Текст: Роберт Томбс, Foreign Policy. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Никто не удивится, если в упадке и распаде Европейского cоюза будут виноваты англичане.
Если британцы проголосуют за выход из EC на референдуме, и без того шатающийся европейский проект «тесного союза» запнется. Европейский cоюз продолжит трепыхаться, пытаясь выстоять перед лицом миграционного кризиса, неработающей финансовой системы, экономического застоя и враждебных сил у своих границ, но спорить будут не о том, насколько он эффективен, а о том, сохранится ли он вообще. Многие вспомнят пророческие слова Шарля де Голля, наложившего вето на вступление Великобритании в Европейское экономическое сообщество в 1963 году. «Англия — это остров, — сказал тогда президент Франции. — Нация мореходов, связанная своей торговлей, своим рынком, своими торговыми путями с очень разными и очень далекими странами». Иными словами, Великобритания слишком сильно отличается от других стран европейского континента.
Судьбу ЕС решит именно мнение жителей Англии. Взгляды англичан весьма отличны от точки зрения шотландцев, валлийцев или северных ирландцев. Именно Англия стала ядром британского евроскептицизма: самая популярная партия евроскептиков, UKIP, хотя и называет себя британской, на деле — именно английская сила. Склонная к евроскептицизму Консервативная партия тоже по большей части состоит из англичан. Недавний заголовок редакторской колонки в газете Daily Mail, набранный огромным шрифтом, гласил: «Кто станет голосом Англии?» Без английской поддержки движение за выход из ЕС просто не началось бы.
Но так было не всегда. Когда Британия присоединилась к общему европейскому рынку в 1973 году, больше всего против этого протестовали шотландцы и ирландцы. Самым проевропейским регионом страны была как раз богатая и консервативная Англия. На стороне Европы стояли и члены парламента — включая небезызвестную Маргарет Тэтчер. Но сегодня за ЕС ратуют шотландские националисты, а против — английские тори.
Что изменилось? Самый очевидный ответ на этот вопрос — изменилась политика самого Евросоюза. В 70-е левые политики и малообеспеченные избиратели с подозрением относились к идее объединенной Европы, видя в ней заговор капиталистов, служащий интересам крупного бизнеса, международной банковской системы и политических элит. Тэтчер, выступая за присоединение Британии к общеевропейскому рынку в 80-е, настаивала на идеях свободной торговли и дерегуляции экономики. Чтобы обуздать неолиберализм Тэтчер, французский социалист Жак Делор, президент Европейского сообщества, принял ряд социальных и природоохранных мер, полностью перевернув при этом политику Евросоюза. Британские левые уверовали в объединенную Европу — на Английском Конгрессе профсоюзов в 1988 году Делора встретили овациями; но консерваторы отнеслись к изменениям неодобрительно. Сегодняшний раскол Британии по поводу выхода из ЕС растет именно из тех времен: неолибералы, главная сила в Англии, воспринимают торговые ограничения, налагаемые ЕС, как препятствие к успеху в мировой торговле. Их противники (особенно влиятельные в Шотландии) считают, что торговые ограничения Евросоюза защищают их от хищнического международного капитализма.
Но экономические причины не могут полностью объяснить то неприятие Европы, которое английские избиратели считают краеугольным камнем своей национальной культуры. Чтобы понять причины таких убеждений, обратимся к истории.
Английский национализм поднял голову лишь в последние годы. Ядро Великобритании формировали четыре народа; будучи ядром многонациональной империи, англичане с удовольствием называли себя «британцами». У них не было национального гимна кроме «Боже, храни Королеву»; старый английский флаг с крестом Св. Георгия был почти забыт. Пока Великобритания была едина и сильна, само слово «Англия» чаще звучало на поэтических вечерах, чем на политических диспутах.
Английская идентичность пробудилась по двум причинам. Во-первых, с 80-х годов начался расцвет шотландского и валлийского национализмов, противостоящих английским политикам (Тэтчер и Блэру), стремившимся навязать внешним регионам Великобритании доктрину свободного рынка. Чтобы погасить национальное недовольство, Шотландии, Уэльсу и Северной Ирландии (но не Англии) дали собственные полуфедеральные правительства, что создало между англичанами и остальными британцами ощутимую разницу. Англичан это раздражало — английские налоги шли на субсидирование шотландских социальных выплат. Вторая причина возрождения английского национализма — стремление европейских идеалистов заменить верность суверенным национальным государствам верностью Объединенной Европе. Поначалу это казалось просто риторическим приемом. Но вскоре оказалось, что законы ЕС позволили гражданам Европы жить, работать и получать пособия в Британии и в большинстве случаев — в Англии. Это вызвало очередную вспышку раздражения: английское правительство и английский избиратель не имели больше власти над собственными границами, законами и даже населением. Именно это недовольство и позволило Консервативной партии Дэвида Кэмерона неожиданно победить на выборах в мае прошлого года. Консерваторы напирали на то, что Лейбористская партия стала слишком зависима от шотландских националистов; Кэмерон также обещал пересмотреть условия членства Великобритании в Евросоюзе.
Медлительность и неэффективность механизмов ЕС питает левый и правый популизм по всей Европе — и он часто принимает куда более неприятные формы, чем в Англии. Но именно в Англии большинство имеет реальные шансы добиться выхода из Евросоюза. Почему англичане всерьез обдумывают эту возможность, тогда как другие, не менее большие и мощные нации — к примеру, французы, — ЕС покидать не собираются? Частично это объясняется тем, что Евросоюз отвечает государственным мифам европейских стран — Германии, Франции, Италии. Все они не мыслят себя вне европейского континента. Французы часто возводят самую идею европейской интеграции не только к своим политикам 50-х вроде Жана Монне и Робера Шумана, но к Виктору Гюго, Наполеону и эпохе Просвещения. Англия — часть Европы в гораздо меньшей степени; она действительно, как сказал де Голль, принадлежала в первую очередь к глобальной мировой империи. Стоит заметить, что ключевые страны ЕС — Франция, Германия, Италия, Польша, Ирландия — все они пережили время, когда важнейшие решения принимала правящая просвещенная элита, а народу оставалось лишь принимать их как факт, хотел он того или нет. И Германию, и Италию создали в XIX веке несколько политиков и интеллектуалов. Как сказал один из них: «Мы сделали Италию. Теперь нам нужно сделать итальяцев».
Европейская интеграция так и проводилась — сначала создавалась Европа, и лишь потом — европейцы. Элиты принимают решение; массы рано или поздно покоряются ему. Но ничего подобного в истории Англии просто нет. Напротив, один из государственных мифов англичан, Magna Carta (которой недавно исполнилось 800 лет) — символ народа, навязавшего элитам свою волю. Референдум о выходе из ЕС стоит на той же идее: лишь народ — а не политики, бизнесмены и интеллектуалы — может решить свою судьбу.
Динамика изменения общественного мнения за выход из еврозоны (красный) и против (зеленый) в 1977—2015 гг.
Но самая большая разница между англичанами и европейцами — психологическая. Проект европейской интеграции появился из страха: страха войны, иностранной оккупации, гражданского конфликта, тирании правительства, коммунизма. В 50-х Франция боялась Германии. Германия боялась всеобщей ненависти. Присоединившиеся к проекту в 80-х и 90-х годах Испания, Португалия и Греция боялись возвращения правой диктатуры. Страны Восточной Европы жили в страхе перед Россией. Проект «Европа» предлагал им начать заново, освободившись от былых страхов. Да, некоторым это помогло, но старые фобии никуда не делись. Большая часть жителей континентальной Европы действительно боится распада ЕС. В Англии же ситуация совершенно другая: почти половина населения готова всерьёз обдумать вопрос выхода из Евросоюза. Причина проста: Англия меньше других европейских стран пострадала от ужасов XX века. Англия не проигрывала войн с 1783 года, последний раз она была завоевана в 1066 году. И отношение Англии к ЕС разделяют лишь самые удачливые из европейских стран — скандинавские страны и Швейцария.
Если большие нации вроде французов боятся призраков прошлого и не желают оставаться одни, то многие малые народы вроде каталонцев, фламандцев, шотландцев и валлийцев видят в ЕС (несмотря на все проблемы Евросоюза) гарантию своей независимости и безопасности от крупных соседей (в том числе и от Англии). Но сами англичане рассматривают членство в Евросоюзе как угрозу их автономии; и эта угроза так сильна, что англичане согласны даже на распад Соединенного Королевства, если шотландцы не пожелают покинуть ЕС.
Когда-то, желая вступить в Европейское сообщество, Британия страдала от собственных страхов. Она только что перестала быть империей. Политики и дипломаты были готовы на все, желая избежать превращения своей родины в «большую Швецию» — изолированную и ни на что не влияющую страну. Экономически Британия отставала от растущих экономик Франции, Италии и Германии. И единственным спасением считалось присоединение страны к европейскому проекту. Британия тонула; и последняя шлюпка называлась «Европа».
Карта стран-участниц ЕЭС. Зеленым отмечены страны, основавшие сообщество в 1957 г., синим — страны, присоединившиеся к сообществу позднее. Великобритания вступила в ЕЭС только в 1973 г.
Но ныне былые страхи забыты. Рост континентальных экономик был обусловлен послевоенным бумом и модернизацией сельского хозяйства. Чувство слабости оказалось лишь последствием деколонизации. С середины 80-х экономические показатели Британии выше, чем у большей части европейских стран; в последние годы британская экономика превосходит экономику всей еврозоны. Что же касается роли Британии в мире, то эта проблема перестала быть насущной. В многополярном мире к британцам относятся так, как относились последние 300 лет: как к одной из самых богатых и могущественных наций мира. И теперь ЕС вместо шлюпки выглядит как Титаник. Евросоюз переживает кризис за кризисом, не имея возможности с ними справиться. В результате официальный опрос общественного мнения среди членов ЕС в 2013 году показал, что Великобритания — единственная страна, где большинство населения считает, что выйдя из еврозоны, их родина только выиграет.
Перед референдумом каждая партия предоставит свои аргументы. Сторонники выхода из ЕС обратятся к истории, к древнему праву на самоуправление, пообещают избирателям сияющее будущее самостоятельной и автономной страны. Противники выхода вспомнят былые страхи перед упадком и изоляцией; они скажут, что в одиночестве Британия станет беднее, слабее и уязвимее. Много споров возникнет вокруг самых насущных вопросов — работы, инвестиций, прибылей, цен, иммиграции. Но за всем этим будет стоять куда более важный вопрос: так ли уж английские избиратели уверены в том, что Британия (а в случае выхода Шотландии из Соединенного Королевства — сама Англия) сможет процветать, будучи независимой от ЕС? Или же их убедят в том, что Британия слишком слаба и слишком мала, чтобы покинуть Евросоюз? В нашем беспокойном мире все желают сохранить status quo: безопаснее ничего не менять. Да, возможно, большинство англичан и готово покинуть ЕС; но английские политики и бюрократы не желают ничего менять. Уже понятно, что английский национализм находится на подъеме; результаты грядущего референдума покажут, нашли ли англичане тех, кто способен повести их за собой. Если в движении появятся новые, эффективные лидеры, то выход Британии из Евросоюза окажется весьма вероятным.
Оригинал материала на сайте Foreign Policy
