Ранее утро в столице мультикультурализма. Автобус подбирает на остановке меня, одинокого русского пешехода. По пути на работу сонно оглядываю пёструю публику нашего латинского района: градации смуглоты, коренастые плечи и бычьи шеи, скудные прелести гондурасских и перуанских дамочек. Напротив, как всегда, проверяет свои записки пожилой умственно отсталый волонтёр Мартин. Губастый насупленный мужик с глазами навыкате и гитлеровскими усиками, он каждое утро ездит в какую-то благотворительную контору возле аэропорта Ван-Найс, а перед выходом из дома огромными печатными буквами пишет себе в линованном блокноте «To Do List», «список дел». Почерк его велик и несуразен, так что ознакомиться с расписанием дня Мартина можно даже с другого конца салона: «проверить почтовый ящик», «поздороваться с Джессикой», «не подходить к собаке», «разговаривать вежливо», «не беспокоиться и быть счастливым». Порой он задумчиво проводит пальцем по пунктам, что-то вычеркивает, поправляет. Каждое утро Мартин занят делом, как и все мы здесь, в богоспасаемой долине Сан-Фернандо.
Обычно так и добираемся: в молчании, каждый в свою точку бесконечной лос-анджелесской паутины. Но сегодня в салоне у нас комедия. Низкорослая чернявая тётка визгливо спорит по телефону со своим бойфрендом. Конечно, на испанском, на каком же ещё? Судя по долетающим словам «cabrón» и «chingado», мужик её в чем-то провинился. На Шерман Вей дорожные работы, 162-й еле тащится, визг длится бесконечно. Наконец, о чудо, на остановке она выходит, унося децибелы прочь. В наступившей тишине за моей спиной раздается спокойный русский голос:
— Как же она за…
— Это точно, — подтверждаю я и, обернувшись, вижу мужчину лет тридцати. А он радостно так кивает мне головой и говорит:
— Сталина на них нет!
Так начиналось обычное калифорнийское утро.
Фото: sputnikipogrom.com
Повстречать русскую речь в Лос-Анджелесе проще простого, для этого не нужно ехать в какой-то специальный район. Наш язык постоянно звучит вокруг наравне с другими мировыми «языками межкультурного общения» (чуть не написал «межпланетного»). Помнится, когда какого-то депутата уличили во владении особняком на соседних холмах Энсино, я даже не сильно удивился. Русские дамы с колясками, прогуливающиеся вокруг озера Бальбоа неподалёку, как бы подтверждают, что он там не один такой кукует на живописном калифорнийском холме, со слезой вспоминая жирные подмосковные шашлыки и откаты.
Если позарез хочется пообщаться, можно найти местных русскоязычных собеседников в соцсетях и утроить встречу где-нибудь на нейтральной территории. Однажды мы сидели так в летнем кафе в Санта-Монике с семейной парой из Тулы, просто найдя друг друга в сети. Люди примерно одного поколения, мы быстро оказались на общей волне.
История их переезда была довольно типичной. Он, специалист по программированию баз данных, она — в интернет-маркетинге. Перебрались по его рабочей визе, он сразу на приличную должность, с головой в работу, в вечной переработке, она — творческая личность в вечных поисках себя.
— Понимаешь, мы приехали с чувством, что здесь есть наши, — говорит Олег (здесь и далее некоторые имена изменены по желанию моих собеседников), упирая на слово «наши», — Хотели как-то социализироваться, народ организовать, что-то вроде клуба. Но вот странное дело, просто общаться люди не идут. Когда мы стали светиться, вести блог о своей жизни в ЛА, нас восприняли как какое-то справочное бюро или комитет спасения. Люди запросто просятся к нам пожить, просят денег в долг, хотят сбагрить нам своих собак и детей на выходные, даже не запомнив толком наших имён. Как будто мы какое-то государственное ведомство. И вот странно, к нам всё время идут украинцы, белорусы, а русских маловато, какие-то все необщительные.
Санта-Моника. Фото: sputnikipogrom.com
Олег еще несколько раз в течение беседы подкалывал меня на тему, а не нужно ли часом и мне каких-нибудь бесплатных услуг. Но я хотел просто побыть со своими. За всю неделю это были первые люди, которые не стали мне с порога улыбаться, благодарить меня за каждый чих и механически переспрашивать, как у меня дела. Зато мне при встрече пожали руку, назвали по русскому имени и говорили со мной по-русски, то есть серьёзно и порою даже запальчиво, словно вот здесь и сейчас, под солнцем Санта-Моники, допив кофе из «Старбакса», мы наконец-то всё поймём и решим в своей жизни, в окружающей загранице, в наших странных соотечественниках и во всём вообще. Нужно признаться, что и кончился это разговор так же, как обычно кончаются эти замечательные русские разговоры. Мы вздохнули, пожали руки и больше не виделись никогда.
Проблемы Олега, который искал себе друзей, увы, знакомы были и мне. Найти «русского» человека в Лос-Анджелесе несложно, но нужно понимать, что каждого из обращающихся к тебе на родном наречии ты застал на разной стадии «этнического плавления». Кто-то всё ещё головой и сердцем в России, другой натужно выкорчёвывает себя из дома, что-то вечно доказывает себе-уехавшему и им-оставшимся-там, третий уже не очень понимает, кто он, а иной уже обамериканился настолько, что уже всё про себя решил. Со многими из них психологически просто трудно. А потом начинаешь понимать, что и с тобой самим уже нелегко.
Ну и, конечно, среди «русских» обязательно попадётся несколько «небратьев» разной степени жовто-блакытности (у белорусов это, наверное, называется «острое БЧБ»). Причём неважно, с певучим южным говором обращается к вам собеседник или якает на поволжский манер — если на языке у него только деньги-деньги-деньги, перед вами почти точно украинец.
Озеро Бальбоа (район в долине Сан-Фернандо и, собственно, небольшое озеро). Фото: sputnikipogrom.com
Тёплый субтропический вечер. Лёгкий ветерок приносит запах тины с небольшого рукотворного озерка, сонные хохлатые цапли вышагивают на мелководье, а по берегу неспешно идём мы, я и Марина, женщина с русскоязычного форума, ответившая на моё объявление «Хочу поболтать по-русски». У Марины круглое здоровое лицо и обхватистая фигура. Марина уже во второй раз пытается выведать, какая у меня зарплата.
— Я сам из Питера, — ухожу я от ответа, придумывая, чем бы её ещё подразнить.
— А я с Кривого Рога. Во как далеко заехала! — Марина в восторге от своего предприятия.
— И как это тебе удалось! — поддакиваю я.
— Ну, я вообще девушка находчивая. Была снабженцем в ЖЭКе, ну так, воровала потихоньку, конечно (смеется). Потом всё это чуть не кончилось плохо, но меня свели с военкомом, и он стал мне крышу обеспечивать. И вот тут уж мы развернулись! А я как раз со своим бойфрендом в скайпе познакомилась. Он меня в Америку пригласил, так я там весь ЖЭК разворовала, сделала визу и уехала! — задорный смех Марины разносится над озерком. Слово «воровать» явно доставляет ей удовольствие.
— А я вот, ты знаешь, за деньгами не гонюсь. Деньги — тлен, — улыбаясь в сумерках, я начинаю прямолинейный троллинг. — Да и вообще ничего особенного в этой загранице нет. У меня вот грин-карта, а я домой вернуться хочу. Не по мне здесь всё.
На Марину, проживающую в Штатах на правах беженца то ли от москалей, то ли от инопланетян, мои слова производят впечатление богохульства. Домой — с грин-картой! Это ж почище, чем «Семьсот пятьдесят! Вдребезги!» Но Марина сразу же излагает мне подробный план, как мне набрать в Америке кредитов, вывести деньги в рубли, потом всех кинуть и уехать домой.
— Не теряйся, родной! Все армяне уже давно так делают! — говорит она покровительственно. Мне хочется засмеяться и ответить «Нет, Марина, так делаешь ты», но я лишь вежливо сворачиваю беседу. Благо и озеро мы уже обошли по кругу, и как возможный муж я её не интересую. К сожалению, в тот вечер я так и не узнал мнения Марины об американской культуре, местной экзотической природе, о нравах окружающих людей. О том, что нельзя быстренько перевести в уме в гривны.
Калифорнийцы до сих пор хранят благодарную память о том, что русские появились на этой земле до них. Благодарную за то, что вовремя убрались. Каждая книга по местной истории непременно содержит сочувственную главу о русском наследии, Форте Росс, Николае Резанове и его возлюбленной Консепсьон.
Русский Форт Росс в 1840 году. Вид с северо-востока. Из книги The Russian settlement in California by Robert A. Thompson. Santa Rosa, 1896. Нажмите для увеличения
Например, доктор Роквел Хант в старинной монографии 1929 года оценивает этот начальный период так:
Кошмар о русском медведе, тянущемся лапой вдоль побережья с льдистого севера, который держал испанцев в ужасе столько лет и который был прямой причиной оккупации и заселения Верхней Калифорнии в 1769 году, в конце концов стал действительностью. Действительно, русским суждено было сыграть интересную, если не решающую роль в истории «Золотого Штата», однако пришли они не с мечом и не с угрозой, а как мирные торговцы, которые завоевали терпимость, а где-то и гостеприимство испанцев, поставляя им многое из необходимого. Фактически Калифорния несколько лет находилась в зависимости от этих «соседей», утвердившихся на её территории без приглашения, поскольку политические события не позволяли ей получать товары от центральных властей. Русские явились, чтобы раздражать и приносить пользу одновременно.*
Но это всё дела прошлые, к тому же к Лос-Анджелесу имеющие весьма косвенное отношение, и не только потому, что русские досюда не дошли, а и потому, что самого Лос-Анджелеса во времена Резанова и Консепсьон ещё толком не было.
Когда-то русские эмигранты приезжали в Калифорнию и учили американскую деревенщину сажать лозу и делать вино, как во Франции. Это было уже во времена русской катастрофы столетней давности. В 1930-е в Голливуде эмигрантами был основан Спасо-Преображенский собор, который и сейчас остаётся одним из мест притяжения русскоязычной общины. Его ступенчатая кровля и медные маковки выглядят на фоне окружающего мегаполиса довольно сюрреалистично. И в праздники, и в обычные дни здесь бывает довольно много прихожан.
Спасо-Преображенский собор, Голливуд. Фото: sputnikipogrom.com
Весь мир смотрит голливудское кино, и образ русского в нём лепили годами и очень усердно: тяжелый подбородок Швацнеггера и Лундгрена, сверху непременная ушанка, желательно драная и с отвисшим ухом, даже если дело происходит в космосе. В самом деле, если мир спасает Брюс Уиллис, то помочь ему может только русский, но непременно такое глуповатое русское чувырло, этакий Борис-Хрен-Попадёшь в скафандре. Не буду притворяться киноэкспертом, но как зритель я видел именно это. Впрочем, народ наш самоироничен и обижаться на Голливуд начали не сразу, в 1990-е и такие «русские» шли на экранах наших «видаков» на ура.
Шли годы, бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты. Для начала оказалось, что «ржавая и отсталая» армия России всё же существует, более того, без боя способна занять огромный регион соседнего государства. А потом американский телевизор стал распухать от хакерской лихорадки. Последствия всего этого для русских, живущих в США, получились интересные.
«Кошмар о русском медведе» глазами The New York Times, 24 марта 2014 года
Я уже говорил, что история айтишника Олега и его жены, перебравшихся по его рабочей визе в Штаты, довольно типична. И вот почему. Техническая сфера в Америке встречает русских если не с распростёртыми объятиями, то уж совсем не враждебно. Русское происхождение даёт не то чтобы сильную фору, но зачастую пробуждает в потенциальных работодателях заинтересованность, русскость «цепляет». А ведь такую зацепку на рынке труда ищет каждый заявитель. Это не аванс и не пропуск в профессию, но как бы предубеждение наоборот. Когда тебе всякий день (а это идёт ежедневно и уже давно по всем каналам) рассказывают, что русский — это хитрый и опасный человек, рождённый с клавиатурой в руках, поневоле призадумаешься.
Я не программист, но моя профессия связана с техникой и компьютерами. Порой, бывает, тряхнёшь веб-дизайнерской стариной, вносишь какие-то поправки на сайт компании, через плечо заглянет коллега Мигель, а по экрану буковки бегут на черном фоне, обычный html/css.
— Рашен хакинг? — спрашивает он, и лицо его оживляется.
— Да, — говорю, — Сейчас вот грязных денег Трампу закину, в советских рублях.
— Ха-ха-ха!
— Что ха-ха? Ты телефончик-то оставляй ещё на столе, оставляй.
Мигель смеется, но глаза вдруг серьезные. Кто их знает, этих русских? Хакинг всё-таки он такой — внезапный!
Граффити в Голливуде: русская марионетка Трамп расстреливает американские ценности в виде воздушных шариков. Фото: sputnikipogrom.com
Помимо скандала с американскими выборами, местных живо интересует отношение русских к собственно российским выборам. У меня коллеги-американцы не раз интересовались, за кого я пойду голосовать, и всякий раз смеялись моему ответу, что я не великий охотник переться в консульство в Сан-Франциско (а теперь, когда его закрыли, и ещё дальше, в Сиэтл) только ради удовольствия выбрать между Путиным, Путиным и Путиным.
Смеются, но не очень понимают. Не иметь выборов для американца всё равно что не иметь государства. Они еще пытались вспомнить имя «какого-то чувака на букву N», но, как и у Владимира Владимировича, язык у них никак не поворачивался, так что Алексей Анатолич, видимо, осел в их коллективном бессознательном как Novotny, Nevelko или Navanni.
Американцы, как правило, не смешивают политику и личные отношения. Да и вообще в Калифорнии, самом терпимом штате США, в этом убежище сотен тысяч indocumentados, трудно представить себе, что кто-то тебе укажет на дверь. Но ведь Америка — страна возможностей, а значит возможно всё. Мне очень нравится следующая история. В ней есть что-то голливудское, какой-то ярмарочный блеск, но и много русского, нашей удалой придури и напряжённого упрямства.
А началась она в заснеженной Вологде, где мальчик по фамилии Смирнов, а по имени Иван очень любил рок-н-ролл и английский язык, а потому решил стать голливудской рок-звездой. Для этого у него были все задатки: несколько лет музыкалки по классу пианино, общая тетрадь со стихами и очень-очень много неизрасходованного тестостерона. Не было денег, но когда это останавливало русского человека, задавшегося целью?
Летняя путёвка «Work & Travel» в американский детский лагерь и замечательная возможность пару месяцев зарабатывать на жизнь чисткой тамошних уборных — начало вполне голливудское. Потом — гитару на плечо и на дешевом автобусе-грейхаунде через весь континент, мимо пустынь, каньонов и лесов — прямо на Голливудский бульвар, где чистильщики туалетов и уличные музыканты всегда пригодятся…
Много-много лет спустя, уже в середине 2010-х, мы сидим с Иваном на веранде его дома в Лос-Анджелесе, дожидаясь, когда за нами заедет большая жёлтая машина. Её прислала компания «Фиат», с которой у Ивана контракт на музыкальное видео с участием новой на тот момент модели их кроссовера. Как так получилось? Терпение и много труда, если вкратце. Кастинги, клубы, чистка сортиров, голливудская Talent Academy, уборка полов, два альбома, собравшие восхищённую критику, работа, дом, работа, дом, проект с бывшим продюсером Бон Джови, труд и пот, победа на всеамериканском конкурсе телеканала VH-1, синглы во всевозможных чартах, труд, пот, долги… А сейчас мы сядем в жёлтую машину и поедем снимать его клип, где красивые девочки, ночной Даунтаун и пляж Венис Бич, а в тексте говорится о том, как этот город подманит тебя, кинет и оставит с носом.
Big City русско-американской группы Privet Earth, маленький гимн Лос-Анджелесу.
— Ты знаешь, я всё карабкался, карабкался, пробивался. — говорит Иван, — И были моменты, когда я решал, что всё кончено, с меня хватит. Мне продюсер один говорил: тебе надо бы имя более американское придумать. А я не хочу, это не по мне. Я наоборот, назло даже делал. Переименовал свою группу в Smirnov, по своей фамилии, и с таким названием заявился на прослушивание на шоу «Американский идол». Ну представь, был бы номер, если б у них «идолом» выбрали Смирнова из Вологды! Вышел почти скандал. На сцену меня, конечно, пустили, я спел. Но тут в жюри взяла микрофон Мэрайя Кэрри и стала меня натурально отчитывать: откуда я вообще, что я тут себе вообразил, да и вообще ехал бы я в Россию подобру-поздорову. Такое трамвайное хамство в Америке большая редкость, да еще на телевидении! Видимо, расчёт был на какую-то мою истерику или что-то, что можно будет потом в эфире показать. Но я им не подыграл, и моё выступление так и слили в архив. Я ужасно тогда расстроился, хотел даже бросить всё. А потом разозлился, и новый проект у меня называется Privet Earth, из двух слов, русского и английского. Вот этот проект сейчас и выстрелил.
Privet Earth
Мальчик Misha играет в matrёshkas, это такие русские куколки, которых дедушке привозили друзья из России. Мише шесть лет, и он стремительно забывает русский язык. С детьми из смешанных русско-американских семей такое происходит, как только их отправляют в местную школу. Сперва у ребенка начинают осыпаться хрупкие падежи, затем лёгкие пёрышки русских приставок и суффиксов окостеневают, теряя гибкость, речь не слушается маленького человека и вот, наконец, язык семьи оказывается побеждён языком одноклассников: Миша ещё способен понимать по-русски, но отвечает почти всегда на английском.
В этот особенный день родители снова листают с ним старую детскую книжку «Soviet Union», купленную по случаю в букинисте. Мише нравятся разноцветные пятна республик, он увлеченно переспрашивает, что и как называлось, что во что переименовалось, кто от кого отделился. Переменчивый разноцветный мир «Совьет Юниона, который теперь Россия» кажется ему полным приключений, не то что скучная Калифорния с её вечным летом и дурацкими домашними заданиями.
А день особенный. Именно в этот день множество лет назад прадедушка Николай Алексеевич победил злых врагов и установил мир во всём мире. Миша с гордостью берёт его портрет, наклеенный на картонку, чтобы вместе с родителями, Сергеем и Барбарой, отправиться на шествие «Бессмертного полка».
Шествие «Бессмертного полка». Фото: sputnikipogrom.com
На углу бульвара Санта-Моника и Фейрфакс Авеню уже собирается пёстрая толпа. Не только русские, но и американцы пришли вместе отметить День Победы, а мэрия Западного Голливуда даже специально по этому случаю перекрыла бульвар. Для пожилых участников, которым трудно идти пешком, подогнали несколько открытых микроавтобусов, на которых обычно возят обзорные экскурсии. Портреты американских актеров и красное полотнище транспаранта делают машину подобием странного арт-объекта.
Шествие «Бессмертного полка». Фото: sputnikipogrom.com
Многие из пришедших на праздник получили накануне в фейсбуке угрожающие анонимки. Некто «Michael Losangeles» (почему-то залогинившись из Нью-Йорка) разослал участникам акции письмо, написанное в неподражаемом милицейско-правозащитном стиле:
Дорогой друг, нам поступила информация о готовящемся путинском пропагандистском флешмобе «Immortal Regiment March» под видом празднования Дня победы в West Hollywood. Убедительно просим вас не принимать участие в этой провокации и использовать дискредитировавшие себя колорадские ленты. Местные власти и полиция уже оповещены о возможных провокациях агентов Кремля и лиц, нелегально находящихся в США. Имейте в виду, что данный флешмоб будет транслироваться российским пропагандистским телевидением в Москву. Если же вы хотите отметить праздник со всеми порядочными людьми, то приходите 7-го мая в 11 дня сразу в Пламмер парк. Если вы знаете кого-либо, кто, не смотря на наше предупреждение, продолжает поддерживать режим Путина, пожалуйста, посоветуйте им поскорее возвратиться в путинский рай и не портить воздух Калифорнии. Спасибо за понимание. Прогрессивная общественность Лос-Анджелеса.
К счастью, угрозы прогрессивной нью-йоркской вахтёрши не подействовали. Люди украсили себя теми лентами, какие сочли нужными, и с достоинством прошлись там, где им хотелось в этот солнечный майский день. Хотя всё было довольно неплохо организовано, не было ощущения, что это в какой-то степени официальное мероприятие. Странно, но в этом сугубо частном добровольном Дне Победы было что-то от американского духа, когда свободные люди свободно и законно собираются там, где им нужно.
День победы. Фото: sputnikipogrom.com
Миша нёс портрет своего предка вместе со всеми, с половины пути он взобрался отцу на плечи и с некоторым чувством зависти разглядывал маленьких мальчика и девочку, которых родители нарядили в миниатюрную советскую форму. Как, должно быть, классно быть мальчиком-солдатом в далёком Совьет Юнионе, который теперь Россия!
Фото: sputnikipogrom.com
В непраздничные дни именно здесь, в Западном Голливуде, располагается один из районов проживания русскоязычных калифорнийцев. По иронии судьбы, «русский Голливуд» соседствует с «гей-тауном», одной из маленьких столиц мирового ЛГБТ-движения, так что если ехать на автобусе из Санта-Моники, то в окне массажные салоны и открытые кафешки с сидящими в них подкачанными нарядными мужичками плавно сменяются выцветшими вывесками на кириллице, хоть и зазывающими покупателей, но не слишком настырно. Кому надо, те давно знают, где здесь купить сушки и конфеты «Гулливер», отправить посылку по СНГ или выправить бумаги у русскоговорящего нотариуса.
Вывески. Фото: sputnikipogrom.com
Я намеренно употребляю термины «русскоговорящий» или «русскоязычный», поскольку не уверен, к какой нации относит себя в основном проживающее здесь советское еврейство. Западно-голливудское поселение формировалось давно, и теперь многие из пожилых его обитателей с трудом смогут произвести хоть какое-то осмысленное самоописание. Державы, чьими подданными они были, давно нет. Распавшиеся куски СССР многие из них считают своей малой Родиной, но у каждого она своя, к России советские евреи часто относятся с предубеждением, видимо, перенося свои обиды в нынешнее время.
В супермаркетах и магазинчиках, где бывают русскоговорящие посетители, часто можно встретить бесплатные эмигрантские журнальчики, исполненные едкого жванецкого сарказма, шуфутинской ресторанной тоски, шендерово-латынинской неприязни ко всему русскому и, конечно, ясновельможной покровительственной спеси, излучаемой потомками парткомов и завмагов.
В целом «русская пресса», имеющая хождение в Лос-Анджелесе, ничего общего не имеет с блистательной публицистикой и литературными журналами Первой волны русской эмиграции, о которой сложена уже не одна монография и у нас, и на Западе. Будь это калифорнийский «Курьер» или нью-йоркская «В Новом Свете» (кстати, издается при участии ИД «Московский Комсомолец», что иронично втройне) — всё это уровень посредственной областной многотиражки: перепечатка заметок из интернета, политические мнения обитателей Брайтон Бич, полосы «невыдуманных историй», реклама книг, излечивающих от рака, объявления бостонских адвокатов с одесскими фамилиями и предсказания «второй Ванги» с именем Валерия и макияжем мелитопольской кассирши.
Русскоязычная пресса. Фото: sputnikipogrom.com
Большой разворот одна из газет отводит под «Эхо Союза», большое кладбище бесполезных заметок про «узбекские инвестиции» (цитата!), «алкогольное ралли эстонцев», «прощальное слово Атамбаева», «рассмотрение дела Саакашвили» и прочее, и прочее. Так и представляешь себе загорелого обитателя дома престарелых где-нибудь в Гранада Хиллс, пытающегося вникнуть в эти хтонические «новости», эхом раздающиеся из руин погибшего Союза.
Психология целевой аудитории и авторов этих изданий хорошо видна в разделе «колонок», разрастающихся в той же газете «Курьер» до размеров поучения Мономаха на целую полосу. В статье «Американская культура. Как и почему происходит деградация» (sic!) пороки капиталистического разврата и разложения бичуются примерно в таких выражениях:
Молодежь из благополучных белых семей боготворит «рэп», в упоении внимая страхолюдным чёрным громилам, которые, угрожающе жестикулируя и поминутно хватая себя за промежность, хрипят о крови и насилии, воспевая брутальный секс…
Возмущённые филиппики неподписавшегося комсорга-эмигранта можно еженедельно приобрести за $1,25 в любом овощном магазине Западного Голливуда.
Прогуливаясь по бульвару и заходя в пахнущие селёдкой тесные лавчонки, доверху заставленные какими-то ящиками, я не мог отделаться от странного ощущения. В этом было что-то детское, какое-то чувство внезапного погружения в капиталистический «мир товаров», что хлынул в мой родной городок вместе с челноками и барыгами 1992 года, уродливый мир несытого постсоветского человека, понуро блуждающего в лабиринте то ли вещевого, то ли фондового рынка. Казалось, вот выйдешь сейчас на воздух, а там стоит лоснящийся меняла с гирляндами скрученных денежных «котлет» и табличкой «Куплю акции ГПЗ».
Русскоязычная пресса. Фото: sputnikipogrom.com
Но нет, к счастью? мир гастронома «Одесса» на улице заканчивался, косые лучи заходящего субтропического солнышка напоминали, где мы и какой нынче год. Вот только кто мы? Кто мы здесь, в этом волшебном Западном Голливудове?
В Лос-Анджелесе Бог слушает тебя вполуха, он занят. Просьбы лучше излагать чётко, громко, поставленным голосом. Возможно, для этого даже есть определённый участок на небе, куда надо направлять звук. Если бы это было доподлинно известно, и дырка к Богу в небосклоне оказалась, допустим, над районом Комптона или над Гардиной, недвижимость там сразу взлетела бы до небес, богачи раскупили бы участки у местных, и вскоре только их, богатейские мольбы доходили бы до калифорнийского Бога. Все остальные молились бы издалека, без гарантии быть услышанными. Впрочем, кажется, и сейчас всё обстоит именно так.
— Ты знаешь, говорили, что тут гомосеки ходят по улицам строем, в перьях и стразах.
— Да ты что? В России так и думают?
— Ну не именно так. Но вот бывало иду по бульвару Сансет, а навстречу мужичок улыбается. Я и пригляжусь: уж не этот ли часом? Тут ведь не поймешь, улыбаются поголовно все. Но вот, представь, незадача. За всё это время так ни одного и не видел: ни в перьях, ни в блистающих трусах, ни в дамском парике. Даже обидно. Ну послал бы мне Бог хоть самого завалящего поглядеть, а то приеду домой на побывку, станут расспрашивать: «Как да чё? Этих-то видел?» А что я скажу, ну вот серьезно? Мне же никто не поверит, что я в Америке жил.
Бог никогда не слушает мои просьбы, он занят. Но эта шутка ему понравилась. Спустя неделю в автобус на станции Вудли входит он, заказанный мной гомосек. Если вы откроете самую пошлую газетенку и найдете самую идиотскую ксенофобскую карикатуру, это оно: высоченный чернокожий парень на высоких каблуках, облаченный в мятые бабские тряпки не по размеру, в съехавшем набок белом парике, весь вывалянный в каком-то пуху и соломе. Ручищи, в каждой из которых вместился бы баскетбольный мяч, он жеманно поджимал навроде куриных лапок, демонстрируя скучающим обитателям долины Сан-Фернандо остатки разноцветного маникюра. В довершение он захохотал на весь салон гортанным хохотом, обнимая своего нетрезвого татуированного друга, поцеловал его в шею толстыми напомаженными губами, а затем взгромоздил свои ноги в лакированных красных туфлях ему на колени. Его тяжёлая чёрная мошонка вывалилась из-под мини-юбки прямо на сиденье.
Автобус ехал дальше. Напротив меня почерневшая от работы гватемальская старушка, зажмурившись, читала вполголоса «Pater noster». Её внук лепетал по-испански и невозмутимо размазывал добытое в носу о подлокотник. Справа смуглый школьник в кепке задом наперёд прижимал к уху маленький магнитофончик, «в упоении внимая страхолюдным чёрным громилам». Я же отвернулся к окну и тихо засмеялся. Среди мелькающих листьев мне показалось, что именно туда, в краешек раскалённого неба, можно сказать: «Ну, спасибо, Боже. Один-ноль в твою пользу. Если бы ты почаще прислушивался ко мне, великий шутник».
Так заканчивался обычный калифорнийский день.
Фото: sputnikipogrom.com
Поддержите редакцию «Спутника и Погрома» и автора, если текст выше вам понравился и вы хотели бы увидеть продолжение!
Читайте также другие текст Глеба Дарницкого о жизни в Лос-Анджелесе