Также читайте: Государственная дума Российской Империи
Предисловие
Простой перенос демократических институтов на неподготовленную почву приводит лишь к созданию политических химер. Крах африканских режимов был первым доказательством несостоятельности такого подхода, а последующее превращение постсоветских режимов в failed states привело к пересмотру политической теории в целом. Если говорить кратко, то вывод был такой: государственный строй должен развиваться, опираясь на сложившиеся социальным структуры, базируясь на политической культуре общества и в некотором роде руководствуясь менталитетом нации. Как ещё два века назад замечал Жозеф де Местр, «законы, составленные для всех народов сразу, не подходят ни для какого».
Наследники коммунистического руководства, воспитанные на советских ценностях (человеконенавистничество, предательство как политическая модель, пренебрежительное отношение к социальным наукам), не могли позволить себе апеллировать к более-менее успешному русскому опыту демократического строительства, боясь реального воскрешения национального чувства. Поэтому было решено скопировать конституцию с французской, а государственное устройство с американского. Получилась невиданная до сих пор суперпрезидентская федерация 83% русских и тысячи национальных негритянских племён.
Чтобы не повторять подобных ошибок, нужно хотя бы в самых общих чертах представлять историю развития русских демократических институтов. Итак, верхняя палата русского парламента, Государственный совет.
Предыстория
После убийства Павла I на трон взошел его старший сын — Александр. Воспитываясь под влиянием специфических вкусов своей бабушки, царевич с детства был знаком с трудами Руссо и гуманистов, что сильно повлияло на его предпочтения. Еще до восшествия на престол он сформировал кружок единомышленников, названный впоследствии «негласным комитетом». Этот кружок стал одним из прообразов Государственного совета. Молодые реформаторы обсуждали новые веяния и возможные перемены.
Собственно, в Российской Империи имелась давняя традиция совещательных органов при царях. Так, Петр I отказался от созыва сословно-представительских Земских соборов и решил заменить их совещательным и зависимым от императора Сенатом, наделив его, однако, крайне широкими полномочиями — вплоть до диктаторских при отсутствии правителя в столице. Глава государства сам назначал членов Сената и определял границы их полномочий.
Петр умер без наследников, оставив после себя странный закон о престолонаследии, который даровал Сенату право самостоятельно выбрать будущего правителя. Наследницей стала Екатерина I. Независимость сенаторов пугала нового монарха, а желание наградить и особо выделить поддержавших ее «птенцов гнезда петрова» подтолкнули новую Императрицу к мысли о необходимости создать другой, более лояльный совещательный орган. Так появился Верховный тайный совет. В результате круг полномочий Сената свелся к вопросам «высшей судебной юрисдикции». «В России довольно отчетливо, — пишет исследователь С. Таловеров, — вырисовывались контуры разделения властей».
Смерть Екатерины повлекла за собой очередной кризис престолонаследия — наследником был несовершеннолетний внук Петра I Петр II, а верховная власть оказалась узурпирована Тайным Советом, который, возглавляемый Меньшиковым, по сути и стал главной политической силой страны. Молодой император, мало интересующийся государственными делами, вполне устраивал старых царедворцев, а перспектива женить его на одной из дочерей Меньшикова, связав таким образом новую аристократию с царской семьей, выглядела очень заманчиво. Дело испортил сам князь — своей неумеренностью и бахвальством настроивший против себя не только бывших соратников, но и молодого императора.
С воцарением нового монарха Совет заседал всё реже, но результативнее — это становится ясно, если обратиться к Полному собранию законов Российской Империи: «за 27 месяцев царствования Екатерины I вышло 428 законодательных актов (15,8 в месяц), — приводит данные С. Таловеров, — за 28 месяцев нахождения на престоле Петра II — 438 актов (15,6 в месяц)».
Многие надеялись, что после совершеннолетия царь возьмет бразды правления в свои руки, но этому не было суждено случиться. В ночь на 19 января 1730 года молодой император скончался от оспы, перед смертью на миг придя в себя и потребовав лошадей, чтоб ехать к своей давно уже умершей сестре Наталье. Прямая мужская линия Романовых пресеклась.
Верховный Тайный Совет оказался наделен невиданными для него полномочиями — он мог выбирать себе правителя по вкусу, и именно от его решения зависела будущая судьба династии. Понимая ответственность и к тому же не желая расставаться с вновь обретенной силой, Совет решил найти слабого правителя, при этом связав его своего рода конституцией. Было, конечно, и ограничение — народ бы не принял монарха, не имевшего никакого родства с Романовыми: выбирать можно было из дочерей Петра I и его старшего брата-соправителя Иоанна V.
Вельможи сошлись на кандидатуре Анны Иоанновны — четвертой дочери Иоанна. К тому времени овдовев и проживая в Курляндии, в столичных кругах она не имела своей «партии», не пользовалась никаким влиянием и, будучи вдовой, казалась «верховникам» идеальной фигурой. Специально для закрепления этого нового строя были подготовлены «Кондиции», ограничившие круг полномочий императора лишь представительскими функциями.
Дочь Иоанна сперва согласилась на эти позорные условия, однако сразу после коронации при неожиданной поддержке служилого дворянства, гвардии и общественности публично разорвала Кондиции. Верховный Тайный Совет указом от 24 октября 1731 года был распущен.
Новому монарху, не обладавшему устоявшейся партией, приходилось лавировать между разными группами интересов — даже людей, попытавшихся учинить государственный переворот, невозможно было отстранить от власти полностью, и по этой причине большая часть «верховников» была переведена в реформированный Сенат, опять получивший ряд прежних полномочий.
Понятно, что опереться на так зарекомендовавших себя чиновников Анна Иоанновна не могла — но она при этом во всех смыслах не была готова править единолично. Возникла нужда в новом совещательном институте. Им стал Кабинет министров, учрежденный в начале ноября 1731 года. Первоначально в него вошли три человека: Остерман, некогда хитро расправившийся с Меньшиковым и уклонившийся от подписания Кондиций, граф Головкин, уничтоживший завещание Екатерины I, требовавшее закрепления власти за наследниками Петра и высказавшийся в пользу Анны Иоанновны — из-за вражды с Долгорукими он тоже выступил против Кондиций, и князь Черкасский, давний соратник Петра, человек сказочно богатый и оттого честный и некорыстолюбивый — во время борьбы с «верховниками» он примкнул к партии дворян.
Императрица не сильно интересовалась политической деятельностью, полностью доверившись своим советникам. Часто эта эпоха в историографии называется Бироновщиной — по имени фаворита Анны Иоанновны Эрнста Бирона, однако внешней и внутренней политикой государства руководил Остерман, получивший также и главенство в Кабинете. Новый орган, создававшийся как совещательный, уже в 1735 году получил законодательные права — подписи трех кабинет-министров приравнивались к императорской.
В 1732 году Анна Иоанновна объявила, что престол наследует потомок ее племянницы, дочери Екатерины Иоанновны, Елизаветы-Екатерины-Христины, получившей в православии имя Анна Леопольдовны и выданной в 1739 году замуж за Антона-Ульриха, герцога Брауншвейгского. В 1740 году у пары родился сын — Иоанн VI Антонович. В этом же году российская императрица скоропостижно скончалась от подагры, перед смертью подписав указ о наследстве Иоанна и о регентстве Бирона. Бывший фаворит не был любим дворянством и гвардией, и вновь безупречно сыгравший на общественных настроениях Остерман организовывает руками фельдмаршала Миниха дворцовый переворот, в результате которого регентом становится мать Иоанна — Анна Леопольдовна.
Власть опять оказалась в руках бывших советников, и опять ненадолго. Дочь Петра, Елизавета, не без помощи члена Кабинета Бестужева-Рюмина во главе Преображенского полка арестовала Остермана, императора с родителями и других приближенных лиц. Кабинет министров был распущен.
Опасаясь очередного переворота, новая императрица Елизавета долгое время отказывалась от создания законосовещательного органа. Однако в 1756 году, уступив давлению своих министров, она собрала Конференцию при Высочайшем дворе. Формально приравненная к Сенату и Синоду, по факту она действовала самостоятельно, нередко давая распоряжения последним. Многие историки воспринимали ее как аналог гофкригсрата, совета, собираемого при правителе на время ведения войны, однако из-за расширенных полномочий и права вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику с этим сложно согласиться.
Кончина Императрицы и воцарение Петра III поставили крест на дальнейшей судьбе Конференции — как совещательный орган предыдущего монарха она, по традиции, была распущена. Вместо неё сформировали Императорский совет. Совету даровали право издавать указы и принимать решения без участия императора. За эту высокую честь советники отблагодарили монарха участием в дворцовом перевороте, и хотя их сложно винить в сложившейся ситуации, они действовали во вполне хрестоматийном духе.
Жена императора, Екатерина, опираясь на недовольных политикой Петра дворян и членов Совета сразу же после прихода к власти распустила детище своего мужа. Она понимала, что Совет за свою помощь будет просить себе преференций и даже попробует влиять на принятие решений. Государыня не могла пойти на подобный риск.
Какое-то время Императрица правила самостоятельно, однако начавшаяся война с Османской империей быстро выявила необходимость в создании органа для обсуждения связанных с войной вопросов. Им стал Совет при Высочайшем дворе. Зарекомендовав себя как полезный и эффективный институт, он продолжил свое существование и после окончания военного конфликта, получив возможность рассматривать вопросы внутренней и внешней политики. Например, именно екатерининскому Совету обычно приписывают реформу местного самоуправления.
Двор Екатерины II
С течением времени Совет терял прежнее свое значение и уже при Павле I, не очень любившем начинания своей матери, окончательно утратил остатки былого влияния. За недолгий срок правления император не успел создать или реформировать совещательный орган, чем уже после переворота занялся его сын. Опираясь на своих друзей юности, новый царь приступил к преобразованию уже изрядно поизносившегося государственного строения.
Воспитанный на идеалах гуманизма и республиканских мечтаниях, Александр I хотел приблизить форму правления к своему идеалу. Историк Платонов пишет: «Юный Александр вместе с Лагарпом мечтал о возможности водворения в России республиканских форм правления и об уничтожении рабства». Взойдя на трон, император создает Непременный совет, состоявший из 12 назначаемых представителей, по сути для проведения одной из главнейших реформ — реформы государственного управления, подразумевавшей, помимо все прочего, введение министерств и упорядочивание компетенций каждого из них. В период своего существования Совет был наделен беспрецедентными полномочиями: он мог не только предлагать свои законопроекты, но и опротестовывать указы Александра I.
С усовершенствованием структуры государственной власти необходимость в подобном органе отпадает, и уже в 1810 году на его место приходит Государственный совет.
Структура и состав
С течением времени Государственный совет претерпевал ряд реформ и изменений, однако он оказался первым формально бессословным совещательным органом, куда мог войти любой подданный империи по личному назначению императора или по должности (например, министры). Ограничения количества мест не было предусмотрено, и потому исходя из потребности в нем могло присутствовать от 35 (1810 год) до 90 (1890 год) человек. К тому же увеличение количества членов можно еще связать с устоявшейся традицией пожизненного назначения в Совет.
Государственному совету были даны полномочия рассматривать и предлагать новые законопроекты, а также вносить изменения и толковать уже действующее законодательство. В период отсутствия императора или в других чрезвычайных обстоятельствах Госсовет мог брать на себя решение вопросов внешней и внутренней политики. Кроме того, Совет ежегодно принимал государственный бюджет, контролировал государственные расходы и отпускал средства в случае необходимости чрезвычайных финансовых мер. По своим полномочиям он больше напоминал республиканский парламент, чем совещательный орган при монархе.
Для ускорения и оптимизации принятия решений Совет делился на департаменты, создававшиеся по необходимости. В самом начале были организованы: Департамент законов; Департамент гражданских и духовных дел; Департамент государственной экономии; Департамент военных дел. Позже появились: департамент дел Царства Польского, департамент промышленности, наук и торговли, и ряд других. Кроме этого, были созданы две комиссии: Комиссия составления законов и Комиссия по принятию прошений.
Как пишет Сергей Секиринский:
«В соответствии с календарным планом 1 января 1810 г. открывался Государственный совет, к 15 августа проводились выборы депутатов в Государственную думу; 1 сентября нижняя палата начинала свою работу», но данная реформа не была приведена в жизнь и было объявлено только о создании Верхней палаты. В пользу существования подобных планов говорит и то, что первоначально утвержденные императором инициативы оформлялись в виде манифестов с формулировкой «вняв мнению Государственного совета».
Решения внутри Госсовета принимались простым большинством голосов с возможностью несогласных опротестовывать их, подавая «особое мнение» на имя царя. Александр I не был связан обязательствами по принятию мнения большинства и были случаи, когда точка зрения, представленная только одним членом совета, получала Высочайшее одобрение.
К следующему царствованию значение Государственного совета по старой традиции потихоньку начинает падать: формально не теряя полномочий, он превратился в «цитадель геронтократии»: «Если в 1825 г. около 70% членов Государственного совета были моложе 60 лет, — пишет Секиринский, — то к середине века примерно столько же — старше». Николай I часто просто обходил Совет при решении важных законопроектов и утверждал их сразу после докладов министров, председателя кабинета министров и даже специализированных комиссий, не вынося их на общее обсуждение.
Император Николай I награждает Сперанского за составление свода законов
Надвигалась эпоха Великих Реформ. Александр II, по многочисленным свидетельствам, часто задумывался о создании выборного представительного органа, в связи с чем объем полномочий Госсовета опять начал расширяться — теперь он мог рассматривать вопросы об объявлении на той или иной части Империи чрезвычайного положения, объявления войны и заключения мира, а также введение новых налогов и сборов — все это добавлялось к уже существовавшим правам. Кроме этого государь снова начал появляться на заседания Совета.
По воспоминаниям П. Валуева, император настаивал, чтобы рассмотрение реформ и проектов проходило в Государственном совете. Были и забавные случаи: так, во время обсуждения крестьянской реформы во время речи Александра с потолка что-то упало с сильным шумом; это произвело интересное оживляющее действие — в тот день в «прениях принимали участие почти все языком владеющие члены».
Пожизненный статус и высокое жалованье в известной степени давали членам Совета независимость суждений — они даже оказали серьезное сопротивление контрреформам, проводимым правительством Александра III.
Николай II Александрович в начале XX столетия приступил к реформе государственного устройства. После того как в 1904 году от рук террористов погиб Плеве, издается указ Сенату «о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», в котором говорится о смягчении цензуры, увеличении прав земств, об обеспечении равенства перед судом всех подданным Империи и подготовки основ для религиозной терпимости. Это был необходимый подготовительный шаг на пути к народному представительству.
Реформирование
Следующим шагом было уже непосредственно учреждение Государственной думы. Министр внутренних дел Булыгин предложил проект, по которому предполагалось созвать законосовещательный орган для обсуждения законопроектов, спущенных сверху — из Государственного совета или напрямую от императора. Основываясь на этом проекте, Николай II издает манифест от 6 августа 1905 года «Об учреждении Государственной думы».
Однако слишком бурная реакция российской интеллигенции побудила государя пойти на уступки, и 17 октября 1905 выходит другой манифест — «Об усовершенствовании государственного порядка». Он не только провозглашает обещанные гражданские и личные права, но и дарует Государственной думе совершенно новые полномочия — теперь ни один законопроект не мог стать законом без одобрения народного представительства.
Через несколько месяцев стало ясно, что необходимо реформировать и верхнюю палату, сохранявшую свой вид, по сути, еще со времен Александра II. Как пишет в своей диссертации А. Бородин: «По замыслу творцов реформы 1906 г. Он [Государственный совет] должен был играть роль „спасительного тормоза“, умеряя реформаторский пыл Думы и корректируя одобренные ею законопроекты». По этой причине 20 февраля 1906 года публикуется Высочайший манифест «О переустройстве Государственного совета». Исходя из его положений, Совет должен был формироваться на одну половину лично императором назначаемыми членами, и на другую — избираемыми представителями от духовенства (6 человек), дворянства (12 человек), земства (по 1 от каждого), а также науки (6 человек), торговли и промышленности (12 человек), еще двух высылал Финляндский сейм. В общей сложности в Совете заседало 196 человек.
Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения. Картина Репина
Для каждой группы членов Госсовета отводился разный срок полномочий. По сложившей традиции, назначаемых членов было всегда больше положенного количества, по этой причине ровно 98 человек получали статус «присутствующих» и могли посещать заседания Совета и голосовать. Оставшиеся же сохраняли все материальные выгоды, но до голосования не допускались. Списки присутствующих подвергались пересмотру раз в год.
Выборные члены от земских органов и землевладельцев избирались на 3 года. Для других групп была вариативность срока: от 3 до 9 лет. Причем это работало следующим образом — каждые три года путем жеребьевки треть выбранных представителей выбывала и заменялась новыми.
Сама законодательная процедура выглядела так: законопроект попадал в Государственную думу, которая в течение нескольких заседаний рассматривала его и затем, допустим, одобряла. После чего законопроект направлялся в Государственный совет для согласования, мог быть принят большинством голосов, и только тогда уже ложился на подпись императору.
Фракционность
Начало XX века было для России временем активной политической борьбы. Все думающие люди включились в обсуждение главнейшего вопроса: «Как нам обустроить Россию?». Об этом задумывались крестьяне на сходе, переговариваясь о выборе кандидатов в депутаты, об этом грезили рабочие, только-только получившие классовую субъектность. Естественно, что общее настроение проникло и в чиновничью среду.
Смешанная система формирования состава Государственного совета — через выборных членов — способствовала проникновению в него духа партийности, а общественное настроение через назначаемых членов дало фракционность. Таким образом, Совет обрел схожее с Государственной думой внутреннее деление.Сперва появились три главные фракции: Группа правых, Группа центра, Группа левых. По своему составу они представляли собой разнопартийные конгломераты, объединившиеся на основании близости взглядов, но не имевшие жесткой дисциплины.
Группа правых, начав с 56 депутатов, к концу насчитывала уже 71 члена. Формальным лидером объединения был Дурново, благодаря которому, собственно, и стало возможным ее существование. Костяк правых составляли назначаемые члены совета с небольшим числом выборных (45 и 27 соответственно). Внутри себя группа делилась на две подгруппы: крайне правых и умеренно правых. Первые, имевшие большинство внутри фракции, выступали с ультрагосударственнических позиций, предлагая не просто восстановить полновластие монарха, но и последовательно увеличить степень вмешательства государства в частную жизнь общества. Вторые стояли на более умеренных позициях — поддерживая монархизм, они выступали против всепроникающей бюрократии. Отношения фракции правых Госдумы и группы правых Совета отличались близостью, доходившей до совместных заседаний и постоянного согласования позиций, что в свою очередь, как писал публицист Арсеньев, позволило воспринимать правых обеих палат как единую «парламентскую партию».
Группа центра, обладая первоначально большинством в 100 депутатов, к концу Империи сократилась вдвое. Это объединение по своим взглядам было наиболее близко к «октябристам», что впоследствии, вслед за общим кризисом Союза 17 октября, привело к расколу. В 1911 году несколько депутатов количеством 20 человек ушли за своим лидером Нейдгардтом и организовали Группу Правого центра, солидаризировавшуюся то с Группой правых, то с Группой центра, таким образом нередко оказывая значительное влияние на исход голосования. Одной из характерных черт Группы центра было наличие большого числа подгрупп, таких как Польское коло, Торгово-промышленная подгруппа, имевших свое мнение по ряду вопросов и голосовавших самостоятельно.
Первое торжественное заседание реформированного Государственного совета в зале Дворянского собрания, 27 апреля 1906.
Группа левых, как и положено политическим маргиналам, была одним из наиболее малочисленных объединений, в лучшие годы насчитывавшим 19 человек и в основном солидаризировалась с кадетами.
В конце 1910 года ряд беспартийных депутатов совместно с отпавшими бывшими членами групп правых и центра сформировали Кружок внепартийного объединения численностью в 18 депутатов. Своей идеологической платформы эта группа не имела и впоследствии поддержала Прогрессистов.
Правительство Столыпина в своей деятельности опиралось на Группу центра, как бы через себя объединяя ее с парламентской фракцией октябристов. Что привело к первому сильному кризису власти — основным предлогом для него стал вопрос о введении земств в западном крае. По сути, благодаря личному влиянию премьера этот законопроект был проведен через Нижнюю палату и направлен в Государственный совет, где в результате подковёрной интриги правые его провалили.
Винтовка — это праздник!
К началу Великой Войны Россия не успевала — не хватало ни обученных солдат, ни обмундирования, ни современных форм вооружения. Флот до сих пор находился в упадке после жестоких потерь русско-японской войны. И вот перед обеими палатами русского парламента встал вопрос: вмешаться в Балканскую авантюру, как предлагали либералы, или заняться внутренними делами, в первую очередь развитием армии, как советовали правые?
Ситуация складывалась любопытная: две балканские войны и борьба христиан за освобождение вдохновляли общество, и либеральная общественность, пытаясь сыграть на этом, в своих печатных изданиях и с трибуны Государственной думы призывала Россию сломя голову броситься на защиту «братушек», совершенно не обращая внимания на достаточно плачевное состояние армии.
Правые стояли совсем на других позициях: сочувствуя героической борьбе балканских народов, они понимали, что необдуманные и неподготовленные действия могут дорого обойтись России. Основными направлениями деятельности Группы правых ГС и правой фракции ГД были: реформирование армии, освобождение оборонных предприятий от иностранного засилья и комплексное восстановление оборонительных сил страны.
Однако ситуация осложнялась еще и тем, что Россия начала сближение с Францией и Англией, поддерживаемое левыми, а консерваторы стояли на традиционных германофильских позициях. Это сыграло с ними злую шутку: людей, радеющих за страну, пламенных патриотов, обвинили в… национальном предательстве и желании заключить сепаратный мир. Гучков потом долго рассказывал о темных силах, направляющих правительство на путь реакции и прекращения войны.
1915 год стал для России ударом. Опасения правых начали сбываться, Дурново, выступая перед Государственным советом, говорил:
«Мы, как всегда, очень плохо подготовились к войне по всем отраслям военного и гражданского управления. Мы по прежнему порядку и по исконной привычке среди громадных ворохов бумаг все время искали и не могли отыскать Россию в войне, и поэтому вели войну без достаточной и совершенно необходимой интенсивности. Виноваты в этом мы все, грамотные русские».
Он указывал, что власть начала переходить из слабых «кабинетных» рук, умеющих писать лишь циркуляры, в руки более сильные, но в те, где «ей совсем не место». Лидер правых призывал бросить бессмысленные в военное время реформы, иронизируя, что «можно только удивляться, читая о реформах средней и высшей школы в такие времена, как теперь». Основной, по его мнению, проблемой правительства было то, что оно разучилось приказывать, что нужно учить «молодых начальников приказывать и повиноваться», отправив их на войну, чтобы они забыли «страх перед разными фетишами, перед которыми мы так часто раскланиваемся».
Заседание Государственного Совета в Мариинском дворце
Такая резкая и открытая речь испугала либералов, поспешивших обвинить правых в косности и неспособности «ради патриотических целей отказаться от своих реакционных взглядов». Как потом с грустной иронией заметил исследователь А. Иванов: «С таким же основанием можно было бы заявить, что и оппозиционные силы не могут ради патриотических целей отказаться от своих либеральных взглядов».
Впрочем, испугались не только левые круги. Правые тоже заволновались. Хвостов, один из лидеров думской фракции, публично раскритиковал речь Дурново. Левые возликовали — они поняли, что сперва испугавшая их жесткая речь не имеет твердой поддержки, а «партия» правых на грани распада.
Или ужас без конца
После того как стало понятно, что война приняла затяжной характер, а народная эйфория сменилась усталостью и озлобленностью, оппозиция решила объединиться в единую коалицию — Прогрессивный блок. Возглавляла его фракция кадетов в Государственной думе, объединившаяся с умеренно-правыми, националистами и умеренно левыми силами. Многие именитые правые, в том числе Шульгин и граф Бобринский, примкнули к ним. Таким образом, из 422 депутатов Думы 236 вошло в блок.
Но если простые правые и «сверхнационалисты» не могли согласиться с идеями блока, то левые, не вошедшие в него, считали совместную работу уместной и часто поддерживали его инициативы.
Прогрессивный блок не был объединением лишь думских фракций, в него вошли также и некоторые группы Госсовета, в первую очередь группа Центра (октябристы) в полном составе, академическая группа и кружок внепартийного объединения. Как пишет А. Иванов: «Три из пяти групп Государственного совета (кроме правой и правого центра) оказались в рядах оппозиции». По подсчетам исследователя Куликова, 46 членов Совета ассоциировали себя с Блоком, что составило четверть общего состава.
Депутаты Прогрессивного блока
Стоит, однако, иметь в виду, что дрейф Госсовета влево был связан в основном с перевыборами осенью 1915 года 55 его членов. Бородин в своей книге приводит цифры, что выборы от земств усилили оппозицию — с 59,5% до 67,7%. Мало приятного для правых принесли и выборы от дворянских обществ, которые дали места центристам и группе правого центра — из 7 выбранных депутатов лишь 1 занял место справа. Торговые и промышленные круги выбрали в этот раз в основном левый контингент. Интересно, что Гучков, пролетевший при выборах в Государственную думу IV созыва, прошел на этих выборах в Госсовет. Итогом перестановок стало увеличение числа сторонников Прогрессистов среди выборных членов до 63,2%.
Прорыв плотины
«Священное единение», так оптимистично встреченное правительством и либеральной оппозицией, было вскоре разрушено по вине последней, хоть Милюков и пытался выставить дело в ином свете. Сформировался кросс-фракционный Прогрессивный блок, объединивший не только депутатов Государственной думы, но и членов Государственного совета.
Блок не замыкался на себе, а активно взаимодействовал с общественными организациями, укрепляя свои позиции. Правые постарались дать нарастающей угрозе адекватный ответ, сперва даже испугавший либералов. Милюков вспоминал: «Мы еще не успели закончить наших переговоров, как стали говорить в противоположность прогрессивному — о „черном блоке“».
Левые, как обычно, боялись зря. Речь шла лишь о создании координационного совета всех консервативных сил с сохранением их полной самостоятельности. При этом даже такая мягкая форма взаимодействия привела к расколу фракции националистов, часть членов которой не захотела объединяться с ультраправыми.
Противостояние двух полюсов парламента привело к сильнейшему политическому кризису, который император пытался решить кадровыми перестановками министров и чиновников, стараясь подобрать наиболее работоспособный кабинет. Впоследствии происходящее с легкой руки Пуришкевича получило наименование «министерской чехарды». Но все его попытки встречали крайнее противодействие оппозиции, не желавшей признавать никаких авторитетов.
Осада власти
1 ноября 1916 года открылась IV сессия Государственной думы. Началась «осада» и «штурм власти», как это охарактеризовал депутат-националист Ветчинин. Конфронтация сторон достигла своего апогея: «Прогрессивный блок, — пишет исследователь Иванов, — был настроен по отношению к существовавшему правительству решительно и непримиримо. Власть тоже не собиралась уступать либералам, но твердой политической воли в борьбе с блоком не проявляла».
Сессия началась с известной речи Милюкова, наполненной домыслами и злобными нападками на политику премьера и правительства, в течение которой он неоднократно повторил вопрос: «Глупость или измена?». Это выступление послужило сигналом к осаде. Хоть речь и была, как говорил Бурцев, «вся построена на лжи», она произвела неизгладимое впечатление. Член Госсовета П. Менделеев вспоминал: «Я сам вернулся в этот день из Думы совершенно удрученный. В ушах звучала постоянно повторяемая в речи Милюкова трагическая присказка <…>. Впоследствии мы узнали, что оно [выступление] основывалось исключительно на клеветнических статьях вражеских немецких газет! Какое преступное легкомыслие!».
Слонимский писал, что правые встретили речь лидера блока обструкцией: «Они кричали, они ломали пюпитры <…> был страшный шум…», но они так и не смогли изменить общего настроения.
Следующий удар по правительству пришел от самого известного правого депутата — Пуришкевича. Причем за день до предполагаемой даты выступления он потребовал, чтобы его речь была произнесена от имени правых, в противном случае он грозился покинуть фракцию. Вечером во фракционной комнате им были конспективно изложены основные положения. Хоть часть доклада и вызывала одобрение у слушающих, однако общий критический тон речи и антиправительственная риторика сыграли свою роль — правые отказали. Пуришкевич вышел.
Не согласившись выступать ни от одной из других фракций, правый депутат заявил, что «он сам себе фракция» и пошел на кафедру. Его речь была наполнена острыми выпадами против безволия правительства, слабости министров, якобы желавших заключить сепаратный мир, карьеризма чиновников, но главное — против правых Госсовета. Вслед за Милюковым он намекнул на предательство, заявив, что во всех напастях, случившихся с Империей, виноват сибирский мужик Распутин, и призвал избавить страну от «распутинцев больших и малых». В последующем нездоровая фиксация на фигуре старца привела к тому, что Пуришкевич лично принял участие в его убийстве, так сказать, делом подтверждая свои слова.
Речь произвела фурор: аплодисменты не смолкали по несколько минут. Свое одобрение выражали не только умеренно правые, но и левые скамьи Думы. Даже такой либеральный деятель, как князь Трубецкой потом писал: «За это Пуришкевичу можно простить очень многое. Я подошел пожать ему руку». Как и с выступлением лидера кадетов, позже выяснилось, что большинство обвинений были просто голословны, многое оказалось обычной клеветой, основанной на личных переживаниях оратора, и все это было жирно удобрено слоем нелицеприятных слухов и сплетен.
Как заметил исследователь Иванов, выступление было сделано аккурат после доклада нового премьера Трепова, который четко высказался против заключения мира, хвалил оппозицию и общественные организации и озвучил предложение союзников о передаче после войны России проливов Босфор и Дарданеллы. Однако вопль души Пуришкевича полностью нивелировал значение этого выступления, переключив внимание общественности на поиски распутинцев.
Своим выступлением Пуришкевич ударил сильнее всего по правой группе Госсовета, которая всеми силами старалась удержать ситуацию под контролем, чем еще более раззадорил злобное прогрессистское большинство.
Другой удар по правой фракции нанес ее лидер — Марков 2-й. Попытавшись разоблачить ложь Пуришкевича, он вышел на трибуну, но либеральное большинство не дало ему возможности спокойно выступить. Начались крики и улюлюканья с места, на которые оратору приходилось отвечать и реагировать, а председатель Думы Родзянко, как писал потом Жилин, оглох на левое ухо и делал замечания только выступающему. Постоянные одергивания, выкрики и оскорбления взбесили Маркова до такой степени, что он, угрожая кулаком, подошел к трибуне Родзянко и, по свидетельству товарищей председателя, сказал: «Болван! Негодяй! Мерзавец!». Хотя сам депутат вспоминал в эмиграции, что произнес другие слова: «Вы старый дурак и мерзавец!».
Эффект был потрясающим, Родзянко хотел слать секундантов, но фракция его отговорила. Леволиберальное большинство требовало «политической смерти» Маркова. В итоге депутата наказали по всей строгости — отстранив на 15 заседаний. Поднялась буря негодования. Газетная травля правых привела к тому, что многие члены фракции начали ее покидать. Правые скамьи начали пустеть, и к кульминации скандала на них осталось только 20 человек.
Спасти положение попробовал Н. Маклаков, бывший министр внутренних дел, выступив с горячей обличительной речью против Прогрессивного блока в Госсовете. Начал он с обвинений либеральной общественности в предательстве интересов страны в угоду узкопартийным взглядов и критики власть имущих, поддающихся натиску левых. Цифрами и фактами он доказывал надуманность вклада общественных организаций в дело обороны, заявляя, что под их прикрытием в основном формируются рабочие группы с уже политическими требованиями, а не выполняются государственные заказы. Однако было уже поздно; даже самая лучшая речь не могла изменить ход событий.
Штурм власти
Прогрессивный блок захватил трибуны Государственного совета и Государственной думы, став таким образом наиболее могущественной политической силой страны. Либерально настроенные депутаты громили правительство, клеймили министров изменой и всеми силами старались вынудить государя пойти на уступки и принять их политические требования.
Стараясь найти выход из сложившейся ситуации, государь назначил на должность председателя Госсовета Ивана Щегловитова, одного из лидеров правых. Осознавая слабое положение группы, последний попытался возразить, говоря, что группа не пользуется сочувствием большинства и ему сложно будет руководить. Император пообещал решить эту проблему.
В декабре 1916 года началась подготовка к формированию списка новых членов Госсовета, в результате которой Николаю II было подано три записки от разных представителей правых с желательными кандидатами, однако царь, ознакомившись с предложениями, распорядился по-своему.
Советские историки обычно преподносили меры по усилению правой группы Совета как «настоящий разгром» оппозиции, однако простой анализ реальных фактов позволяет указать на нечистоплотность большевистской науки. Царь убрал 18 присутствующих членов: 10 от прогрессивного блока, 5 от правых, 2 беспартийных и Штюрмера, с которым никто не хотел иметь дела. Причем чистка коснулась в основном престарелых и неактивных лиц. Вместо них были назначены 18 правых, молодых и перспективных деятелей. После произошедших изменений группа Правых увеличилась до 71 человека.
Прогрессисты забеспокоились: их пресса начала заново пугать публику созданием «черного блока». Действительно, вопрос о создании координационного совета снова поднимался, но сразу же был отвергнут не желавшими объединяться нейдгартовцами и группой правого центра. При этом в группе правых назрел очередной кризис — Щегловитов не мог исполнять и роль председателя Совета, и роль лидера группы, в связи с чем начались выборы лидера.
Обновленный Государственный совет впервые собрался на сессию 14 февраля, и как не старался Щегловитов избежать резких манифестаций, лидеры Прогрессивного блока Гримм и Меллер-Закомельский спровоцировали скандал, пытаясь выступить с внеочередным заявлением оппозиции по положению в стране. Естественно, им было отказано, на что оппозиционеры в сопровождении сперва своих групп, а потом и всех поддерживающих Блок членов вышли из зала. Председатель, нимало не смутившись, продолжил заседание, на котором обсуждались совершенно не политические вопросы. И лишь когда Гучков попытался взять слово, оно было объявлено закрытым.
20 февраля не произошло ничего выдающегося, запомнилась разве что речь Гучкова, который со свойственным ему красноречием во всех красках описывал проблемы транспорта. На этой ноте закончилось последнее заседание Госсовета.
Следующее собрание было запланировано на 27 число, но ему так и не суждено было произойти — в стране началась революция. И только три члена Госсовета попытались предотвратить катастрофу: А. А. Ширинский-Шихматов, А. Ф. Трепов и Н. А. Маклаков, пришедшие 25 февраля на заседание кабинета министров с рекомендацией немедленно ввести в Петрограде осадное положение. Министры отказались, мотивировав это тем, что «дальнейший нажим мог бы снести все здание монархии». Все оказалось наоборот.
В стихотворении графа Бобринского, датированном февралем 1917 года, есть следующие строчки, которыми можно было бы закончить повествование о Верхней палате Российской Империи:
О, институт слепых, глухонемая братья!
Бюрократический твой строй неисправим.
И как бы не привычен был тебе внимать я,
Я все же поражен спокойствием твоим.
И думается мне: у самой гильотины
В кровавой свистопляске предстоящих дней
Ты не сумеешь выйти из привычной тины
Параграфов, отделов, пунктов и статей.
