Единственное, что ясно по поводу предстоящего решения Верховного Суда США по Закону о защите брака, препятствующего признанию однополых браков со стороны Федерального Правительства, так это то, что американцы посчитают вердикт суда очередным залпом в затянувшейся войне за культурные ценности. Но стоит помнить, что война эта все больше и больше принимает международный размах, причём в других странах используются аргументы, не встречающиеся в Соединённых Штатах. Американцы привыкли к тому, что основным аргументом против однополых браков является религиозный консерватизм. Но это не всегда так.
Франция являет собой поучительный пример. Хотя 60% населения поддерживает однополые браки, однако, с того момента, как прошлой весной Национальное собрание незначительным большинством голосов приняло закон о брачном равноправии, по всей стране проходят яростные протестные манифестации. Издали сотни тысяч людей, вышедших на уличные демонстрациии, можно принять за активистов-евангелистов, которых часто встречаются на подобных мероприятиях в Штатах. Однако американцы сильно удивятся, обнаружив, насколько разнятся мотивы французских и американских противников гей-браков.
Несомненно, религия имеет определенное отношение к протестам во Франции. Наиболее известным лидером протестов является комик, взявшая себе псевдоним Фрижит Боржо (Frigide Barjot) — язвительный каламбур насчет секс-символа 60-х Бриджит Бардо — и ставшая ярым приверженцем католицизма после своего паломничества в город Лурдр (Теперь она зовёт себя «пресс-атташе Иисуса Христа»). Католическое духовенство осудило новое брачное законодательство, а несколько религиозных ассоциаций помогали организовывать протесты.
Однако противники однополых браков в основных политических партиях Франции в массе своей дистанцировались от религиозных групп. Лишь незначительная часть уличных демонстрантов, у которых были взяты интервью, говорили о Боге, размахивали Библией или имели татуировки в виде цитат из Левита (данный факт не должен вызывать удивление, учитывая, что Франция является сильно секуляризированной страной, где едва ли половина населения идентифицирует себя с католицизмом, а церковь регулярно посещает менее 10% людей). В действительности наиболее значимая часть оппозиции имеет корни в профессиональных сообществах, таких как профессора права и психоаналитики, чьи коллеги в США в большинстве своём обычно благоволят однополым бракам. Значительное число публичных интеллектуалов, включая эссеиста Алена Финкелькрота (Alain Finkielkraut), писателя Жана д’Ормессона (Jean d’Ormesson) и философа Сильвиан Агасински (Sylviane Agacinski ), жену бывшего премьер-министра от социалистов Леонеля Жеспена (Lionel Jospin), также громко выступили против закона.
Комментаторы, как, например, Жоселин Цезари (Jocelyne Cesari) на страницах The National Interest, в основном объясняли мотивы протестующих тем, что «французские коллективные ценности остаются неосознанно связанными с традиционным взглядом на общество». Но, по правде говоря, причины размаха протестов противников однополых браков также связаны с современным феноменом, имеющим спорную и извилистую историю — французским феминизмом.
Благодаря новаторским произведениям Симоны де Бовуар и других авторов американцы часто думают о Франции, как о стране, благосклонно относящейся к феминизму. Подобная репутация имеет под собой основания. С 1975 года во Франции были легализованы аборты, а француженки наслаждаются оплачиваемым отпуском по беременности и пособиями по уходу за ребенком. В июне 2000 года французский парламент принял закон, не имеющий аналогов в США (правда, быстро смягченный), который требовал, чтобы в политических партиях женщины составляли половину всех кандидатов на выборные должности.
Феминизм также разделил интеллектуальный мир Франции, а полемика по этому вопросу значительно повлияла на то, как был решен вопрос однополых браков. Важное течение французской мысли, не имеющее американского эквивалента, постулировало, что, хотя женщины и заслуживали равных прав, однако эти права не должны были подразумевать стирание половых различий. Историки и философы, такие как Мона Озу (Mona Ozouf) and Филипп Рено (Philippe Raynaud) видели особую угрозу в американском стиле защиты против сексуальных домогательств, которому они дали название «полового сталинизма». Социолог Ирен Тьер (Irène Thér) призвала к «féminisme à la française» («феминизму по-французски»), который бы признавал «ассиметричные удовольствия, получаемые от соблазна». Философ Сильвиан Агасински (Sylviane Agacinski) идёт дальше и постулирует, что именно половое различие является базисом полового равенства по закону. «Паритет» в выборах, установленный законом 2000 года, отражал, по её мнению, естественное разделение человечества на взаимодополняющие мужскую и женскую половины. Другие феминистки возражали, что закон не должен уделять внимания половой принадлежности помимо гарантии равных прав для всех (американская историк Джоан Скотт (Joan Scott), частая цель для критики с французской стороны, проницательно проанализировала всё это).
Хотя и трудные для понимания с американской точки зрения, подобные дебаты отражают сильное беспокойство, ощущаемое французской элитой. Помимо пошатнувшегося геополитического положения Франции и значительного снижения её былого культурного превосходства — в мае сего года Национальная Ассамблея даже одобрила меры, позволяющие преподавание на университетских кафедрах на английском, — практически не осталось идеологических вопросов, когда-то способных мобилизовать большие группы французов (французский марксизм даже отдаленно не походит на тень себя самого, а между социалистами Олланда и нео-голлистами из Союза за народное движение (UMP) виден лишь небольшой просвет).
Многие влиятельные фигуры во Франции, включая значительное число бывших марксистов, нашли убежище в своего рода культе французской национальной идентичности. Одной опорой является Республика с заглавной «Р», которую они ассоциируют с обязательным гражданским равенством, еще более обязательным секуляризмом в публичной жизни, и образовательных институтах, способных сформировать единое и сплоченное общество. Но другой опорой является идея о Франции, как о родине утонченных вкусов, обычаев и культуры, которые, в свою очередь, завязаны на, как объясняют многие интеллектуалы, романтику, красоту и загадочность, лежащие в основе отношений между мужчиной и женщиной. В конце концов в 2011 году данная позиция привела к тому, что многие интеллектуалы встали на защиту Доминика Стросс-Кана (Dominique Strauss-Kahn), главы МВФ и кандидата в президенты, представляя его в роли галантного соблазнителя, а не сексуального хищника, после того как нью-йоркская горничная обвинила его в изнасиловании.
Этот сильный акцент на взаимодополняющих ролях мужчины и женщины имел знаменательный эффект на полемику по вопросу однополых браков во Франции. В отличие от Соединённых Штатов большинство противников однополых браков не имели претензий к нравственности гомосексуальных половых актов или к их угрозам в отношении «института брака» в целом. Вместо этого во главу угла они ставили детей, утверждая, что с психологической точки зрения здоровье семьи зиждется на союзе мужчины и женщины. В 1999 году, когда французский Парламент одобрил гражданские однополые союзы, большинство противников сконцентрировалось именно на этом вопросе.
Этой весной именно подобные опасения доминировали в публичном манифесте против «браков для всех», выпущенном группой профессоров права и психологов. Интервью с обычными манифестантами показали, что доводы философов проникли на уличный уровень: то один, то другой участник протестов использовали схожую аргументацию для пояснения своей позиции по реформе. Популярный протестный баннер гласит: «Un père et une mère c’est élémentaire» («Папа и мама — это основа»). И 60%-уровень поддержки однополых браков не изменил мнение большинства, которое всё так же выступает против усыновления детей гомосексуальными парами. Одним словом, хотя религия и гомофобия несомненно добавляют жару нынешним протестам, основа риторики, используемой участниками, исходит от интеллектуалов (чего действительно и стоит ожидать от Франции).
Вопрос в том, продолжит ли сопротивление легализации однополых браков влиять на французскую политику, после того, как оные стали законодательно возможны и их начали регистрировать. Мое мнение, что нет. Несмотря на неожиданный размах протестов, уровень поддержки однополых браков в обществе непрерывно растет на протяжении уже многих лет. И во Франции, как и в большинстве западных стран, данный тренд сохранится. Так что, хотя лидеры Союза за народное движение (UMP), основной правоцентристской партии Франции, в большинстве своём выступают против реформы, они не станут пытаться её отменить, придя к власти. Люди, выступающие против однополых браков из религиозных убеждений или предрассудков, переметнутся к правому Национальному Фронту, если они ещё не сделали это. Менее радикальные противники однополых браков, напротив, скорее всего, признают подобный феномен, для описания которого во французском языке есть прекрасная фраза: un fait accompli (один свершившийся факт).
Оригинал текста.
Пожалуйста, поблагодарите переводчика за проделанную работу, переслав ему денежную благодарность по следующим реквизитам:
- Paypal: [email protected]
- Яндекс-деньги: 410011058153911
- Киви-кошелек: 9166111112
