Новый год, точнее, вопрос о новогоднем трауре превращается в символ происходящих в России изменений. С одной стороны, в гости наконец добропожаловала злая сука реальность — со взрывами, мясом, кровью и очевидным провалом политики «Закормим Кавказ до смерти» (даже во всех этих историях про «русского смертника» (скорее всего липовых) подчеркивается, что готовили его в Дагестане). Пора бить в набат, объявлять тотальную мобилизацию, надевать медицинские перчатки и вырезать отросшую опухоль исламизма, давшую уже метастазы даже в Татарстан (вспомните массовые поджоги церквей).
И всё это посреди Олимпиады, массовых протестов, нарастающих межэтнических столкновений и разворачивающегося социально-экономического кризиса. С другой стороны, Путину хочется подольше задержаться в этом весело-придурковатом мире духовных скреп, борьбы с гей-пропагандой и кознями Госдепа, всей этой инфантильной словесной шелухи, под которую так приятно выводить бюджетные средства на зарубежные счета. «Остановись, мгновение, ты прекрасно!»
…и медлит мертвенная рука генсека, и не решается подписать указ о трауре, и репортажи с кусками мяса и съемки Филиппа Киркорова с бенгальскими огнями идут в стык, и боль смешивается с «путинским гламуром», и течет, и течет по венам самодержца, опьяняя, усыпляя, позволяя еще чуточку остаться в призрачном мире депутата Милонова и депутата Мизулиной, прежде чем рухнуть с небес в ад разорванных в клочья тел и плачущих матерей.
Тяжко, со скрипом, с кровью, через крики и мясо, но Эпоха Великого Идиотничанья заканчивается. «Голубой Огонек закрывается, нас всех тошнит». Кровью.
