Мнение редакции не совпадает с мнением автора
Американский психолог Элизабет Кюблер-Росс, посвятившая свою жизнь исследованиям эмоциональных переживаний неизлечимо больных людей, вывела в своей книге «О смерти и умирании» пятиступенчатую модель, описывающую стадии человеческого горя.
На примере умирающего человека она определила их следующим образом:
1. Отрицание. Больной не верит в то, что это случилось именно с ним.
2. Гнев. Когда отрицать факты уже невозможно, больной начинает искать виноватых и злиться на окружающих (врачей, родных и просто здоровых людей).
3. Торг. Попытка заключить сделку с судьбой, а также поменять привычки, чтобы продлить жизнь. Больной обещает бросить курить, прося у Бога немного времени, чтобы, например, увидеть, как внуки пойдут в школу.
4. Депрессия. Больной понимает, что все усилия тщетны, полностью теряет интерес к жизни и окружающему миру.
5. Принятие. Больной смиряется с неизбежностью смерти, но в то же время настраивает себя на позитивный лад: пытается наверстать упущенное или предается приятной ностальгии.
Визуально эти стадии можно представить в виде W-образной кривой
Интересно, что модель вполне применима к любым существенным изменениям вообще, будь то потеря работы или развод, получение тюремного срока или даже крупный проигрыш в карты. Взглянем через эту призму на нашу любимую российскую экономику и на реакцию наших (прости Господи!) десижн-мейкеров, чтобы понять, насколько долгожданный отскок от дна далеко.
Наша экономика зависит от экспорта полезных ископаемых, и происходящие с ней метаморфозы необходимо увязать с событиями, которые можно было наблюдать в прошлом (2015-м) году на глобальных сырьевых рынках. Поэтому, прежде чем перейти непосредственно к российским реалиям, обрисуем эмоциональное состояние добывающих отраслей.
В 2014 году закончился раскрученный Китаем сырьевой суперцикл, и всех участников рынка, включая горно- и нефтедобывающие компании, их работников, клиентов, партнеров, поставщиков, биржевых спекулянтов и, разумеется, правительства обуяла вселенская печаль, плавно переходящая в хтонический ужас. Совершенно не утрирую: примерно то же самое вам расскажут и канадские инвестбанкиры, и южноафриканские горняки, и китайские трейдеры, и производители труб для добывающих сланцевую нефть американских компаний. Особенно если перед этим пропустят по паре стаканчиков.
Вот так выглядела в динамике скорбь (а именно слово grief использует в своих работах Кюблер-Росс) добывающих отраслей в 2014–2015 годах:
1. Отрицание
«Цена на железную руду ни за что не опустится ниже 100 долларов за тонну».
«В Китае все хорошо, рост экономики лишь немного замедлился».
«Мы берем в долг еще 2 млрд долларов и бурим еще двадцать скважин, потому что спрос на нефть будет расти вечно».
«Это у угольщиков и сталеваров перепроизводство, а на нашем никелевом рынке — дефицит».
«Под мудрым руководством Обамы (Путина, Меркель, Русеф) нас ждет восстановление экономического роста».
2. Гнев
«Эти упертые китайцы уже 2 года работают в убыток, но продолжают открывать новые алюминиевые заводы».
«Почему эти козлы до сих пор не разорились? Сколько можно их субсидировать?»
«Ну зачем ты продолжаешь инвестировать в этот угольный проект, идиот? Цены и так ниже плинтуса!»
3. Торг
«Ну, ничего. Я смогу снизить издержки и потерпеть немного, а там и цены отскочат».
«Да, выручка у нашего стального бизнеса просела, но ведь из-за девальвации рубля выросла прибыль».
«Мы дадим вам льготный кредит, субсидии на электроэнергию и реструктурируем старые долги. Только, пожалуйста, не закрывайте заводы».
4. Депрессия
«Закрываем к чертям свой металлический фонд и уезжаем во Флориду».
«Я не знаю, какие будут цены в следующем году. Фундаментальный анализ больше не работает».
«Будем жечь кэш и работать дальше. Авось у конкурентов деньги раньше кончатся».
5. Принятие
«Цены на нефть в ближайшем будущем не вырастут. Надо сосредоточиться на генерации денежного потока, будем резать капзатраты и операционные издержки».
«Пусть правительство Квинсленда идет к черту! Я закрываю все убыточные шахты в этой провинции».
«Дивидендов в этом году не будет. Все деньги направляем на выплату долга».
Два последних года ушло у добывающих компаний на первые четыре стадии, и только сейчас, в ноябре-декабре 2015-го, мы видим, как причастные к индустрии лица принимают суровую реальность и потихоньку приступают к жёстким, но рациональным действиям. Кто-то (как Anglo American) объявляет о кардинальной реструктуризации бизнеса с увольнением 65% всех рабочих; кто-то (как Bank of Montreal) резко снижает лимиты на выдачу кредитов добывающим компаниям; а кто-то (как китайское правительство) просто отправляет в тюрьму особенно заигравшихся трейдеров.
Но даже спустя два тяжелых для сырьевых рынков года далеко не все готовы идти на непопулярные меры — многие продолжают оттягивать неизбежный конец. Если вы думаете, что только в нашей стране банки никак не могут обанкротить многострадальный «Мечел» или постоянно вливают деньги в убыточные госкомпании, вы сильно заблуждаетесь. Не буду углубляться в тему, а просто посоветую обратить внимание на таких еще недавно уважаемых игроков как Peabody Energy, Teck Resources, Lonmin или Chesapeake Energy. При нормальном капитализме все эти компании уже давно отправились бы в небытие, но в нашу эпоху социалистического постмодерна они продолжают коптить бескрайнее синее небо над планетой. И если сегодня даже в развитых эльфийских странах (где, как любила говаривать Валерия Ильинична Новодворская, «как потопаешь, так и полопаешь») о рациональном ведении бизнеса и управлении экономикой благополучно забыли, что же вы хотите от наших экс-комсомольцев и красных директоров?
И вот тут мы, наконец, переходим к родным палестинам. Как эволюционировало экономическое мировоззрение российской бизнес- и правительственной элиты?
Отрицание
Уже в 2013 году многим стало ясно, что мировая экономика начинает замедляться и ралли на сырьевых рынках кончилось. В России ситуация усугублялась еще и тем, что за годы сырьевого бума «мы стали более лучше одеваться», неэффективные госрасходы выросли до циклопических размеров, а граждане погрязли в потребительских кредитах. Робкие попытки говорить о надвигающемся кризисе тонули либо в оптимистичных реляциях кремлевских пропагандистов, либо в стыдливом молчании представителей бизнеса (если кто-то из читателей был на конференции ВТБ «Россия зовёт» в октябре 2013 года, то вспомнит, как робко себя вели на панельных сессиях наши олигархи).
И вот во втором полугодии 2014 года наступил момент истины: цена на нефть (а также на газ, металлы, руду и удобрения) рухнула, рынки капитала из-за санкций оказались закрыты, а рубль за несколько дней обесценился в 2 раза. Казалось бы, впору бить в набат и принимать решительные антикризисные меры. Но вместо этого мы услышали следующее:
«Кризиса нет. Это лишь временные трудности».
«Цены на нефть обязательно вернутся на 60–70 долларов за баррель, потому что при такой цене половина сланцевой добычи убыточна».
«В волатильности валютного курса нет ничего необычного».
«Правительство эффективно работает».
Справедливости ради стоит отметить, что некоторые российские компании все же потихоньку готовились к трудным временам и действительно повышали эффективность: это и сталевары (которые еще в 2012–2013 годах резко сократили издержки и снизили инвестиции в новые проекты), и «НорНикель» (который начал распродавать непрофильные активы и в 4 раза снизил оборотный капитал), и все ритейлеры (которые никогда не имели высокой маржи и жили в условиях жесточайшей конкуренции). Но все эти примеры, к сожалению, оказались лишь маленькими светлыми пятнышками на мрачном фоне таких исполинов, как «Газпром», «РЖД» или «Ростехнологии».
Гнев
Цены в 2015 году, как известно, никуда не отскочили, а, наоборот, снизились еще сильнее. Игнорировать реальность стало труднее, некоторые (но не все) страусы вытащили головы из песка, и отрицание начало переходить в злость. Причем этот гнев был направлен во все стороны, как на внешних врагов:
«Цены обвалили проклятые американцы, которые сговорились с саудовцами».
«Почему наши конкуренты так нерациональны? Нужно закрывать убыточные мощности, а не строить новые! Они рушат рынок, который и так полумертвый».
Так и на внутреннюю «пятую колонну»:
«В ЦБ окопались нацпредатели и агенты ЦРУ».
«Проклятые ритэйлеры наживаются на народном горе. Из-за них раскручивается маховик инфляции!»
«Почему деоффшоризация провалилась? Мы же пообещали амнистию капиталов!»
«Сталина на вас нет!»
Причем подобные сентенции звучали (да и до сих пор звучат) не только из уст диванных аналитиков из фэйсбука и на околопатриотических запутинских форумах, но и от вполне официальных лиц: генеральных директоров крупных компаний, депутатов Госдумы и правительственных чиновников.
Торг
Вы заметили, что в отличие от 2008–2009 года в нынешний кризис практически не было массовых увольнений (по крайне мере, пока)? Немного оправившись от шока и оцепенения конца 2014 года, правительство и президент бросились успокаивать бизнес, обещать ему пряники (в виде госгарантий, субсидий, налоговых амнистий и прочего) и всячески подчеркивать, что полноценного кризиса нет (ведь, как мы знаем, бюджет Саудовской Аравии верстается из цены на нефть в 100 долларов). Взамен у бизнеса просили только одного: не увольнять людей. Ну и еще немножко вернуть собственность из оффшоров.
Параллельно начался торг с западными странами по поводу снятия санкций. Причем работа в этом направлении шла по всем каналам, начиная с официальных дипломатических и заканчивая двусторонними бизнес-контактами. Всей правды об этом торге мы пока не знаем, и узнаем нескоро. Но, безусловно, и позорные Минские договоренности, и военное вмешательство в Сирии стали тут не последними разменными монетами.
Каков результат? С одной стороны, правительство выполнило краткосрочную задачу: люди продолжали работать, социальных проблем удалось избежать. С другой — проблему лишь отложили на 2016 год. И сегодня, в условиях дефицита бюджета и падающих корпоративных доходов, сокращения персонала неизбежны, причем везде: и в госорганах, и в промышленных гигантах, и в малом бизнесе. Это, конечно, грустно, зато пробки в Москве станут поменьше и гастарбайтеров поубавится.
Санкции не сняли. По крайней мере, не сняли официально. Однако это не значит, что все усилия правительства и бизнес-сообщества пошли прахом. Например, если весной–летом 2014 года инвесторы и банкиры шарахались от всех (даже несанкционных) российских компаний как черт от ладана, то сейчас бизнес худо-бедно идет: западные банки кредитуют российские компании, инвесторы снова покупают евробонды «Газпрома», а BP так и не продала свою долю в «Роснефти». Правда, ключевое слово тут — «худо-бедно».
Депрессия
Мы входим в 2016 год осознавая, что торг не дал ощутимых результатов и принес только кратковременную передышку. Именно сейчас для большинства начинается депрессивная стадия. Кто-то продает бизнес и уезжает из России, кто-то просто живет по принципу «лучшее действие — это бездействие», а кто-то продолжает воровать, как будто завтра никогда не настанет.
Отсюда и апокалиптические сценарии краха российской экономики, и лозунги в духе «продай айпад — купи травмат», и смиренно-подавленное состояние бизнеса. И только наш президент на прямой линии с электоратом бодренько зачитывает с бумажки какую-то бессмысленную цифирь, якобы свидетельствующую о том, что самое плохое позади.
Что происходит на самом деле? На самом деле страна (в самом широком смысле) просто приняла новую «нормальность». Люди, как бы это цинично ни звучало, просто затянули пояса: богатые перестали ездить на Рождество в Кицбюэль, бедные заменили в своем рационе говядину курицей, а совсем бедные вернулись к огородному хозяйству. И даже недавний всплеск девальвации рубля (с прогнозами, доходящими до 100–120 рублей за доллар) хотя и не добавил никому радости, но и не вызвал ажиотажного спроса на наличную валюту и изъятия вкладов из банков.
Судя по всему, эмоционально наше общество уже достигло дна кризиса (физически мы достигнем его во второй половине года), вопрос лишь в том, сколько нам на этом дне лежать. А вот с высшим руководством страны немного сложнее: власть то ли играет на публику, пытаясь использовать эффект плацебо, либо действительно переехала в параллельную реальность.
Принятие
Очевидно, что нам нужно как можно скорее проскочить стадию депрессии, принять реальность и приступить непопулярным действиям. Но понимают ли это в правительстве и в бизнес-сообществе? Как ни странно, да, понимают. У многих патриотически настроенных граждан давно сформировался стереотип, согласно которому зловещие системные либералы всячески саботируют благие начинания Владимира Владимировича и именно из-за них (а не из-за отсутствия судебной системы, тотального воровства в госкорпорациях, произвола силовиков и губернаторов) мы оказались в столь тяжелом кризисе. Это не так. И в Министерстве экономического развития, и в Министерстве финансов работают абсолютно адекватные относительно молодые люди, которые все прекрасно понимают и пытаются исправить ситуацию.
Я периодически наблюдаю общение наших чиновников уровня замминистров с крупными западными инвесторами без камер и протокола, и на этих встречах обычно звучит голос разума. Чиновники не пытаются успокоить аудиторию в стиле «все хорошо, кризиса нет» (как это делал, отливая прекрасным загаром, господин Костин на форуме ВТБ «Россия зовет») и не повторяют вечную абстрактную мантру о необходимости структурных реформ. Наоборот, у действующих чиновников взвешенный, умеренно-негативный взгляд на текущую ситуацию, и говорят они о конкретных действиях. В качестве примера часто приводится «РЖД», где после ухода старого менеджмента (фамилию Якунина стесняются называть вслух) у компании сразу нашлись резервы для сокращения расходов и капзатрат. Идет работа в РусГидро, где недавно даже уволили знаменитого Пехтина (это тот, который: «У меня в Майами практически (!) ничего нет»).
Только ленивый не кинул камень в сторону ЦБ. Я и сам, будучи несчастливым обладателем рублевого депозита, долго не мог подобрать приличных слов, наблюдая за котировками рубля в декабре прошлого года. И все же не будем комментировать профессиональные качества Эльвиры Сахипзадовны — она просто исполнитель воли Кремля, руководитель, который не счел нужным (ну или ему просто не дозвонились в критический момент) тратить валютные резервы на поддержку курса. Оглядываясь назад, понимаешь, что действия (или бездействие) ЦБ были правильными. Государство, пусть и ценой благосостояния граждан, начинает 2016 год на достаточно устойчивых позициях. Чтобы не быть голословным, приведу несколько фактов.
— Внешний долг снизился на 84 млрд и сейчас составляет 515 млрд долларов (причем порядка 15% этой суммы — долг, номинированный в рублях, а 25% — долг российских предприятий своим материнским компаниям, зарегистрированным в иностранных юрисдикциях). В следующем году необходимо погасить 80 млрд долларов (а без учета внутрикорпоративных и рублевых долгов это всего 45 млрд), что при профиците платежного баланса в 40 млрд долларов (примерно столько ожидается при цене нефти в 30 долларов за баррель) и внушительных резервах ликвидности у российских компаний — легко выполнимая задача. Проблемы дефолта на данный момент просто не существует.
— Золотовалютные резервы за 2015 год не изменились, оставшись на уровне 370 млрд долларов.
— Бюджетный дефицит (при цене нефти в 30 долларов) ожидается в районе 3,5 трлн рублей (около 45 млрд долларов по текущему курсу), что тоже вполне терпимо с учетом 120 млрд долларов, накопленных в Резервном фонде и Фонде национального благосостояния.
Более подробную статистику можно посмотреть здесь.
Всё это позитивно контрастирует с развитием событий, например, в Казахстане или Азербайджане, правительства которых спалили львиную долю резервов, пытаясь удержать обменный курс, и все равно в итоге вынуждены были обвалить свои валюты. При этом казахские несырьевые отрасли попали под сильнейший прессинг от ставшего вдруг дешевым российского импорта, а Азербайджан вынужден обратиться за помощью к МВФ.
И даже раскритикованный практически всеми (в том числе и «Спутником») антикризисный план правительства не так уж и плох (правда, судить о нем мы можем пока только по комментариям в прессе), если действительно направлен на поддержание наименее эффективных (читай — несырьевых) секторов экономики без повышения налоговой нагрузки для «ненефтяных» экспортеров. Что же здесь нелогичного?
Проблема отнюдь не в либерализме правительства, а в том, что оно слабое.
Итак, мы видим, что осознание и принятие кризиса почти пришло, и это уже неплохо. Мы ударимся о дно ближе к концу года, и это будет больно. Самое тяжелое впереди, но мы (и бизнес, и финансовый блок правительства, и большинство граждан) по большому счету готовы. И именно поэтому я не верю ни в какой экономический армагеддон и толпы людей, штурмующих Белый дом.
Заключение
Модель Кюблер-Росс довольно универсальна. Она позволяет понять, почему люди ведут себя определенным образом, сталкиваясь с изменениями. Как видите, мы в России проходим ровно через те же стадии восприятия кризиса, что и весь мир — и даже быстрее, благодаря природному здоровому цинизму. Есть еще одна важная вещь, которая формально не включена в список пяти стадий, но о которой Кюблер-Росс постоянно упоминает. Это надежда, связующей нитью проходящая через всю модель. Надежда, которая дает нам силы справиться с изменениями. И поскольку у нас, русских, с надеждой все в порядке, от дна мы успешно оттолкнемся.
