Вторая чеченская: Дар аль-харб, территория войны. 2002—2004

Чуждые горы. Конец отряда Гелаева

Партизанская война в самой Чечне постепенно сбавляла обороты. До самой весны 2004 года активность боевиков безостановочно падала; русские вычисляли и легко уничтожали даже маленькие отряды. Все большую роль в охоте на боевиков начинали играть местные. Они хорошо знали специфику связей внутри чеченского общества, часто сами недавно спустились с гор и отлично представляли себе тактику и психологию бывших соратников. Лоялисты наносили подполью тяжелые удары.

Массовые зачистки и крупные бои постепенно сменялись точечными захватами. Эти брутально выглядящие операции волей-неволей напоминали работу латиноамериканских «эскадронов смерти». УАЗы и БТРы без номеров подъезжали к домам потенциальных боевиков, и после этого подозреваемых уже никто и никогда не видел. Оценки разнятся, но обычно считается, что таким образом пропали без вести от тысячи до трех тысяч человек. По данным «Мемориала», в 2003 году исчезли 495 подозреваемых, в 2004-м — 396. Ходят смутные слухи о том, что наши спецслужбы активно практиковали контрзахват заложников, вынуждая боевиков сложить оружие. Жестокий метод; иногда гибли невиновные. Но он приносил отличные результаты — войска постепенно вскрывали и уничтожали даже микроскопические ячейки боевиков. Например, 3 марта 2003 года по дороге в Грозный перехватили машину с двумя мужчинами. Один из них попытался убежать, но погиб. В мертвеце опознали подданного Саудовской Аравии, а из кузова «Газели» достали два автомата, гранатомет и главный приз — ПЗРК, завернутый в линолеум. Незадолго до этого под Шали перебили группу из четырех турок. Чаще всего подобные операции удавались благодаря наводке местных жителей, окончательно замученных бесконечной войной. В августе 2003 года местные жители из Наурского района сдали властям некоего Юсупова. На допросе Юсупов раскололся и выдал две минометные мины, из которых собирался сделать фугас. Работа мелкая, кропотливая и изматывающая, но результаты были очевидны.

Офицер спецназа ФСБ замечал:

В Чечне нормальная развитая система бандподполья. Партизанская романтика вышла из моды, боевики в основном живут не в пещерах, а в городах и селах. Живут как нормальные белые люди. Практически в каждом селе, особенно в горных районах, есть свои явочные пункты. Если в селе — частный дом, если в городе — квартира, не привлекающие внимания. Критерии выбора места для явочного пункта известны. По возможности явку стараются прокрышевать в местной милиции, чтобы менты ее сдуру не штурманули, а наоборот, охраняли. Если это частный дом, то он должен находиться на краю села, чтобы в случае опасности можно было быстро уйти в лесопосадку или в балку. Желательно, чтобы дом стоял в тупике. Тогда никто не сможет подъехать к нему незамеченным. Если в доме находится серьезный человек, то обязательно выставляется внешнее охранение. Никаких бойниц, окопов, дотов нет. Все нацелено на то, чтобы в случае опасности можно было уйти. Принимать бой в доме никто из них не собирается. Боевикам это не надо.

В горах существовали и «классические» базы — хорошо спрятанные схроны с оружием, медикаментами и продовольствием. Обычно такие укрытия были довольно искусно замаскированы, и их с трудом обнаруживали даже опытные бойцы. За схроном постоянно присматривал один наблюдатель, выдававший себя за пастуха — или настоящий пастух. По большей части запасы были сделаны еще в межвоенный период. Тем не менее привычка тщательно прочесывать подозрительную местность и богатый опыт войны позволяли военным обнаруживать даже такие укрывища — аккуратные, надежные и часто по-своему остроумно устроенные. Оперативник Веденского ФСБ рассказывал:

Искали мы одного бандита. Знали точно адрес, в котором он скрывается. Знали, что в адресе есть жилой схрон, то есть схрон, в котором можно спрятать человека. Пришли, вывели всех во двор, начали искать. Все истыкали — нет схрона. Дом большой, комфортабельный, куча комнат, санузел. А схрона нет. Уже уходить собрались, но тут кому-то из наших по нужде приспичило. Хозяйка его в огород посылает, хотя в доме есть теплый сортир, но он, говорит, на ремонте. Меня и осенило. Захожу в туалет. Вроде все как у людей — ванна, унитаз, биде, сантехника дорогая, плитка лежит в пачках. Дунул в очко, звук какой-то странный. Кинул туда камешек, он как в колодец ушел. Сковырнули мы этот толчок, а под ним комната подземная — два на четыре, высота метра три, вентиляция, электричество, столик, топчан. Сиди, книжки читай, через унитаз тебе воду подают, еду. Главное — чтобы кто-нибудь из гостей не замочил его по ошибке в этом сортире.

Своего рода символом крушения классической партизанщины в Чечне стала гибель самого стойкого ее адепта — Руслана Гелаева, известного под позывным «Ангел».

Осенью 2003 года отряд Гелаева переживал тяжелые времена. Хотя Ангел оставался известным и авторитетным командиром, он был самым бедным из влиятельных боевиков. Из-за конфликтов с другими руководителями джихадистов он окончательно потерял доступ к финансовой помощи. Гелаевцы начали задыхаться без снабжения. Часть бойцов ушла к набирающему очки в подполье Докку Умарову, часть погибла. В результате отряд сильно сократился, и от многих сотен человек, стоявших у Гелаева под ружьем в Панкиси, остались одни воспоминания. К тому же Ахмат Кадыров нанес еще один удар по боеспособности Ангела: он объявил очередную амнистию и даже начал переговоры о почетной капитуляции с самим полевым командиром. К последней идее в Кремле отнеслись без понимания — Гелаев был боевиком первого ряда и пролил слишком много крови. Но многие бойцы его отряда воспользовались щедрым предложением — в конце концов с Гелаевым осталось всего несколько десятков человек.

В конце осени 2003 года Гелаев, лишившийся финансирования, поддержки, людей и влияния, решил возвращаться в Грузию, так долго служившую его боевикам тихим убежищем. Однако для этого ему предстояло прорваться через перевалы.

К счастью для нас и к несчастью для себя, Гелаев принял решение об уходе в Грузию слишком поздно. Остатки его отряда — 37 человек — вышли в дорогу 30 ноября из поселка Кири, микроскопического аула на самом юго-востоке Чечни. Их путь лежал в соседний Дагестан, а оттуда к грузинам через перевалы. Идти приходилось по первобытным горам, ревностно соблюдая маскировку, поэтому дистанцию в двадцать километров по прямой последние гелаевцы преодолевали девять дней. Вывести боевиков в Грузию через перевал обещал местный проводник. Однако когда до гребня осталось три сотни метров, он забрал вознаграждение, махнул рукой в нужную сторону и ушел. Попытка взобраться выше по глубокому снегу, под пронизывающим ветром, в декабре, при температуре минус 30, на высоте в три километра, закончилась естественным образом: гелаевцы скатились обратно. Измученные, они начали скитаться по Дагестану. Сумели найти сельпо, в котором запаслись продуктами, но после выхода к людям кто-то позвонил пограничникам.

Солдат, выехавших на вызов, гелаевцы поймали в засаду и расстреляли почти мгновенно. Бойцам сказали, что боевиков всего пятеро — на самом деле их было тридцать с чем-то человек. Расстрелянная в упор машина полетела в пропасть. Но террористам от этого стало только хуже — теперь за ними принялись гоняться все наличные силы русских в этом районе. Уже через несколько часов к заставе Мокок перебросили части МВД, спецназ ГРУ, десантников.

Воздух ущелий разрывался от рева вертолетов. Пилоты погранвойск хорошо знали местность и довольно быстро нашли подозрительных людей с оружием. «Одеты в черное, все бородатые, движутся в Грузию». На боевиков обрушился огонь с неба. Однако выкурить чеченцев из расщелин вертолетчики не смогли, а затем Гелаева и его людей спасла удачно наставшая нелетная погода. В снежную бурю они сумели ненадолго оторваться от преследования, но теперь отряд обложили со всех сторон, а вскоре бомбардировщики вызвали лавину. Снег унес восьмерых, в том числе ценного араба с картой и единственным GPS-навигатором. Многие чеченцы были ранены или обморожены (обморозился и сам Гелаев), все — истощены, а по склонам били бомбардировщики, вызывая новые лавины.

Отряд Гелаева разделился. Одиннадцать человек отправились прямиком в Грузию, взобравшись на хребет. Вскоре они попали в засаду погранвойск. Четверо спасли себе жизнь, подняв руки, остальные погибли в бою с пограничниками или умерли по дороге. Сам полевой командир с остатками группы двинулся в другую сторону. К сожалению, в эти же дни сорвались в пропасть трое спецназовцев, ловивших боевиков.

У водопада в ущелье гелаевцы нашли пещеру, где и укрылись. Однако чеченцев нашли и там. Обрушить каменный свод вертолеты не могли, поэтому разведчикам пришлось взяться за автоматы. Несколько чеченцев пытались ускользнуть через расселину поблизости, но их накрыли ракетами с воздуха. Командование считало, что Гелаев в этой группе: это были его последние бойцы. Но эпопея на этом не кончилась.

Где обмороженный и с трудом ходивший Гелаев провел следующие недели, как он выжил, как скитался по Дагестану — всё это неизвестно. По одной из правдоподобных версий, он отделился от своих людей значительно раньше и отсиживался в овчарне, а потом двинулся в Грузию в одиночку. В горах всё ещё шла охота, и утром 28 февраля на маленьком посту Мушак дежурный боец Дмитрий Буянов увидел на склоне горы неизвестного мужчину. Гелаев пропал несколько недель назад, в окрестностях Мушака ходили пастухи, и поначалу в незнакомце даже не заподозрили боевика. Обнаружив, что за ним следят в бинокль, Ангел развернулся и пошел обратно. Начальник поста на всякий случай послал за ним двоих пограничников. Это были два двадцатидвухлетних местных уроженца, Абдулхалик Курбанов и Мухтар Сулейманов. Солдаты собирались проверить у неизвестного документы…

Когда пограничники не вернулись, на посту подняли тревогу и вышли искать своих людей. Первым нашли Гелаева. Труп лежал возле дерева. У него не было руки. Затем обнаружили двух бойцов, тоже мертвых. Гелаев устроил на своих преследователей засаду. У двух мальчишек не было никаких шансов против воюющего всю жизнь старого диверсанта. Один из парней получил пулю в голову и погиб сразу. Другой, смертельно раненный, смог сделать несколько выстрелов в ответ — и ранил Гелаева, перебив ему руку. Живучесть полевого командира поражает: если верить экспертам ФСБ, он сумел добить умирающего пограничника, ампутировать перебитую руку ножом, перетянуть обрубок жгутом, перебраться через речку, рядом с которой убил солдат, и только на другом берегу истек кровью и умер — на четвереньках, с зажатой в руке шоколадкой «Аленка», как полз.

На трупе нашли автомат Калашникова, три магазина с патронами, гранату Ф-1, шоколад и кофе, упаковку вермишели «Роллтон», кусок вяленого бараньего сала, 200 долларов, карту Цунтинского района, записную книжку с длинным списком телефонных номеров и ваххабитские книги.

Так закончилась история одного из самых боеспособных чеченских формирований. Окончательный разгром «гелаевского спецназа» стал выстраданным и заслуженным успехом российских войск.

Новый акт драмы теперь разыгрывался за пределами Чечни.

Черный поток. Террористическая кампания 2004 года

В 2004 году террористическая война достигла своего пика. Видимо, Басаев понимал, что использует последний шанс переломить ход конфликта в свою пользу и перехватить инициативу. Поэтому боевики действовали с величайшим напряжением сил. Они в последний раз собирали отряды в сотни бойцов, а подпольные сети в глубине России работали на износ, рассылая все новых и новых смертников. В 2004 году подполье использовало все сохранившиеся резервы в последнем настоящем усилии.

6 февраля очередной смертник (против обыкновения, мужчина из Карачаево-Черкесии) взорвался в вагоне метро, а 22 июня 2004 года боевики нанесли мощнейший удар по Ингушетии. Главной целью нападения стала Назрань.

Поздно вечером 21 июня отряды из чеченских и (едва ли не впервые) многочисленных ингушских боевиков атаковали одновременно местное МВД, базу пограничников, городской ОВД, базу ОМОН, ГУВД, станицу Слепцовскую, Орджоникидзевскую и Карабулак. В налете участвовало не менее двухсот бойцов, более радикальные оценки доводят число нападавших до нескольких сотен.

В МВД этой ночью дежурило около двадцати человек. Боевики налетели на здание с воплями «Аллах акбар!», но особого успеха не достигли. Атакующие обстреляли казармы пограничников, позиции мотострелкового полка, атаковали и захватили оружейные склады МВД.

Отряды диверсантов взяли под контроль КПП на автотрассе. С малочисленной охраной они расправились быстро и легко, после чего устроили засады. Часть боевиков переоделась в милицейскую форму, что серьезно облегчило им работу. Атаки на здания МВД и ФСБ были скорее отвлекающим маневром. После объявления тревоги офицеры МВД, прокуратуры и ФСБ бросились к месту службы — на поддельных блокпостах их останавливали, просили предъявить документы и расстреливали. Сам город патрулировали лжемилицейские отряды. Несколько групп вели зачистку по адресам, убивая силовиков и чиновников.

Попытка штурма СИЗО, к счастью, провалилась: тюремщики отстреливались из всего, что у них было, и боевикам не удалось прорваться внутрь.

Это, однако, единственное утешение. За ночь погибли по меньшей мере 78 человек, в том числе три офицера «Вымпела», и. о. министра внутренних дел Ингушетии, его заместитель, прокурор Назрани, прокурор Назрановского района и другие высокопоставленные силовики и чиновники. Боевики взяли исключительно богатые трофеи — более тысячи стволов — и благополучно ушли, даже не заплатив за успех кровью. На 10–12 часов власти фактически потеряли контроль над регионом. Что особенно скверно, часть террористов — местные уроженцы — потом растворилась в самой Ингушетии.

Дитя безопасности осталось без глаз у рекордного количества нянек. Отдельные управления ФСБ, ГРУ, МВД, армии, чеченские вооруженные формирования — все эти части действовали на одной и той же территории, имея мало возможности координировать свои действия.

А атаки продолжались. 15 июля 2004 года банда примерно в сотню стволов (в основном кумыки, аварцы, ногайцы и арабы) под командой Басаева напала на крупное село Автуры. Всплеск активности многие связывали с дезертирством из рядов кадыровской милиции после гибели Ахмата Кадырова. В результате боя восемь оставшихся на российской стороне кадыровцев погибли, еще 12 попали в плен. Боевики захватили село и полдня удерживали его, расправляясь с настоящими и мнимыми сторонниками российских властей. На исход боя сильно повлияли сложные отношения между русскими и кадыровцами. Местные милиционеры, узнав, что в Автурах идет бой, предпочли не вмешивать в дело армию, а собственных сил оказалось недостаточно. Нападающие блокировали основные въезды в Автуры и принялись обстреливать позиции милиционеров. Две машины кадыровцев, пытавшиеся въехать в село на помощь товарищам, боевики остановили и расстреляли.

— Ну почему они не доложили сразу, еще ночью, что да, на нас напали бандиты? — возмущался русский офицер из Шали. — Почему мы должны черпать информацию из радиоперехватов? Окончательно все прояснилось только часам к десяти, когда боевики перед отступлением уже открыто говорили в эфире, что они и школу сожгли, и пленных захватили. Узнай мы обстановку раньше, глядишь, и вертолеты бы из Ханкалы вызвали, чтобы ударить по отступающим в горы боевикам.

Разгром отряда лоялистов в Автурах прошел почти незамеченным: общественность только-только отходила от бойни в Назрани, а вскоре всё затмил Беслан. Однако пощечина получилась звонкой: боевики захватывают аул с населением в 20 тысяч человек, удерживают несколько часов, делают что хотят, собирают трофеи и счастливо уходят.

По схожему сценарию прошло нападение на Грозный 21 августа. Вечером боевики появились на окраинах города, причем перемещались крупными группами по несколько десятков человек. Считается, что всего они имели 200–400 бойцов. Снова импровизированные «блокпосты», поиск милиционеров, убитые и раненые. Грозный, конечно, был лучше готов к бою, поэтому такого эффектного успеха, как в Назрани нападающим добиться не удалось, но столкновение все равно оказалось кровавым и жестоким. Мрачный фарс: один из местных жителей на фальшивом блокпосту решил, что его перехватили настоящие милиционеры, и показал фальшивое милицейское удостоверение. Беднягу расстреляли на месте. Вообще, боевики действовали довольно бессистемно, в основном стремясь нагнать ужаса. Несколько гражданских они застрелили просто на всякий случай. Тяжелое ранение, например, получил сварщик, мирно чинивший автомобиль: военного в нем «опознали» по камуфляжным штанам. В другом месте моджахеды расстреляли всех пассажиров машины за то, что водитель подвозил ямадаевца.

Налет на Грозный обошелся еще в три десятка убитых солдат и милиционеров, в основном чеченцев. Погибла дюжина гражданских. В этот раз моджахеды понесли потери, но добились важной цели: продемонстрировали, что еще живы и способны успешно действовать. Третье крупное выступление за считаные недели; казалось, что вернулся 2000 год. Правда, боевики не могли поддерживать такой темп долго: их силы к тому моменту существенно подломила долгая война на истощение. И все же Басаеву и Масхадову удалось на несколько месяцев перехватить инициативу.

А всего через несколько дней в центральной России стряслась новая беда. 24 августа две смертницы сели в самолеты, вылетавшие из Домодедово. Как они попали на борт — отдельная история, которую тяжело описать в приличных выражениях. В аэропорту милиционер задержал обеих для проверки документов, не нашел ничего подозрительного и отпустил. Через несколько минут они купили билеты у спекулянта и прошли в зону вылета без досмотра, дав контролеру взятку в тысячу рублей. Здесь же, в Домодедово, шахидки получили взрывчатку. Вскоре после взлета обе смертницы взорвали свои самодельные бомбы. Самолетами управляли высококлассные, очень опытные пилоты, и они боролись до последнего, но шансов справиться с разваливающимися в воздухе машинами у них уже не было. Погибли 90 человек.

31 августа еще одна самоубийца подорвала себя у метро «Рижская». Единственный отрадный момент: вместе со смертницей случайно подорвался и организатор теракта, дважды судимый уголовник из Карачаевского джамаата.

А уже на следующий день вся Россия узнала название маленького города в Северной Осетии. Узнала, чтобы не забыть никогда.

Беслан

— Потом мы оказались в спортзале. То, что внутри… Я это видел, и сейчас это вижу, но я не сделал ни одного кадра. Потому что это нельзя никому видеть, — Юрий Козырев, фотограф

— Бога нет. Есть вооруженные силы. Я верю в Россию и наши вооруженные силы, — Чермен Бугулов, заложник

Террористическая кампания чеченцам удалась. Теракты один за другим, множество убитых… и все же в этот раз что-то явно шло не так. Россия, казалось, не обращала внимания на собственные страдания и продолжала упорно давить боевиков — до победы, до результата. Бои не останавливались. Более того, в тумане войны постепенно проступали контуры будущей Чечни, которая сама по себе создавала России массу проблем, но в ней не оставалось места непримиримым воинам джихада. Даже гибель Кадырова-старшего не изменила в положении дел на северном Кавказе почти ничего. Удары и взрывы сеяли страх, но даже чудовищное лето 2004 года вызывало всего один вопрос: «Ну и что теперь?»

Сама логика войны толкала Басаева на некий теракт, который потряс бы даже привыкшую ко всему Россию. Всё, что пробовали до 2004 года, уже приелось и не оказывало такого сильного действия. Даже «Норд-Ост» запомнился не только трагической гибелью людей, но и полным истреблением террористов. Кровавый 2004 год должен был увенчать по-настоящему грандиозный теракт, способный парализовать власть и общество — такой, после которого просто не осталось бы выхода, кроме переговоров и полной капитуляции.

Школа была идеальным объектом для захвата. Теракт против детей усиливал моральный эффект многократно. Дети менее опасны. Наконец, прикрыть все школы никто не мог. Беслан выбрали за географическое положение: город находится неподалеку от границы Северной Осетии и Ингушетии. С одной стороны, туда проще добраться (исходные позиции боевиков располагались в Ингушетии в каких-то 30 км). С другой — массовое убийство в осетинском городке могло спровоцировать маленькую гражданскую войну между осетинами и ингушами, которые и без того находились в натянутых отношениях. Но в основном боевики били по психологическому состоянию общества: террористы прекрасно понимали, что дети — слабое место любого социума, и спасать их будут любой ценой, на любых условиях. Весь 2004 год чеченцы обнажали слабость властей. И вот теперь судьбу кавказской войны должен был решить один теракт: либо Россия идет на переговоры и легализацию хотя бы «умеренного крыла», либо подполью наступает скорый и неотвратимый конец.

Единственный выживший террорист, Нурпаша Кулаев, на допросе показал:

Нас собрал в лесу человек по кличке Полковник и сказал: мы должны захватить школу в Беслане. Эту задачу, нам сказали, дали Масхадов и Басаев. Когда мы спросили Полковника: зачем это делать, с какой целью, он ответил: потому, что надо развязать войну по всему Кавказу.

Логика не вполне человеческая, но нормальная для лидеров боевиков. Басаев к тому моменту уже больше десяти лет шел по трупам своих и чужих, множество его родных и близких лежали в могилах. К 2004 году ничего кроме войны и личных амбиций в жизни этого человека не осталось и никаких моральных ограничений для него не существовало. Строго говоря, даже собственные соплеменники уже давно превратились для Басаева в ресурс, который он тратил с большей или меньшей рачительностью.

Банду для нападения на Беслан собрали в конце августа в лесу неподалеку от села Пседах в Ингушетии. Руководил ей Руслан Хучбаров, местный уроженец. Хотя до захвата Беслана его фамилия мало что говорила даже специалистам, он попал на своё место не просто так. В подполье Хучбаров оказался ещё в 1998 году, после деловой встречи, на которой застрелил человека.

В Чечне он примкнул к самому отмороженному из полевых командиров — Арби Бараеву, командовал у него небольшим автономным отрядом. Впервые имя Хучбарова прозвучало 11 мая 2000 года, когда его боевики устроили успешную засаду на колонну внутренних войск на дороге в Ингушетии.

Отряд Хучбарова состоял из 32 человек самого разного происхождения. Там было по крайней мере 13 ингушей, как минимум один араб, а также обладатель запутанной биографии Владимир Ходов — родившийся на Украине сын русской матери и неизвестного отца, усыновленный осетином. Басаев позднее описывал состав отряда так: 12 чеченцев, две чеченки, девять ингушей, трое русских, два араба, два осетина, один татарин, один кабардинец, один гуран. Обилие ингушей имело очевидный смысл: спровоцировать осетино-ингушское побоище.

Значительную часть этой публики разыскивали за разнообразные преступления, многие имели судимости. Так, упомянутого Ходова уже несколько лет искали по делу об изнасиловании, еще один террорист сидел за разбой. Двоих боевиков арестовывали, но выпустили: одного — осудили с отсрочкой исполнения приговора за общеуголовное преступление, другого оправдал суд.

Бесланская банда ничем не напоминала чеченцев, захватывавших «Норд-Ост». Здесь основную массу террористов составляли люди опытные, многие воевали уже несколько лет. Так, Ханпаша Кулаев (брат единственного выжившего Нурпаши) ушел в горы в 1995 году. Ставки были слишком высоки, чтобы доверять такое дело дилетантам. Басаев отправил в Беслан боеспособный и хорошо оснащенный отряд. Террористы имели 5 пулеметов, 2 гранатомета и приличный запас взрывчатки. В единственный грузовой Газ-66 они набились как сельди в бочку. Официальная грузоподъёмность «Шишиги» — 2 тонны, и потом эту табличную норму использовали как аргумент, доказывая, что у боевиков было больше машин, но, скорее всего, джихадисты просто набились в кузов, как в переполненный троллейбус.

В девять часов утра отряд Хучбарова подъехал к бесланской средней школе №1 на ГАЗ-66 и «Жигулях», захваченных у участкового милиционера. Во дворе шла праздничная линейка. Начался самый страшный теракт российской истории.

Беслан, день 1

Двор школы №1 — это мешок, из которого есть только два выхода. Боевики перекрыли оба. Дети и родители не сразу поняли, что происходит захват, однако террористы стали палить в воздух из автоматов и быстро добились от толпы повиновения. Для устрашения уже у входа в школу расстреляли одного из мужчин — Руслана Фраева. Чтобы побыстрее пропихнуть людской поток в спортзал, боевики вышибают окна и заставляют заложников лезть внутрь. Одно из первых требований — говорить только по-русски. Мужчина пытается успокоить толпу, говоря по-осетински. Ему дают закончить и расстреливают на глазах двоих сыновей.

Девушка-заложница позже описывала захват:

Все стоят, разговаривают, в ожидании начала линейки. Мы с Кристиной и Дзерой обсуждаем дзерину кофточку… Тут наш разговор обрывается. Где-то совсем близко раздались выстрелы. Я повернула голову и увидела трех мальчиков, бегущих к выходу, а за ними человека в камуфляже и с черной густой бородой. Он бежал за мальчиками и стрелял в воздух. Я подумала: «Кто-то плохо шутит, наверное, розыгрыш или опять какая-то проверка». Эти мысли сразу же пропали, когда со всех сторон началась стрельба и нас погнали в сторону котельной. Мы сбились в кучу. На асфальте валялись потоптанные букеты, туфли, сумки. Они приказали нам молчать и подходить к спортзалу. Люди не подходили к двери спортзала, а просто кинулись туда. В голове почему-то все время вертелось правило, которое нам всегда твердили учителя: «В чрезвычайной ситуации главное — не паниковать». Я повторяла себе: «Все сейчас кончится, это только сон». Всегда, когда я слышала эти фразы в голливудских фильмах, я смеялась над американцами, но сейчас было совсем не до смеха. Это был не страх, это было желание жить. Дверь спортзала была закрыта, и тогда они выбили два окна, выходящие в коридор. Все стали запрыгивать через них. Пихались, толкались, старались пролезть. Когда все люди оказались в коридоре, они сказали нам, чтобы мы сели на корточки и молчали. Люди паниковали, мы были в истерике. Чтобы нас успокоить, они подняли мужчину и пригрозили убить его, если мы не замолчим. Мы старались, но страх и паника брали верх. Раздался выстрел. Они его убили… Тут наступила тишина, мертвая, в прямом значении этого слова.

Они приказали сначала выбросить все телефоны, а потом и сумки. Они сказали, что расстреляют двадцать человек, если услышат какой-нибудь телефонный звонок. После этого полетело еще около десятка сотовых. Они еще раз пригрозили, сказали, что расстреляют двадцать детей. Учителя уговаривали людей, чтобы они отдали все мобильные. Еще несколько телефонов вылетело из толпы. К этому времени они уже разложили взрывчатку. Наверное, там было снарядов десять, я так думаю. Они все делали очень профессионально, как будто всю жизнь занимались этим. Прямо возле нас стояли две шахидки. Они были в парандже, и их лиц не было видно. Только глаза и ноги. Они были в спортивках и кедах. В одной руке у них были пистолеты, а другую они все время держали на кнопках от поясов. И еще у них был такой взгляд… Ледяной, неживой, способный на все. Именно шахидки вселяли такой страх и ужас.

Мало кто успел сбежать в первые минуты. Иван Карлов, машинист котельной, спас полтора десятка человек, а сам вскоре погиб. В зале собрали 1128 заложников.

До местного отделения милиции было всего 150 метров — прибежавшие оттуда милиционеры почти сразу начали стрелять по террористам. Одного боевика убили и еще одного ранили, но этот микроскопический успех, конечно, ничего не решал.

Спортзал принялись минировать. Боевики заранее приготовили взрывную цепь, к которой теперь присоединяли самодельные бомбы. Часть этих самоделок соорудили из армейских «прыгающих» ОЗМ-72, другие изготовили кустарно. Бомбы развешивали по стенам, потолку, прикрепили к баскетбольным корзинам. Цепь активировалась замыкателями, на которых стояли террористы: если с замыкателя пропадал груз, с аккумулятора подавался ток, и бомбы взрывались. Фактически это означало невозможность штурма без подрыва всей цепи.

Позднее появились конспирологические версии — например, слухи о том, что часть оружия заранее спрятали в школе. Заметим, что версия основана на ненадежных предположениях, а главное, террористам это было не нужно: никто не мешал им привезти оружие с собой, что они и сделали. Зачем доставлять оружие в школу заранее, рискуя попасться по дороге или потерять тайник в результате случайности? Незадолго до теракта учителя и родители делали в здании ремонт и наверняка нашли бы схрон, сорвав все дело. Боевики действительно вскрывали полы, но это объясняется просто: искали подвалы, опасались подкопа.

Как только минирование закончили, через заложницу наружу передали записку с требованиями прислать переговорщиков. Записка четко и внятно указывает на последствия сопротивления:

Если убьют любого из нас, расстреляем 50 человек, если ранят любого из нас, убьём 20 человек, если убьют из нас 5 человек, мы все взорвем. Если отключат свет, связь на минуту, мы расстреляем 10 человек.

Террористы с самого начала вели себя демонстративно жестоко. Неповиновение — пуля. Раненым — ни бинтов, ни воды. Это производило зловещее впечатление — даже по сравнению с басаевцами в Буденновске и красующимися убийцами в «Норд-Осте». Стрельба в потолок, издевательства и избиения продолжались все время осады.

В это время в Беслан со всех сторон идет помощь. Местные милиционеры прибежали к школе практически сразу. К 11 часам в городок входят две армейских роты, вскоре к ним присоединяются еще три. Школу блокируют. Солдатам приходится держаться от нее на почтительном расстоянии: боевики реагируют на любое движение, щедро обстреливая бойцов из автоматического оружия и даже гранатометов. Тогда же в Беслан прибывают находившиеся в Осетии группы «Альфы» и «Вымпела» — около пятидесяти человек. В город выдвигается медсанбат мотострелков; во второй половине дня подходят основные силы спецназа ФСБ.

Террористы обустраивали опорный пункт. Мужчины под прицелом боевиков забаррикадировали двери. Окна забили пластиковыми щитами. Пока шли эти работы, одна из шахидок по неясным причинам взорвалась, убив и ранив несколько человек.

Закончив укреплять школу, террористы по очереди собрали мужчин на втором этаже — небольшими группами, по очереди.

Аслана Кудзаева вывели из спортзала и потащили на второй этаж. Попав в кабинет литературы, он сразу понял, в чем дело — на полу уже лежали восемь трупов. Их расстреляли в упор, длинными очередями. Террорист велел Кудзаеву и еще одному мужчине выкинуть тела в окно. Пока они таскали мертвых земляков, палач перезаряжал автомат. Кудзаев прыгнул к подоконнику и выбросился в окно, рухнув на груду свежих тел. Он повредил ногу, но сумел отползти за угол и выбраться из зоны обстрела. Вслед убегающему бил автомат. Из оцепления не отвечали — боялись новых расстрелов. Солдаты помогли единственным способом, которым можно было помочь — они закидали пространство между беглецом и школой дымовыми шашками. Сработало: Кудзаев выбрался из ада живым. Ему повезло — уже в этот день погибло два десятка человек. Еще один мужчина уцелел по случайности: палач промахнулся и попал в его соседа. Террористы из суеверия или просто поддавшись капризу вернули удачливую жертву в зал. Штурм он тоже пережил.

Беслан, день 2

Рано утром Лев Дзугаев, представитель президента Северной Осетии, объявляет, что составляются списки заложников, и на данный момент в этих списках 354 человека. Это важный момент, поскольку это злосчастное «354 человека» позднее вспоминали постоянно. На самом деле речь шла о тех, чья личность установлена точно, а вовсе не об общем числе. Однако журналисты интерпретировали фразу Дзугаева в соответствующем ключе и понесли заветное число в массы.

Террористы между тем перестали давать заложникам воду, сообщив наружу, что те добровольно объявили сухую голодовку. Принимать еду и медикаменты для жертв они отказались. Вообще бесланские боевики не умели и не хотели договариваться — в отличие от банды Бараева, люди Хучбарова не пускали к себе практически никого. После трех часов пополудни все же удалось договориться о том, что в здание зайдет бывший президент Ингушетии Руслан Аушев. Аушев входит в школу около четырех часов. Главное, чего ему удалось добиться на переговорах — освобождение грудных детей (на линейку многие семьи пришли в полном составе). Хучбаров согласился: груднички не понимали угроз и требований и постоянно кричали. Аушев выводит 26 человек — матери и самые маленькие дети.

Именно тогда сделана одна из самых известных фотографий Беслана: милиционер Эльбрус Гогичаев несет на руках шестимесячную Алену Цкаеву. Ее мать тоже отпустили, но бедная женщина не смогла бросить двух других детей, оставшихся в школе, и вернулась. Мать и сестра Алены погибли, брат спасся. Офицер с тех пор — друг ее семьи.

• 
  

  Милиционер Эльбрус Гогичаев выносит шестимесячную Алену Цкаеву из здания школы 2 сентября 2004 г.

• 
  

  Эльбрус и Алена 10 лет спустя

Дела в спортзале шли все хуже и хуже. На улице жара. Воды нет. Зал не проветривается и люди дышат спертым воздухом. Заложники начинают терять сознание. Многим детям приходится пить мочу. Мочой обтирались, а кому-то и промывали раны. Горло горело без воды, а так хотя бы удавалось сбить мучительное жжение. Все попытки попросить воды у террористов кончались одинаково — ударами ног и прикладов. В туалет отпускали выборочно, и зал постепенно тонул в грязи. В ком-то из убийц проснулось человеческое: он отпустил нескольких детей в душевую — там была вода. Один из командиров — Ходов — наорал на него, но, по крайней мере, никого не убил.

Штаб антитеррористической операции, которым руководило местное отделение ФСБ, постепенно терял контроль над ситуацией. По городку бродили вооруженные толпы людей — местные ополченцы. В 90-е годы по республике разошлось множество оружия, включая армейское, и теперь съехавшиеся со всей Осетии люди не знали, что с собой делать.

Во второй день произошло меньше всего событий, но некоторые заложники вспоминали его как самый долгий, день непрекращающихся мучений.

Продолжаются лихорадочные попытки связаться с террористами и склонить их хотя бы к какому-то способу разрешения конфликта. Им предлагают деньги, коридор для выхода, еду и лекарства, даже освобождение пленных боевиков — все тщетно.

Между тем президент Северной Осетии Дзасохов и бывший президент Руслан Аушев уже начали зондировать почву на предмет участия Масхадова в переговорах. Возможности связаться с политическим лидером боевиков напрямую не было, поэтому общаться пришлось через Ахмеда Закаева, представителя Масхадова в Европе. Такие переговоры Дзасохов и Аушев не могли, конечно, вести без санкции и прямого одобрения Москвы. Кроме чиновников Закаеву звонила Анна Политковская — с теми же вопросами. Закаев отмежевался от происходящего сразу за себя и за своего патрона и сделал несколько заявлений общего характера. Однако он, разумеется, связался с Масхадовым и, по собственным словам, уже готовил его приезд в Беслан. Правда, никакой конкретики он не сообщил: не оговаривали ни сроки, ни маршрут. Сам Масхадов, заметим, молчал и не выходил на связь.

Что в этот момент происходило в голове у «умеренного террориста», сказать невозможно. С точки зрения стратегии последних двух лет, это было преддверие триумфа: вывести войска, дать боевикам политические гарантии — все эти требования звучали очень убедительно, пока террористы держали под прицелом тысячу детей.

Заметим, что Хучбаров, по словам Аушева, требовал вести с Масхадовым переговоры о выводе войск. То есть речь шла не о спасении заложников, а о капитуляции. Версию о готовности чеченского «президента» явиться прямо к школе и спасти заложников выдумали уже постфактум — до штурма он никак себя не проявлял.

К вечеру 2 сентября перед Россией стоял выбор из трех катастрофических вариантов: либо вести переговоры с участием Масхадова, своими руками придав тому легитимности (заметим, без всяких гарантий спасения детей), либо сдаваться отмороженным басаевским людоедам, либо брать школу приступом, смирившись с гибелью заложников: схема минирования не оставляла никаких шансов, способ «Норд-Оста» не подходил. Но на следующий день мучительные раздумья разрешились сами собой.

Беслан, день 3

Заложники дошли до крайнего истощения. Жара, спертый воздух, тысяча человек в маленьком спортзале, отсутствие воды. Люди впадают в апатию, еще предыдущим вечером одна из женщин вступает в перепалку с террористами. Большинством овладело безразличное отчаяние: хотелось, чтобы мучения прекратились — не важно, как.

Сами террористы находятся на взводе. Время шло, переговорщики с заветной капитуляцией не показывались. И тут бандиты принялись зачем-то перемонтировать подрывную цепь в спортзале и начали минировать тренажерный зал, куда перед этим отвели часть самых ослабевших заложников.

Аушеву за день до того удалось договориться о том, что спасатели МЧС эвакуируют тела расстрелянных мужчин. К школе пошли четверо из полусотни бойцов отряда «Центроспас». Позднее Алексей Скоробулатов, один из них, рассказал о судьбе группы в интервью.

Четверо МЧСовцев во главе с Валерием Замараевым выехали к школе на грузовике незадолго до часа дня. Работать могли только двое, еще двое сидели перед забором с поднятыми руками под прицелом пулемета. Вдвоем затаскивать трупы в машину было тяжело, и террористы разрешили Замараеву помочь товарищам. Боевик, который держал на мушке Скоробулатова, подозвал его к себе.

В этот момент случилось то, чего никто не ожидал. Часть подрывной цепи в зале сработала.

Вероятнее всего, пока боевики меняли схему минирования, случился непроизвольный подрыв — не редкость для самодельных бомб. Первой взрывается мина на стуле, около 5 кг тротила. Она убивает всех, кто находится вблизи, ранит еще десятки детей. Через 23 секунды взрывается участок подрывной цепи: тяжелая мина под окном, одна мина-«лягушка» и минимум три небольших бомбы. Почти половину погибших заложников убили именно эти взрывы.

«Первое, что я увидела, когда я поднялась — горящий и обожженный труп одного из террористов на стуле, под разорвавшимся снарядом, которого заливал ведром с водой другой боевик», — писала девушка-заложница. Было около часу дня.

С боевиками сразу же связались — попытались успокоить и объяснить, что происходящее — не штурм. Ответ лаконичен: «Нам ничего не надо, мы пришли сюда умереть. Аллах акбар».

Тому, что началось дальше, названия еще не придумали.

Все способные передвигаться бросаются наружу. Боевики начинают бить по ним из всех стволов — включая, напомним, пять пулеметов. У стен школы убит снайпером МЧСовец Дмитрий Кормилин, Валерий Замараев смертельно ранен. Убегающих косят огнем. Учитель физкультуры Иван Каниди бросается на боевика, пытаясь отобрать у того автомат. Террорист бросает «калашников» и выпускает в Каниди обойму из пистолета.

Часть боевых групп «Альфы» и «Вымпела» в этот момент находилась на другом конце города, отрабатывая штурм на такой же школе. Теперь они несутся через весь Беслан, а их товарищи уже ведут бой у стен. Снайперы обстреливают огневые точки боевиков. С улицы к зданию бросаются толпы осетинских ополченцев, многие из них начинают стрелять.

Фотограф Дмитрий Беляков описывал это безумство доведенных до срыва вооруженных людей:

Крика и шума среди «Альфы» было довольно-таки много. Может быть отчасти потому, что они были здорово разозлены тем, что ополченцы… Я понимаю, что, будет обидно им это слышать, но от осетинских ополченцев и милиции, или кто это там был — ну там всякие дяди бегали с винтовками, с автоматами — шуму от них было очень много… Вот человек выбегает, да… Вот куда он стреляет, зачем он стреляет, куда он попадет — мне совершенно это не понятно. Но он должен там быть, он должен обязательно этот магазин туда выпустить, у него эмоции — всё это понятно… Вот эти ребята с «Альфы» — они раза четыре с пятого на первый бегали и просто им в ухо орали: «Блядь! Перестаньте стрелять! Прекратите огонь! Просто дайте работать спецназу. Ну ваши же заложники выходят! Там дети выбегают!» — Бесполезно.

В спортзале — гора трупов и раненых, люди лежат слоями. Часть крыши обрушилась от взрыва, начинается пожар. Сверху на раненых падают куски кровли. Тех, кто еще может ходить, боевики гонят в столовую, где занимают оборону. Детей и женщин выставляют в окна. В это время в спортзале альфовцы выламывают решетки и пробиваются в тренажерный зал. Двое саперов снимают часть бомб в тренажерке, но дальше идти никто не может: из окон параллельного флигеля непрерывно стреляют. Что ужаснее всего, спецназовцы не могут даже выбить боевиков оттуда: снайперам перекрывает линию огня само здание спортзала, а чтобы хотя бы увидеть противника, надо вылезти в окно — прямо под кинжальный огонь. Из зала вытаскивают тех, кто может сам доползти до тренажерки.

• 
  

  Расположение федеральных войск до штурма

• 
  

  Расположение точки первого взрыва в 13:00

• 
  

  Схема штурма в 15:00

15:00. Общий штурм. По позициям боевиков на чердаке (чердаке школы, не спортзала) бьют из РПО. Спецназ действует тремя группами. Одна — прорывается к столовой через флигель у мастерских. Пройти долго не получается — баррикады и мины. Вторая группа входит через окно библиотеки: это единственный способ пробиться на второй этаж в обход простреливаемого коридора. Третья — движется к угловому запасному выходу под прикрытием брони. С этой группой к зданию подошло довольно много местных мужчин и корреспондентов. Многие журналисты тогда побросали камеры и пошли туда же, куда все остальные — в школу, спасать детей.

В этот момент из школы с толпой заложников попытался выбраться один из террористов, Нурпаша Кулаев. Его, бормочущего «жить хочу, хочу жить», опознали и схватили. Кулаева единственного из боевиков взяли живым.

«Альфа» и «Вымпел» не могут нормально стрелять: на линии огня постоянно кто-то находится. У террористов нет таких проблем. Спецназ начинает нести тяжелые потери: наступать приходится по ровному открытому пространству. Никто, однако, не уходит, пока способен держать оружие. Бой идет на втором этаже, где с некоторым количеством заложников рассредоточилась одна группа боевиков, и в столовой, где засел основной отряд.

В столовой — ад внутри ада. Террористы прекрасно понимают, что отступать им больше некуда, поэтому толпами ставят людей на окна и из-за спин стреляют из всего, что есть. К школе прорывается БТР: тросом цепляют решетку первого этажа. В столовую врывается спецназ. Именно там погибло больше всего офицеров: бой идет накоротке, а террористы могут давить огнем любое движение. Гибнут десятки заложников.

• 
  

  Наблюдатели спецназа перед штурмом. Олег Лоськов (слева) погиб в школе

• 
  

  Активная фаза штурма. Справа виден БТР, вырвавший решетку первого этажа

• 
  

  Осетинские ополченцы ведут огонь

• 
  

  Эвакуация раненых заложников

• 
  

  Мобильный медпункт вскоре после начала штурма

Надежда Бадоева, тогда старшеклассница, в суде рассказывала про этот бой:

Наши кричали, мол не стреляйте, здесь заложники. Альфовцы в ответ: мол, мы знаем. И потом они залезли, пробили решетку. Первый, кто запрыгнул, пробил решетку и на печку прыгнул. И вот этот Ибрагим выбежал оттуда, и кинул гранату, он еще кричал: «Аллах Акбар!» Он умер, этот альфовец, возле меня еще сидели дети, и он к нам прыгнул, накрыл нас собой. Потом вот кто там поблизости сидел, они их всех вытащили, и кричат нам: «Ползите, что вы еще сидите». Я еще ногу не видела, только почувствовала горячее. Но попало что-то и кровь вот по лицу у меня течет горячая. А так я еще не видела. И как-то вот этого альфовца, мы его скинули. И дети побежали, они нормальные были, они побежали. Я тоже встала, сейчас, думаю, пойду, и у меня нога ушла под себя. Я вообще не могла, как-то доползла. А передо мной выносили девочку, или я не знаю кого, и в нее попали. И альфовец кричит: «Смотрите, прикрывайте, чтоб в нее тоже не попало». И так меня вытащили, вынесли. И все.

Убитый спецназовец, прикрывший собой детей — это Андрей Туркин из «Вымпела».

После того как последние заложники покинули школу или погибли, снаружи решили не тратить людей на контактный бой. Огневые точки боевиков расстреляли «Шмели», а в 9 вечера добавил танк, сделавший семь выстрелов. Двое последних террористов затаились во флигеле и попытались сбежать около полуночи. Их тоже накрыли из гранатомета.

Бой закончился.

Детей эвакуировали в больницы. Потери ужасали. Погибло и умерло 334 человека. Более семисот были ранены и травмированы.

На следующий день началась тяжелейшая работа — разбирали завалы, выносили мертвые тела. Началось официальное расследование (и несколько неофициальных). Споры об обстоятельствах трагедии продолжаются до сих пор. Беслан на много лет перестал быть нормальным городом: в лучшем случае оплакивали друзей. В худшем — целые семьи, погибшие полностью.

***

Следует понимать, что штурм в том или ином виде начался бы не позднее вечера 3 сентября. К этому моменту заложники начали бы умирать сами по себе, от жажды. Разумеется, допустить этого никто не мог. Но вот версия о спланированном штурме, который начался с обстрела школы извне, имеет множество слабых мест.

Во-первых, никто не стал бы начинать штурм, пока перед школой находились четверо спасателей МЧС. Во-вторых, какое начало штурма, если «Альфа» и «Вымпел» еще не сосредоточились? В-третьих, РПО, с которыми оппозиционно настроенные исследователи носились, как с писаной торбой, действительно были, но из них стреляли как можно аккуратнее и в основном уже к вечеру. Танк и вовсе начал работать только в девять часов. Собственно, именно поэтому три десятка террористов смогли так долго отбиваться, нанося штурмующим тяжелые потери: огневые точки приходилось давить стрелковым оружием буквально в упор.

Позднее состоялся суд над единственным выжившим террористом — Нурпашой Кулаевым. Никакой готовности к смерти, о которой столько разглагольствовали, Кулаев на процессе не продемонстрировал и никакого мужества не проявил. Боевик утверждал, что автомат ему выдали только в самой школе, что он ни разу не выстрелил, потому что не умеет, и что его единственной задачей было сидеть у окна и смотреть, не идет ли кто снаружи. Между тем неудачливая смертница Зарема Мужехоева опознала Нурпашу как члена банды Басаева, а школьная уборщица, у которой погиб ребенок, указала на Кулаева как на человека, который ее бил:

— Ну, избивать, никого не избивал. Но третьего числа, когда я его попросила, он меня два раза ударил.

— За что?

— За то, что у меня ребенку плохо было. Я кусочек майки оторвала и ему говорю: «Намочи — у меня ребенок умирает». А он мне говорит: «Пускай он у тебя умрет, ублюдок!» И он меня дулом автомата ударил. И ногой тоже ударил. И я села на место.

«Идейный боец за веру» на суде юлил и пытался избежать уголовной ответственности. Впрочем, это ему не помогло. В мае 2006 года Кулаева приговорили к пожизненному заключению по рекордному набору статей УК: 209-я (бандитизм), 222-я (незаконное ношение оружия), 206-я (захват заложника), 205-я (терроризм), 317-я (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа) и 105-я часть 2 пункты а, б, в, д, е, ж, з (убийство двух и более лиц, а также убийство в связи с осуществлением данными лицами служебной деятельности, убийство заведомо для виновного находящихся в беспомощном состоянии, сопряженное с захватом заложников, сопряженное с бандитизмом, совершенное с особой жестокостью, общеопасным способом и организованной группой). Судебным приставам пришлось силой удерживать женщин-потерпевших от попытки на месте исправить приговор на смертный. Сейчас Кулаев сидит в колонии на Ямале.

Во время штурма погибли десять офицеров «Альфы» и «Вымпела». Это беспрецедентные потери: за всю историю подразделений начиная со штурма дворца Амина в 70-е в обоих погибли около шестидесяти бойцов. Кроме них убиты двое спасателей МЧС. 35 спецназовцев, 27 спасателей, милиционеров и солдат других ведомств были ранены. «Нас стали хоронить, как шахтеров», — угрюмо заметил офицер «Альфы».

Специфика работы спецподразделений: о мертвых известно больше, чем о живых. Но по крайней мере один из участников штурма не просто известен по имени, но даже дал интервью. Это Максим Разумовский из «Вымпела», младший брат погибшего в школе Дмитрия. Фотография, на которой он выходит из школы, — израненный, в рваном камуфляже, покрытый каменным крошевом, залитый своей и чужой кровью — обошла мир. Максим пришел в «Вымпел» в 1997 году и до Беслана воевал по всему Кавказу. Во время штурма его ранило пулей в бедро, на что боец просто не обратил внимания: он перевязывал товарищей, и собственная рана показалась ему незначительной. Затем — уже во время штурма второго этажа — Разумовского ранило и контузило близким взрывом гранатометного заряда. Осколки попали в голову, плечо и спину. То, что произошло дальше, несколько выходит за рамки нормальных человеческих возможностей: Разумовский добрался до исходных позиций сам, перевязал раны, вколол обезболивающее… и вернулся — сражаться, помогать раненым и выносить детей. Сейчас он жив и здоров. Героем себя не считает.

Беслан стал одним из самых жестоких терактов в мировой истории. Тут сложно подобрать аналогию: ни до, ни после террористы не изобретали настолько изощренную схему и не воплощали ее с такой жестокостью.

Теракт в Осетии на несколько месяцев превратился для российского общества в главную тему. Власти никто не хвалил. Даже проправительственная пресса мрачно констатировала, что мужество солдат и офицеров в поле не может заменить стратегическое мышление и грамотную работу спецслужб. В принципе, после захвата школы никаких шансов на счастливый исход уже не было. Сработал только один из участков цепи — и это уже само по себе чудо на грани возможного. Взорвись она целиком — и живых не осталось бы еще до первых выстрелов.

Не штурмовать при этом было нельзя. Заложникам не давали воды, и меньше чем через сутки они начали бы умирать от истощения. На самом деле Россию к 3 сентября 2004 года загнали в угол: уже искали Масхадова, готовились к переговорам. Еще несколько часов — и власти согласились бы договариваться хоть лично с Сатаной. Можно сколько угодно рассуждать о том, что капитуляция объективно привела бы к гораздо худшим последствиям, чем самый кровавый штурм, но на свете просто нет государства, способного отдать приказ к началу штурма заминированной школы с тысячей детей внутри. Капитуляция не состоялась по чистой случайности — ошибка при минировании, взрыв, у боевиков сдают нервы. Затем безумная атака «Альфы» и «Вымпела», и большая часть заложников всё-таки остаётся в живых — благодаря самоотверженности, какой никто не вправе ожидать и тем более требовать даже от офицеров спецназа.

Можно ли было уменьшить жертвы? Да, можно, операция далека от идеальной. Взрыв внутри трудно было предвидеть, но вот толпу бродивших в окрестностях случайных мужиков с оружием штаб и местные силовики обязаны были убрать. Ополченцы, действовавшие из лучших и вполне понятных побуждений, палили в белый свет, как в копеечку, умножая энтропию (и — автор не хочет никого обвинять — возможно, что и количество трупов). Эту энергию можно было загнать в гораздо более безопасное русло — например, организовать эвакуацию с места побоища.

Но это детали. Реально жертв бесланской трагедии оказалось меньше, — много меньше — чем могло бы быть в этих страшных обстоятельствах.

Россия погрузилась в глубокий траур. Но кровавая жертва имела и другие последствия — менее очевидные и не такие утешительные для убийц. Беслан окончательно подорвал позиции западных чеченофилов. После детоубийства никто не хотел слышать ни о каких легитимных переговорах с чеченцами — ни с радикальным Басаевым, ни с «умеренным» Масхадовым. Какие бы (справедливые) упреки ни сыпались на неказистое российское государство, всё это ни в какое сравнение не шло с тем, что сделали боевики. Да, ФСБ не предотвратила теракт. А чеченцы взяли в заложники и собирались убить тысячу детей. И Буденновск, и даже «Норд-Ост» можно при очень большом желании втиснуть в нарратив о гордых борцах за свободу. Беслан — это химически чистое злодеяние, оно за пределами человеческого. С этого момента всякие разговоры о «переговорном процессе» прекратились навсегда.

Копоть воронья

В 2004 году Басаев провел идеальную террористическую кампанию. Всего за несколько месяцев, с мая по сентябрь, террористы подорвали вагон метро, два самолета, разгромили правоохранительные органы одной из республик, успешно напали на несколько населенных пунктов в Чечне и, наконец, устроили чудовищную резню в школе.

«Черные метки» разослали по всем адресам.

Автуры: вы не можете удержать саму территорию Чечни несмотря на всех солдат, которых туда отправили. Мы можем ненадолго захватить власть в любом поселке, убить кого хотим и уйти.

Ингушетия: вы не контролируете даже соседние республики: власть легко парализовать, местных силовиков — вырезать.

Грозный: армия не может удержать под контролем даже столицу Чечни.

Наконец, Москва: мы можем убить вообще кого угодно в вашей собственной столице.

…И Беслан: вы не можете защитить даже своих детей. Ваши лучшие солдаты будут умирать десятками, но не смогут спасти даже их.

И это произошло не в начале конфликта — тогда можно было бы пусть с натяжкой, но говорить о внезапности. Шел пятый год, и все — в особенности спецслужбы — прекрасно знали, что такое война. С точки зрения террористов, это был оглушительный успех. Такая волна терактов — против разных объектов, с массовыми жертвами, в атмосфере страха и отчаяния — не удавалась в истории политического террора еще никому.

Трудно было представить, что кровь и ужас 2004 года — это не взлет чеченского подполья, а его лебединая песня перед разгромом.