Представим себе такую картину: в Киеве местные националисты в футболках с надписью «Я Малорус» сжигают российский флаг под грозные крики «Москалей на ножи», а затем, увидев проходящего мимо кацапа, бросаются на него, скандируя «Слава Малорусі! Смерть ворогам!»
«Глупая фантасмагория», – скажете вы. Однако эта фантасмагория при определённых обстоятельствах вполне могла бы быть реальностью. Не верите? Смотрите. Как верно подметил В.В. Шульгин в своей работе «Украинствующие и мы», один из основных постулатов украинства гласит: «Проклятые москали украли наше древнее русское имя! Потому-то пришлось нам искать другого имени; и мы его, благодаря Господу, нашли: отныне будем украинцами». А ежели б Господь не был столь милостив к украинцам и не наделил бы их нерусским именем, что тогда? Очевидно, пришлось бы брать этноним из русской триады великорусы-малорусы-белорусы и интерпретировать его в антирусском ключе.
Именно по такой схеме действовали в Белоруссии местные националисты, которым Всевышний не дал подходящую идентичность без корня «рус» в названии. В связи с этим понятие «белорус» стало многозначным, что обусловило появление нескольких принципиально разных трактовок белорусскости.
История вопроса
«Белорусы счастливее нас, их собратьев, юго-западных русских, – писал в 1962 году издававшийся в США журнал «Свободное слово Карпатской Руси». – Враги России не позаботились о своевременном лишении белорусов природного, исторического имени. Забыли в революционной суматохе, что ли. И вышло неловко: белорусов приказано считать иностранцами, а имя их – бело-РОССЫ, бело-РУССКИЙ — выдаёт обманщиков с головой.
В отношении нас, русских южной и западной Руси, обманщики-революционеры оказались в положении несравненно более выгодном: могли воспользоваться кличкой «украинец», заготовленной заблаговременно, задолго до революции».
Едва ли в данном случае уместно говорить о «забывчивости» врагов России: белорусское имя было взято местечковыми националистами вынужденно, за неимением другого. При этом, несмотря на общерусские коннотации названий «Белоруссия»/«Беларусь», белорусский национальный проект основывался на литовском мифе – идее преемственности Белоруссии по отношению к Великому княжеству Литовскому, ставшему объектом национального фетиша. Первый «сознательный белорус» Франциск Бенедикт Богушевич в своей книге «Dudka biаłaruskaja» (1891 год) следующим образом пристегнул Белоруссию к ВКЛ: «Уже более пятисот лет назад, до правления князя Витеня в Литве, Белоруссия вместе с Литвой защищалась от нападений крестоносцев, и много таких городов, как Полоцк, признавали над собой власть князей литовских, а после Витеня литовский князь Гедимин совсем объединил Белоруссию с Литвой в одно сильное королевство и отвоевал многие земли у крестоносцев и других соседей. Литва пятьсот двадцать лет тому назад уже была от Балтийского моря длиной аж до Черного, от Днепра и Днестра-реки до Немана; от Каменца-города вплоть до Вязьмы – в середине Великороссии; от Динабурга и за Кременчуг, а в середине Литвы, как то ядро в орехе, была наша землица – Беларусь!» Отметим, что общерусское единство периода Древней Руси белорусские националисты либо отрицали (путём представления Полоцкого княжества как отдельного белорусского государства), либо не придавали ему существенного значения.
Помимо апелляции к историческому наследию ВКЛ важным маркером сепаратной белорусской идентичности был белорусский литературный язык. В той же «Дудке белорусской» Богушевич писал: «Много было таких народов, которые потеряли сначала язык свой… а потом и совсем вымерли. Не бросайте ж языка нашего белорусского, чтобы не умерли! Узнают людей или по языку, или по одежде, кто какую носит; так вот язык и есть одежда души». Пошивом белорусской «одежды души» занимались выходцы из польской культурной среды (в основном мелкопоместные шляхтичи, оставившие мечты о Польше «от можа до можа»; таковым, кстати, был сам Богушевич), а потому она оказалась чрезвычайно похожа на польский жупан. При кодификации літаратурнай мовы действовал принцип её максимального дистанцирования от общерусского стандарта: за основу брались предельно полонизированные говоры, бытовавшие на территории Западной Белоруссии среди мелкой шляхты и панской челяди и к началу ХХ века стремительно выходившие из употребления под воздействием русского литературного языка.
Книжка, ставшая отправной точкой белорусского национализма, вышла в Кракове, была доставлена на территорию Белоруссии польскими националистами (в числе которых был будущий глава Польши Юзеф Пилсудский), а её автор, Франциск Богушевич, писавший под псевдонимом Мацей Бурачок, участвовал в Польском восстании 1863 года. Конечно, никакой польской интриги – просто так вышло
Ещё одной существенной особенностью белорусской националистической идеологии была её направленность на утверждение этногенетической чуждости белорусов, с одной стороны, и великорусов и малорусов — с другой. Здесь в ход шли аргументы в духе сочинений польского публициста Франциска Духинского. «Белорусское племя сохранило наибольшую чистоту славянского типа, и в этом смысле белорусы, подобно полякам, являются наиболее чистым славянским племенем, – писал М.В. Довнар-Запольский в книге «История Белоруссии». – В историческом прошлом Белоруссии нет никаких элементов скрещивания, потому что никакие народы в массе не поселялись в этой стороне. В этом смысле белорусы в сильной мере отличаются от украинцев и великороссов. Хотя северная Украина является также местом исконного поселения славян, однако она была страной нередкого отлива и прилива чужеродного народа, что в сильной мере способствовало изменению славянского типа украинцев. В нём очень много примесей тюркской крови, остатков печенегов, чёрных клобуков, торков, половцев и, наконец, татар. Здесь впоследствии в массе развились польские колонизации. Великорусское же племя явилось в сильнейшей мере результатом скрещивания славянского племени с финнами и тюрками».
Таким образом, возникший в конце XIX – начале ХХ века белорусский национализм держался на трёх китах:
– фетишизация Великого княжества Литовского;
– культивирование белорусского литературного языка;
– постулирование разного «состава крови» у белорусов и великорусов с малорусами.
Одновременно с местечковым национализмом в Белоруссии развивался западнорусский национальный проект, в рамках которого белорусы (наряду с великорусами и малорусами) определялись как русский субэтнос. Сторонники западнорусизма признавали этнографическое своеобразие белорусской ветви русского народа, однако внутрирусские различия были для них не более значимы, нежели аналогичные различия между субэтническими группами немцев (баварцами, прусаками, саксонцами) или итальянцев (сицилийцами, пьемонтцами, неаполитанцами). «Русский народ состоит из трёх племен: великорусского, малорусского и белорусского. Это факт русской жизни; давно он существует и, без сомнения, впредь будет существовать, пока в России будет простой народ», – писал профессор М.О. Коялович, уроженец Гродненской губернии.
Русское триединство обосновывалось фактом существования в IX-XIII веках Древнерусского государства, ставшего колыбелью Великой, Малой и Белой Руси. Великое княжество Литовское в рамках западнорусской парадигмы оценивалось неоднозначно: до заключения Кревской (1385 год), а позже Люблинской (1569 год) уний с Польшей оно представляло собой вполне русское средневековое государство, однако начиная с конца XIV века ВКЛ постепенно полонизировалось и в итоге превратилось в польскую провинцию (не только в политическом, но и в культурном плане). «Литовское княжество до конца XIV и начала XV веков – только по названию Литовское государство, в сущности же это государство было русское или, по крайней мере, русско-литовское, – писал западнорусский историк Н.П. Дашкевич. – Русские в нём составляли огромное большинство населения… Культурное влияние русской народности совершенно свободно распространялось, и до 1385 года литовское племя шло довольно быстро по пути решительного сближения с русским. Это было совершенно естественно: русское племя занимало 9/10 земель нового государства, и сверх того русская колонизация проникала и в собственно литовские земли…
Это вполне правильное течение литовской истории было вдруг прервано в конце XIV века, когда начался новый период в истории Литовско-Русского государства, период постепенной подготовки к полному соединению с Польшей и уничтожению самостоятельности Литвы, период агонии, продолжавшийся около двух веков. С подчинением Литвы польской политике и внушением католического фанатизма началось вторжение новых начал жизни и оттеснение прежних».
В языковом вопросе западнорусская интеллигенция держалась того мнения, что в Белоруссии основным языком образовательной, научной и литературной деятельности должен быть русский язык, в создании которого принимали участие не только великорусы, но и жители Западной Руси. Что касается белорусского наречия, то оно, по мнению западнорусистов, имело право на существование, но при этом не могло посягать на господство «великого и могучего». «Пусть себе идёт и развивается грамотность и литовская, и белорусская, и малороссийская, но пусть ни одна из них не забегает, как выскочка, вперёд насущных потребностей, вперед сознания народа и вперед русской грамотности, которой им не заменить никаким образом», – отмечал М.О. Коялович. То есть белорусскому диалекту отводилось в России такое же место, как провансальскому – во Франции, швабскому – в Германии или сицилийскому – в Италии.
Местечковый национализм получил крайне негативную оценку со стороны белорусских приверженцев общерусской идеи. Так, академик Е.Ф. Карский в послесловии к третьему тому своего фундаментального труда «Белорусы» писал: ««Белорусское движение» с самого своего зарождения (Богушевич)… в известном круге своих представителей (обыкновенно католиков) питало сепаратистские тенденции. Для того чтобы отвлечь внимание недальновидных читателей от главной цели своих стремлений, более умные вожаки движения прибегали к импонирующим средствам, могущим льстить местному патриотизму: пытались создать из белорусов особую славянскую, отличную от русских, нацию; старались подчеркнуть «славное прошлое» белорусского народа; выдвигали своеобразные особенности языка белорусского, избегая и преследуя название его наречием и видя в нём также не русскую разновидность. Не прочь были опереться на католическую религию и вспомнили унию, – словом, привлекали к делу всё, чем, по их мнению, белорус мог отличаться от великоруса. Но этого было мало. В белорусах сильно заложены основы общерусской культуры — необходимо было их как-нибудь вытравить; средство для этого придумано настоящее: нужно было приняться за уничтожение русской школы… Всё мобилизовалось затем, чтобы скрыть истинный облик белорусской народности, убить в ней сознание принадлежности к русскому племени…»
В условиях естественной конкуренции идей, имевшей место в Российской империи, у белорусских националистов не было ни единого шанса на успех. Прочность позиций западнорусской доктрины иллюстрирует тот факт, что на выборах в Государственную думу в белорусских губерниях уверенную победу одерживали правые партии, выступавшие за национальное единство велико-, мало- и белорусов.
Ситуация изменилась с приходом к власти большевиков. Западнорусская идеология оказалась под запретом, белорусов официально объявили отельной нерусской нацией, угнетавшейся кровавым российским империализмом, а в созданной большевиками (при деятельной поддержке белорусских националистов) БССР была проведена «коренизация», имевшая целью выкорчёвывание русского самосознания у жителей Белоруссии и внушение им самостийного национального мифа.
Однако в конце 30-ых годов цветущую буйным цветом самостийность несколько урезали в пользу формирующейся общесоюзной идентичности. Дело в том, что в СССР возник запрос на «советский патриотизм», поскольку мировая революция откладывалась на неопределённый срок, а для легитимации строительства социализма в отдельно взятой стране требовалась объединяющая советские народы государственническая идеология. Для русских Восточной и Западной Руси советские пропагандисты разработали концепцию «трёх братских народов» (русских, украинцев и белорусов), связанных общими славянскими корнями и внесших ключевой вклад в построение социалистической государственности. Идеологическим стержнем «восточнославянского братства» в конце 40-ых годов стала мифология Великой Отечественной войны, в которой больше других себя проявили три «братские республики»: РСФСР, УССР и БССР. Таким образом, с одной стороны, белорусы признавались отдельным народом со своим литературным языком, культурой и национальной республикой, а с другой – декларировалось стремление белорусского народа к единению с «братскими» Россией и Украиной в рамках многонациональной Совдепии. Представления о «трёх братских славянских народах» глубоко укоренились в общественном сознании жителей БССР и оставались незыблемыми вплоть до краха советской системы.
За двадцать с лишним лет существования суверенной Белоруссии в интеллектуальной жизни республики обозначились три дискурса белорусской идентичности, которые я бы, с известной долей условности, назвал неосоветским, свядомым и западнорусским.
Неосоветская идентичность
Казалось бы, к свалившейся на её голову незалежности Белоруссия была совершенно не готова. БССР представляла собой самую советизированную республику в европейской части Союза: до конца 80-ых годов там не было даже намёка на диссидентское движение, а «народные поэты», объявленные совестью нации (Я. Купала и Я. Колос), писали в 30-ых годах хвалебные вирши «вождю народов» и охотно участвовали в сталинских кампаниях по шельмованию «троцкистско-бухаринских извергов». По этой причине белорусское общество в 90-ые годы категорически отказалось принимать какую-либо мифологию, кроме советской. На чувствах белорусских homo soveticus умело сыграл пришедший к власти в 1994 году Лукашенко, который ничтоже сумняшеся принялся конструировать самостийный миф из подручных советских символов и смыслов. Республика Беларусь была провозглашена преемницей Белорусской Советской Социалистической Республики, официальной символикой РБ стали чуть отредактированные флаг и герб БССР, Комсомол трансформировался в Белорусский республиканский союз молодёжи (БРСМ), Дню Октябрьской революции вернули статус государственного праздника, а День независимости РБ начали отмечать 3 июля – в «день освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков».
Разумеется, центральным звеном неосоветской белорусской пропаганды стал хорошо знакомый дорогим россиянам Культ Великой Победы Над Фашизмом. Однако если в РФ деды воевали за многонациональный Советский Союз, то в РБ – за… суверенную Беларусь. Я не шучу. В транслируемых по государственному ТВ передачах о защитниках Брестской крепости нередко можно услышать что-то вроде этого: «Тогда бойцы стояли насмерть, чтобы мы сегодня могли жить в процветающей и суверенной Беларуси и свободно петь наш гимн – символ независимости». Учитывая, что в Брестской крепости бо́льшая часть солдат была родом из Великороссии, Кавказа и Средней Азии, подобные пассажи звучат особенно комично. Дополнительный прикол в том, что за незалежнасць в период Второй мировой войны ратовали сотрудничавшие с немцами белорусские националисты, коих в РБ принято называть нацистскими приспешниками. Тут вспоминается бородатый анекдот: «Вы уж либо крестик снимите, либо трусы наденьте».
Белорусская неосоветчина (как и любая другая советчина) немыслима без образа врага. В 90-ые годы единоличным врагом Белоруссии госСМИ представляли Запад, а после того, как Лукашенко утратил надежду встать во главе «Союзного государства», к бездуховному Западу добавилась олигархическая Россия. Во время многочисленных торговых и информационных войн РБ с РФ белорусский официоз изображает последнюю как хищную капиталистическую соседку, жаждущую задушить девственно чистую социалистическую Беларусь своими грязными рыночными руками. Впрочем, «плохая» Россия стараниями белорусских киселёвых моментально преображается в «братскую», как только Кремль возобновляет дотирование белорусской экономики.
2011 год. Белорусский киселёв мочит сразу и руководство РФ, и оппозицию как бы за то, что и те, и другие не уважают ветеранов ВОВ
Если с путинской РФ лукашенковская РБ ещё как-то может договориться, то Историческую Россию экс-БССР не приемлет ни под каким соусом. В одобренных Министерством образования учебниках по истории Белоруссии Российская империя рисуется исключительно чёрными красками. Иногда дело доходит до полного абсурда:
Из пособия по истории для студентов-медиков
В концентрированном виде суть неосоветской парадигмы незалежной Беларуси выражена вот в этом выступлении Лукашенко:
Тут мы видим почти полный «джентльменский набор» сегодняшнего советского белоруса: «свержение ненавистного царизма», «защита страны от коричневой чумы», «построение своего государства на своей земле». Не хватает только лозунга «Мы не русские, мы белорусские!» Но об этом АГЛ сказал в другом месте.
В принципе людей, готовых потреблять советский идеологический суррогат, в Белоруссии великое множество, однако настоящей ахиллесовой пятой лукашизма, которая снижает его привлекательность в глазах молодого поколения, является запредельно низкий уровень массовой культуры, рассчитанной на пробуждение патриотизма. Приведу пару примеров.
Творение лукашенковских комсомольцев из БРСМ
Но, несмотря на это, белорусская идентичность в её неосоветском варианте весьма широко распространена в РБ, в том числе среди ровесников незалежности.
Свядомая идентичность
Слово «свядомы» в переводе с белорусского означает «сознательный». В Белоруссии начиная с 90-ых годов так иронично называют местечковых националистов, которые противопоставляют себя «несознательному быдлу» и выводят свою генеалогию от Великого княжества Литовского, Речи Посполитой и Белорусской Народной Республики. Свядомая интеллигенция прямо формулирует антирусский дискурс (злой имперской Московией ей видится и Российская империя, и СССР, и РФ), а в качестве позитивной программы предлагает евроинтеграцию.
Сразу после распада Союза белорусские националисты на короткое время как бы захватили власть в свои руки и приступили к строительству в Белоруссии то ли Великолитвы, то ли Кресов Всходних. Намётки свядомого строительства видны здесь:
На видео запечатлено принятие военной присяги в 1992 году. Тут показательно вот что: 1) дата проведения (8 сентября) и весь антураж связаны с Оршанской битвой, в которой войска Великого княжества Литовского и Королевства Польского разбили московское войско; 2) оркестр играет полонез посмертно посвящённого в «великие белорусы» Михаила-Клеофаса Огинского (тогда «Прощание с Родиной» на полном серьёзе предлагали сделать гимном Белоруссии); 3) присягу военные принимают на белорусском литературном языке, на котором в Минске отродясь никто не говорил, несмотря на несколько волн советской «белорусизации».
Подавляющее большинство граждан РБ игры бывших коммунистов в польско-литовскую шляхту не впечатлили, скорей даже испугали, а потому они решили пойти вместе с Лукашенко в старую добрую БССР, только теперь ещё и самостийную. Националисты же стали оппозицией, и с тех пор прилагательные «свядомый» и «оппозиционный» воспринимаются как синонимы. Впрочем, в последние годы националистические силы активно проникают во властные структуры (особенно в сфере культуры и образования), ввиду чего свядомый и неосоветский дискурсы постепенно сближаются.
Идеи, проповедуемые белорусскими националистами в конце XX – начале XXI века, точно такие же, как у их предшественников сто лет назад: ВКЛ, мова, состав крови, только в ещё более гротескной форме. Романтическая увлечённость ВКЛ доходит до крайностей: данное средневековое государство объявляется исключительно белорусским, белорусов предлагается в перспективе переименовать в «литвинов» (политоним, которым обозначались все подданные Литвы вне зависимости от этнического происхождения), а войны между ВКЛ и Москвой предлагается трактовать как межэтнические столкновения белорусов с русскими.
Логика у трудящихся такова: раз предки белорусов иной раз воевали с москалями, то белорусы и русские – разные и даже враждебные народы. Интересно, какой бы вывод они сделали, если б узнали, что москали воевали ещё и с новгородцами, псковитянами, рязанцами и тверичанами? А пруссаки рубились с баварцами не когда-то при царе Горохе, а всего полтора столетия назад…
Беларуская літаратурная мова (причём, как правило, в её наиболее полонизированной редакции – «тарашкевице») продолжает с маниакальным упорством навязываться почти полностью русскоязычному населению Белоруссии, воспринимающему её как странную польскую тарабарщину, по какому-то недоразумению называемую «родным языком». При этом некоторые свядомые, признавая нежизнеспособность белмовы, говорят о предпочтительности для Белоруссии «ирландского варианта», предполагающего использование для коммуникации «языка врага» при позиционировании «своего языка» скорей как символа.
С генезисом белорусов ситуация ещё смешней. Как я писал выше, первые белорусские националисты считали белорусов самыми славянистыми из славян. Сегодня же в среде белорусских националистов (во всяком случае значительной её части) возобладали представления о том, что белорусы не славяне, а балты. Приведу цитату из популярной книги В. Деружинского «Тайны беларуской истории», вышедшей в 2012 году (авторская орфография сохранена): «Современный беларуский этнос является фактически соединением этноса литвинов (изначально ятвягов и дайновов Западной и Центральной Беларуси) и этноса кривичей Восточной Беларуси (или «белорусцев», как их называли московиты)… Вполне справедливо можно полагать, что нынешний этнос беларусов на 60-70% состоит из потомков литвинов и только на 20-30% из беларусов – продукта смешения этносов ятвягов и кривичей. Причём и ятвяги-литвины, и кривичи-беларусы – исконно балты, а вовсе не славяне…
Литвины-беларусы родственны только с мазурами Польши и лужицкими сербами. Беларусы – западные балты, а русские и восточные украинцы – славянизированные финны. Этот факт доказан анализом генофонда народов, а также сравнением данных антропологии, этнографии, психологии».
Забавно, что кардинальная смена этногенетической парадигмы (были белорусы чистокровными славянами – стали балтами) никак не поколебала характерный для националистов тезис – «белорусы и поляки – родственные народы».
Образец свядомого масскульта. Ролик стал весьма популярен в белорусском интернете. Основные посылы таковы: Беларусь в Средние века называлась Литвой, Речь Посполитая – белорусско-польско-литовская держава, московиты – оккупанты с востока, Отечественная война 1812 года – гражданская для белорусов, Польский мятеж 1863 года – белорусское восстание
Польский фактор продолжает играть значимую роль в развитии белорусского националистического движения. Так, из Польши на территорию Белоруссии вещают «Радыё Рацыя» и телеканал «Белсат», которые, помимо оппонирования политическому курсу Лукашенко, транслируют нарочито антирусское понимание белорусскости. Члены общества дружбы «Беларусь – Польша» неизменно выступают рецензентами издаваемых в РБ книг по истории Белоруссии, лейтмотив которых – «москали издавна пили кровь белорусских младенцев». В 2012 году в Польше был снят фильм «Жыве Беларусь», вызвавший широкий общественный резонанс в Белоруссии. Одна из основных сюжетных линий фильма – бесстрашная борьба свядомого оппозиционера за легализацию белорусского языка в русскоязычной армии РБ. Словом, можно привести немало примеров интеллектуальной гуманитарной помощи белорусским националистам со стороны Польши.
Польский телеканал «Белсат» рассказывает, что никакой Древней Руси на самом деле не существовало
В целом, несмотря на сравнительно высокое качество националистической пропаганды, свядомая белорусская идентичность значительно уступает неосоветской по числу носителей, будучи распространённой в основном в среде политизированных граждан, относящих себя к оппозиции.
Западнорусская идентичность
В конце 2000-ых годов среди советско-свядомого цирка-шапито начала проклёвываться новая для современной Белоруссии национальная идеология, апеллирующая к интеллектуальному наследию классиков западнорусской мысли и постулирующая принадлежность белорусов к большому русскому народу. Примерно четыре года назад группой интеллектуалов был создан сайт «Западная Русь», объединивший вокруг себя белорусских учёных и публицистов, выступающих с общерусских позиций. «Западная Русь» презентует себя как научно-просветительский проект, который напрямую не участвует в политической деятельности (собственно, никакой политики в авторитарной Белоруссии нет). При этом западнорусская интеллигенция периодически выдвигает культурно-образовательные инициативы (например, обращается в Академию наук с просьбой вернуть в учебники по истории Белоруссии термин «Отечественная война», исключённый из учебной литературы ввиду того, что события 1812 года стали рассматриваться в РБ как гражданская для белорусов война, или просит городские власти восстановить в Минске демонтированный в 1917 году памятник императору Александру II, при котором было подавлено затронувшее Белоруссию Польское восстание 1863 года), но они ожидаемо не находят поддержки у власть предержащих.
Помимо «Западной Руси», к интернет-ресурсам западнорусской направленности можно отнести ИА REGNUM-Беларусь и, в какой-то степени, информационно-аналитический портал «Империя». Некоторые западнорусисты имеют трибуну в официальных изданиях, но в этом случае они вынуждены подстраиваться под неосоветскую идеологическую рамку. То есть информационная поддержка общерусской идеи в Белоруссии крайне скудная. Кроме того, сторонники западнорусизма постоянно подвергаются нападкам со стороны советских евнухов и свядомых фокусников.
Сейчас ещё рано говорить о западнорусской идеологии как о полностью сформировавшейся: в интеллектуальной среде идёт поиск наиболее оптимального варианта современного прочтения классического западнорусизма. Поскольку я, Кирилл Аверьянов-Минский, являюсь одним из участников данного процесса, позволю себе обозначить три существенных принципа, на которых, с моей точки зрения, должен строиться западнорусский дискурс (и которые, к сожалению, не у всех моих коллег находят поддержку).
1. Антисоветизм. Нужно чётко уяснить, что политический раскол Русского мира есть прямое следствие большевистской национальной политики, направленной на размежевание большого русского народа. Да, семена сепаратизма на западнорусских землях были посеяны польскими и полонизированными шляхтичами ещё до революции, однако большевики создали необходимые искусственные условия для того, чтобы эти семена проросли и дали всходы. Распад СССР был закономерным итогом советского эксперимента: коммунисты семьдесят лет выращивали на западе России нерусские нации и, в конце концов, дорастили их до самостоятельных nation-states – Республики Беларусь и, прости Господи, Украины.
И свядомые националисты, и неосоветские лукашисты вышли, по сути, из одного советского ватника: первые воспроизводят идеи насильственной большевистской «белорусизации» довоенного периода, вторые – черпают вдохновение в послевоенной коммунистической державности. «A plague on both your houses», как говорят у нас на Западной Руси.
Последовательный антисоветизм даёт сторонникам западнорусской идеи моральное право предъявлять лукашистам все мерзости коммунистического эксперимента (раз открыто подписались на БССР, получите красный террор, сталинские репрессии, карательную психиатрию и далее по списку) и, что самое интересное, тыкать свядомых дурачков носом в их советское дерьмо.
Последнее может выглядеть так.
Свядомый ватник: Мы не русские совки! У нас есть своя европейская литература, свой классик – Янка Купала.
Русский белорус: А Вы уверены, что это классик европейской, а не советской литературы?
С.В.: Ну, восхваляющие Совок стихотворения были написаны в 30-ые под дулом большевистских пистолетов. Вот после войны у нас была блестящая плеяда антисоветских литераторов, которые с обретением Беларусью независимости стали лидерами национального движения: Василь Быков, Генадь Буравкин, Рыгор Бородулин.
Р.Б.: Извините, но они тоже были за Советскую власть.
Из статьи «Не вам беларусамi звацца» (газета «Звязда», №227, 15.10.1966 г.)
С.В.: Кхм… Но ведь Совок проводил русификаторскую политику!
Р.Б.: В самом деле? У авторитетного западного исследователя Терри Мартина другая точка зрения:
«Белорусское руководство было просто одержимо идеей национального строительства и посвящало ему даже больше внимания, чем руководство Украины. В 1926 году Бюро ЦК Компартии Белоруссии обсуждало национальную политику 41 раз. Для сравнения: в том же 1926 году Бюро ЦК Компартии Грузии обсуждало этот вопрос всего шесть раз. Численность центральных ответственных работников, которые владели белорусским языком и вели на нём работу, резко возросла: с 21,9% в 1925 году до 80% к концу 1927 года и примерно до 90% в 1929 году (что значительно выше достигнутого к этому времени на Украине). Как и на Украине, почти всё делопроизводство было переведено с русского языка на местный, то есть в данном случае на белорусский, в то время как разговаривали в учреждениях и организациях на русском.
Пресса стала почти исключительно белорусской. В 1929 году существовала всего лишь одна русскоязычная газета и не выходило ни одного русскоязычного журнала».
С.В.: СКОЛЬКО ТЕБЕ ЗАПЛАТИЛИ, МОСКАЛЬ?!
Автор этих строк проделывал такой трюк с несколькими свядомыми собеседниками, и их реакцию сложно описать иначе, чем «визжали как сучки».
Вынужден с сожалением констатировать, что тема сражавшихся с большевизмом белорусов до сих пор совершенно не разработана. А межу тем белорусами были известные белые офицеры: Владимир Зенонович Май-Маевский, Сергей Николаевич Войцеховский, Михаил Антонович Жебрак-Русанович, а также кумир белой эмиграции Борис Софронович Коверда, прославившийся убийством Войкова. Это обязательно нужно исправить.
31 июля 1919 года уроженец Белой Руси генерал Май-Маевский чествуется жителями малороссийской Полтавы, только что освобождённой Добровольческой армией. Как тут не вспомнить, что у Игоря Стрелкова тоже белорусские корни?
2. Европейскость. В Белоруссии стало общим местом отождествлять европейскость республики с её вступлением в Евросоюз (или Евросодом – кому как нравится). Здесь налицо очевидная подмена понятий. Лично я абсолютно убеждён, что 1) Белая Русь – это часть европейской цивилизации; 2) европейская Белоруссия немыслима без создания работающих демократических институтов и обеспечения свободы самовыражения граждан; 3) затхлый авторитаризм лукашенковской РБ есть главный тормоз общественного развития. Но я, ей-богу, не понимаю, какое это имеет отношение к ЕС с его евробюрократией, регулирующей кривизну огурцов и длину презервативов. Даже если оставить за скобками украинский сценарий евроинтеграции, гипотетическое вступление Белоруссии в ЕС приведёт к однозначно неблагоприятным последствиям: 1) экономическому коллапсу, вызванному разрывом хозяйственных связей с Россией (белорусская экономика не может функционировать без дешёвых энергоносителей из РФ и широкого российского рынка сбыта); 2) колоссальному оттоку трудоспособного населения на Запад в качестве гастарбайтеров; 3) попаданию Белоруссии в политическую и культурную зависимость от Польши (сложно представить себе статус более унизительный, чем «сателлит государства-сантехника», которое к тому же на протяжении веков почитало белорусов за bydło). Так что не нужно путать Божий дар с яичницей: европейские ценности демократии – это одно, евроинтеграция – другое.
Теперь давайте вспомним, когда последний раз на территории Белоруссии был установлен более-менее демократический режим с честными выборами, работающим парламентом, независимыми судами, гарантией основных прав и свобод, многопартийностью и тому подобным. Ответ очевиден: в период нахождения белорусских губерний в составе Российской империи. Именно из этой посылки должны исходить западнорусские интеллектуалы, обосновывая необходимость объединения западных и восточных русских земель в одно государство. «Советское рабство привело нас к азиатской диктатуре Лукашенко, вызывающей у любого образованного человека чувство отвращения. Однако ещё сто лет назад мы, белорусы, жили в передовом европейском государстве и признавались там неотъемлемой составляющей государствообразующего народа (кто, к примеру, был до революции начальником Московской сыскной полиции? Минский дворянин Аркадий Францевич Кошко). Да, нынешняя РФ имеет мало общего с Российской империей периода демократических преобразований, но, во-первых, даже сейчас Россия несоизмеримо свободней и демократичней, чем РБ, а во-вторых — и это главное — в Великороссии немало талантливых людей, пытающихся построить Русское Национальное Государство на культурном фундаменте Исторической России, в которой Минск был русским губернским городом. Долг западнорусской интеллигенции – помочь им в этом святом деле». Как видим – объединительный пафос может носить проевропейский характер и обходиться без советско-евразийского идиотничания.
Посещение ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ гор. Минска 22 октября 1914 года. 22 октября 1914 года население гор. Минска с радостным трепетом имело счастье встречать своего Обожаемого Монарха, впервые удостоившего наш город Своим Высочайшим посещением. Для минчан это был великий праздник, редкий и исключительный. Объезжая передовые позиции русской армии, Государь Император в то же время объезжал и передовые форпосты русской государственности, русской жизни, русской мысли и русской культуры на нашей Западной окраине. К одним из таких форпостов принадлежит и гор. Минск – географический центр Белоруссии.
— Из «Памятной книги Минской губернии за 1915 год»
3. Светскость. Вне всякого сомнения, православие сыграло важнейшую роль в становлении и развитии общерусской культуры и государственности. На протяжении нескольких столетий принадлежность к Православной Церкви определяла русское самосознание жителей как Восточной, так и Западной Руси. Это непреложный факт, который нужно учитывать. При этом я считаю контрпродуктивными попытки многих моих коллег по западнорусскому движению представить православие в качестве главного маркера русскости в Белоруссии. Во-первых, признаем очевидное: к началу третьего тысячелетия религия утратила в русском обществе то значение, какое она имела в предыдущие века, — современные белорусы, как и великорусы, в своём большинстве либо неверующие, либо формально верующие, а потому проект национальной идентичности с акцентированной религиозной компонентой не имеет шансов на успех. Во-вторых, не стоит забывать, что 15-20% белорусов – римо-католики (преимущественно номинальные, нежели практикующие). В отличие от западенских греко-католиков, белорусы-католики не являются сегодня ударным отрядом местечкового национализма (пишущий эти строки знает в Белоруссии немало прорусски настроенных людей, отождествляющих себя с католической верой, и в тоже время знаком с православными, в том числе священниками и семинаристами, которые придерживаются русофобских взглядов). Собственно, ещё в Российской империи, где якобы ставился знак равенства между понятиями «русский» и «православный», власть и западнорусская интеллигенция считали белорусов-католиков частью русского народа. Даже «клясык беларускай літаратуры» Янка Купала (Иван Доминикович Луцевич) до своего «национального пробуждения» записался в призывной карточке 1903 года как римо-католик по вероисповеданию и русский по национальности (определялась по родному языку).
Таким образом, западнорусизм, на мой взгляд, должен быть открыт для людей разных вероисповеданий и атеистов, признающих белорусов русским субэтносом, будущее которого – в государственном единстве с Великой и Малой Русью.
В заключение отмечу, что западнорусская идеология имеет в Белоруссии благодатную почву: между белорусами и великорусами отсутствует какая-либо культурная дистанция (почти все белорусы используют для повседневного общения русский язык, а в белорусских школах в полном объёме изучается русская классическая литература), большинство жителей Белоруссии благоприятно относятся к России (это в частности нашло отражение в том, что на прошедшем недавно в Минске чемпионате мира по хоккею минчане поддерживали российскую сборную не меньше, чем белорусскую), а больше половины белорусов выступают за интеграцию с Россией. Стало быть, при правильной постановке дела у западнорусизма есть большие перспективы.
