От Европы до Ирана и Северной Кореи ситуация в мире кажется бессмысленной — если только не отставить в сторону все иллюзии.
Одна из ироничных черт, присущих современному американскому внешнеполитическому мышлению, — странный статус реализма. С одной стороны, реалистическая теория остаётся фундаментом курсов по международным отношениям в колледжах (наряду с другими подходами), а правительственные чиновники часто утверждают, что их действия основаны на некоем «реалистическом» подходе. Но официальный Вашингтон по большей части пребывает в зоне, свободной от такого подхода, а среди влиятельных лиц искренних реалистов немного. Более того, реалистичная концепция почти совершенно отсутствует на командных высотах американской политики. Данная статья, равно как и неизменно глубокие тексты людей вроде Пола Пиллара или Джейкоба Хайльбрунна, не в состоянии компенсировать отсутствие всякого реализма в New York Times, Washington Post или Wall Street Journal.
Вместо того, чтобы прибегнуть к искомому реализму, и республиканцы, и демократы обычно рассматривают внешнюю политику через призму либерального идеализма. Вместо того, чтобы считать мировую политику ареной, на которой островков безопасности немного, а крупные державы вынуждены соперничать вне зависимости от того, нравится им это или нет, американские умники во внешней политике быстро делят мир на благородных союзников (обычно демократии) и коварных противников (всегда какая-то разновидность диктатуры), а если дела принимают дурной оборот, то, по их мнению, во всём виноват какой-нибудь злобный иностранный лидер (Саддам Хусейн, Хаменеи, Владимир Путин, Муаммар Каддафи и т. д.) со своей жадностью, агрессивностью и иррациональностью. Когда же дружественные государства возражают в ответ на действия (благородных) Соединённых Штатов, то американские лидеры обычно объясняют это тем, что критики не понимают их возвышенных целей или завидуют американским успехам.
Я могу признать, что нахождение Трампа во главе государства представляет собой определённый вызов реалистам. Нелегко примирить бессвязный и путаный подход Трампа к международным делам с идеей, что государства преследуют свои национальные интересы более или менее рациональным образом. Трамп успел зарекомендовать себя с самых разных сторон — как своевольного, тщеславного, нечестного, импульсивного, самолюбивого, невежественного человека — но при описании его внешней политики слова «рациональный» и «стратегический» смотрятся несколько чужеродно. Реализм подчёркивает важность внешних факторов — баланса сил и географического положения — и уделяет меньше внимания роли отдельных лидеров. Но правление Трампа — это красноречивое и тревожное напоминание, какой ущерб способны нанести эти самые отдельные лидеры, особенно когда они убеждены в своей «исключительности».
Тем не менее исключительная некомпетентность Трампа — ещё не причина, чтобы отбросить реализм в сторону. В частности, он ещё и помогает нам понять, почему Трампу сходят с рук все его сумасбродства: Соединённые Штаты всё ещё достаточно могущественны, чтобы наделать кучу глупостей и заплатить за них невысокую цену. Более важно, однако, то, что реализм является ключом к объяснению множества событий недавнего прошлого и настоящего. И как еженедельно доказывает нам Трамп, лидеры, которые это игнорируют, неизбежно наделают множество глупых ошибок.
Одним словом, думать как реалист — всё ещё весьма полезно. Позвольте объяснить, почему.
У реализма длинная история и множество разновидностей, но его фундамент покоится на ряде простых идей. Как и следует из названия, реализм старается объяснить мировую политику так, как она выглядит в реальности, вместо того, чтобы описывать, какой она должна быть. Для реалистов краеугольным камнем политической жизни является власть. Хотя прочие факторы могут играть свою роль, ключ к пониманию политики лежит в определении, у кого есть власть, и что он с ней делает. Печально известное предупреждение афинян жителям Мелоса великолепно передаёт суть этого подхода: «Сильные делают, что хотят, а слабые страдают, как им суждено». Лучше бы не сказал и Квентин Тарантино.
Для реалистов государства являются главными игроками на международной арене. Не существует центральной власти, которая могла бы защитить государства одно от другого, так что каждое должно полагаться на свои силы и стратегию для выживания. Безопасность — вечная проблема даже для сильнейших государств, и все правительства придают большое значение тому, кто сильнее, кто слабее, и как меняется баланс сил. В таком мире сотрудничество вовсе не невозможно — напротив, зачастую только союз с другими странами поможет выжить, но оно всегда носит несколько зыбкий характер. Реалисты полагают, что страны реагируют на угрозы вначале попыткой «перевести стрелки» (т. е. сделать так, чтобы кто-то другой оказался перед лицом появившейся угрозы), а если это не поможет, то они начнут искать противовес нарушителю спокойствия — либо в союзниках, либо наращивая собственную мощь.
Разумеется, реализм — не единственный подход к анализу международной политики; существует множество иных подходов и теорий, которые могут помочь в понимании различных аспектов современного мира. Но если думать как реалист — хотя бы время от времени — то многие сбивающие с толку явления мировой политики становятся более доступными для понимания.
Например, если думать как реалист, то можно понять, почему возвышение Китая исключительно важно и, скорее всего, приведёт к конфликту с Соединёнными Штатами (и другими странами). В мире, где страны вынуждены защищать сами себя, два самых могущественных государства неизбежно вынуждены относиться друг к другу с крайней подозрительностью и непрестанно должны соперничать, чтобы не отстать от оппонента и не подставить ему свои уязвимые места. Даже если удастся избежать войны, напряжённая гонка в сфере безопасности практически гарантирована.
И, кстати говоря, реализм поможет понять, почему Китай больше не следует доктрине «мирного усиления», которую выдвинул Дэн Сяопин. Эта доктрина имела смысл, когда Китай был слаб, и она помогла ввести в заблуждение множество западных лидеров, которые начали думать, что Китай удалось загнать в определённые рамки, и он будет просто скромно перенимать идеи и институты, созданные другими государствами в период китайской слабости. Но реалисты понимают, что сильный Китай обязательно захочет пересмотреть все положения, которые не соответствуют китайским интересам, что Пекин и начал делать в последние годы. Простой вывод: думать как реалист — крайне важно для понимания отношений между Китаем и Америкой.
Реалистично мыслящий человек не удивляется, что США постоянно используют военную силу в отдалённых уголках планеты в течение всех последних 25 лет, а особенно — после 11 сентября. Почему? Да по одной простой причине: никто ничего не может им противопоставить. Кроме того, американцы уверены, что их роль в мире совершенно необходима; что у них есть право, ответственность и мудрость для вмешательства в дела прочих стран. Но американское доминирование и было условием, которое сделало эти самоуверенные амбиции возможными, во всяком случае, на каком-то историческом отрезке. Как ещё в 1993 году предупреждал Кеннет Нил Уолтц, «можно надеяться, что внутренние заботы Америки приведут не к изоляционизму, который стал уже невозможным, но к сдержанности, благодаря которой другие страны получат наконец возможность самим решать собственные проблемы и делать собственные ошибки. Но ручаться за это я не стану». Как бесспорный реалист, Уолтц понимал, что «в многополярном мире великие державы впадают в грех пренебрежения; в двуполярном — излишней резкости; в однополярном — перенапряжения сил». Именно так всё и произошло.
Если думать как реалист, то украинский кризис начинает выглядеть иначе, чем обычно считается на Западе. Запад чаще всего возлагает львиную долю ответственности за проблему на Путина, но реалисты понимают, что крупные державы всегда весьма чувствительно относятся к безопасности своих границ и резко реагируют на попытки других крупных держав утвердиться в жизненно важных регионах. Доктрина Монро, кажется, общеизвестна. В случае с Украиной Соединённые Штаты и их европейские союзники неуклонно расширяли НАТО на восток (в нарушение обещаний, данных советским лидерам во время объединения Германии), игнорируя постоянные предупреждения Москвы. К 2013 году США и ЕС начали согласованные усилия по интеграции Украины с Западом и прямо вмешались во внутриукраинские политические процессы. Поскольку в администрации Обамы как реалист никто не думал, то Запад оказался ошеломлён захватом Крыма и провалом американо-европейских усилий. Реакцию Путина нельзя назвать соответствующей международному праву или достойной похвалы, но и удивляться ей не приходится. Не приходится удивляться и тому, что эти события встревожили европейцев и заставили НАТО усилить свои позиции в Восточной Европе — именно этого бы и ожидал любой реалист.
Если думать как реалист, то можно понять, почему у Евросоюза определённо есть проблемы. Весь проект евроинтеграции был предназначен для того, чтобы «перерасти» национализм и подчинить интересы отдельных государств более масштабным наднациональным структурам. Архитекторы этого проекта надеялись, что отдельные национальные интересы и идентичности, которые вечно раздирали Европу на части, со временем поблёкнут, и на смену им придёт общеевропейская идентичность. Европейскому единству помогла холодная война, поскольку советская угроза дала Западной Европе стимул для сотрудничества, советским восточноевропейским сателлитам — идеал для подражания, а «американским миротворцам» — повод остаться на континенте. Но после окончания холодной войны национализм пробудился с новой силой, в особенности после того, как разразился кризис в еврозоне. Внезапно оказалось, что граждане хотят, чтобы избранные ими правительства спасали не Европу, а самих граждан. Несмотря на титанические усилия ряда европейских лидеров, эти центробежные тенденции, кажется, постепенно нарастают, чему свидетельствуют и брексит, и недавние выборы в Италии, и рост националистических настроений в Польше и Венгрии. Те, кто надеялся, что евроинтеграция окажется необратимой, затрудняются объяснить, почему их благородный проект забуксовал.
Если думать как реалист, то не приходится возмущаться той поддержкой, которую Иран и Сирия оказали антиамериканским повстанцам в Ираке после 2003 года. Одобрять её незачем, но такое поведение неудивительно. Оно направлено на поддержание баланса сил, поскольку США перед этим свергли Саддама Хусейна, и администрация Буша дала понять, что Сирия и Иран могут стать следующими. Со стратегической точки зрения Дамаск и Тегеран должны были предпринять все усилия, чтобы США завязли в Ираке и у Вашингтона не было возможности перезарядить дробовик и выстрелить в них. У американцев есть все основания огорчаться таким действиям этих двух государств, но если бы американское правительство думало реалистично, то оно могло бы предвидеть такую ситуацию заблаговременно.
И, если думать как реалист, становится ясно, почему КНДР приложила такие усилия, чтобы обзавестись ядерным оружием, и почему страна вроде Ирана тоже крайне заинтересована в его получении. Эти страны находятся в затяжном конфликте с единственной сверхдержавой мира, и видные члены американского правительства повторяют, что единственным выходом является свержение неугодных режимов и замена их на более удобные для Вашингтона. Речь даже не о том, что свержение режима редко приводит к желательным последствиям; важнее здесь то, что любое правительство, столкнувшееся с подобными угрозами, будет стараться защититься. Ядерное оружие плохо подходит для шантажа или завоеваний, но оно является эффективным способом отбить у более сильных государств желание действовать военной силой. Можно было бы ожидать, что американцы это поймут, ведь само американское правительство полагает, что ему нужны тысячи боеголовок, несмотря на благоприятное географическое положение и подавляющее превосходство в обычных вооружённых силах. Если так думают американские лидеры, то зачем удивляться, что более слабые и уязвимые страны придут к мысли, что обладание несколькими боеголовками улучшит их безопасность? И странно ли, что они крайне неохотно соглашаются расставаться с этими боеголовками в обмен на уверения и обещания, которые так легко взять назад? Кто-нибудь, объясните эту логику Джону Болтону.
Джон Болтон, советник Трампа по нацбезопасности
Реалистичное мышление также помогает понять, почему страны с весьма различными политическими системами зачастую действуют удивительно схожими методами. Обратимся к очевидному примеру: США и СССР представляли собой две весьма различные политические системы, но на международной арене они вели себя практически одинаково. Обе державы возглавляли обширные союзы, свергали неугодные правительства, убивали иностранных лидеров, создавали десятки тысяч ядерных боеголовок (размещаемых на ракетах, бомбардировщиках и подлодках), вторгались в отдалённые уголки планеты, пытались распространить свою идеологию на другие страны и делали всё возможное, чтобы повергнуть соперника, не уничтожив при этом всю Землю. Почему они действовали так похоже? Потому что в анархическом мире у них не было выбора, кроме как соперничать друг с другом, ведь иначе можно отстать и сделаться уязвимым для оппонента.
И, наконец, реалистичное мышление заставит вас скептически относиться к высокопарным конструкциям идеалистов, которые мечтают о том, как положить конец конфликтам, несправедливости, неравенству и прочим нехорошим вещам. Желание создать более безопасное и мирное общество похвально, но реализм напоминает нам, что амбициозные усилия по перестройке мировой политики всегда приводили к нежелательным последствиям и редко давали обещанные результаты. Ещё он напоминает, что даже союзники боятся неограниченной мощи, так что если США попробуют возглавить весь мир, это вызовет неизбежную реакцию. Одним словом, тот, кто думает, как реалист, обычно действует осторожнее и не рассматривает оппонентов как чистое зло (а собственную страну — как воплощение добра), а значит и не склонен устраивать крестовые походы «за всё хорошее». Как ни иронично, но если бы реалистов было больше, мир во всём мире стал бы ближе.
