

Сегодня мы знаем, что так поступили многие выдающиеся архитекторы, инженеры, ученые разрушенной России. Те самые измученные нравственно и физически «старые специалисты», которым красные функционеры обязаны практически всеми достижениями советского периода. При всех различиях в личных судьбах, мысль, двигавшая ими и заставившая остаться на родине, была простой и ясной, хотя, как показала дальнейшая история, по-детски наивной, с трагическими последствиями. Они свято верили, что большевизм — это сорняк, возникший на развале страны, и лишь этим развалом и держится, а чтобы победить большевизм, надо ликвидировать развал. Что интеллектуальное наследие великой России первично и его нельзя приносить в жертву политическим реалиям. Что наука в России ни в коем случае не должна погибнуть, иначе все культурное величие растерзанной Отчизны окончательно сгинет. Очень четко эту мысль сформулировал Владимир Иванович Вернадский. Нисколько не заблуждаясь относительно позорной и кровавой социалистической революции, он тем не менее заявлял:

«Все силы должны быть направлены к охране научной творческой работы. Надо приноравливаться к среде, строя свое, может быть, даже ей недоступное, по сути…».

Первое, чем сразу отблагодарила новая «народная» власть выдающегося русского ученого за его альтруизм — выгнала из собственного дома на Смоленском бульваре. Семье пришлось перебраться в помещение конторы Бари, который к тому моменту уже был в эмиграции. Вот слова Шухова из сохранившихся заметок по данному событию:

«Сентябрь, 11, 1918 г. Получил приказ выехать из дома к 20 сентября нового стиля. Переехал в контору (в дом № 11/13 по Кривоколенному переулку) 19 сентября. При разборке старых документов уничтожил черновики по разработке ряда проектов по ранее осуществленным работам конторы Бари, форсунки Шухова и т.д.».

В марте 1919 года контора и завод Бари уже были национализированы Советами, и на общем собрании рабочие избирают Владимира Григорьевича руководителем новообразованного предприятия, во многом из-за того, что он всегда отличался чутким отношением ко всем работникам конторы, невзирая на занимаемую ими должность и положение. Вот так, в возрасте 61 года, Шухов оказывается в совершенно новой для себя ситуации, так как до той поры он был лишь эффективным инженером-практиком, совершенно далеким от обязанностей функционера, коим в полной мере был Бари.

С самого начала становления советской власти Шухов в полной мере осознавал масштабы национальной трагедии России. Сергей, сын Владимира Григорьевича, впоследствии писал в своих воспоминаниях:

«Мне он не раз говорил: — Пойми, все, что мы делаем, никому и ни для чего не нужно. Нашими действиями управляют невежественные люди с красными книжками, преследующие непонятные цели. Несколько раз отец был на волоске от уничтожения».

Именно в усердной работе и непоколебимом желании сохранить русскую школу инженерии и науку в целом выражалась борьба Шухова с суровой действительностью, накрывшей Россию. Большевики, остро нуждающиеся в опытных технических специалистах, в связи с его усердием в рабочем процессе проявляли к нему вынужденную лояльность. Но, естественно, у отдельных партийных функционеров он был как кость в рабоче-крестьянском горле. Как бы ни пытались его противники во все следующие годы обвинить «буржуазного спеца» в саботаже или промышленной диверсии, им это до конца так ни разу и не удалось. Хотя один раз они были очень близки к своей цели: Шухова приговорили к расстрелу во время возведения его самого общеизвестного детища. Но — обо всем по порядку.

Башня на Шаболовке

После опубликования печально известного декрета «Социалистическое отечество в опасности!», формальным поводом для которого явилось немецкое наступление, Ленин подписал Постановление Совета рабоче-крестьянской обороны. Оно предписывало Народному комиссариату почт и телеграфов для обеспечения надежной и постоянной связи центра Республики с западными государствами и окраинами Республики установить в чрезвычайно срочном порядке в Москве радиостанцию, оборудованную приборами и машинами наиболее совершенными и обладающими мощностью, достаточной для выполнения указанной задачи.

Весной 1919 года В. Г. Шухов разработал проект девятисекционной гиперболоидной конструкции башни, которая при высоте 350 метров весила бы всего 2200 тонн, что почти в три раза меньше известной 305-метровой башни Эйфеля. Последняя была собрана из 12000 кусков различной формы, для шуховского же гиперболоида были нужны простые прокатные профили. Но металла в разоренной стране не было, и фантастически прекрасный проект не осуществился. Реальность позволила возвести лишь шестисекционную башню высотой 150 метров с нижним основанием 42 метра в диаметре и весом 240 тонн.

22 августа 1919 года был подписан договор с Государственным объединением радиотелеграфных заводов, согласно которому на постройку башни отводилось 8 месяцев, включая зиму. Земляные работы начались 29 августа.

Возвести столь уникальное по масштабам и смелое по замыслу сооружение в стране с уничтоженной экономикой и разрушенным хозяйством, с населением, деморализованным голодом, террором и разрухой, да еще и за столь короткий срок было просто невозможно. Ниже выдержка записей из дневника Шухова после начала строительства:

«30 августа. Железа нет, и проекта башни (имеются в виду рабочие чертежи — прим. автора) пока составить нельзя».

«26 сентября. Послал проекты башен 175, 200, 225, 250, 275, 300, 325 и 350 м (согласно тогдашним планам Шаболовская башня не должна была быть единственной — прим. автора) в правление ГОРЗы. При письме: два чертежа в карандаше, пять чертежей на кальке, четыре расчета сетей, четыре расчета башен…».

«1 октября. Железа нет».

Наконец, по личному указанию Ленина металл был выдан из запасов Народного комиссариата по военным делам РСФСР. Но качество его было неоднородным, а сортамент крайне ограниченным, вследствие чего проект башни вновь пришлось приспосабливать к очередным производственным проблемам.

Работы по возведению шли круглый год: и в жару, и в дождь, и в суровую стужу, когда костюмы верхолазов покрывались коркой льда. В таких дьявольских условиях очень пригодился изобретенный Шуховым «телескопический» метод монтажа конструкций, позволивший отказаться от применения строительных лесов и сложного подъемного оборудования, что давало возможность свести к минимуму работы на высоте.

Однако отсутствие металла было далеко не единственной проблемой в снабжении. Владимир Григорьевич почти ежедневно бывал на Шаболовке и фиксировал в своей рабочей тетради все тяготы реализации проекта:

«Прессов для гнутья колец нет. Полок 4 дюйм х 0,5 дюйм нет. Тросов и блоков нет. Дров для рабочих нет».

«В конторе холод, писать очень трудно. Чертежных принадлежностей нет».

«Артель наша распадается. И.П. Трегубов полон негодования на малое вознаграждение. Он не скрывает своего насмешливого презрения ко мне как к лицу, не умеющему наживать и хапать…»

«Неполучение пайка ставит в невозможные условия наши работы. Итальянская забастовка рабочих…»

Ко всему прочему, в это время у Шухова погибает младший сын и умирает мать. Моральное состояние инженера находится в критическом состоянии.

Но несмотря на все трудности и жизненные удары башня поднималась. Возведение и подъем первой, второй и третьей секций прошел без происшествий, подтвердив правильность расчетов. А вот с четвертой произошло несчастье.

29 июня 1921 года при подъеме четвертой секции третья сломалась. Четвертая секция упала и повредила вторую и первую. Работы остановились.

По данному инциденту создается специальная комиссия, в состав которой входят наиболее авторитетные на тот момент инженеры, и проводится детальное разбирательство. Вывод комиссии однозначен — проект безупречен, причиной аварии послужила усталость металла.

Тем не менее, невзирая на заключение комиссии, последовали вызовы и допросы Владимира Григорьевича в ГПУ. 30 июля 1921 года инженер записал в дневнике: «Приговор Шухову — условный расстрел». Да-да, вот такой абсурдный и страшный приговор, когда юридически ты уже мертв, но исполнение приговора отсрочено до окончания строительства башни. Невозможно представить, как вообще можно работать с осознанием того, что после выполненного тобой титанического труда тебе скажут «спасибо, товарищ!» и вполне официально поставят к стенке. Хотя история и так печально продемонстрировала нам, что если бы в то время большевики нашли любого другого инженера, способного продолжить данное строительство, Шухова, несомненно, расстреляли бы сразу по вынесению приговора, как обычно в таких случаях, обвинив «буржуазного прихвостня» во вредительстве и саботаже. Но такого инженера попросту больше не было, а советской власти нужна была радиобашня — рупор коммунистических идей «на весь угнетенный мир». Шухов продолжил работу в условиях, когда при малейшем проявлении независимости или ошибке условный приговор в любой момент мог быть приведенным в исполнение.

Этот случай не был единственным, когда Шухов попадал в немилость нового режима. Несмотря на присуждение звания ему Героя труда, заслуженного деятеля науки и техники, избрание в Академию наук и даже во ВЦИК, Шухов, как «буржуазный спец», был у власти постоянно под подозрением. Не раз его пытались обвинять в некомпетентности и вредительстве. Многие идеи безграмотно искажались и часто присваивались «новыми людьми», а в 1931 году вообще запретили строить сетчатые башни по проектам Шухова из-за якобы неточных методов их расчета. Но время подтвердило правоту изобретателя: построенные свыше ста лет назад башни стоят, хотя об их сохранности толком никто и никогда не заботился.

Башня радиостанции имени Коминтерна на Шаболовке в Москве, 1922 г.

В том же 1931 году 78-летнему Шухову пришлось пережить очередное обвинение в профессиональной некомпетентности — в связи с пуском в строй первого в стране завода «Советский крекинг», построенного по его системе, которую он предложил еще в 1891 году. Едва только новый завод начал действовать, он был остановлен людьми, стремившимися обвинить инженера в сознательно допущенных им в проектах ошибках, то есть во вредительстве. Шухов вынужден был ехать в Баку и на месте доказывать свою правоту. Безошибочное инженерное чутье позволило ему быстро обнаружить причину остановки завода, после чего с невероятным трудом Владимир Григорьевич добился разрешения собственноручно устранить неполадку и тем самым в очередной раз спасти свою жизнь и подтвердить свой высочайший профессионализм.

19 марта 1922 года радиостанция имени Коминтерна была сдана в эксплуатацию, а спустя 15 лет, в 1937 году, при непосредственном участии Шухова башня была переоборудована для трансляции передач коротковолнового катодного телевидения. Она не только стала важнейшим инструментом советских массмедиа, но и смогла сохранить свой первостепенный статус вплоть до постройки Останкинской телебашни в 1967 году.

Закат жизни

Завершающей карьеру Шухова инженерной работой по праву можно считать выпрямление пострадавшего в результате землетрясения минарета медресе Улугбека в Самарканде, построенного в XV веке. Выпрямление по методу Шухова началось 7 января 1932 года и продолжалось три дня. По свидетельству руководившего процессом на месте архитектора М. Ф. Мауэра, во время работ не обвалилось ни одного кирпичного осколка и, насколько это можно было проследить, не появилось ни одной новой трещины на стволе минарета.

Последние пять лет жизни Владимир Григорьевич провёл в кооперативном доме Академии наук на Зубовском бульваре. Его внучка, Алла Сергеевна Шухова, вспоминала, что в этом доме Владимир Григорьевич чувствовал себя очень неуютно: не давали покоя множественные архитектурные недоделки, плохое качество стен, ужасное отопление и прочие характерные черты советского домостроительства. Поэтому Шухов очень любил прогуливаться до 1-го Неопалимовского переулка, где некогда стоял его собственный дом — старинный ампирный особняк. Но ностальгические прогулки продолжались ровно до тех пор, пока не были вырублены роскошные деревья и Зубовский бульвар не начали стремительно уничтожать, приводя Садовое кольцо в его нынешнее состояние. Последние эмоциональные нити с красивым и изящным прошлым были безвозвратно оборваны.

Большую часть времени Владимир Григорьевич проводил за письменным столом. Он работал буквально до конца своих дней.

P.S. Напоследок хотелось бы сказать, что сегодня — на фоне повсеместной разрухи и деградации отечественной промышленности, а также ситуации, когда практически все страны Первого мира активно реализовали первые этапы Четвертой промышленной революции — Шухов должен быть для молодых русских инженеров своего рода технологическим Прометеем, который на собственном примере демонстрирует, что свой инженерный талант можно реализовывать даже в самых нечеловеческих условиях. Главное — много работать, не бояться проверять на практике свои идеи и, конечно же, не забывать, что ты — русский инженер — наследник тех, кем восхищались во всем мире и кого всегда ставили в высочайший пример.