Текст: Санжена Сатьян, журнал OZY. Перевод: Александр Заворотний, «Спутник и Погром»
Сидя в библиотеке на четвёртом этаже мечети, Ёси Датэ рассказывает историю своих духовных поисков. Такие истории часто бывают о жителях западного мира, которые приехали на Восток в поисках смысла жизни. С Ёси всё случилось наоборот: 24-летний японец, родившийся в условно буддийской семье, заинтересовался авраамическими учениями во время пребывания в австралийском колледже. В своих поисках он обратился к Библии. Не вполне ею удовлетворившись, Ёси перешёл к Корану.
Датэ, который работает в магазине по продаже интернет-контрактов, вспоминает так: «Я понятия не имел, что представляет собой ислам, только слышал про какие-то теракты и тому подобное». Но однажды ему приснился сон: рвались бомбы, трещали автоматы, а он спрятался за машиной. Внезапно из-за спины раздался голос: «Аллах акбар!» К нему присоединились другие голоса: «Аллах акбар!» Датэ проснулся и пошёл искать эту фразу в Google; раньше её он вроде бы не слышал. Он начал жизнь мусульманина, отказался от свинины и алкоголя, изучал Коран. После возвращения из колледжа в Токио он принял шахаду — церемониальное свидетельство веры в Аллаха и Мухаммеда как его пророка.
Мы заходим в Оцука Масджид — мечеть в одном из жилых кварталов Токио. Время послеполуденной молитвы прошло, но в мечети полно разных людей: белый американец останавливается у раковины в библиотеке, чтобы омыть лицо и волосы перед обедом. Снаружи женщина в парандже говорит с кем-то по-японски по сотовому телефону. Группа пакистанских иммигрантов болтает на урду и английском. Япония — довольно однородная страна, в которой буддийские и синтоистские традиции переплетались долгие века. Теперь в ней появилась небольшая, но быстрорастущая группа мусульман, состоящая как из неофитов вроде Датэ, так и из мигрантов из Индонезии, Малайзии, Бангладеш, Пакистана и иных стран.
Мечеть в Токио. Япония медленно и с трудом привыкает к мысли, что ей нужны иностранные рабочие из-за сокращения числа трудоспособного населения; эмигранты изо всей Азии и Ближнего Востока могут взять на себя неквалифицированный труд.
Сложно сказать, сколько именно мусульман живёт в Японии, поскольку правительство не собирает информацию о религиозных предпочтениях граждан. Но мы знаем, что численность мусульман растёт: в 2006 году исследователь Хироси Кодзима оценил мусульманскую общину в 5300 человек на 1984 год, в 30 000 на 1995 год и 56 300 человек на 2003 год. Текущие оценки разнятся. В 2008 году Национальное бюро азиатских исследований в Сиэтле подсчитало, что численность мусульман-иммигрантов в Японии составила 70–80 тысяч человек.
Откуда такой рост? Мусульмане прибывают в поисках деловых возможностей для более квалифицированных специалистов, а также поступают в японские университеты (обычно более престижные, чем учебные заведения в их странах). Последним свидетельством перемен стало обещание японского премьер-министра Синдзо Абэ — в рамках его «Абэномики», направленной на преодоление стагнации в стране — облегчить приезд иностранцев, которые могли бы работать на благо экономики страны.
Пакистанский бизнесмен Гарун Куреши приехал в Токио студентом в 1991 году. Куреши ведёт активную деятельность в мусульманской общине: он организует и проводит обучение иммигрантов, которые приезжают растерянными и одинокими. Он благодарен Японии за дом, жену-японку и сына — пухлого школьника, который выглядит определённо по-восточноазиатски, но говорит с отцом на беглом урду. Как и другие покинувшие Пакистан люди, Куреши изначально намеревался перебраться в США или Канаду. Теперь он рад, что этого не сделал. «Что бы было, если бы я жил в Америке 11 сентября? Наверняка меня бы посадили в тюрьму», — говорит он.
***
Религиозность в западном смысле этого слова мало подходит японцам. Разумеется, в Японии есть дзен-буддизм и буддийская школа «чистой земли», а также добуддийские синтоистские верования, но половина японских граждан, по данным телекомпании NHK, считают себя «не очень религиозными». Эти люди, скорее всего, склонны к синтоизму, который по американским меркам можно считать чуть ли не атеизмом. Куреши говорит, что такое отсутствие религиозной идентичности делает японцев восприимчивыми к прозелетизму — он называет их «спящими мусульманами». Но этнограф Джон Нельсон из Университета Сан-Франциско, который является экспертом по современной религиозной ситуации в Японии, советует не принимать недостаток практики за отсутствие веры. По его словам, многие японцы считают религию «вещью, которую можно отложить в сторону, а потом снова взять в случае необходимости». Японцы зачастую обращаются к буддийской космологии, описывающей загробную жизнь, если речь идёт о смерти; материалистический синтоизм удобен при рождении. При заключении брака возможно сплетение обеих традиций.
Это объясняет, почему монотеистические религии не очень преуспели в завоевании большого числа сторонников из числа японцев. Как заключает Нельсон, «зачем кому-то быть христианином или мусульманином и ограничиваться всего одним брендом?». В самом деле, ведь в ходе открытия Японии — пусть неохотной и запоздалой, но реакции на изменения в мировой торговле и научно-технологической сфере — казалось, что христианство к концу XIX станет важной религией на островах. Христиане учреждали университеты, где учились японские интеллектуалы и элиты. «Зачастую альтернатив этим учебным заведениям вообще не было. Но даже с такой властью и влиянием христиане не сумели создать массовое движение и привлечь людей на свою сторону», — комментирует Нельсон. Эксперты оценивают численность христиан на уровне менее 1% от всех японцев.
Японец-христианин и японец-мусульманин
В настоящее время, по замечанию Нельсона, количество посещающих синтоистские храмы постоянно падает — в этом можно винить стиль жизни современной молодёжи, которая предпочитает искать общество вне религиозных институтов. Однако храмы тоже адаптируются к переменам, так что списывать их со счёта рано. Есть в стране и маргинальные системы верований вроде апокалиптического культа Аум Синрикё, который черпал вдохновение из индийского и тибетского буддизма и получил печальную известность после террористической газовой атаки в токийском метро в 1995 году.
Может ли тихое проникновение ислама в Японию стать моделью мирной интеграции?
Хотя ислам не стал популярным, любопытство и даже любовь сломали традиционные барьеры для примерно 10 000 новообращённых — зачастую японок, которые принимают шахаду, чтобы выйти замуж за иностранца. Их судьбы можно считать отходом от послевоенной истории, когда японские женщины начали выходить за белых гайдзинов (иностранцев). Возьмём супругу Куреши, Фатиму Идзиму. Они заключили брак в 2000 году, через два года после того, как Идзима приняла ислам. Сегодня Идзима даёт урок маленьким детям в высоком и не очень просторном здании Оцука Масджид. Когда мы с Куреши постучались, чтобы попросить уделить нам минутку, она выглядела робко и чуть ли не недружелюбно.
Женщины тут держатся несколько наособицу, но путь Идзимы к исламу оказался похож на путь Датэ. Росла она в нерелигиозной семье — отец, по её словам, «верил, что он сам себе бог» — а училась в Нью-Йорке, где и занялась духовными поисками из-за смутного чувства, что «есть высшая сила, которая создала всех нас, которая всем управляет и всё контролирует». Она много читала, перебирала различные религиозные традиции, и после возвращения в Японию приняла ислам. Её муж стал гражданином страны, а большинство друзей семьи являются мусульманами. Родители Идзимы, которые живут неподалёку и о которых она постоянно заботится, не очень-то довольны её выбором в пользу ислама; им не нравятся никакие религии, но ислам раздражает их особенно сильно из-за традиций в одежде — закрывающего всю фигуру хиджаба — и ассоциаций с терроризмом. Однако когда она посещает дом родителей, отец иногда говорит ей, что в головном платке она выглядит красиво.
***
Может ли тихое проникновение ислама, который в наше время часто связывают с наиболее экстремистскими формами религии, предложить модель мирной интеграции? Возможно, но, с другой стороны, Япония может и продемонстрировать подход, обратный тому, который мы видим в Лондоне или Париже: построение гармоничного общества именно на основе отказа от интеграции. Японская культура не особенно дружелюбна к иностранцам и поощряет меньшинства держаться самим по себе. Как пишет Чандра Музаффак, малазийско-мусульманский активист, занимающийся вопросами мира и ислама, крайне небольшая численность мусульман в Японии «ограничивает их возможности учиться у мусульман Малайзии и изучать тамошние исламские традиции». Какой главный совет он мог бы дать? Что-то вроде «золотого правила» — адаптируйся и расширяй своё мировоззрение. Большинство иммигрантов, с которыми мне удалось поговорить, утверждают, что с дискриминацией они никогда не сталкивались. Куреши считает, что японцы предпочитают не провоцировать других. Сирийский профессор и специалист по ближневосточно-японским отношениям Ахмад Альмансур согласен: «Японцы очень мирные люди. Они и мухи не обидят».
Мультикультурализм в местной разновидности, если его можно так назвать, в основном представлен в деловой сфере. В крупных городах можно найти халяльные рестораны, которые готовят еду по исламским правилам; по информации сайта HalalInJapan.com, в Токио таких ресторанов насчитывается уже 200, и многие из них могут предложить бэнто и другую японскую еду. Кроме того, некоторые экспортёры используют возможность поставлять халяльные товары на рынки Юго-Восточной Азии. Муса Мухаммед Омер, член правления Исламского центра Японии, периодически инспектирует компании, которые производят халяльные продукты. Другой член этого центра, Юсри Эльхамзави, преподаёт арабский старшим японским студентам. Эльхамзави — иммигрант из Египта, в Японии живёт уже 10 лет. По его словам, большинство студентов записывается на занятия из любопытства или ради деловых контактов с ближневосточными странами.
Занятия Эльхамзави проводит в тени главной токийской мечети, построенной в элегантном и сдержанном турецком стиле. Женщины могут, хотя и не обязаны, сидеть на втором уровне, отдельно от мужчин. Сегодня там присутствует группа дам средних лет — половина из них в хиджабах — которые приглушённо переговариваются и в перерывах между молитвами что-то читают в своих айфонах. Я размышляю над тем, что ответил Ахмад на вопрос о дискриминации: японские власти пристально наблюдают за мусульманами, но при этом они не относятся к мусульманам как жители Запада. «Они приходят к мечетям, но ведут себя исключительно мирно. Как правило, они просто помогают всё обустраивать — например, парковку машин», — объясняет он.
Для мусульманской общины концепция дружеского доверия может сослужить добрую службу. Есть ли у обеих сторон искреннее желание работать в таком направлении? Пока судить об этом слишком рано, но если верить, что народы стараются соответствовать собственным мифам, то этот миф о сосуществовании может стать фундаментом прочного мира.
