Так как по нынешнему законодательству любой исследовательский текст о феномене фашизма можно объявить «оправданием» или «реабилитацией», мы помещаем дальнейшие 20 000 знаков за пейволл, оставляя к ним доступ только для постоянных подписчиков.
Как и в случае с нацизмом, именем которого клеймят всё что угодно, «фашизм» в публичном обсуждении страдает от смысловой гиперинфляции. В современных гуманитарных науках сложно найти другой феномен, границы которого были бы так же эфемерны, как размытые контуры фашизма. «Фашизм» превратился в удобный ярлык для людей и явлений, и термин окончательно утратил всякий смысл. В современном обществе фашистом могут назвать любого, а грубо навязываемый антагонизм «фашизм-антифашизм» в качестве единственно возможной оси координат уничтожает возможность политической дискуссии.
Фашизм как эпохальный феномен существовал в разных странах между 1919 и 1945 годами, однако он сильно отличался от того, что подразумевается под этим понятием сейчас.
Обычно фашизм относят к консерватизму, или, во всяком случае, к правому лагерю. Сами же консерваторы, подвергаемые по этому поводу нападкам со всех сторон, в ответ оборонительно упрекают фашизм и национал-социализм в «левизне».
С одной стороны, фашизм явился рефлексом среднего класса, зажатого между рабочими и господствующими элитами, владеющими средствами производства. С другой стороны, фашизм — это реакция на кризис самой идеи государства, его авторитета.
Фашизм взрастили бывшие фронтовики и националисты. Не желая возвращаться к «нормальной жизни», вчерашние солдаты задали правую идеологическую полярность, обратившись к идеалу иерархического государства и «нации воинов», избавляясь от социалистических и республиканских тенденций предшествующего периода.
«Мы хотим быть и становимся всё более и более воинственной нацией. Не побоимся добавить — милитаристской нацией. Скажем больше — мы становимся нацией воинов, то есть всё более одарённой добродетелью послушания, самоотверженностью, готовностью к самопожертвованию» (Муссолини, 1934 г.).
Первая мировая война стала испытанием и для будущего лидера итальянских фашистов. В начале XX века молодой Бенито Амилькаре Андреа Муссолини принимал активное участие в социалистическом движении Италии, где добился успеха и влияния. В 1912 году он стал редактором газеты «Avanti!» — официального печатного органа итальянской социалистической партии. Но со вступлением Италии в войну Муссолини попал под влияние ультрапатриотического возбуждения, общего для всех европейских стран в начале Первой мировой, и разорвал свои отношения с левыми кругами. В 1919 году Дуче — «вождь» — провёл учредительное собрание «Итальянского союза борьбы» («Fasci italiani di combattimento»), а в 1922 году получил власть из рук короля Виктора Эммануила III — после легендарного «похода на Рим». К династическому гербу — официальной эмблеме Италии — прибавились ликторские фасции.
Связь между фашизмом и общественным кризисом имеет свои особенности. Краткосрочные сбои в работе экономических и политических институтов обычно проходят без ломки социальных устоев. Для фашизации общественных настроений нужен глубокий, затяжной кризис, который не просто затронет, а потрясёт социальную структуру общества, его моральные основания, сломает ход экономических процессов, дискредитирует существующие институты власти, буквально ввергнет общество в состояние отчаяния. Подобные условия вызывают иррациональную реакцию, разрушающую экономические, социальные, политические и идеологические конструкции.
Фашизм как партия, движение и режим является детищем острых кризисов, сотрясающих общество до основания.
Чем глубже кризис, чем тотальнее, тем питательней почва для возникновения фашизма.
В 1922 году Муссолини напишет:
«Люди устали от свободы. Они отпраздновали с ней оргию. Свобода сегодня — больше не целомудренная и строгая дева, за которую сражались и умирали поколения первой половины прошедшего столетия. Для предприимчивой, беспокойной, грубой молодёжи, которая показалась на рассвете новой истории, есть другие ценности, производящие большие чудеса: порядок, иерархия, дисциплина. Нужно уяснить раз и навсегда, что фашизм не знает богов, не поклоняется фетишам. Он уже перешагнул через более или менее разложившееся тело богини Свободы, и если надо, он вернётся, чтобы перешагнуть ещё раз… Факты говорят о большем, чем книга, опыт — больше, чем доктрина, великий послевоенный опыт, тот, что сейчас раскрывается перед нашими глазами, указывает на поражение либерализма. В России и в Италии показано, что можно править вне, над и против всей либеральной идеологии. Коммунизм и фашизм стоят вне либерализма» (апрельский номер 1922 года журнала Gerarchia, статья «Forza e Consenso»).
Системный кризис либерализма, наступивший после Первой мировой, и национализация народных масс, подъему которой способствовала война, создали условия для появления нового типа партийно-политической силы.
Такие особенности, как вооруженная партия и полувоенная униформа ее членов, наличие харизматического лидера, ультрашовинистическая риторика и зрелищный, «эстетический» политический стиль были не только универсальными для фашизма тех времен, но и отчетливо ассоциировались с его сущностью.
Немецкий социолог Армин Молер в своем эссе «Фашизм как стиль» (1973 г.) исследует проблему типологии фашизма и правого тоталитаризма в целом именно с этой, внешней стороны. Он обвиняет марксистские и либеральные подходы к изучению фашизма в однобокости и примитивизме. В качестве общего признака фашистских режимов Молер выделяет специфический стиль. По мнению Молера, «фашисты легко смиряются с теоретическими несоответствиями, ибо восприятия они добиваются за счет самого стиля».
Сам корень слова, давшего название политическому течению — «фасции», пучки прутьев — практически ничего не говорит нам о сути движения, его целях, его средствах. Если в случае национал-социализма, социал-демократии или коммунизма можно в общих чертах понять смысл доктрины из её названия, то «фашизм» в момент своего появления был в смысловом отношении пустым сосудом, который начал наполняться содержанием лишь со временем.
Фа́сции (лат. fasces) (иначе фаски, фасцы, также ликторские пучки) — пучки вязовых или берёзовых прутьев, перетянутые красным шнуром либо связанные ремнями — древнеримский символ власти. В плотно связанный пучок вставлялся топорик с одним или двумя лезвиями. Фасциями были вооружены ликторы — римские госслужащие.
Муссолини использовал этот символ как напоминание о славе и силе Древнего Рима, подчеркивая единство силы и власти. Название исторического оружия дало название движению — «Fasci italiani di combattimento», обобщенному затем в «фашизм».
В геральдике ликторские фасции стали символизировать государственное и национальное единство и восприниматься как символ защиты государственности. Их изображение и по сей день можно встретить во множестве мест.
В современной России фасции можно увидеть на гербе ФСИН, эмблеме и гербе Рособрнадзора и на эмблеме Федеральной службы судебных приставов.
Поэтому с фашизмом можно играть как угодно. Если из итальянского фашистского режима удалить один или несколько аспектов, он всё равно будет узнаваться как фашистский. Убрав империализм, можно получить испанского Франко или португальского Салазара. Устраняем колониализм — выходит балканский фашизм. Прибавляем к итальянскому фашизму радикальный антикапитализм, и получается Эзра Паунд({{1}}). Если присовокупить кельтскую мифологию и культ Грааля, возникнет фигура Юлиуса Эволы.
Итальянский фашизм был первой правой диктатурой, овладевшей целой европейской страной. Аналогичные движения, появившиеся позже, видели для себя общий архетип именно в политическом режиме, созданном Муссолини. Следом за итальянским фашизмом — в тридцатые годы — фашистские движения появились по всему миру: нацизм в Германии, перонизм в Аргентине, фалангизм в Испании, «Железная гвардия» в Румынии, интегрализм в Бразилии, «Аксьон франсез» и «Огненные кресты» во Франции, «Скрещенные стрелы» в Венгрии, австрофашизм Энгельберта Дольфуса в Австрии, этатизм Сёва в Японии, рексизм в Бельгии, усташи в Хорватии, «Национальный союз» в Португалии.
Понимание государства в фашизме появилось не сразу — только после того, как Муссолини пришёл к власти. До этого момента у фашистского движения не было единой формы, а идеология была наскоро собрана из лоскутов различных направлений.
В 1920 году Муссолини писал:
«Своей чудовищной бюрократической машиной государство вызывает у человека чувство удушья <…> сегодня государство является всем <…> Государство, этот молох с чудовищными чертами, сегодня видит всё, делает всё, контролирует всё и всё уничтожает. Всякая государственная функция — это несчастье. <…> Государство является страшной машиной, которая заглатывает живых людей и выплёвывает их как мёртвые цифры» (Popolo d’Italia, 06.04.1920).
Очень скоро Дуче начнет говорить прямо противоположные вещи.
Завоевав власть в «походе на Рим», фашизм начал обретать свои устойчивые характерные формы. По этому случаю вспоминается удивительно удачное высказывание Маркса: «Никто не борется со свободой, борются, в крайнем случае, со свободой других». Деспотизму нужно объяснять себя народу, который он эксплуатирует. Новое понятие государства в фашизме было рождено из этой необходимости.
Фашизм отвергал концепцию, согласно которой обязанности государства ограничиваются соблюдением негативных свобод({{2}}) граждан и обеспечением определенного уровня благосостояния и мирного общественного сосуществования. Фашизм отказался и от чисто бюрократической идеи «общественного управления», которая по принципу своего устройства представляла бы лишь укрупненный образ обычной частной фирмы, преследующей исключительно утилитарные цели.
«Мы представляем новый принцип в [современном] мире. Мы являемся прямой, категорической, решительной противоположностью всему миру… бессмертных принципов 1789 года({{3}})» (Муссолини, 1926 г.).
Фашизм, таким образом, не является консервативным или реакционным, несмотря на присущее ему радикально правое представление о реструктуризации общества ввиду естественного неравенства между людьми. В его цели не входит сохранение или восстановление прошлого, наоборот, фашисты желают построить радикально новые государство и общество.
«Без государства нет нации. Есть лишь человеческие массы, поддающиеся любому дроблению, которому может подвергнуть их история» (Муссолини, 1924 г.)
«Не нация порождает государство. Напротив, нация создается государством, которое дает народу… волю, а следовательно действенное существование» (Муссолини, 1927 г.)
«Народ это тело государства, а государство — душа тела» (Муссолини, 1934 г.)
Идея трансцендентности государства — «всё в рамках государства, ничего вне государства, ничего против государства» — характерная черта фашизма, отличающая его от других движений подобного рода.
Муссолини воскресил или, по крайней мере, попытался воскресить римскую идею как высшую и особую форму мифа о новом политическом строе, «сильном и органичном». Муссолини говорил о государстве как о «системе иерархий», которые «должны обладать душой» и в конечном счёте вырасти в элиту. Для Муссолини римская традиция была не простой фигурой речи, она была «идеей силы» — идеалом для воспитания нового типа человека, которому предстояло взять власть в свои руки.
«Рим — это наша точка отсчета и наш ориентир. Это наш символ, это наш миф» (Муссолини, 1922 г.).
Пресловутая теоретическая слабость фашизма позволила ему побыть республиканским в зародыше, монархическим в эпоху набора своей силы, и недолго просуществовать на излете в виде итальянской социальной республики (республики Сало).
***
Муссолини должен был разрешить синкретизм классического древнеримского мира и современного католического христианства. Особенно в стране, чья столица на протяжении столетий была центром мощнейшей церкви. Дуче восстановил церковное государство, признал католичество государственной религией и отдал священникам значительную часть общественных воспитательных учреждений. Не по религиозным или моральным причинам, а из трезвого политического расчета. Он сознательно искал союза с организацией, чья сила заключалась в тысячелетней традиции и которую поэтому тяжело было пошатнуть.
Общим отличием фашистов является использование военной символики как средства подчеркнуть важность и власть государства. Существенный аспект воинской этики, культивируемой фашистами — понимание службы как чести.
«Каждый должен считать себя солдатом; каждый, даже тот, кто не носит военной формы, а работает в конторе, на заводе, на шахте или в поле; солдатом одной великой армии» (Муссолини, 1925 г.)
Фашистская Италия попыталась внедрить в хозяйственную жизнь принцип «корпорации», посредством которого «в государство включается прежде чуждый ему и беспорядочный мир экономики» (Муссолини, 1934 г.), а политическая дисциплина дополняется дисциплиной экономической, образуя органичное производственное единство, не расколотое духом классовой борьбы. Условием претворения в жизнь «полного, комплексного, интегрального корпоративизма» стало тоталитарное государство, которое «…поставило бы долг над противоборством различных интересов».
Автор термина «тоталитаризм» — Муссолини, в 1925 году он употребил это слово для описания своего политического движения. Позже это понятие иногда использовалось и национал-социалистами, в частности, консервативным мыслителем Карлом Шмидтом. В 1943 году министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс провозгласил «тотальную войну».
***
Фашизм складывается из культа харизматического вождя, корпоративности, шовинизма и утопической идеи об особой судьбе конкретного государства и империалистической воли к завоеванию новых земель. Фашизм появляется из чувства глубокой социальной фрустрации и порождает культ героя, вся жизнь которого посвящена борьбе, а смерть в такой борьбе является одной из высших наград. Поскольку героизм и перманентная война как фетиши довольно утомительны, фашизм частично переносит своё стремление к власти на половую сферу. На этом основан фашистский культ мужественности с его военными и военизированными играми.
Часто фашизм характеризует не то, что он поддерживает, а то, против чего он выступает. С этой стороны фашистский режим можно описать как антилиберальный, антиинтеллектуальный, антикапиталистический, антикоммунистический. Антиинтеллектуализм фашизма выводится из культа традиции. Традиционализм отвергает принятие модерна; культура воспринимается с подозрением, будучи потенциальной носительницей критического отношения. Несогласие для фашиста является ещё и знаком инаковости, поэтому фашизм часто сопровождают расизм, ксенофобия и антисемитизм, воплощающие одновременно и внутреннего, и внешнего врага.
Итальянский фашизм был тоталитарным диктаторским режимом, но на порядок более мягким, чем две аутентичные формы тоталитарного господства: диктатура национал-социализма после 1938 года и диктатура большевизма после 1930 года. Это произошло не благодаря какой-то особенной мягкости фашизма, а из-за недостаточности его философской базы. Философию Муссолини заменяла риторика. Начал он с воинствующего безбожия, затем подписал конкордат с Церковью и сдружился с епископами, освящавшими фашистские знамёна. Позже в своих речах Муссолини ссылался на имя Божие и смело именовал самого себя «рукой Провидения». И именно итальянский фашизм создал у многих либеральных европейских лидеров убеждение, будто эта власть проводит любопытные социальные реформы и способна составить умеренно-революционную альтернативу коммунистической угрозе.
Однако, как и любую другую тоталитарную идеологию, будь то борьба за расу или борьба за класс, фашизм ожидал предсказуемый финал. Замкнутая на себя, отвергшая чужие мнения и свои сомнения, эта политическая система неизбежно исчерпала себя, закончив своё существование вместе с человеком, который её олицетворял.
Фашизму не хватает стройного философского и теоретического обоснования, которое есть у других политических течений, против которых он выступает. С поражением оси Рим-Берлин-Токио во Второй мировой войне фашизм как набор социальных, политических и экономических практик, по существу, исчез из мира реальной политики, став еще одним синонимом безусловного зла, которому нет места в современном мире. Но именно за счет своей смысловой аморфности и доминирования внешних атрибутов над внутренним содержанием миф о фашизме остается универсальным пугалом из арсенала многих вульгарных политиков, публицистов и «лидеров» «общественного» «мнения».
По тем же самым причинам фашизм остается питательной почвой, на которой расцветают чёрные цветы локальных политизированных субкультур, неспособных внятно объяснить себя, но умеющих эффектно ходить строем.
Библиография
Умберто Эко, «Пять эссе на темы этики»
Вольфганг Випперман, «Европейский фашизм в сравнении 1922–1982»
Андреас Умланд, «Современные концепции фашизма в России и на Западе»
Эвола Юлиус, «Фашизм: критика справа»
Молер Армин, «Фашизм как стиль»
Эрнст Нольте, «Фашизм в его эпохе»
Эрнст Нольте, «Европейская гражданская война (1917–1945). Национал-социализм и большевизм»
Эйстейн Сёренсен, «Мечта о совершенном обществе. Феномен тоталитарной идеологии»
Теодор Адорно, «Исследование авторитарной личности»
Ленель-Лавастин Александра, «Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран»
Белоусов Л.С., «Режим Муссолини и массы»
[[1]]Эзра Уэстон Лумис Паунд (англ. Ezra Weston Loomis Pound; 30 октября 1885 — 1 ноября 1972) — американский поэт, один из основоположников англоязычной модернистской литературы, издатель и редактор. Во время Второй мировой войны вёл программы итальянского радио на английском языке, в том числе антиамериканского и антисемитского характера, поддерживал войну против СССР и критиковал внешнеполитический курс Франклина Рузвельта, призывая последнего перейти на сторону Третьего рейха.[[1]]
[[2]]Свобода от вмешательства других людей.[[2]]
[[3]]Деклара́ция прав челове́ка и граждани́на (фр. Déclaration des Droits de l’Homme et du Citoyen) — важнейший документ Великой французской революции, определяющий индивидуальные права человека. Декларация была принята Национальным учредительным собранием (фр. Assemblée nationale constituante) 26 августа 1789 года. В основу идей Декларации прав человека и гражданина положена концепция равноправия и свободы, принадлежащей каждому от рождения. Естественными правами человека и гражданина объявлялись свобода личности, свобода слова, свобода убеждений, право на сопротивление угнетению.[[3]]
