Арабский мир не сумел оправиться от поражения 1967 года (перевод Foreign Policy)

Текст: Хишам Мелхем, колумнист ливанской газеты «Ан-Нахар», для Foreign Policy. Перевод: Александр Заворотний, «Спутник и Погром»

Спустя пятьдесят лет после Шестидневной войны свет разума, некогда сиявший на Ближнем Востоке, оказался почти полностью потушен коррумпированными правительствами и извращённой религиозностью.

11 декабря 2016 года в Берлине скончался Садик Джалал аль-Азм, наиболее значимый интеллектуал сирийского общества за последние полвека. Ему было 82 года. В последние дни своей жизни аль-Азм, подобно множеству других сирийских беженцев, издалека наблюдал за медленной методичной бойней в восточном Алеппо, удерживаемом повстанцами. Человеку, который в течение полувека сражался против тирании, интеллектуального вакуума, социально-экономической несправедливости, религиозной и этнической нетерпимости в арабском мире, было особенно тяжело наблюдать победу именно этих сил при разрушении Алеппо, жемчужины Сирии и одного из наиболее древних и прославленных городов. Всю свою жизнь — от головокружительной эпохи интеллектуальных обсуждений извечного вопроса «где сбился с пути» арабский мир и до последних предсмертных одиноких размышлений — аль-Азм оставался критично настроенным свидетелем нисхождения арабов в самое сердце тьмы.

Спустя пятьдесят лет после того, как аль-Азм и другие арабские интеллектуалы начали безжалостно разбирать на части закостеневшие политические институты, реакционные, примитивные религиозные конструкции и застойные общества, арабский мир погрузился во тьму ещё глубже. Физическое, интеллектуальное и политическое запустение пришло в некогда оживлённые центры арабского мира — Дамаск и Алеппо, Багдад и Мосул, Каир и Александрию — и лишь в Бейруте свет ещё горит, хотя тоже грозит угаснуть. На протяжении многих столетий в этих городах ткалась пёстрая человеческая и языковая ткань древних общин — мусульман, христиан, иудеев, друзов, арабов, курдов, ассирийцев и черкесов. Позднее их дополнили греки, армяне и итальянцы. Кипящий космополитизм укоренился как в прибрежных Александрии и Бейруте, так и в более отдалённых Алеппо, Дамаске и Багдаде.

Подростком бродя по улицам Бейрута, я слышал вавилонское столпотворение языков: арабский, французский, английский, армянский, греческий, курдский. Конечно, у этого буйного космополитизма в мире сомнений и неравенства были свои недостатки. Внутренние сельские районы были населены возмущёнными крестьянами, с завистью наблюдавшими за сияющими огнями запретных городов с их удовольствиями.

Юнцом я наблюдал удивительный всплеск энтузиазма, поднявшийся после охватившего арабов неверия и унижения, когда Египет, Сирия и Иордания потерпели от израильтян сокрушительное поражение за какие-то шесть дней. Эта война позволила Израилю захватить египетский Синай, сирийские Голанские высоты, Западный берег реки Иордан и сектор Газа; она похоронила идею арабского национализма, которую воплощал тогдашний президент Египта Гамаль Абдель Насер.

Поначалу большинство арабов искали спасения в отрицании, отказываясь признавать, что военное поражение свидетельствовало о более глубоких культурных недугах и социальных вывихах; это катастрофическое поражение пытались называть лишь временным «отступлением». Многие отчаянно пытались уверовать, что победа Израиля была достигнута лишь благодаря западным проискам и уловкам, ведь среди арабских националистов, левых и исламистов едва ли не догмой стало считать Израиль «искусственным образованием» — метастазом империализма на арабском Востоке.

Арабская убеждённость, что их армии одержат в войне победу, была почти всеобщей. Тогда мне было 17 лет, и я всё ещё отчётливо помню свою обжигающую боль, смешанную с чистейшей яростью, направленной главным образом против самозваных хранителей арабского наследия.

Спустя пятьдесят лет после того поражения хрупкую арабскую ойкумену сотрясают гражданские войны, в которых с упоением бьются жестокие люди и не менее жестокие местные и пришлые мародёры. Древние города, пережившие множество захватчиков, ныне лежат в руинах и в Сирии, и в Ираке, и в Ливии, и в Йемене. Школы и больницы, места для поклонений, пекарни и аптеки одинаково разрушают и законные правительства, и мятежники. Миллионы обездоленных бродят по опустошённым землям и бегут из своих стран, по собственному выбору или по принуждению, составляя реку беженцев, захлёстывающую соседей и рассеивающуюся по всей Европе. Трагическая современная версия «среднего пути (работорговли)» разыгралась в Средиземном море, чьи обманчиво-спокойные волны стали водяной могилой для множества беженцев, отважившихся пуститься в путь на утлых переполненных лодках жадных наследников работорговцев былых времён. Во второе десятилетие XXI века арабы, составляющие едва ли 5% населения планеты, обременили её более чем половиной всех беженцев.

И сами арабы теперь живут в тени более могущественных соседей: Израиля, Турции и Ирана. В Сирии и Ираке идея единой национальной идентичности лопнула по религиозным и этническим швам, усугубив политические, общественные и культурные разногласия и сделав воссоединение этих стран почти немыслимым. Египет, некогда бывший региональной державой, в последние десятилетия переживает политическую маргинализацию, а экономически до сих пор держится на плаву только благодаря подачкам из стран Персидского залива. Хвалёная египетская армия не в состоянии даже навести порядок на Синайском полуострове. В борьбе с самопровозглашённым Исламским государством и прочими экстремистами она вынуждена полагаться на израильские ВВС — те самые, которые 5 июня 1967 года почти полностью уничтожили египетскую авиацию.

Каир перестал быть культурной Меккой для арабов, а его университеты, научные центры, лаборатории, издательские дома, студии и галереи не производят значимых научных или культурных достижений. Бейрут, несовершенный либеральный оазис моей молодости, душит закостенелая, коррумпированная, феодальная политическая система и хищная, коварная и безжалостная военная сила — «Хезболла». Это одна из наиболее смертоносных негосударственных группировок в мире, которая фактически является иностранным легионом Ирана, шиитской версией османских янычар.

Взгляд в прошлое

Садик Джалал аль-Азм, с которым я был знаком, считал подобное развитие событий кульминацией худших своих страхов. Я встретил аль-Азма в 1968 году, после публикации его основополагающей книги «Самокритика после поражения», где он подверг беспощадному анализу все стороны арабской жизни. В этой опубликованной в Бейруте книге утверждалось, что только радикальный слом всех укоренившихся структур арабского общества и культуры, только полный отказ от поддерживающих их мифов и суеверий, только широчайшие социальные и политические реформы позволят оправиться от поражения. В современной арабской интеллектуальной истории она стала настоящей вехой и вызвала целый шторм противоречивых откликов.

Но аль-Азм и дальше насмехался над священными коровами арабского мира. В 1969 году он опубликовал сборник эссе под названием «Критика религиозной мысли». В этот раз он направил свои разящие удары против замшелых религиозных авторитетов и их использования религии для политических целей, для поощрения фатализма и невежества. Этим атавистическим концепциям он противопоставил ценности рационального мышления и научного поиска.

Реакция хранителей статус-кво и религиозных деятелей на такое «богохульство» самого выдающегося арабского левого интеллектуала была быстрой и жёсткой. Суннитский муфтий Ливана и кучка политиков-лицемеров потребовали от государства запретить книгу, а правительство поспешно арестовало аль-Азма, приписав ему «разжигание межконфессиональной вражды» — смехотворное обвинение против того, кто не щадил и христианское духовенство.

После ареста аль-Азма легион его сторонников из числа эрудитов, интеллектуалов и активистов в Бейруте и за его пределами начали готовить ответный удар. В 1969 году Адонис, величайший арабский поэт современности — по происхождению сириец, который провёл самые плодотворные годы жизни в Бейруте — основал литературный журнал «Мавакиф» («Позиции»), ставший рупором литературного авангарда и критического мышления. Поэмы и язвительные эссе Адониса в «Мавакифе» отличались великолепной выразительностью и прозорливостью. Я был среди немногих счастливчиков, которых приглашали на еженедельные встречи кружка Адониса — в основном там присуствовали молодые талантливые арабские писатели и художники, приехавшие в Бейрут, чтобы сообща бороться за идеи просвещения. Величайшим переживанием моей молодости было увидеть собственное имя в «Мавакифе» под несколькими стихотворениями, которые Адонис счёл достойными печати.

Движение против процесса над аль-Азмом ширилось, и я почувствовал в себе достаточно храбрости, чтобы вместе с несколькими друзьями явиться в суд в знак солидарности с нашим героем. Аль-Азм был озабочен безопасностью своей семьи, поскольку получил немало угроз, и в целях предосторожности отослал жену в Иорданию. Впрочем, его тяготы быстро кончились: аль-Азма черед две недели выпустили из тюрьмы, дело против него было прекращено, а книгу начали превозносить как победу сил прогресса над ретроградами.

Изо всех арабских интеллектуалов и творческих людей, которые после 1967 года превратили Бейрут в самый живой и культурный город арабского мира, сирийцы внесли самую весомую лепту. Вдобавок к аль-Азму и Адонису, другие литературные светила Сирии — например, драматург Саадалла Ваннус, поэты Мухаммад аль-Магут и Низар Каббани — проявили величайшую отвагу, срывая завесы с укоренившихся табу и религиозных догм ислама и политических мифов арабского национализма в его насеритском и баасистском проявлениях. Захватывающая пьеса Ваннуса «Вечеринка на пятое июня», впервые опубликованная в «Мавакифе» и поставленная в Бейруте под одобрение публики и критиков, язвительно обличала глубинные политические и социальные причины поражения. Пьеса, в которой некоторые актёры сидели среди зрителей, помогла совершить революцию в арабском театре.

В начале 1970-х свет увидели новые еженедельные и ежемесячные издания, дополнившие уже почтенные прогрессивные журналы вроде Аль-Талии, Ат-Тарика и ежедневника Ан-Нахар, чьё еженедельное приложение редактировал ливанский поэт и комментатор Онси эль-Хадж, оживляя его страницы захватывающими дискуссиями и глубоким анализом.

Палестинский писатель Гассан Канафани, проживавший в Бейруте, явил миру свои лучшие произведения и самую беспощадную политическую публицистику именно в эти годы. Издательские дома, театры, картинные галереи, университеты ливанской столицы — включая прославленный Американский университет Бейрута — кипели творческой деятельностью. Этот миг подлинного энтузиазма был возможен лишь в Бейруте, самой свободной и космополитичной столице арабского мира.

Великий интеллектуальный спор после июня 1967 года бушевал главным образом между прогрессивным течением (аль-Азмом, Адонисом и прочими) и различными исламистами из множества арабских государств, которые считали поражение в войне — совершенно верно — исторической закономерностью для арабского национализма. Иные арабские писатели националистического толка предприняли вялую попытку возродить панарабизм, но тщетно. Я всегда считал, что лишь после разгрома 1967 года арабские исламисты, которых до того высмеивали левые, перегруппировались и сумели утвердиться как единственная «подлинная» интеллектуальная и политическая альтернатива арабскому национализму. Никто из тех, кто в те годы был политически активен, никогда не поверил бы, что реакционные исламисты, вначале представленные суннитским движением «Братья-мусульмане» со множеством ответвлений, а затем и шиитской «Хезболлой», в будущем станут мейнстримом арабской политики и образа жизни.

И вновь война

Исторический момент культурного и политического брожения и обновления в Бейруте подошёл к своему завершению в 1973 году, когда сторонники деспотизма и статус-кво вновь вышли на сцену. В войне Судного дня, вспыхнувшей в том году, египетские и сирийские войска сумели проломить израильскую оборону и показали себя с неплохой стороны — во всяком случае, в первые дни боёв. Война достигла своей непосредственной политической цели — заставила США вмешаться как посредника — и позволила Египту и Сирии, отчасти вернувшим потерянные земли, заявить о восстановлении престижа.

К тому времени палестинское национальное движение, представленное Организацией освобождения Палестины (ООП), уже растеряло всякий авторитет, позволявший ему выступать в качестве «светской альтернативы» для униженных арабских националистов. Выходки ООП в Иордании и Ливане — со вмешательством во внутренние дела этих государств и запугиванием местных общин — лишило руководство организации права заявлять, что это движение чем-то отличалось в лучшую сторону от прочих арабских режимов. Наконец, разразившаяся в 1975 году гражданская война в Ливане покончила с бейрутским периодом надежд.

Воцарились силы авторитаризма и реакции. Но поддерживаемый ими порядок, даже казавшийся обманчиво-устойчивым за фасадом стабильности и законности, не мог скрыть тот факт, что что-то прогнило в арабском мире. С середины 1970-х и до начала волнений в Тунисе в декабре 2010 года многие арабские страны прошли через череду вспышек насилия, среди которых были и гражданские войны (Алжир в начале 1990-х; Сирия с 1978-й по 1982-й; Ирак, особенно в 1991-м), и беспорядки, и вполне мирные протесты. Все они были подавлены грубой силой. В Сирии, Ираке и Алжире правящие режимы прибегли к варварским методам, чтобы раздавить вооружённых мятежников — здесь можно упомянуть использование химического оружия в Ираке и насильственное выселение людей с их земель. Иногда, как в случае с Алжиром, вооружённая оппозиция по степени варварства не уступала правительству.

В 1979 году весь Ближний Восток до самых основ пошатнули сразу три мощных политических землетрясения: исламская революция в Иране, советское вторжение в Афганистан и захват заложников в крупнейшей мечети Мекки. Из-за этих катаклизмов на пространстве от Басры до Бейрута начали вспыхивать бесконечные войны, вторжения, массовые истребления по этническому и религиозному признаку, неслыханная и чудовищная бойня между суннитами и шиитами.

Нападение в Мекке — апокалиптическая попытка суннитов возвестить о пришествии Махди — проистекало из того же нетерпимого религиозного фанатизма, что и современное Исламское государство. Реакция саудовской монархии на этот теракт была хуже не придумаешь. Аскетичный ислам, который проповедовали ворвавшиеся в Заповедную мечеть экстремисты, был тем же самым исламом, который Саудовская Аравия спонсировала и активно распространяла после 1979 года — будто стремясь доказать, что ни один мусульманин-суннит не сумеет по бескомпромиссности и ультраконсерватизму превзойти ваххабизм, который саудиты продвигали по всему арабскому миру. Перевод войны против советской оккупации Афганистана в исламское русло поначалу сыграл на руку саудитам, но теперь они и весь остальной мир пожинают ту апокалиптическую ярость, которую самопровозглашённые ревнители «чистого ислама» из Эр-Рияда начали сеять десятилетия тому назад.

Битва за ислам

Таковы корни нынешнего суннитско-шиитского конфликта — это вовсе не богословские распри или застарелая вражда. Отнимающие жизни солдаты могут верить, что защищают святыни своей веры, но те, кто руководит ими, знают, что эта борьба, в сущности, совсем недавнее политическое явление. В этом конфликте Иран и его шиитские союзники в регионе противостоят Саудовской Аравии и её суннитским союзникам во имя политического господства и очевидных стратегических интересов.

Революция в Иране разожгла шиитский дух этой страны. Одновременно с этим суннитская идентичность в арабском мире переродилась после поражения «светского» арабского национализма. В Сирии суннитское большинство жило под баасистским правлением с шестидесятых годов, в то время как реальные рычаги власти оставались в руках алавитского меньшинства, а ведь алавиты — одно из ответвлений шиизма. В Ираке вторжение Саддама Хусейна в Иран вызвало к жизни чудовищ межрелигиозной ненависти, а американское вторжение в 2003 году столкнуло страну в пучину суннитско-шиитской войны, которая будет раздирать её ещё долгие годы.

В катаклизмах, сотрясающих арабский мир, есть и скрытые течения экономического и классового характера. После Второй мировой первая волна молодых, амбициозных, но глубоко заблуждающихся военных, которые происходили из высших классов, но заявляли, что представляют интересы сельских регионов, захватили власть в космополитичных Каире, Багдаде и Дамаске. Свергнутые ими режимы, конечно, нельзя назвать истинно демократическими, но они были довольно открытыми и терпимыми, спокойно относились к культурному и иному разнообразию, и стремились поддерживать хорошие отношения с Западом. Они позволили создание политических партий и оживлённых, хотя и не совсем свободных СМИ. И уж конечно монархии Египта, Ирака и Сирийская республика никогда не скатывались до бессмысленной жестокости, которую эти военные обрушили на собственный народ впоследствии.

Десятилетиями эти новые арабские режимы принуждали своих граждан к своего рода сделке с дьяволом: государство будет оказывать социальные и образовательные услуги, содействовать занятости, выделять субсидии и помогать иными способами, если только население откажется от реальной борьбы за политические права. В государствах, где укоренился арабский национализм, — Сирии, Египте и Ираке — частью этого пакта стало условие, что граждане не будут требовать демократии до решительных успехов в деле экономического развития и победы в борьбе с Израилем и империализмом.

Многие интеллектуалы согласились на такую сделку; отказавшиеся подверглись гонениям и нашли прибежище в Бейруте. После десятилетий скверного управления, алчной авторитарности, хищнических монополий и размывания гражданского общества шаткие основы этих стран, воздвигнутые на фундаменте древних цивилизаций Ирака и Сирии, начали разрушаться. Даже однородные государства с чёткой культурной идентичностью и многовековой устойчивостью — Египет и, в меньшей степени, Тунис — тоже попали в шторм, который прошёлся по этому региону в 2011 году и открыл дорогу новой эпохе горестей и печалей.

В июне 1967 года три арабских государства потерпели поражение и потеряли часть своих земель в пользу Израиля, но само их существование не было поставлено под сомнение. В наши дни бесчисленные конфликты, раздирающие Сирию и Ирак, и также Ливию и Йемен, куда более опасны, ведь они подтачивают хрупкие основания этих государств. Пламя из Сирии может перекинуться на пребывающий в состоянии внутреннего раскола Ливан или даже Иорданию. Судя по всему, у сражающихся сторон и их местных или международных спонсоров нет никакого видения будущего этих стран, а значит они обречены на дальнейший распад.

Добыча для победителя

Арабский разгром в июне 1967 года мгновенно сделал Израиль, эту маленькую Спарту, региональной военной сверхдержавой. Сейчас Израиль может похвастаться ещё и развитой экономикой с высокотехнологичной промышленностью, способной на равных бороться с корпорациями из других стран Первого мира. Но это ещё и страна парадоксов. В ней для еврейских граждан есть полная демократия, для арабских — частичная, а для палестинцев с Западного берега реки Иордан и сектора Газа — оккупационный режим. Израиль — государство XXI века, но хватаёт в нём и еврейских группировок, которые стоят на позициях религиозного атавизма, нетерпимости и антимодерна — что очень похоже на мусульманские группировки, отравляющие жизнь в арабских странах. Вне зависимости от того, что израильские лидеры публично заявляют о возможных территориальных компромиссах с палестинцами, их действия — активное заселение палестинских земель — говорят об их убеждённости, что Израиль должен контролировать достаточно земель на Западном берегу, чтобы сделать создание жизнеспособного палестинского государства невозможным.

И что бы там ни говорил президент США Дональд Трамп, израильтяне не выказывают никакого желания сейчас или в ближайшем будущем заключить историческое соглашение с палестинцами, ведь баланс сил едва ли изменится. Сами же палестинцы попали в зависимость от настроений посторонних людей из Европы и Соединённых Штатов. Палестинское руководство пребывает в стагнации и упустило все шансы на претворение в жизнь долгосрочной стратегии мирного сопротивления оккупации, которая помогла бы заручиться поддержкой той части израильтян, которая не хочет, чтобы их страна была вечным оккупантом и напоминанием об американском Старом Юге.

Отсутствие возможностей для мирного сопротивления и решимость Израиля держать в узде соседний народ приведёт к тому, что оккупированные начнут прибегать к насилию, которое пропагандирует ХАМАС. Это приведёт не к освобождению или примирению, а к дальнейшим страданиям и неприязни как к оккупированным, так и к оккупантам. Недавние случаи, когда палестинцы начали с ножами нападать на израильских солдат и гражданских лиц, едва ли могут удивить израильтян, знакомых с историей еврейского сопротивления римскому господству. Ещё в первом веке нашей эры еврейская группировка сикариев (от латинского слова sica, «кинжал») устраивала массовые нападения на римлян и сочувствующих им иудеев. Евреи-сикарии надеялись разжечь восстание против римской власти, но просчитались. Это был акт нигилизма, но его первопричиной была оккупация и желание покончить с ней.

Для современных арабов, одолеваемых многочисленными невзгодами, трудно всерьёз задуматься над смыслом поражения пятидесятилетней давности. Полвека назад в оазисе вольнодумия Бейруте погружённые в самоанализ арабы искали ответ на важнейший вопрос их политической жизни: что пошло не так, и как мы дошли до такого состояния? Это хрупкое время надежд и веры продлилось лишь несколько лет.

Теперь нет ничего похожего на тогдашний Бейрут, и негде задавать трудные вопросы вроде того, как и почему та вспышка энтузиазма, которая последовала за протестами 2011 года, продлилась лишь несколько месяцев, а потом мирные акции выродились в насилие и гражданские войны. В последние полвека палестинское движение — и его многочисленные арабские союзники — не сумело стать преобразующей силой, а многочисленные восстания последних лет оказались вовсе не обновленческими революциями.

Но основные вопросы, которые задавали аль-Азм, Адонис и их последователи 50 лет назад, до сих пор сохраняют свою актуальность. Единственное глубокое отличие — сейчас ясно видно, что деградация идёт уже многие годы, и будет идти дальше. Каир растерял всё своё величие, Багдад превращается в провинциальную шиитскую столицу, Алеппо лежит в руинах впервые за последние 600 лет, а на улицах Дамаска царит страх. Географически Александрия всё ещё средиземноморский город, но в реальности это глухой запустелый уголок. Бейрут пока держится, но дряхлеет, силы его на исходе, а помощи нет. Воистину, есть множество способов довести великие города до упадка.

Величайший, на мой взгляд, блюзмен классической эпохи Чарли Пэттон так пел о суровой жизни в дельте Миссисипи в тридцатые годы прошлого века: «И каждый день здесь как убийство». Спустя пятьдесят лет после поражения в арабском мире всё ещё продолжается эпоха убийц. В политике, искусствах, науке и бизнесе раздаётся множество голосов молодых арабов, которые не хотят сдаваться без боя. Это тысячи проблесков света, дарящих надежду. Но в обозримом будущем эти мерцающие искры будут окутаны бесконечной непроглядной тьмой.

Оригинал текста на сайте Foreign Policy

Поддержите «Спутник и Погром» покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу) или подарите ее друзьям и близким! У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров кроме вас — наших читателей.