Призрак из прошлого
1 сентября 2014 года в российских СМИ появилась странная новость — в Подмосковье объявили в розыск немецкую террористку.
Когда сотрудники российской полиции ещё только получали первые ориентировки на Даниеллу Клетте, ветеран одной из самых опасных леворадикальных террористических группировок Германии уже четыре месяца находилась на территории России (по данным Интерпола). Как правило, террористы находят прибежище в failed states, странах Африки и Ближнего Востока — таких как Йемен и Сомали. Выбор фрау Клетте многих удивил.
Так в конце 2014 года в мир снова ворвался призрак, несколько десятков лет наводивший страх на силовую и политическую верхушку ФРГ. Газетчики начали давить на одну из самых больных немецких мозолей (больнее только Гитлер) — историю левого террора первой половины 70-х годов. А к работе немецких полицейских прибавилась ещё одна давно, казалось бы, забытая проблема — «Фракция Красной армии».
Нацистские скелеты в немецком шкафу
Rote Armee Fraktion — «Фракция Красной армии» — названа по аналогии с революционными армиями СССР, Китая и Кубы. Она организована по принципу южноамериканских партизанских групп типа уругвайской Тупамарос.
Помимо традиционного набора левых ценностей: «Liberté, Égalité, Fraternité», болезненного нонконформизма, космополитизма, склонности к антиобщественному поведению и мелкому криминалу, немецкие леворадикальные группировки отличались от прочих ещё одним важным свойством.
На рубеже 1960–1970-хх годов Западная Германия переживала экономический бум. Никакого негативного отношения к трудовым мигрантам ещё не было. Соответственно, не возникало и движений в их защиту. Феминизм в то время только начал оформляться. Немецких левых того периода волновали другие вопросы. Террористическое подполье, костяк которого составили Андреас Баадер, Гудрун Энслин, Хорст Малер, Ян-Карл Распе и Ульрика Майнхоф, в течение первых лет своего существования носило в первую очередь антифашистский характер. И члены группировки имели серьёзные основания называть политическим режим послевоенной ФРГ «фашистским».
В этом заключается фундаментальное отличие первого поколения RAF от более поздних подражателей по всему миру, сместивших вектор «антифашизма» в сторону защиты прав национальных, этнических и культурных меньшинств в принимающем обществе, а то и вовсе в субкультуру по правильному ношению ботинок с подтяжками.
«Денацификация» послевоенной Германии закончилась 1 января 1964 года. К ответственности были привлечены 12 457 человек. Но так как военные преступления не имеют срока давности, судебные разбирательства периодически возникали ещё очень долго. Формально — правильно, по существу — издевательски, но процедура люстрации была соблюдена. Например, наказанием для штандартенфюрера войск СС Михаэля Липперта стал тюремный срок продолжительностью 18 месяцев, который он получил не за «преступления против человечества», а за убийство бывшего руководителя штурмовых отрядов СА Эрнста Рёма. Оберстгруппенфюрер СС Йо́зеф Ди́трих был приговорен к 18 месяцам тюрьмы, но освобожден досрочно. Высший руководитель СС и полиции во Франции Карл Альбрехт Оберг и штандартенфюрер СС Гельмут Кнохен, приговоренные французским судом к смертной казни, были выданы Германии и освобождены. Врач-хирург из Освенцима Иоганн Пауль Кремер был приговорен польским судом к смертной казни, но выдан ФРГ и освобождён от наказания. В 1948 году бывший рейхскомиссар оккупированной территории Дании Карл Рудольф Вернер Бест был приговорен датским судом к смертной казни. После серии апелляций его приговор был изменен на 12 лет тюремного заключения. Но уже в 1951 году Бест был освобожден по состоянию здоровья. И эти случаи носили далеко не единичный характер.
Такая политика привела к тому, что в первые послевоенные десятилетия в политике, бизнесе и СМИ — одним словом, у реальных рычагов власти — оказались люди, почти поголовно имевшие нацистское прошлое, с политическим, управленческим и хозяйственным опытом, полученным при Гитлере. Холодная война, начавшаяся практически сразу после окончания Второй мировой, заставила западные элиты (в первую очередь американцев) пересмотреть отношение к вчерашним военным преступникам и закрыть глаза на их прошлое. ФРГ, втянутая в орбиту американского влияния, нуждалась в квалифицированных управленческих кадрах, сменивших военную форму от Hugo Boss на деловые костюмы от Hugo Boss.
В шестидесятые годы ещё не приемлющие насилия политические активисты пытались «разоблачать» значимые общественные фигуры с нацистским прошлым. Было составлено и опубликовано огромное количество материалов — с именами, должностями в Третьем рейхе и доказательствами военных преступлений. В этих списках были высокопоставленные чиновники, бизнесмены, заслуженные пенсионеры. Другие списки включали материалы по состоявшимся процессам, где суды вынесли приговоры, явно не соответствующие тяжести преступления.
К началу 1970-х немецкие левые собрали доказательства вины 364 тысяч военных преступников. По их подсчетам, 85% чиновников МИД ФРГ должны были сидеть не в своих кабинетах, а в тюрьме. Из 1200 палачей Бабьего Яра, чью вину удалось установить документально, перед судом предстали 12 — один был повешен в Нюрнберге оккупационными властями, еще 11 судили в 1967 году уже германские власти — и все они отделались символическими наказаниями.
Умножающий знания умножает и скорбь. Для эмансипированной немецкой молодёжи первого послевоенного поколения традиционный конфликт отцов и детей стал особенно острым: «В 68-м мы поднялись на борьбу за справедливый и гуманный мир, а наши родители почти сплошь были нацистскими преступниками или их пособниками…», — это Биргит Хогефельд, террористка третьей волны РАФ. Движение полагало, что молодёжь нуждалась в освобождении от своих родителей, которых «красноармейцы» назвали «поколением Освенцима». Словом, помимо требований и целей, общих для всех левых движений, антифашистский вектор городской герильи РАФ был выражен сильнее, чем у их коллег по красному цеху в других странах.
Другим направлением деятельности «армейцев» была борьба с так называемым «американским империализмом». Но и здесь помимо общих требований — прекращения войны во Вьетнаме, остановки гонки ядерных вооружений, привлечения внимания к проблемам стран «третьего мира», борьбы с обществом потребления и порождающим его капитализмом — читался особый, немецкий подтекст. С точки зрения первого поколения РАФ, после прекращения Второй мировой войны и освобождения немецкого общества от нацистской диктатуры, положение немецкого народа скорее ухудшилось, так как на смену Гитлеру пришла американская оккупационная власть. А Западная Германия стала, по существу, американской колонией и одним из европейских плацдармов для обеспечения войны во Вьетнаме. Во всяком случае, молодые немецкие студенты видели и понимали это именно так. И это видение определило выбор будущих целей «красноармейского» террора.
Выстрелы, которые изменили Германию
2 июня 1967 года в Западный Берлин прибыл иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви вместе со своей супругой. Приезд иранского лидера сопровождался массовыми демонстрациями протеста против пыток в иранских тюрьмах. Для разгона толпы полиция применила силу. Тогда же произошло трагическое событие, ставшее причиной радикализации студенческих движений и утраты доверия к полиции.
Во время разгона студенческой демонстрации выстрелом в затылок был смертельно ранен немецкий студент Бенно Онезорг. Левые радикалы мгновенно водрузили эту жертву на свои обличительные стяги. Утверждалось, что сам Онезорг не был политическим активистом, придерживался не социалистических, а пацифистских взглядов, на антииранской демонстрации присутствовал всего лишь в качестве наблюдателя и не принимал участия в беспорядках. Таким образом, выстрел в Бенно Онезорга был воспринят молодыми немецкими студентами, придерживавшихся левых взглядов, как выстрел во всех них. «Это — фашистское государство, готовое убить нас всех. Это — поколение, создавшее Освенцим, с ним бессмысленно дискутировать!», — скажет Гудрун Энслин на митинге в память Бенно Онезорга, состоявшемся в ночь на 3 июня на Курфюрстендамм.
Примечательна фигура стрелявшего. Это Карл-Хайнц Куррас, сотрудник западногерманской полиции — с 1955 года он являлся информатором Штази, Министерства государственной безопасности ГДР. Падение берлинской стены и объединение Германии привело к множеству подобных открытий, к которым мы ещё вернемся по ходу рассказа.
Споры, вспыхнувшие вокруг смерти Онезорга, скоро привели к реальным действиям. 2 апреля 1968 года в одном из универмагов во Франкфурте-на-Майне прозвучал взрыв, вызвавший сильный пожар. Подозреваемые в поджоге были арестованы уже через день. Они заночевали у местной активистки SDS — Социалистического союза немецких студентов. Хозяйка квартиры пошла вечером в «клуб Вольтера» — место встреч «новых левых» — где проболталась о своих постояльцах своему парню, тоже активисту SDS, который оказался осведомителем немецкой разведки БНД. Так Андреас Баадер, Гудрун Энслин, Торвальд Пролль и Хорст Зёнляйн впервые оказались на скамье подсудимых.
Через несколько дней, 11 апреля 1968 года, Руди Дучке — теоретик немецких «новых левых» и лидер SDS — был тяжело ранен выстрелом в голову.
Дучке был постоянным объектом критики со стороны газетного концерна Шпрингера. В прессе постоянно упоминалось о еврейском происхождении Дучке. «Страшнее Маркса, растленнее Фрейда», — Bild Zeitung; «…Образчик восточной красоты… Потомок „мавра“ Маркса и „казака“ Троцкого…», — Bild am Sonntag. На первых полосах шпригнеровских газет печатались призывы к «честным немцам» «остановить» Дучке. И такой честный немец нашёлся. Им стал Йозеф Бахманн. Мотивы Бахманна так и не были до конца выяснены; у него нашлись фотографии Дучке и экземпляр «Национальной газеты», что дало основания говорить о правоэкстремистских взглядах. Бахманна за попытку убийства приговорили к 7 годам тюремного заключения. 24 февраля 1970 года он покончил с собой в тюрьме.
Хирурги сохранили Дучке жизнь, но он остался инвалидом, страдавшим от сильных мигреней, периодических обмороков, потери зрения, приступов эпилепсии и паралича. Дучке был вынужден эмигрировать в Лондон, где скончался в 1979 году, захлебнувшись в ванне во время приступа эпилепсии. «Пули, ударившие в Руди Дучке, покончили с нашими мечтами о мире и ненасилии», — скажет позже Ульрика Майнхоф.
Комплекс Баадера-Майнхоф
14 апреля 1968 года состоялся суд над Баадером, Энслин, Проллем и Зёнляйном. Их обвиняли в поджоге франкфуртского универмага — пожар нанёс ущерб в 700 000 марок. Свой поступок террористы объясняли желанием привлечь внимание к проблеме общества потребления, «которое оболванивает сознание масс», и к военным преступлениям американцев во Вьетнаме: «Мы хотели принести огонь напалма из вьетнамских джунглей в Западную Германию». Место проведения акции было выбрано неслучайно. Баадер планировал теракты в Берлине, но Энслин настояла на диверсии в «столице капитала». 2 апреля 1968 года в 16:30 четверо заговорщиков осмотрели один из городских универмагов. В 18:30 они вернулись и заложили бомбы, которые взорвались в 23:53. 11 апреля 1968 года адвокат Хорст Малер, который через три дня будет защищать поджигателей на суде, устроил взрыв в здании издательства Шпрингера, чтобы поддержать миф о разветвленной террористической организации.
Все четверо радикалов были осуждены на 3 года. Процесс вызвал широкий общественный резонанс. Мера наказания многим показалась излишне строгой. Спустя 14 месяцев — 13 июня 1969 года — террористы вышли на свободу под залог с перспективой 25 февраля 1970 года снова оказаться в тюрьме в случае неблагоприятного вердикта кассационного суда. Но на очередное заседание по своему делу обвиняемые не явились.
В преддверии 25 февраля террористы (все кроме Зёнляйна) бежали во Францию. Спустя несколько дней в Париже Баадер и Энслин встречаются с Астрид Пролль — сестрой Торвальда Пролля. Тогда же Баадер предлагает создать «Фракцию Красной Армии». РАФ-овцы планируют нападение на американский склад оружия в Западном Берлине. Акция назначена на 11 апреля 1970 года, но осуществлению этого плана помешал арест Баадера. Утром 3 апреля, когда экстремист ехал за спрятанным оружием, его во время случайной проверки документов задержал патруль транспортной полиции. Через полтора месяца, 14 мая 1970 года, Баадер бежит из-под стражи. Тогда же к группировке примкнёт ещё одна знаковая фигура, известная ещё задолго до своего участия в RAF.
Будущие супруги — Ульрика Майнхоф и Клаус Райнер Рель — познакомились на антивоенной конференции. Клаус был редактором влиятельного левого студенческого журнала Konkret, к авторству и редактированию которого он привлек и Ульрику. В результате Ульрика стала ведущим журналистом этого издания. Её перу принадлежат открытые письма супруге иранского шаха, в которых она разоблачает утверждения официальных кругов о гармоничности иранского общества под заботливым руководством шаха и приводит примеры жестокостей, совершенных тайной полицией САВАК.
В первой половине 60-х годов Ульрика Майнхоф становится одним из самых известных западногерманских журналистов, приобретает репутацию «самого блестящего пера ФРГ», получает огромные гонорары. По-настоящему она прославилась в 1961 году после иска по обвинению в клевете, поданного консервативным политиком Францем Йозефом Штраусом, которого Майнхоф сравнила с Гитлером. Позже Ульрика становится одним из лидеров антифашистского и антиядерного движения, движения против войны во Вьетнаме и движения против принятия в ФРГ антидемократических «чрезвычайных законов».
Ульрика Майнхоф убедила власти разрешить Андреасу Баадеру пользоваться библиотекой Франкфуртского института социальных исследований для написания книги о положении малолетних правонарушителей в ФРГ и сама встречалась с ним в это время. Это продолжалось несколько недель. 14 мая 1970 года Баадера под присмотром полицейских выпустили на несколько часов для посещения библиотеки, где его уже ждала Майнхоф. Андреас и Ульрика сели за стол и приступили к работе. В этот момент в дверь библиотеки позвонили. У порога стояли две девушки — Ирэн Горгенс и Ингрид Шуберт — с портфелями и в париках. Они сказали, что им нужно пройти в читальный зал, но полицейские их не пустили, так как в это время там находились Баадер и Майхоф. Через несколько минут в читальный зал ворвался вооруженный мужчина в маске. Вышедший на шум служащий библиотеки был убит. В суматохе перестрелки Баадер и Майнхоф сбежали из здания через окно. Трое сообщников последовали за ними. На улице, в машине, их поджидала Астрид Пролль. Преступники скрылись в неизвестном направлении.
В мемуарах участника «Движения 2 июня» Михаэля «Бомми» Баумана «Wie Alles Anfing» (в англоязычном варианте — «Terror or love») можно узнать следующую подробность этого дерзкого побега: «Баадер на какое-то время оказался моим соседом в тюремной больнице в тюрьме Моабит. Я пытался предложить ему несколько достаточно простых и безболезненных вариантов побега, так как порядки в тюрьме были еще мягкими. Он, однако, предпочел, чтобы его перевели в тюрьму Тегель, где его товарищи устроили ему побег в совершенно другой манере».
5 июня 1970 года в анархистском журнале «Agit 883» под заголовком «Die Rote Armee aufbauen!» появилось первое официальное заявление РАФ. Призыв, написанный Гудрун Энсслин, заканчивался словами: «Вооруженное сопротивление началось, создавайте Фракцию Красной Армии!». Отличительной чертой политической лексики RAF стал термин «свиньи». Под ним, в зависимости от контекста, подразумевали полицейских, государство, капиталистов, военных. В свою очередь, власти ФРГ наотрез отказывались признавать само название «РАФ», во всех официальных заявлениях называя террористическую группировку исключительно «бандой Баадера-Майнхоф». Следующие несколько лет стали сущим кошмаром для всей Западной Германии — как для тех, кого «молодые левые интеллектуалы» могли посчитать «свиньями», так и для тех, кого взбешенные немецкие власти могли причислить к так называемым «симпатизантам». Партизанская война, развернувшаяся на улицах немецких городов, продолжилась даже после падения Берлинской стены и официально была завершена лишь в 1998 году.
Символом леворадикальной террористической группировки стал пистолет-пулемёт HK MP5 на фоне красной звезды
Фракция красной армии
До начала полномасштабной герильи оставался один шаг. И он был сделан. 15 мая 1970 года террористы ограбили Bank fur Handel und Industrie, откуда похитили 200 тысяч марок. На эти деньги в период с июня по август 1970 года Малер, Баадер, Энслин, Майнхоф и ещё десяток членов постоянно растущей группы совершили поездку на Ближний Восток, где прошли подготовку в тренировочном лагере палестинских боевиков движения «ФАТХ». Но отношения между арабскими инструкторами и городскими европейцами не заладились. Боевики RAF скептически отнеслись к тренировкам, которые, на их взгляд, были бесполезны для ведения партизанской войны в городе. В это время Ульрика организует похищение из пансиона на Сицилии своих дочерей-близнецов, чтобы поселить их поближе к себе, в Иордании. Однако их отец, Клаус Рель, в последний момент успел перехватить детей. Примечательно, что мать успела внушить девочкам, что их отец — предатель и убийца, и Клаусу пришлось приложить много сил и терпения, чтобы доказать дочерям, что он нормальный человек. К моменту описываемых событий Гудрун Энслин уже несколько лет не общалась со своей семьей и ребёнком. К слову, члены группировки Баадера-Майнхоф были убежденными сторонниками движения «kinderladen» и считали, что детей ради революции нужно бросить. У тридцати подготовленных боевиков, вернувшихся в Германию, не было связей с прошлым — никакого пути назад, никаких сомнений.
«Мы ощущали себя не немцами, мы ощущали себя „пятой колонной“ народов „третьего мира“ в метрополии», — скажет позднее Хорст Малер. И Биргит Хогефельд подтвердит на суде: «Народы „третьего мира“ были нам ближе, чем немецкое общество».
Теперь жизнь террористов проходит в условиях глубоко законспирированного подполья: поддельные документы, передвижение на украденных автомобилях, ночлег в снятых подставными лицами квартирах. Остаток 1970 года боевики RAF проводят за грабежами, которые они называет «экспроприациями». 27 августа 1970 Баадер грабит универсам, спустя несколько дней — банк. 22 сентября 1970 года в Западном Берлине три группы нападавших одновременное грабят три банка на общую сумму 220 000 марок. В 1970 году в одном только Западном Берлине было совершено около 80 поджогов и взрывов банков, магазинов, складов, казарм и других правительственных учреждений и объектов НАТО. RAF осуществляет операции в Дюссельдорфе, Кёльне, Глодбахе, Эссене, Мюнхене, Франкфурте, Западном Берлине. Планы нападения разрабатываются сторонниками RAF и реализуются боевиками. В 1971 году террористы провели 555 «эксов», в результате которых украли 2 млн марок.
Кульминацией этого политического бандитизма становится так называемое «Майское наступление» 1972 года — серия нападений на полицейские участки, военные объекты Бундесвера и базы НАТО в Западной Германии. 11 мая два взрыва прозвучали в офицерском клубе 5-го армейского корпуса США во Франкфурте-на-Майне. 12 мая были совершены налёты на полицейские участки в Аугсбурге и Мюнхене. 16 мая при покушении на федерального судью Вольфганга Будденберга боевики RAF ранили его жену. 19 мая в Гамбурге взорвано издательство Акселя Шпрингера, непримиримого врага немецких социалистов. 24 мая была взорвана штаб-квартира 7-й армии США в Гейдельберге.
Теракты сопровождаются прокламациями лидеров группировки. Последовательно выходят в свет «Концепция ведения городской партизанской войны» (нем. Das Konzept Stadtguerilla) и «Чёрный сентябрь в Мюнхене — к стратегии борьбы с империализмом» (Die Aktion des Schwarzen September in München — Zur Strategie des antiimperialistischen Kampfes).
Террористы вполне в маоистском духе рассматривают город как наиболее уязвимое место для нанесения своих ударов: «Процесс развития в крупных промышленных городах капиталистических стран подходит к такому рубежу, когда городская партизанская война становится прогрессивной формой борьбы. Крупный город является скоплением целей, которые надо поражать. Здесь перед нами огромный фронт, причем противник никогда не знает, в какой именно точке его ждет удар», — Хорст Малер.
После появления листовок с угрозами уничтожить «половину Штутгарта» немецкая полиция начала грандиозную спецоперацию. В массовой облаве участвовали 150 тыс. агентов, 15 тыс. из которых находились во Франкфурте-на-Майне. Там, на Хофекштрассе ¾, была обнаружена явка Баадера. 1 июня 1972 года были арестованы Распе, Баадер и Майнс. 7 июня в одном из магазинов одежды задержали Гудрун Энслин. Сотрудница бутика заметила пистолет в сумочке Гудрун и вызвала полицию. 15 июня в Лангенхагене схватили Майнхоф. Её нашли благодаря сообщению Фрица Родевальда — известного левого профсоюзного деятеля, председателя союза учителей. Ещё один из главных фигурантов — Хорст Малер — к этому времени уже два года находился в тюрьме.
Пойманные члены группировки обвинялись в убийствах, покушениях, похищениях, взрывах и поджогах, жертвами которых стали 39 человек (ещё 75 получили ранения). При этом среди пострадавших оказалось много рядовых граждан. Не чурались боевики и чисток собственных рядов. 21 февраля 1972 года террористы совершили налёт на банк в городе Кайзерслаутерн. В ограблении участвовала 19-летняя Ингеборг Барц. Во время экспроприации был застрелен полицейский Герберт Шонер. Шокированная произошедшим юная девушка позвонила матери в Берлин и сообщила, что хочет порвать с терроризмом и вернуться домой. Узнав об этом, подельники отвезли Ингеборг в заброшенный каменный карьер и там расстреляли. По показаниям свидетелей, Ульрика Майнхоф лично принимала участие в расправе.
17 января 1973 года 40 членов РАФ, находившихся под стражей, начали первую коллективную голодовку, требуя «прекратить применение мер изоляции в отношении политических заключённых ФРГ». Это заявление касалось в первую очередь к Ульрики Майнхоф. Она была помещена в тюрьму «Кёльн — Оссендорф» и стала одной из первых западногерманских заключённых, на которых была опробована система «мёртвых коридоров» — система тотальной изоляции и пытки сенсорной депривацией. 9 февраля Майнхоф перевели в одиночную камеру в мужское отделение тюрьмы «Кельн-Оссендорф», 16 февраля голодовка была прекращена.
Впоследствии Майнхоф вспоминала:
«Впечатление такое, что помещение едет. Просыпаешься, открываешь глаза — и чувствуешь, как стены едут… С этим ощущением невозможно бороться, невозможно понять, отчего тебя все время трясет — от жары или от холода. Для того, чтобы сказать что-то голосом нормальной громкости, приходится кричать. Все равно получается что-то вроде ворчания — полное впечатление, что ты глохнешь. Произношение шипящих становится непереносимым. Охранники, посетители, прогулочные дворики — всё это видишь, как сквозь полиэтиленовую пленку. Головная боль, тошнота. При письме — две строчки, по написании второй уже не помнишь, что было в первой. Нарастающая агрессивность, для которой нет выхода… Ясное сознание того, что у тебя нет ни малейшего шанса выжить, и невозможно ни с кем этим поделиться — при посещении адвоката ты не можешь ничего толком сказать. Через полчаса после ухода посетителя ты уже не уверен, было этого сегодня или неделю назад. Чувствуешь себя так, словно с тебя сняли кожу…»
Ульрика Майнхоф должна была стать одним из главных обвиняемых на «Большом процессе РАФ» 21 мая 1975 года, но предположительно 8 или 9 мая 1976 года она гибнет в тюрьме особого режима «Штамхайм». По официальной версии, Майнхоф покончила жизнь самоубийством — повесилась в камере. Однако официальную версию оспаривают независимые эксперты (так же, как и официальные версии более поздних самоубийств других лидеров РАФ). Возражения против официальной трактовки событий суммировал Александр Тарасов:
«Некоторое время власти путаются в датах: то ли она погибла 8 мая, то ли 9. Это при том, что проверка камеры Ульрики проходила каждые 15 минут, а обыск — каждые 2 часа. Никто так и не объяснил, каким чудом удалось добраться до крюка в потолке четырехметровой высоты (позже власти меняют версию: теперь Ульрика объявлена повесившейся на форточке). Причиной самоубийства назвали „напряженные отношения“ с другими членами РАФ. Но сами рафовцы на суде заявили, что это — ложь. Никто так и не объяснил, почему у „самоубийцы“ Майнхоф отсутствовали обязательные при самоубийстве посредством повешения признаки: прилив крови к голове и повреждения шейных позвонков. Как она смогла повеситься на самодельной веревке, которая не выдерживала вес человека? Где предсмертная записка? Никто, наконец, так и не объяснил, откуда взялись следы спермы в гениталиях Майнхоф (то есть ее сначала изнасиловали, а потом убили — или даже наоборот). Абсолютно все понимали, что Ульрика не могла покончить с собой именно 8 мая (день победы над нацистской Германией в Западной Европе) или 9-го (эту дату левые в ФРГ — так же, как и в СССР — праздновали как День победы над фашизмом)».
Тем временем лидеры боевиков продолжают руководить операциями из-за решётки. В октябре 1974 года террористы передают на волю записку: «Достаточно показательных манифестаций, приступайте к захвату сильных мира сего». В период с 1974 по 1977 годы боевиками RAF были совершены несколько убийств и похищений крупных чиновников, политиков и бизнесменов. 30 июля 1977 года в собственном доме под Франкфуртом-на-Майне был застрелен видный промышленник и президент «Дрезденер-банка» Юрген Понто. Он ждал Сюзанну Альбрехт, сестру своей крестной дочери Юлии, и когда услышал через входную дверь: «Это я, Сюзанна!», спокойно впустил в дом молодую женщину, державшую в руках букет роз, и ее двоих друзей. Как выяснилось позже, это были члены «Фракции Красной Армии» Кристиан Клар и Бригитта Монхаупт. Детали убийства до сих пор неизвестны. Все трое и сейчас хранят молчание по поводу тех событий.
5 сентября 1977 года в Кёльне группа боевиков РАФ напала на автомобиль, в котором находился Ганс Мартин Шлейер. Его водитель, 41-летний Хайнц Марчиз, был вынужден затормозить, когда на дороге перед ним внезапно появилась коляска. Полицейский автомобиль эскорта не смог вовремя остановиться и врезался в машину Шлейера. Около 20 террористов в масках открыли огонь из автоматического оружия, убив водителя Шлейера и полицейского, 20-летнего Роланда Пйелера. Были убиты водитель машины сопровождения — 41-летний Рейнхолд Брёндле, и ещё один полицейский — 24-летний Гельмут Улмер. Брендлер и Пйелер получили более двадцати ранений. Шлейера похитили и удерживали в арендованной квартире недалеко от Кёльна. Он был вынужден обратиться к левоцентристскому правительству Гельмута Шмидта с просьбой об обмене себя на арестованных членов первого поколения РАФ. Все попытки полиции определить местонахождение Шлейера оказались безуспешными.
Жертву для самой известной акции РАФ выбрали с умом. Шлейер родился в 1915 году в семье председателя земельного суда. В 1931-м он вступил в Гитлерюгенд, потом в НСДАП. Шлейер активно делал партийную карьеру и был рекомендован к принятию в СС (эсесовский номер 227014). В Гейдельберге Шлейер был руководителем университетской Имперской национал-социалистической студенческой организации. В 1937 году он написал донос на ректора университета доктора Меца и отправил престарелого профессора в концлагерь. В 1939 году Шлейер стал имперским инспектором Инсбрукского университета в Австрии, затем — Пражского университета. В 1941-м Шлейер становится руководителем канцелярии президиума Центрального союза промышленности протектората Богемия и Моравия. На этом посту он руководит разграблением национальных богатств Чехословакии, использованием политзаключенных и военнопленных на военных заводах протектората, строительством секретных объектов и последующей «утилизацией» (то есть уничтожением) заключенных и военнопленных. После войны чехи приговорили Шлейера к смерти за военные преступления и потребовали от ФРГ его выдачи, но получили отказ. В послевоенной Германии Ганс Мартин Шлейер становится видной фигурой в ХДС, членом наблюдательных советов в ряде корпораций, членом правления «Даймлер-Бенц» и, наконец, председателем Федерального союза немецких работодателей (BDA) и Федерального объединения германских промышленников (BDI).
На следующий день после похищения террористы заявили, что убьют Шлейера, если власти не освободят лидеров RAF, находящихся в тюрьме Штаммхайм, и других членов вооруженного подполья. В ответ правительство создало в Бонне комитет по чрезвычайным ситуациям. Его возглавил канцлер Гельмут Шмидт. После пяти недель бесплодных переговоров похитители начали терять терпение. Вместе с «Народным фронтом освобождения Палестины» они разработали дерзкий план.
13 октября 1977 года боевики НФОП угнали пассажирский самолёт авиакомпании «Люфтганза», который следовал из Пальмы-де-Майорки во Франкфурт с 90 пассажирами на борту. На 45-й минуте полёта 4 террориста — двое мужчин и две женщины — объявили о захвате воздушного судна. Один из террористов, называющий себя «Махмудом», потребовал освободить 11 боевиков RAF, а также двух палестинцев, заключенных в Турции. «Махмуд» отвел на выполнение условий 72 часа, угрожая взорвать самолёт. Лайнер изменил курс и приземлился в Риме для дозаправки. Подобные остановки были сделаны на Кипре, в Бахрейне и Дубае. За террористами следовали бойцы элитного антитеррористического спецподразделения GSG 9. 16 октября, во время остановки в Адене (Южный Йемен), «Махмуд» убил капитана судна Юргена Шумана — тот передавал информацию о количестве и составе боевиков, захвативших самолет. Решение идти на штурм было принято, когда лайнер сделал очередную посадку — на этот раз в Могадишо, Сомали.
18 октября бдительность угонщиков усыпили, сообщив, что их требования будут удовлетворены. В 2:07 ночи по местному времени штурмовая группа GSG 9 подобралась к самолету через «мёртвую зону» с задней стороны лайнера. Отвлекающий взрыв заставил террористов покинуть салон и сосредоточиться в передней части самолета. В этот момент бойцы GSG 9 поднялись на борт через люки в днище самолета. Находившийся на борту американский пассажир так описал своё спасение: «Я увидел в проёме двери человека. Его лицо было окрашено в черный цвет, и он начал кричать нам на немецком языке: „Мы здесь, чтобы спасти вас, пригнитесь!“ и открыли огонь». В 2:12 ночи — всего через пять минут после начала операции — спецназовцы рапортовали по рации: «Frühlingszeit! Frühlingszeit!» («Весна! Весна!») — кодовое слово, обозначавшее успех штурма. В ходе операции Feuerzauber («Магия огня») все четверо террористов были уничтожены; три пассажира, стюардесса, и один боец получили легкие ранения.
=
Штамхайм
Через несколько часов после штурма лайнера Баадер, Энсслин и Распе были найдены мёртвыми в своих камерах в тюрьме «Штамхайм».
Согласно официальной версии, лидеры первого поколения РАФ покончили с собой: Энслин — повесилась, а Баадер и Распе воспользовались пистолетами, тайно пронесенными их адвокатом. Эта версия событий сразу вызвала вал нареканий и обвинений в преднамеренном убийстве. Левша Баадер якобы убил себя выстрелом в затылок правой рукой, а на его ботинках был обнаружен песок, «идентичный песку аэродрома в Могадишо». Гудрун Энслин была обнаружена повешенной на куске электрокабеля на крюке в потолке, но предмет, при помощи которого она могла бы залезть наверх, так и не нашли. Выжившая Ирмгард Мёллер, также находившаяся в тюрьме «Штамхайм», якобы нанесла себе четыре ножевых ранения в грудь столовым ножом. Она до сих пор настаивает на том, что никакого сговора о коллективном самоубийстве среди террористов не было:
«В какой-то момент я проснулась от странного шума, который так и не смогла распознать. Шум был достаточно сильным. На выстрел он не был похож, скорее напоминал падение шкафа или что-то типа этого. Затем у меня вдруг потемнело в глазах, и очнулась я уже лежащей на полу в коридоре, а вокруг меня стояли какие-то люди и проверяли мои зрачки. Затем я услышала чей-то голос: „Баадер и Энслин мертвы“. После этого все вновь померкло».
В ответ на смерть главарей RAF похитители Ганнса Мартина Шлейера переправили его через Нидерланды в Бельгию и там застрелили. Его тело нашли 19 октября 1977 года.
12 ноября 1977 года Ингрид Шубер была найдена повешенной в своей камере. Хольгер Майнс умер в тюрьме «Виттлих» ещё 9 ноября 1974 года — в результате голодовки.
Церковь в 1977 году отказалась считать погибших самоубийцами, они были похоронены в церковной ограде. Епископ Вюртембергский не стал объяснять, почему не верит в официальную версию о самоубийстве, сославшись на тайну исповеди. А когда власти попытались надавить на бургомистра Штутгарта, чтобы он воспрепятствовал захоронению «самоубийц» на городском кладбище, бургомистр, сын знаменитого гитлеровского фельдмаршала Роммеля, неожиданно резко ответил: «В 44-м тоже были сплошные самоубийцы: мой отец, Канарис… Может, их тоже выкопать из могил?» («Лис пустыни» Эрвин фон Роммель был принужден гитлеровцами к самоубийству — им не хотелось судить «национального героя», Канариса же, вопреки официальному сообщению, повесили).
Так было уничтожено «первое поколение» RAF, положившее начало герилье, которая продлится почти 30 лет и не закончится даже после объединения ФРГ и ГДР. Объединение Германии рафовцы восприняли как попытку создать «четвертый рейх», и считали, что ГДР превращена в колонию. Более того, рассекречивание архивов МГБ ГДР вызвало новый интерес к фигурантам «Фракции Красной армии». И вот почему.
RAF uns Stasi
19 апреля 1955 года 27-летний полицеймейстер Карл Хайнц Куррас отправился в Восточный Берлин, где впервые вошел в контакт с офицерами спецслужб ГДР. 26 апреля 1955 года Куррас подписал обязательство о сотрудничестве. В качестве агента госбезопасности ГДР под кодовым именем «Отто Боль» Куррас поставлял информацию о сотрудниках, кадровых перестановках, специфике работы отделов и управлений.
Как было сказано ранее, 2 июня 1967 года, во время визита иранского шаха, 26-летний студент Бенно Онезорг был смертельно ранен в затылок из табельного пистолета «Вальтер» калибра 7,65, принадлежавшего… Карлу Куррасу. «Материалы немедленно уничтожить. Работу приостановить. Считаем происшедшее очень досадным инцидентом», — передали ему 8 июня 1967 года из Восточного Берлина. Личное дело Курраса в «Штази», обнаруженное в 2009 году, не содержит никаких указаний на то, что ему была поручена «провокация» и что убийство Онезорга могло быть как-то связано с работой на МГБ ГДР. Кураторы из «Штази» характеризовали Курраса как «воспитанного в фашистской системе ценностей» человека, болезненно любящего власть и оружие.
Восточногерманские власти и «Штази» не испытывали симпатии к РАФ. МГБ ГДР лишь предоставляло террористам укрытие на территории Восточной Германии в обмен на отказ от вооруженной борьбы. Эти люди получали новые имена, новые документы и начинали жить в ГДР жизнью простых обывателей. Когда ГДР была присоединена к ФРГ, именно эти люди (единственные из всех западногерманских партизан) стали давать показания на своих бывших товарищей и людей, сочувствовавших подполью. Нужно подчеркнуть, что как и большинство леворадикальных организаций тех лет, РАФ критиковала «советский ревизионизм» и ГДР. Некоторые из западногерманских городских партизан были перебежчиками из ГДР. «Штази» считало деятельность РАФ вредной и опасной — поскольку из-за нее ФРГ захлестнула волна подозрительности и шпиономании, и многочисленные агенты разведки ГДР стали проваливаться один за другим.
Почему терроризм побеждает — и проигрывает
В анализе антагонистического противостояния радикальной левой молодёжи и консервативной власти за скобками осталось мнение самого немецкого общества.
О популярности идей РАФ может говорить тот факт, что судебными защитниками террористов первого поколения выступили известные юристы. Второе поколение РАФ утратило эту популярность: с одной стороны, этому способствовало усиление полицейского режима в Западной Германии, с другой — более жестокие методы нового поколения «армейцев».
Число тех, кто согласился с РАФ и стал считать западногерманское государство «скрыто фашистским», стало быстро расти. Знаменитый западногерманский журналист Гюнтер Вальраф доказывал это своими репортажами-расследованиями. То же самое писал в последних своих романах Бёлль. В «Женщинах на фоне речного пейзажа» он описывает дочь банкира, которая уезжает к сандинистам, заявив: «Лучше умереть в Никарагуа, чем жить здесь».
В дело террористов РАФ вмешалась мировая общественность в лице французского философа-экзистенциалиста Жана-Поля Сартра, который попытался выступить посредником в споре между заключёнными и правительством ФРГ. 4 декабря 1974 года Сартр навестил Баадера в штутгартской тюрьме «Штамхайм». Хотя позже Сартр назвал Баадера «непроходимым дураком» и «сволочью», сразу после встречи он отправился на немецкое телевидение, где выступил за создание международной комиссии по защите интересов политзаключенных. В конце 1978 года перед зданием местного суда в Бремене прошла многотысячная демонстрация школьников-старшеклассников. Они скандировали: «РАФ права, вы — фашисты». Но были и те, кто считал иначе.
Биргит Хогефельд — участница «третьего» поколения RAF — вспоминала: «В лучшем случае прохожие кричали нам: „Если вам здесь не нравится — убирайтесь в ГДР!“ Но нередко мы слышали и другое: „Таких, как вы, при Гитлере мигом отправили бы в печь!“ И это были вовсе не отдельные голоса».
В конце 1970-х годов РАФ оказалась в общественной изоляции, чему способствовала как деятельность полицейских служб (массовые полицейские облавы конца 1977 года получили название «Немецкая осень»), так и позиция террористов: «…модель революции, в соответствии с которой борьбу за коренные изменения в нашем обществе могло вести лишь меньшинство, казалась нам реальной и исторически оправданной — ведь поколение наших родителей было виновато в приходе фашизма…».
RAF не была ни самым удачливым, ни самым мощным, ни даже самым толковым левым вооруженным подпольем после Второй мировой войны — не только в мире, но даже в Западной Европе. «„Фракция Красной Армии“ стала легендой. Это миф, — объясняет проницательный глава Федерального ведомства уголовной полиции в финале фильма Der Baader Meinhof Komplexю. — Бороться с ним полицейскими методами бесполезно».
РАФ всерьёз хотела открыть «второй фронт» — то есть перейти к широкомасштабной герилье, к революционной гражданской войне, которая «оттянула бы на себя силы международного империализма». И вот тут у РАФ ничего не получилось. Почему? Лучше всех на этот вопрос ответил американский политик-консерватор Патрик Бьюкенен:
«ИРА, шайка Иргуна, Вьетминь, ФНС в Алжире, ZANU и ZAPU в Родезии, АНК в Южной Африке, „Хезболла“ в Ливане применяли террористическую тактику и добились свержения правившего в стране на тот момент режима.
Филиппинские гуки и малайские партизаны, итальянские Красные бригады, немецкая банда Баадера и Майнхоф, баскская ЭТА, перуанский „Сияющий путь“, пуэрториканские Вооруженные силы национального освобождения, американские „метеорологи“ и „черные пантеры“ проиграли.
Почему?
Потому что в Ирландии, Палестине, Индонезии, Алжире, Родезии, Южной Африке и Ливане повстанцы пользовались поддержкой населения. Имперские правительства, нарушавшие „закон Джефферсона“, который гласит, что справедливая власть возникает из согласия управляемых, оказались в нашу эпоху наиболее уязвимыми.
Правительство, реализующее волю народа, способно, при достаточном терпении и упорстве, справиться с движением, прибегающим к террористической тактике. И несмотря на то, что демократические общества уязвимы для террористических атак, эти общества благодаря своим открытости и свободе являются наиболее гибкими в своих реакциях, поскольку опираются на народ.
Принципиальным для победы над террористами является метод, которым правительство реагирует на нападения. Поскольку главная битва ведется за сердца и души, чрезмерно жесткая реакция может оказаться фатальной. Ответ Великобритании на Пасхальное восстание — казнь предводителей, равно как и ответ Франции на террор, развязанный ФНС, — карательные операции и пытки, — привели к революциям. Победа Массю в битве за Алжир стала хрестоматийным примером того, как имперская власть выигрывает сражение и проигрывает войну».
***
20 апреля 1998 года федеральное управление уголовной полиции в Висбадене получило по почте восьмистраничный документ, признанный экспертами подлинным. РАФ заявила о своём самороспуске: «Почти 28 лет назад, 14 мая 1970 г., в ходе освободительной борьбы возникла РАФ. На сегодняшний день проект можно считать завершенным. Партизанская война в той форме, в которой её вела РАФ, уже история». Текст сопровождает список из 26 имен погибших членов РАФ и их соратников из «Движения 2 июня» и «Революционных ячеек».
Заявление завершается словами Розы Люксембург: «Революция говорит: „Я была, есть и буду продолжаться“».
В начале 2016 года Буркхард Гарвег, Эрнст-Фолькер Штауб и Даниэла Клетте совершили очередное нападение на машину инкассаторов.
