Так вышло, что заметные медийные события в России за последнюю неделю концентрировались в основном вокруг Санкт-Петербурга. Начиная с самого банального — «моста Кадырова» и «доски Маннергейма». Последнюю, кстати, автор не комментировал и комментировать специально не намерен, но вполне понимает, почему она вызвала гораздо более бурную и продолжительную реакцию у интернет-патриотов и интернет-националистов, чем пресловутый мост. Борьба с Маннергеймом в наши дни существенно безопаснее, чем борьба с Кадыровым. Маннергейм в последнее время пошел тихий и безответный. Да и вообще с выдуманными, искусственно сконструированными проблемами бороться всегда легче и веселее, чем с реальными. А в паре «мост-доска» именно мост, несомненно, представляет проблему актуальную, проблему сегодняшнего дня. Доска может показаться животрепещущим информационным поводом только в стране, официальной идеологией которой в последние годы стала концепция «история закончилась в 1945-м». Мы с этой концепцией категорически не согласны и полагаем необходимым, среди прочего, отучить людей жить событиями 70-летней давности. У нас есть более насущные проблемы.
С этой точки зрения гораздо интереснее прошедший в эти же дни в том же самом Петербурге международный экономический форум. Событие это традиционно не только и не столько экономическое (о чисто экономических аспектах, скорее всего, еще напишут отдельно, так что я сейчас не буду их подробно рассматривать), сколько политическое.
Что такое ПМЭФ изначально? Ну да, определённое экономическое значение у этого события действительно есть. Это такая парадная витрина для зарубежного инвестора, где видные представители наших властей рассказывают о достижениях и радужных перспективах, агитируя вкладывать деньги в свои очередные знаковые мегапроекты. Кроме того, это тусовка для людей, считающих себя «капитанами российской экономики», для инвесторов рангом пониже, а также своя, отдельная тусовка для людей, вьющихся вокруг этого «центра принятия решений» — аналитиков, консультантов, бизнес-гуру и прочих «помощников по пристраиванию ваших денег». Обсуждаются как местные российские проблемы, так и последние мировые тенденции (на нынешнем форуме много говорили, в частности, про четвертую промышленную революцию и новый экономический уклад).
Однако форум имеет и политический аспект. Он имел его даже в самые успешные в экономическом плане годы, а в нынешних условиях (когда в экономике ситуация, мягко говоря, не очень радостная и не особенно обнадеживающая), политика вообще выходит на первый план. На форуме практически всегда присутствуют высокопоставленные гости из числа западных политиков, а выступления и пресс-конференции, происходящие в эти дни, часто используются как удобная площадка для доведения до сведения «зарубежных партнеров» какой-то важной информации, для «передачи сигналов». Российский политикум вообще обожает выражать себя не ясной прямой речью, а «сигналами». Конечно, в той или иной степени это делают политики и особенно главы государств во всем мире, но именно в России «сигналы» превратились в основное средство взаимодействия политика с миром (причем как внутри страны, так и вовне). Сигнал ведь чем удобен? Его можно понимать очень по-разному, и совершенно не обязательно буквально. Важно еще и время, и место, и контекст. А еще сигнал, как правило, не предполагает прямого и немедленного ответа. Это средство коммуникации, по большей части, одностороннее — как раз именно тот формат общения, который больше всего нравится нашим сегодняшним правителям.
Форум 2016 года не стал исключением. Напротив, передаваемые российским руководством сигналы, кажется, приобретают характер уже не размеренного и спокойного мигания маяка, а заполошного размахивания флажками в отчаянной попытке остановить надвигающийся поезд.
Заявление Путина о роли США как единственной сверхдержавы современного мира, видимо, «сделало день» очень многим людям. Строго говоря, оно представляет собой радикальный поворот — на 180 градусов! — во всей внешнеполитической риторике последних 16 лет (а то и дольше, ведь про «многополярный мир», кажется, начали говорить еще при Ельцине, просто для Путина это понятие стало краеугольным). Всю путинскую эпоху Россия только и делала, что заявляла о недопустимости американских «однополярных» подходов, развенчивала американские гегемонистские претензии, пыталась создать им противовес, сколачивая различные «оси» и «сети» без участия Америки, вынашивала проекты экономического сотрудничества в обход Америки и продвигаемых ей международных институтов, один масштабнее другого — тут были и новые международные банки, и взаиморасчеты в национальной валюте, и проекты создания новой международной расчетной единицы вместо проклятого доллара…
Эти упоительные истории звучат так часто, что немалая часть населения России (особенно старшего поколения, люди, черпающие информацию в основном из телевизора) до сих уверена, что все это находится на какой-то стадии реализации, вот-вот — и заработает, и развеется гнилой американский морок перед лицом могучего финансового колосса объединенных Китая, России и Бразилии. Они не в курсе, что Китай с самого начала был настроен довольно скептически к этим проектам и большую их часть уже тихо свернул, а в той же Бразилии сейчас серьезнейший политический кризис с очень реальной перспективой полной переориентации на Соединенные Штаты в самое ближайшее время. Если что и оказалось мороком, так это попытка превратить БРИКС (изначально «объединение» стран, придуманное экономистами чисто для статистического и сравнительного удобства) в реальную политическую организацию. Люди продолжают верить по инерции. И тут среди ясного неба, с размаху, прямо по лбу: «Америка — великая держава… Сегодня, наверное, — единственная супердержава… Мы это принимаем, хотим и готовы работать с Соединенными Штатами».
С формальной точки зрения Путин, конечно, прав. Последние несколько лет вполне убедительно продемонстрировали, что Соединенные Штаты сегодня — и впрямь единственная сверхдержава, безусловный вожак и доминирующий альфа-самец в стае, обращающийся с остальными ее членами по своему усмотрению, и так, и этак, и наоборот. Если у кого-то были на этот счет какие-то сомнения, за последнее время они если не совсем развеялись, то изрядно увяли.
Но здесь есть один чрезвычайно важный нюанс. Доминирующая роль США в мировой политической и экономической жизни сегодня обусловлена не столько объективно, сколько субъективно. Америка — гегемон, но не потому, что никто физически не способен составить ей конкуренцию в борьбе за этот титул, а потому, что никто не готов к этому психологически. Та же объединенная Европа, объективно говоря, имеет все необходимое, чтобы быстро превратиться в альтернативный «центр силы» как минимум равнозначный Штатам. Есть все необходимое, кроме одного — единой политической воли. Европой правят люди, воспитанные и сформированные в условиях безраздельного (и добровольно признаваемого!) американского господства. Во время Холодной войны ведь как было? Не хочешь остаться один на один с советскими танковыми армадами, время от времени прогревающими моторы прямо у твоей границы — будь любезен вставать во фрунт, когда с тобой говорят старшие товарищи из Вашингтона. И еще улыбаться, и благодарить. Причем улыбались и благодарили часто довольно искренне — страх перед красной угрозой с Востока был очень уж велик. Так вот, всеми основными европейскими странами до сих правят люди, которых с детства научили улыбаться и благодарить. И пока поколение политиков в Европе не сменится, и вместе с ним не уйдет (или не ослабнет по крайней мере) вот эта патерналистская парадигма, в рамках которой Европа смотрит на Штаты по умолчанию снизу вверх, как на старшего партнера, видимо, другого ждать и не следует.
Понятное дело, что постсоветская Россия не располагает возможностями для того, чтобы самостоятельно бросить вызов США, чтобы самой претендовать на роль главной и единственной сверхдержавы в мире. Не сегодня, в любом случае, и не завтра. И даже, наверное, не послезавтра. Но это вовсе не означает, во-первых, что такой цели не надо ставить себе вообще, а во-вторых, что нынешнюю гегемонию Америки надо открыто — на уровне заявлений — принимать и признавать. Сотрудничать де-факто — одно дело, жизнь заставит, но публично расписываться и расшаркиваться в верности и лояльности — это, извините, уровень стран типа Польши. Ни Германия, ни Франция — при всей психологической зависимости их правящих элит от Америки — такого себе не позволяют. Потому что есть вещи, которые вслух говорить неприлично. Одно дело — случайно издать неприличный звук на дипломатическом приеме. Воспитанные люди сделают вид, что не заметили. Но совсем другое дело — тут же этот факт весело и во всеуслышание прокомментировать.
Европейских политиков с их молчаливым (молчаливым!) признанием американского верховенства можно понять — они в этом выросли, они так воспитаны, им пока трудно представить себе иное положение вещей. Но у президента России таких оправданий нет и быть не может. Он не только правит страной, которая поколениями позиционировала себя как геополитического конкурента США (даже если на деле все было сложнее, публичный имидж страны был основан именно на этом). Он еще и сам лично, вот этими руками приложил за последние полтора десятилетия прорву усилий, чтобы этот имидж возродить и укрепить. Если мы говорим о радикальной смене политики на прямо противоположную, то в нормальных цивилизованных странах такая смена обычно сопряжена со сменой персонального состава правителей. Если же такой смены не произошло, а песню про «единственную сверхдержаву» начинает петь тот же самый человек, который построил всю свою карьеру до сегодняшнего дня на историях про «многополярный мир», это не смена политики — это признание полного личного и профессионального краха.
«Ну хорошо, хорошо, вы правы, только не бейте меня больше, пожалуйста…» Вот такой вот примерно сигнал Кремль сейчас и транслирует окружающему миру, и транслирует, похоже, настойчиво и с надрывом.
