Как вы думаете, дамы и господа, что общего у польских националистов XIX — начала XX веков, советских коммунистов и немецких нацистов? Ненависть к русским? Да, безусловно, однако это слишком общее соображение. Если говорить конкретней, то идеей фикс всех трёх названных политических сил было расчленение большого русского народа путём деятельной поддержки местечкового сепаратизма в Западной России. Таким способом поляки, большевики и нацисты намеревались ослабить русских ради достижения своих неблаговидных целей.
Кашу заварили польские интеллектуалы. После утраты в конце XVIII века собственной государственности поляки больше столетия жили мечтами о восстановлении Польши в границах 1772 года (собственно Польша плюс Литва и Западная Русь), устроив за это время два крупных мятежа, затронувших как Царство Польское, так и литовские и западнорусские губернии Российской империи. Изначально Малороссия и Белоруссия воспринимались ясновельможными панами как безусловно польские территории, подлежащие включению в состав возрождённой Речи Посполитой. При этом поляки признавали наличие на своих «восточных окраинах» некоторого количества ещё не до конца полонизированных «русинов» — так они называли белорусов и малорусов, противопоставляя их «москалям». Но данная проблема представлялась вполне решаемой. «Приучать их, русинов, надо к польскому языку, пусть по-польски все их службы будут. Со временем дух польский в них войдёт. За врага будут потом почитать того, кто бы не знал языка народного. Начнут ненавидеть москаля, пруссака и австрияка так, как француз ненавидит англичанина», — писал предводитель Польского восстания 1794 года Анджей Тадеуш Бонавентура Костюшко (сделанный белорусскими националистами «великим белорусом»).
Под лозунг «Польша от моря до моря» поляки подводили наукообразную теоретическую базу. Широкое распространение в XIX столетии получила теория Франтишека Духинского, основные положения которой сводились к следующему:
1. Русью называются лишь западные и юго-западные русские земли, попавшие в XIV веке под власть Литвы и Польши, жители этих земель — русины. Северо-восточная Русь — это Московия, её жители, москали, ни в этническом, ни в культурном плане не имеют ничего общего с русинами;
2. Русины — региональная вариация польского народа, что доказывается наличием общего имени «полян» у племён, сыгравших ведущую роль в формировании Польши и Руси.
3. Содержанием русино-московских отношений является постоянная и неизбежная конфронтация между славянами-арийцами (русинами) и финно-монгольскими туранцами (москалями).
Исходя из концепции пана Духинского, русины должны были сражаться за «польскую справу» бок о бок с другими поляками, а потому накануне восстания 1863 года польские патриоты провели масштабную агитацию среди крестьян западнорусских губерний. Однако результат деятельности польской пропаганды оказался практически нулевым: белорусов и малорусов не вдохновила идея возрождения Речи Посполитой, в которой их предки считались людьми второго сорта. В конфликте «польские инсургенты vs. русское правительство» западнорусы встали на сторону законной власти, оказав посильную помощь в усмирении мятежа.
Для поляков это был очень неприятный сюрприз. Руководитель восстания на территории Белоруссии Винцент Константы Калиновский (ещё один «великий белорус» с точки зрения белорусских националистов) в самый разгар вооружённого противостояния строчил вот такие истерические воззвания к жителям Белой Руси:
«За вашу долю кровь проливают справедливые люди, а вы, как те Каины и Иуды Искариотские, добрых братьев продавали врагам вашим!
Но польское правительство спрашивает вас, по какому праву вы смели помогать москалю в нечистом деле?! Где у вас был разум, где у вас была правда? Разве вспомнили вы о Страшном суде Божьем? Вы скажете, что делали это поневоле, но мы люди вольные, нет у нас неволи, а кто хочет неволи московской — тому дадим виселицу на суку» (из Приказа-воззвания виленского повстанческого центра от 11 июня 1863 года).
В итоге — виселицу на суку получил сам «Кастусь».
Подавление смуты 1863 года стало важной вехой в истории как польского, так и русского национальных движений. По мифу об «исконной польскости русинов» был нанесён сокрушительный удар: неудача «национально-освободительного восстания против русского царизма», в котором слабым звеном оказалась Западная Русь, серьёзно подорвала веру поляков в жизнеспособность польской национальной идеи в белорусских и малорусских губерниях. При этом проявленная в ходе восстания лояльность белорусов и малорусов по отношению к России актуализировала проблему включения Белоруссии и Малороссии в пространство русского национального строительства, именно после событий 1863 года российское правительство чётко артикулировало концепцию национального триединства велико-, мало- и белорусов.
Крах «польщизны» в Западном крае Российской империи заставил поляков сменить тактику борьбы за «восточные окраины»: было решено сделать ставку на раздувание западнорусского местечкового национализма, к зарождению которого приложили руку выходцы из польской культурной среды, искренне разочаровавшиеся в «польской справе» и увлекшиеся белорусским и малорусским этнографическим колоритом.
Новое идейное настроение в польской интеллектуальной среде относительно Западной Руси весьма откровенно сформулировал известный польский историк и общественный деятель ксёндз Валериан Калинка:
«Между Польшей и Россией сидит народ, который не есть ни польский, ни российский. Но в нём все находятся материально под господством, нравственно же под влиянием России, которая говорит тем же языком, исповедует ту же веру, которая зовётся Русью, провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве. Как же защитить себя? Где отпор против этого потопа? Где? Быть может, в отдельности этого русского народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть Москалем?! Поляк имеет другую душу и в этом факте такую защитительную силу, что поглощённым быть не может. Но между душою Русина и Москаля такой принципиальной разницы, такой непроходимой границы нет. Но она была бы тогда, когда б каждый из них исповедовал свою веру, и поэтому-то уния была столь мудрым политическим делом, а её запущение столь пагубным. Если бы Русь, от природы этнографически отличная, по сознанию и духу была католической, в таком случае коренная Россия вернулась бы в свои природные границы и в них осталась, а на Дону, Днепре и Чёрном море было бы нечто иное. Каково же было бы это «нечто»? Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и в конце концов к полной отдельности души. Раз этот пробуждающийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих, но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, а с Востоком только формой. На этот факт [то есть пробуждение Руси не с польским самосознанием] мы сегодня повлиять уже никак не можем, но мы должны позаботиться об указанном развороте его в будущем, так как только этим способом мы сможем удержать ягеллонские приобретения и заслуги, остаться верными миссии Польши, сохранить те границы цивилизации, которые она очертила. Русь — это страна и народ, от которого надо суметь отказаться ради того, чтобы его не утратить. Пускай Русь останется собой и пусть будет католической в другом обряде — тогда она и Россией никогда не станет, и вернётся к единению с Польшей. А если бы даже — предположим наихудшее — этому никогда не бывать, то и в таком случае лучше Русь самостийная, чем Русь российская. Если Гриц не может быть моим, как говорится в известной поговорке, то пусть по меньшей мере не будет он ни мой, ни твой».
Известный польский историк и общественный деятель ксёндз Валериан Калинка
Имея в австрийской Галиции удобный плацдарм для пропаганды украинства, поляки основное внимание уделили раскрутке украинского национального движения, которое воспринималось ими как таран, способный сокрушить русскую мощь («Великую державу русскую невозможно себе представить без Малороссии», — писал почти за сто лет до пана Бжезинского пан Сроковский). Белорусский национализм не имел столь существенного значения для поляков и поддерживался по остаточному принципу, ввиду чего белорусское национальное движение уступало украинскому по всем пунктам: от массовости до уровня теоретической разработки идеологии.
Вот некоторые примеры деятельности польских интеллектуалов на украинском направлении, приведённые в фундаментальном исследовании С.Н. Щёголева «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» (1912 г.):
«На III (парижском) съезде 1889 г. польскими студентами выработана была резолюция „с выражением самых горячих пожеланий национального развития Украины как в смысле языка, обычаев и религии, так и в смысле стремлений к политической самостоятельности“, причём съезд „признал за соответствующее национальным польским задачам и политическим интересам польского народа объединение западнорусского народа (малороссов и белоруссов), равно как и возобновление союза (поляков) с Украиной на федеративных началах; поляки, живущие на Украине (Руси), должны развивать свою деятельность либо на почве украинского национального движения, либо содействием национальному движению польскому на польской почве, не уменьшая, однако, своего участия в движении украинском“. В связи с этим запротоколирована на том же съезде другая резолюция, гласящая, что „правильно понятые интересы народов польского, западнорусского и литовского — тождественны, ибо все они должны добиваться национально-политической и социальной (?) независимости; усилия поляков-революционеров должны быть направлены к организации польско-западнорусско-литовской партии, которая стремилась бы к созданию федеративной республики из этих трёх народностей“»;
«Волынский землевладелец поляк Вацлав Липинский в изданной в 1909 г. за кордоном брошюре открещивается даже от имени поляка. „Между теми из нас, кто любит народ и свой край, не должно быть, — говорит он, — ни поляков, ни русинов, ни поляко-русинов; в полном сознании своей национальной индивидуальности мы желаем быть украинцами. Мы (поляки Западной Руси) должны своими духовными и материальными силами поддерживать местную культуру, культуру данного края и народа, культуру, которая может быть только украинской и которая, как видно из нашей истории, не может быть для нас чужою“.
Вероятно, не обошлось без подписи г. Липинского опубликованное за границей и воспроизведённое „Радой“ письмо за подписями 46 поляков, „проживающих в правобережной Украине и горячо приветствующих стремление украинского общества к открытию собственного университета во Львове“. Эти поляки советуют народу польскому, словами поэта, „оказывать поддержку другим, чтобы самому идти в гору“, и рекомендуют помогать „развитию братского народа, с которым поляков тесно связывают кровь и история“»;
«Особенную „прихильность“ к украинству питают заводы Бердичевского уезда Киевской губ. В пригороде г. Бердичева украинский театр устроен на кожевенном заводе К. Шленкера. Администрация завода (преимущественно польская) относится очень сочувственно к этому, ассигнует на каждый спектакль 25 руб., соорудила сцену и декорации; вход для рабочих — бесплатный. Существует любительский театр и на польском заводе г. Матушевского при с. Бродецком того же уезда; пьесы ставятся преимущественно украинские».
Что касается белорусских националистов, то они получали интеллектуальную, организационную и финансовую помощь со стороны польских товарищей главным образом через Польскую социалистическую партию, по отношению к которой Белорусская социалистическая громада (единственная существовавшая в дореволюционный период политическая организация белорусских националистов) была, по сути, аффилированной структурой. Показательно, что во время революции 1905 года в Белоруссии был выпущен ряд антиправительственных листовок, подписанных Польской социалистической партией и Белорусской социалистической громадой, причём подпись Громады шла после подписи поляков.
Взаимоотношения польских и белорусских националистов очень точно охарактеризовал современный белорусский историк А.Д. Гронский:
«Появление белорусского национализма вполне вписывалось в польские планы. Лидеры польских националистов были не прочь помочь „триединому русскому народу“ стать тремя отдельными народами. Польские партии и организации достаточно быстро определили роль и место белорусских националистов в возрождении польского государства. Причём желания носителей белорусской идеи их польских спонсоров в принципе не интересовали. Поляки видели роль белорусского национализма в одном: распространять своё влияние там, где в силу каких-либо причин нельзя распространить польское влияние. Пропаганда белорусского языка и распространение белорусскоязычной литературы допускались, по мысли польских националистов, лишь там, где польскость пока не была актуализирована как реальность».
Таким образом, поляки выступили в качестве повивальной бабки западнорусского сепаратизма, преследуя при этом две взаимосвязанные цели: 1) расколоть большой русский народ, 2) вернуть Западную Русь в сферу польского влияния. Итогом польского воздействия на западнорусские сепаратистские движения стало то, что белорусские и украинские националисты переняли характерное для поляков восприятие России как важнейшего Другого (деспотичной азиатской Московии), через образ которого строилось национальное самосознание и конструировался исторический миф. В скобках заметим, что после восстановления в 1918 году Польского государства и присоединения к нему по итогам Рижского мира западной части белорусских и украинских земель игры поляков с местечковым национализмом закончились, началось жёсткое ополячивание территорий, получивших официальное наименование «Kresy Wschodnie».
Сделав всё от них зависящее для разобщения трёх русских субэтносов, поляки передали эстафету большевикам, которые, придя к власти, поспешили создать первые в истории белорусское и украинское национальные государства (фантомы периода Гражданской войны — не в счёт): БССР и УССР. Конечно, самостоятельность союзных республик была во многом номинальной, однако де-юре они представляли собой суверенные политические образования, наделённые правом свободного выхода из Союза (кстати, входившая в РСФСР Чечено-Ингушская АССР таким правом не обладала, чеченцы, по мнению советских правителей, были ближе великорусам, чем белорусы и малорусы), а после Второй мировой войны Советская Белоруссия и Советская Украина и вовсе стали полноправными членами ООН.
Осуществив политическое размежевание русских территорий, большевики, как им казалось, убили сразу двух зайцев. Во-первых, исключили из русского народа 28 миллионов белорусов и малорусов, составлявших в имперской России треть русского населения. Вопрос о численности господствующей нации («великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда») был для советских людей чрезвычайно важным: ещё до революции В.И. Ульянов-Ленин заметил, что если признать белорусов и украинцев нерусскими, то «великорусская шваль» окажется в меньшинстве со всеми вытекающими отсюда последствиями.
«Великорусов (единственных не „инородцев“) в России не более 43 проц. населения. Значит, „инородцы“ в большинстве! Как же меньшинство может удержать большинство, не предоставляя выгод этому большинству, выгод политической свободы, национального равноправия, местной и областной автономии?» — вопрошал Ильич в 1914 году в статье «Ещё о „национализме“». Во-вторых, создание в Европе формально независимых советских республик преподносилось большевиками как приглашение всем европейским трудящимся присоединиться к социалистической семье народов путём провозглашения Польской ССР, Германской ССР, Великобританской ССР и т.д. (недаром на гербе Советского Союза был изображён глобус).
Однако мировой социалистической революции не случилось, а дерусификация Западной России столкнулась с неожиданными трудностями. Как выяснилось, большинству белорусов и малорусов не так-то просто внушить мысль, что они больше не русские. Приведём фрагмент из книги В.Г. Михайловского «Всесоюзная перепись населения 1926 года»:
«Ишь, гады старорежимные! Русскими они себя называют! Я вам, сукам, покажу русскость! Сейчас как коренизируем нах*р!» — думал в 20-х годах высокопоставленный советский человек, глядя на результаты переписи населения в Белоруссии. Кубань при этом решили всё-таки не «украинизировать», ограничились Донбассом
В связи с этим большевикам пришлось обращаться за помощью к выпестованным поляками белорусским и украинским «буржуазным националистам», вместе с которыми они в 20-30-х годах осуществили насильственную «коренизацию» («белорусизацию»/»украинизацию«) в БССР и УССР.
«Жыве Беларусь! Слава Україні! Вах!»
Во время Всесоюзной переписи населения 1926 года, проходившей в самый разгар «коренизации», советское руководство дало переписчикам вот такие указания: «Для уточнения записи об украинской, великорусской и белорусской народностях в местностях, где словом „русский“ определяют свою народность представители трёх этих народностей, необходимо, чтобы лица, называющие при переписи свою народность „русский“, точно определяли, к какой именно народности: украинской, великорусской (русской) или белорусской они себя причисляют; записи „русский“ и „великоросс“ считаются тождественными». Здесь уместно вспомнить слова русского историка Н.И. Ульянова (автора известного исследования «Происхождение украинского сепаратизма»): «Перед нами несомненное установление знака равенства между „русским“ и „великорусским“. Нельзя не видеть в этом такого же бедствия для нашей страны и народа, как в злонамеренном отторжении от русского корня украинцев и белорусов».
Большая советская энциклопедия (2-е издание). Статья «Диалект».
Советские учёные доказали, что русские, украинцы и белорусы — разные народы, даже несмотря на то, что их наречия значительно ближе друг к другу, чем диалекты немецкого языка. Слава Советской Науке, товарищи!
В результате проведённой большевиками широкомасштабной индоктринации западнорусского населения в самостийном духе белорусы и украинцы были лишены русского самосознания, став отдельными нациями и получив свои национальные комнаты в многонациональной советской коммуналке.
Новый этап развития местечкового национализма в Западной России пришёлся на годы Второй мировой войны, в период которой нацисты попытались перехватить у коммунистов знамя лучших друзей белорусской и украинской самостийности. Вероятно, все слышали приписываемую Гитлеру фразу: «Мы тогда победим Россию, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские». Не рискнём утверждать, что это подлинная цитата фюрера, однако она вполне адекватно отражает общую установку нацистского руководства. Немцы планировали использовать в своих интересах выращенных большевиками самостийных белорусов и украинцев, сменив их ориентацию с советской на антисоветскую путём посулов настоящей незалежности без «московских жидобольшевиков».
В составленных немцами «Предложениях и рекомендациях для журнальных статей против Советского Союза» от 27 июня 1941 года значился такой пункт: «Следует отметить, что не только русские, но и многие другие народы живут в бывшем Советском Союзе. Это следует отметить особенно. Нужно говорить об украинцах, а не малорусах, о белых русинах, а не белых русских [белорусах]. Только народ бывшей так называемой Великороссии должен называться русскими». Отметим почти буквальное повторение инструкцией для нацистских пропагандистов цитируемых выше указаний советским переписчикам. Не правда ли, чрезвычайно трогательное единодушие коричневых и красных социалистов?
Также весьма показательны воспоминания С.Н. Болховского (Сверчкова), пленного красноармейца, ставшего впоследствии членом Комитета освобождения народов России (рассказ о плене): «Перед самыми бараками нас опять остановили и стали делить на украинцев, белорусов и русских… Долго одни перебегали в русскую группу, другие — в украинскую. Многие действительно не знали, как определять себя, другие комбинировали, что выгоднее. Наконец, с помощью немцев русские были водворены в 1-й блок, украинцы и белорусы во 2-й. Так как 2-й блок состоял из каменных зданий, а 1-й из деревянных бараков, мы поняли, что русским быть не так выгодно».
Из материалов Гарвардского проекта. Фрагмент интервью коллаборанта, жившего в период Второй мировой войны в Белоруссии
При организации белорусских и украинских вооружённых формирований и административных учреждений немцы опирались в основном на выходцев из Западной Белоруссии и Западной Украины, находившихся в межвоенный период в составе Второй Речи Посполитой. Однако западноукраинское население значительно отличалось от западнобелорусского в плане идеологических предпочтений. Так, до 1939 года непримиримую борьбу с поляками на Западной Украине вела довольно популярная среди галичан Организация украинских националистов (одним из лидеров ОУН был пресловутый Степан Бандера), с которой нацисты наладили тесное сотрудничество ещё в начале 30-х годов. А вот на западнобелорусских землях тон в антипольской борьбе задавала Коммунистическая партия Западной Белоруссии, находившаяся на содержании у Кремля и ставившая своей целью воссоединение Западной Белоруссии с БССР. Этим объясняется тот факт, что коллаборационистское движение на Украине приобрело несоизмеримо больший размах, нежели в Белоруссии.
Однако коллаборационизм в «республике-партизанке» всё-таки имел место, хотя и был едва заметен. В Белоруссии имелась своя УПА — созданная по приказу нацистской администрации Белорусская краевая оборона, члены которой позже вошли в Белорусскую освободительную армию («Чёрный кот»), потихоньку партизанившую в занятой красноармейцами БССР, используя построенные для неё немцами бункеры; в роли «белорусского Бандеры» выступил командир «Чёрного кота» Михаил Витушко, первое время руководивший своими партизанами из немецкого бункера под Варшавой.
«Белорусская газета» — самое крупное периодическое издание, выходившее в образованном нацистами генеральном округе «Белорутения» (по-немецки — «Weißruthenien»; такое затейливое название было взято в связи с тем, что традиционное «Weißrussland» дословно означало «Белая Россия», а нацистская идеологическая парадигма строилась на принципе «Белоруссия не Россия»)
Сегодня оппозиционные белорусские националисты, явно подражая своим украинским единомышленникам, эксплуатируют образы и символы «белорусского антибольшевистского сопротивления», что, мягко говоря, не прибавляет им политических очков в экс-БССР, где тотально господствует неосоветская идеология, строящаяся вокруг культа «победы белорусского народа в войне с фашизмом». Впрочем, при смене политического руководства Белоруссии (ведь когда-нибудь это должно случиться) Витушко и иже с ним, очевидно, займут в белорусском национальном пантеоне примерно такое же место, какое занимают сегодня на Украине Бандера и «бандеровцы».
Вітушка прыйдзе — парадак навядзе
Итак, решающий вклад в развитие местечкового национализма в Белоруссии и на Украине внесли три последовательных врага русского народа: поляки, стоявшие у истоков сепаратизма на западе России, большевики, разрезавшие границами «братских республик» русское национальное тело, и нацисты, способствовавшие появлению у белорусских и украинских националистов антисоветской мифологии (которая заслоняет советское происхождение государственности Белоруссии и Украины). Конечно, у белорусчины и украинства были и другие доброжелатели: обиженные на Российскую империю евреи, руководство Австро-Венгрии и кайзеровской Германии, западные спецслужбы… в конце концов, новиопы в РФ. Однако они не приняли столь значимого участия в судьбе белорусско-украинской самостийности, как три названные выше политические силы.
