Новый год ознаменовался внезапными кадровыми переменами в РПЦ. Легендарного Всеволода Чаплина, которого патриарх привел с собой из Отдела внешних церковных связей (ОВЦС), теперь сменит мало кому известный религиозный публицист Щипков.
В советские времена сношениями церкви и общества занимался как раз ОВЦС, важнейший инструмент советской внешней политики. После того как патриархом стал Кирилл, долгие годы возглавлявший этот отдел, в церкви появился отдельный Синодальный отдел по взаимодействию церкви и общества. Во главе этой структуры Всеволод Чаплин пытался выстраивать диалог с миром шесть лет. Получалось не очень хорошо — как раз в те времена в идеологическом поле РФ начались тектонические сдвиги в сторону эклектичной смеси мракобесных идеологий, и верная трендам РПЦ устами отца Чаплина время от времени провозглашала совершенно безумные, а то и вовсе взаимоисключающие вещи.
Чаплин то предлагал запретить бесовскую идеологию большевиков и их срамные экстремистские книжки, то славил Сталина и достижения советского строя. То проповедовал скромность, то прославлял богатство церкви, то требовал православного дресс-кода по образцу исламского. Апогеем стало предложение строить российское общество по идеалам святой Руси, советского государства и исламского халифата одновременно. Этот безумный фьюжен — своеобразный пик многолетнего повышения градуса абсурда, характерная черта эпохи, в которую все равно было что говорить — лишь бы засветиться в СМИ.
На должности Чаплин явно говорил миру то, что требовало от него начальство — потому как сразу же после отставки опальный пастырь начал выступать с ультралиберальными заявлениями, достойными «Сноба» или «Слона».
Избавившись от Чаплина, Синодальный отдел по взаимодействию церкви и общества переименовали в Синодальный отдел по взаимоотношениям церкви с обществом и СМИ. Часть прежних функций вернули ОВЦС. Председателем отдела назначили хорошо известного Легойду, а функции Чаплина передали первому зампреду Александру Щипкову, который помимо прочего будет заниматься диалогом и взаимодействием между церковью и государственными и общественными организациями. Если Легойда относительно неплохо известен, то имя Щипкова мало что говорит публике. Кто он? Чего от него ожидать? Будет ли преемник Чаплина агитировать за канонизацию Сталина, Ленина и Крупской? Либерал он, гуманист или сторонник советского халифата?
Из официальной биографии Щипкова можно почерпнуть немногое; этим он как две капли воды похож на бывшего «серого кардинала» Кремля Волошина. В советские времена Щипков имел связи с христианскими диссидентами как национал-патриотической направленности, так и весьма либеральной. Написал множество книг и брошюр, причем из религиозного публициста в последние несколько лет явно превратился в публициста политического.
Щипков родился в 1957 году и вел жизнь типичного советского подростка, пока не познакомился с протоиереем Дмитрием Дудко, вокруг которого сложился своеобразный диссидентский христианский кружок. Диссидентское движение в СССР было чрезвычайно эклектичным. В нем участвовали представители множества направлений: типичные советские интеллигенты-гуманисты «за все хорошее и против всего плохого» (обычно «западники»), русские националисты (в основном православные монархисты), левые диссиденты (эти считали, что СССР вскоре после революции предал правильный марксизм-ленинизм). Имелись многочисленные националисты других народов, особенно сильные в Прибалтике, на Кавказе и Украине. Существовали даже особые «еврейские правозащитники», которые боролись исключительно за облегчение выезда евреев из СССР, а остальное их не волновало. Православные диссиденты и христиане других конфессий (баптисты, адвентисы) собирались вокруг ярких проповедников. Отдельные группы диссидентов часто враждовали друг с другом. Например, «западники» поддерживали национальные движения на окраинах СССР, зато русских националистов на дух не переносили и считали чуть ли не большим злом, чем советская власть.
Один из таких диссидентских кружков образовался вокруг Дудко. Дудко был фронтовик, после войны отсидевший в сталинских лагерях восемь лет за антисоветскую агитацию. В 70-е годы он стал довольно известен в диссидентских кругах и сделался авторитетом вроде Меня. Но к Меню шли более либерально настроенные люди, а к Дудко — скорее национал-патриоты. Щипков так вспоминает о своем знакомстве с протоиереем:
Попал я к отцу Дмитрию совершенно случайно. Услышал по «вражьему голосу», что есть такой замечательный священник в Москве, который не боится советской власти, и мне было очень любопытно. Я был школьником-десятиклассником и на зимние каникулы приехал в Москву, погостить у маминой подруги, поболтаться по Кремлю, Третьяковке, ну, что положено делать примерному мальчику из интеллигентной семьи, а сам потихоньку поехал в Кабаново. Просто посмотреть на «антисоветского» батюшку. Все антисоветское привлекало меня, усиливало юношеские романтические устремления и давало ощущение свободы. Я был совершенно нецерковный, нерелигиозный мальчик, но наша семья была критически настроена к советской власти, и я восхищался всякими героями, которые боролись и которых сажали в тюрьмы.
Приехал я в Кабаново в зимний солнечный, морозный день. Маленькая деревянная церковка. Попал на венчание немолодой уже пары, почти пожилой, как мне казалось тогда, — им было лет по сорок. К моему удивлению, меня не выгнали. Отец Дмитрий спросил, крещен ли я и, получив утвердительный ответ, сказал: бери венец и становись за женихом — шафером будешь. Я взял венец и навсегда остался в Церкви.
Позднее с Дудко случилась печальная история в оруэлловском духе. После того как проповеди священника стали выходить на Западе, его арестовали, как раз накануне Олимпиады. И предложили выбор: либо выступаешь публично с покаянным письмом, либо опять в лагеря. Вряд ли можно всерьез требовать подвига от 60-летнего человека, который 8 лет провел в сталинских лагерях. В обмен на публикацию покаяния в «Известиях» уголовное дело закрыли. Текст получился в духе самообличения старых ленинцев на сталинских показательных процессах:
В январе 1980 года я был арестован органами государственной безопасности за антисоветскую деятельность. Я сначала отрицал свою вину и заявлял, что никогда не выступав против Советской власти, а как священник веду борьбу с безбожием. Затем я понял, что я арестован не за веру в Бога, а за преступление.
Я понимаю, какое зло я принес своей стране и своей Церкви. И в то же время сознаю, что, несмотря на мой конфликт с Законом, насколько долго и терпеливо ко мне относилась Советская власть, щадила меня, шла мне на уступки, пыталась неоднократно направить на путь истинный.
В своих рассуждениях я шел все далее и далее, вспоминал то, что я писал и печатал за границей. Особое беспокойство вызывало содержание моих книг и статей. Мне было неловко вспоминать те антисоветские выражения, клевету, которые были в них, краснел, волновался, чувствовал себя виноватым.
Вдумайся и в то, как делает наша Русская Православная Церковь. Воспитывая людей нравственно, она ведет борьбу за мир, который нам теперь так всем нужен, посмотри, сколько вражды во всем мире, как бряцает оружием администрация Картера, грозя братоубийственной войной и вызывая негодование и протест всех народов своими агрессивными замыслами.
Я также хочу заявить, что отрекаюсь от изготовленных мною клеветнических книг и статей и, как автор, запрещаю их дальнейшую публикацию. Я написал письмо Патриарху, которому рассказал, что было и что произошло со мной, попросил у него, прощения и принять меня, как новорожденного, в число своих соратников, допустить трудиться на благо своей Церкви и своей Родины.
Дудко призвал всех своих последователей по своему примеру отказаться от хулы на советский режим. После публикации покаяния органы оставили священника в покое, зато все прежние последователи бросили его, сочтя такой шаг если не предательством, то явным противоречием его же собственным проповедям. Позднее Дудко обрел новых поклонников, но теперь из числа красных национал-патриотов и сталинистов. После развала СССР он печатался в прохановской «Завтра», стал штатным духовником газеты и под конец дошел до славословий Сталину:
Я тоже не понимал Сталина как следует, и в своих юношеских стихах писал: «И вы мне кажетесь палач, их погубивший, самый первый». Теперь я готов посмертно попросить у него прощения. Нет, он не был палачом, он многим спас жизнь, таким как Шолохов… И я, сидевший при Сталине и Брежневе, как и владыка Лука, готов воскликнуть: «Сталин — богодарованный вождь России».
Если с Божественной точки зрения посмотреть на Сталина, то это, в самом деле, был особый человек, Богом данный, Богом хранимый, об этом пишут даже его противники. Если бы победил Троцкий с его перманентной революцией… все мы были бы трудовой армией для тёмных сил. Но именно Сталин доказал практически, что социализм можно построить в одной стране и сохранил Россию… Поэтому я, как православный христианин и русский патриот, низко кланяюсь Сталину.
Сталин с внешней стороны атеист, но на самом деле он верующий человек, это можно было бы показать на фактах, если бы не рамки нашей статьи. Не случайно в Русской православной Церкви ему пропели, когда он умер, даже вечную память, так случайно не могло произойти в самое «безбожное» время. Не случайно он и учился в Духовной Семинарии, хотя и потерял там веру, но чтоб по-настоящему ее приобрести. А мы этого не понимаем… Но самое главное все-таки, что Сталин по-отечески заботился о России. И поэтому Сталин, по крайней мере для меня, законным образом стоит рядом с Суворовым…
Но это отдельная история. Щипков к тому моменту уже ушел от Дудко к другому харизматическому лидеру — Александру Огородникову. В отличие от Дудко, который был почти на 40 лет старше Щипкова, с Огородниковым они оказались почти ровесниками. Кроме того, Огородников вообще не имел никакого отношения к церкви: он был бывшим комсомольским активистом, который сначала променял партийную карьеру на дружбу с хиппи, путешествия и автостоп, а потом увлёкся верой. До этого он писал веселые сценарии для подпольных спектаклей:
В дворницкой на проспекте Мира, где работал и жил Саша, по его сценарию был поставлен балет «Ленин — супер стар». Негры, перепоясанные пулеметными лентами, изображали большевиков. Они танцевали с большевичками — большевички были одеты в красные колготки и густо дымили «Беломором». Па‑де‑труа Ленин‑Крупская‑Дзержинский доводил публику до истерического хохота, а заключительный вынос тела вождя сопровождался пуском сероводорода из специальных пузырьков. Говорят, что в аду преобладает именно этот запах…
Именно Огородников организовал неформальный «христианский семинар», на котором выступали многие видные религиозные диссиденты. Кроме того, он и образовавшийся вокруг него кружок начали выпускать самиздатовский журнал «Община». До разгрома организации вышло всего три номера, причем первый, существовавший в единичном экземпляре, просто потерялся.
Щипков вспоминал:
Вокруг Семинара было много временных людей, случайных и странных: стукачей, бродячих странников, появлялись катакомбные христиане из ИПЦ, приезжали баптисты-инициативники. В ту пору мы открыли для себя громадный религиозный мир России. Что было нашей религией? Какова была наша религиозность? Она такая и была. Это был замес каких-то наших представлений антисоветских, начально религиозных.
Закончилось все предсказуемо. В 1978 году всех активистов арестовали и отправили в лагеря. По какой-то причине Щипков отделался легко — его исключили из института и отправили в армию. Зато его мать, которая тоже стала завсегдатаем кружка, получила 3 года за «злостное хулиганство», то есть за попытки оказать сопротивление дружинникам при обыске. Огородников провел в лагерях 8 лет, его амнистировали уже в разгар перестройки.
Щипков же после армии вел образ жизни типичного советского бунтаря — работал где придется: шофером, кочегаром в спортивной секции КГБ, слесарем. Религиозной или диссидентской деятельностью он не занимался. Стать публицистом ему позволила неожиданно начавшаяся перестройка. Благодаря некоторым связям с религиозными диссидентами и преследованиям (пусть и не таким значительным, как у других) за религиозные убеждения от советской власти он уже в начале 90-х годов считался религиоведом и религиозным экспертом и вел колонки на соответствующие темы в нескольких питерских изданиях. По протекции Сергея Филатова, видного религиоведа (к слову, католика), Щипков стал работать на британский «Кестон-колледж», для которого писал доклады.
«Кестон-колледж» был основан в Лондоне в 1969 году под названием «Центр по изучению религии и коммунизма». Главной его задачей стал сбор данных о религиозной жизни в СССР и публикация этих материалов на Западе. Само собой, организацию прежде всего интересовали притеснения христиан, в первую очередь христиан нетрадиционных для России направлений — баптистов, пятидесятников и прочих. Именно сотрудники Кестона стали инициаторами раскрутки советской христианской рок-группы «Трубный зов». Ее создали двое советских хиппи, неожиданно примкнувших к баптистам-инициативникам. По религиозной линии они завязали знакомства с западными журналистами и религиозными активистами и рассказали, что они хотят играть рок. Тут им и посоветовали блестящую идею: а начните играть христианский рок, ведь такого в СССР никто не делает, а мы вас раскрутим.
Запись первого и единственного альбома превратилась в настоящую спецоперацию, которую организовывали «всем миром». «Кестон-колледж» организовал доставку некоторых музыкальных инструментов с Запада в СССР. Из Финляндии в более свободную Эстонскую ССР привезли качественное звукозаписывающее оборудование для подпольной записи, предоставили эстонских сессионных музыкантов. В общем, организовали запись альбома на русском и английском языках, причем английскую версию сделали на порядок качественнее — группу собирались продвигать в основном на Западе.
Альбом стали активно крутить по «вражеским голосам», но советские слушатели от такой музыки плевались, и звездами у христианских рокеров стать так и не получилось. Тогда они попытались прорваться к Брежневу с требованием прекратить преследовать верующих. Их задержали, но через некоторое время отпустили. Потом рокеры решили бежать из страны: помолясь, встали на лыжи и пошли в сторону финской границы. Там их и арестовали, дав по два года. После выхода из тюрьмы группа распалась, не записав больше ни одного альбома. Один из участников получил убежище в Британии, а второй стал Свидетелем Иеговы.
Что касается Щипкова, то его публицистическое рвение только росло. В 90-е годы он успел поработать во множестве изданий, а с 1997 года вел религиозную передачу на «Радио России». В нулевые он возглавлял Гильдию православных журналистов и был редактором портала «Религия и мир».
Щипков старается улавливать мейнстримные идеи и соответствовать им, что хорошо видно хотя бы по названиям его статей и книг: если в начале 90-х он разбирал какие-то общие религиозные вопросы, уделял много внимания различным нетрадиционным для России конфессиям и христианской демократии, то в последние пару лет в заголовках его работ в различных вариациях встречаются фашизм, неофашизм, либеральный фашизм, либерализм, традиционализм и тому подобные вещи. Тем не менее один раз Щипков прокололся. В 2000 году в «Независимой газете» он опубликовал весьма неоднозначный по нынешним временам текст в соавторстве с англичанкой Фейган. Текст назывался «Москва нам не мать, но и Рим не отец». Авторы очень сочувствовали украинскому президенту Кучме, которому приходилось иметь дело с непримиримыми религиозными течениями, и предлагали создать светский аналог Синода, самочинно установив в УПЦ автокефалию. Щипков не агитировал прямо, но вывод в тексте делал именно такой:
На наш взгляд, логика развития религиозно-политической ситуации на Украине неизбежно приведет Леонида Кучму к синодальному варианту церковного устройства. Вообще без Патриарха.
Коллегиальный орган во главе единой Украинской Церкви, во-первых, снимал бы часть внутренних противоречий, во-вторых, облегчал диалог с УПЦ, в-третьих, подчеркивал бы общие демократические тенденции в стране, компенсируя урон, который уже нанесли церковные скандалы международному престижу Украины.
Леонид Кучма нуждается в солидарности Церкви и государства, и ему приходится преодолевать глубокие церковные расколы и немыслимые канонические препятствия, дабы Украинское государство имело свою национальную церковь, свободную и от Рима, и от Москвы.
Тут надо отметить, что вопрос автокефальности УПЦ КП был самым больным местом даже во времена «дружеских» отношений. В Москве считали и считают самозваного киевского патриарха Филарета раскольником и негодяем и предали того анафеме. Стоит отметить, что УПЦ КП — неканоническая церковь, то есть ни одна из прочих канонических церквей ее не признает и в общение с ней не вступает.
Щипкову до сих пор время от времени припоминают его позицию по УПЦ более радикальные православные деятели вроде Кирилла Фролова. Впрочем, теперь они скорее всего станут соблюдать субординацию, и про эту историю забудут.
В нулевые Щипков каким-то образом умудрился стать помощником Сергея Миронова (спикера Совета Федерации) и оставался им до 2011 года. Подлинное восхождение Щипкова началось с избранием Кирилла на патриарший престол. Уже через три месяца после этого Щипков попал в экспертный совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы. Именно этот совет решает, можно ли регистрировать в России религиозную организацию или нет. В 2012 году патриарх Кирилл лично прибыл в Смоленск на открытие мемориальной доски в честь матери Щипкова и даже выступал на церемонии.
Между прочим, Щипков — близкий соратник знаменитого публициста Александра Морозова, колумниста всех на свете либеральных ресурсов и основателя клуба блогеров-кантианцев — того самого, который недавно вымаливавал у Ходорковского в фейсбуке деньги. Морозов был соучредителем гильдии православных журналистов. Он так вспоминал об этом:
Дело в том, что в тот момент создавался кремлевский проект «Медиа-союз» как альтернатива союзу журналистов. В силу того, что в то время я приятельствовал с Сашей Щипковым — религиозным диссидентом и внештатным корреспондентом какого-то западного агентства. Мы оба были авторами «НГ-религии», и участвовали в подготовке первой конференции «Медиа-союза». Тогда возникла идея создать секцию религиозной журналистики, и мы ее создали. Надо заметить, что за год она ничего не сделала. Единственным ее результатом было то, что тогда удалось быстро получить федеральные гранты.
Стоит отметить, что у Щипкова необычная для церковного чиновника биография. Он не имеет никакого отношения к церкви и даже христианских диссидентов задел по касательной. Бал в современной РПЦ правят выходцы из еще советского Отдела по внешним церковным сношениям, ни один религиозный диссидент не сделал церковной карьеры. С другой стороны, и должность у Щипкова не самая значимая — фактически он всего лишь один из пресс-секретарей.
Чего ждать от преемника незабвенного Чаплина? Продолжит ли он линию на совмещение несовместимого и проповедь святого красного российского халифата? Скорее всего, но наверняка в более умеренном ключе. Деньги и посты сейчас дают только за следование генеральной линии, а она пока не поменялась. Да и сам Щипков всегда старался быть в мейнстриме: в либеральные времена — либеральничал, в нынешние — обличает фашизм и атлантизм (причем в роли политолога). Правда, до совсем уж чудовищного уровня он до сих пор не опускался. Так, ритуально поругивая «либерально-атлантическую цивилизацию» и ее ценности, он при случае проходился и по евразийству, за что на определенных ресурсах получил ярлык едва ли не «западника».
Сам Щипков называет себя левым или социальным консерватором. В радикальное мракобесие он прежде не впадал, но точно предсказать, как новая должность отразится на нем, все же нельзя. В Российской Федерации чины и посты имеют магическую власть над умами — самое незначительное назначение может до неузнаваемости изменить человека.
