Мы так давно существуем в состоянии непрекращающегося кризиса во всех областях жизни, что зачастую перестаем замечать его признаки и воспринимаем их как нормальное явление. Собственно, вся «уверенность в завтрашнем дне», свойственная путинской эпохе, это уверенность, что «завтра почти наверняка будет хуже и тяжелее, чем вчера, но мы справимся». «Стабильность» по-путински — это когда ухудшение ситуации происходит плавно, проблемы прибавляются постепенно, без резких неожиданных рывков, и поэтому обыватель обычно успевает к ним худо-бедно адаптироваться, вывернуться, как-нибудь по-особому изощриться, чтобы свести эффект от негативных изменений лично для себя более-менее к минимуму. Тем не менее нисходящая прогрессия очевидна, а каждый последующий год неизменно воспринимается как худший и более сложный в сравнении с предшествующими. Но это ожидаемо, а потому не вызывает чрезмерного уныния или пессимизма. Мы привычны ко всему. Между тем приметы нарастающего кризиса часто выражаются не в качественно новых явлениях, а в возрастающей частоте и интенсивности уже привычных и знакомых. А это легко упустить из виду.
Только ленивый за последние два года не говорил о «расколе элит» в путинской России как об одной из главных примет нарастающего кризиса. Более того, о нем говорили настолько часто и настолько повсеместно, что слова эти порядком обесценились. Проблема была в том, что после долгих, многократно повторяемых по любому поводу рассказов, что элита, дескать, расколота, и крах проклятого режима вот сейчас наконец и произойдет, не случалось… да, в общем, ничего достойного внимания. А это неизбежно порождало вполне здравые сомнения в самой оценке ситуации. Такая вот лингвистическая инфляция.
С другой стороны, не все в полной мере представляли себе, как должен выглядеть этот самый «раскол элит», как он выражается в обществе, и какие непосредственные последствия влечет за собой. Многие из тех, кто радостно подхватил идею про «раскол», судя по всему, представляли это так: некая «отколовшаяся», «оппозиционная» часть элиты начнет более или менее явно выступать против Путина. Но такая картинка выдает фундаментальное непонимание того, как вообще устроена прослойка, сосредоточившая в своих руках всю власть и большую часть собственности в РФ. Прежде чем говорить о «расколе», необходимо понять, что постсоветская элита в России никогда и не была единой и монолитной — ни одного дня за свою историю. С самого начала она делится на кланы и группировки, и отношения между этими кланами и группировками никогда не были простыми и однозначными. Однако они не представляли собой и ожесточенную «борьбу всех против всех». Вместо этого политическая среда современной России может быть описана как поле компромисса и торговли. И вот здесь роль президента Путина трудно переоценить — и именно в этой роли кроется секрет его политического долголетия и кажущейся неуязвимости.
Секрет этот в том, что Путин — не диктатор. Диктатору нужна более-менее однородная масса, чтобы ей править, а не то феодальное лоскутное одеяло, которое представляет собой российское общество сегодня. Любая гипотетическая «диктатура Путина» по логике должна была бы начаться с полной, под корень, зачистки всей нынешней элиты. Вместо этого мы видели показательные экзекуции пары совсем уж зарвавшихся олигархов — после чего с оставшимися был быстренько достигнут устроивший всех компромисс.
Да, Путин сумел сосредоточить в своих руках некоторые рычаги, позволяющие время от времени существенно влиять на распределение благ — но не до такой степени, чтобы фигура президента превратилась в единственный и безальтернативный источник этих благ. Абсолютизма не получилось (к нему, похоже, не особо-то и стремились). Вместо этого нынешняя Российская Федерация — это государство «феодального консенсуса», которым правит «дружный коллектив хищников». Слабых здесь нет, совсем уж несамостоятельные фигуры, неспособные за себя постоять, долго не живут — либо обрастают мускулами, либо поглощаются. Все без исключения ресурсы, которые существуют в стране, будь то хозяйственные, финансовые или силовые, поделены между кланами элиты. Бесхозных или независимых давно уже не существует. Президент в такой ситуации нужен элите как фигура арбитра, позволяющая решать конфликты и противоречия, не переходя в состояние открытой резни, оставаясь в целом в поле нормальности. Сам президент обеспечивает сохранность своего почетного, но на деле весьма шаткого и опасного положения, искусно маневрируя между группировками и употребляя свое влияние, чтобы поддерживать такой баланс сил, при котором никто из игроков не может усилиться настолько, чтобы самостоятельно задавить или подчинить остальных. Потому что тогда отпадет необходимость в нем как в беспристрастном и независимом арбитре. Роль, надо сказать, непростая и требующая незаурядного мастерства политика (точнее, одного его подвида — советского аппаратного интригана).
Ахиллесова пята системы состоит в том, что для ее поддержания в равновесии требуется в идеале полная закрытость от вмешательства внешних сил (потому что масштаб этих внешних сил совершенно несопоставим с ресурсами игроков во внутренней российской песочнице, и даже полуслучайное вовлечение иностранцев способно поломать всю игру). Один из козырей президента-арбитра — это как раз способность такое невмешательство обеспечить. Будучи лицом режима, приемлемым для окружающего мира, и обладая какой-то неведомой и непонятной для российской элиты «магией» во внешней политике (никто толком не понимает, как именно он это делает, но каким-то образом ему вроде удается договариваться с «большими дядями» и держать их на расстоянии вытянутой руки от «нашей песочницы»), Путин обеспечивает себе определенную степень «незаменимости» и пространство для аппаратных игр. Ведь к арбитру прислушиваются не потому, что «уважают», а потому, что у него есть (в той или иной форме) большая палка, которой он отгоняет врагов. Не станет его — некому будет отгонять, вот тогда наплачемся. Этот страх — основной рычаг влияния президента, причем он работает как в отношение элитных кланов, так и в отношение населения в целом (хоть и несколько по-разному — одни боятся конфискации своих активов, другие — вторжения НАТО).
Магия, однако, дала осечку. Мало кто понимает причины провала (причины успеха тоже мало кто понимал), но результат налицо — таинственная большая палка в руках арбитра явно перестала пугать врага. Даже более того — кажется, что именно личность арбитра и вызывает у врага особое раздражение. То, что раньше было удобным для всех «лицом страны», вдруг в одночасье превратилось в красную тряпку. Что это означает с точки зрения российской правящей элиты? В первую очередь то, что улетучился (или как минимум поставлен под сомнение) именно тот фактор, который и делал арбитра арбитром. Вот в этот момент и начинается то, что не очень удачно называют «расколом элиты».
Как такой раскол будет выглядеть? Вот был арбитр, поддерживал равновесие, все к нему привыкли. И вдруг арбитра не стало. Точнее, он-то сам на месте, но сил прежних у него нет. Что начнут в первую очередь делать наши игроки? Кинутся бить бывшего арбитра? А зачем? Какой в этом глубинный смысл, что это им даст? Да ровным счетом ничего. У всех у них есть более насущные проблемы.
Правильный ответ — оставшись без арбитра, игроки вцепятся в горло друг другу. Они и при арбитре-то вставляли друг другу шпильки время от времени — но теперь этим можно заняться в полную силу, ничего не стесняясь. То, что было вялотекущими дворцовыми интригами, быстро превратится в полноценную феодальную войну, в которой будут задействованы все доступные сторонам ресурсы — и экономические, и силовые, и медийные.
Что мы видим в России в последний месяц или около того? ФСБ нагрянула с обысками в Следственный комитет, арестованы крупные чины. Следственный комитет нагрянул с ответным визитом в питерское Управление ФСБ, обвиняет уже тамошних крупных чинов в краже и печатании фальшивых денег. ФСБ нагрянула к таможенникам, разгромный скандал на всю страну, главного российского таможенника спешно снимают с должности, но на растерзание не отдают, а стараются как-то замести под ковер, явно демонстрируя, что «все пошло не по плану». Параллельно с этим разворачивается скандал с Шуваловым, его женой, собачками и самолетом. Едва новости успели поутихнуть — вспыхивает новая история, теперь уже с Сечиным, его женой и яхтой. Не знаю, кто там конкретно эти утечки организовывал, да и не особо интересуюсь, но это до такой степени симметрично и похоже на «наш ответ Чемберлену», что смех разбирает. После этого калейдоскоп закрутился с невероятной быстротой: скандалы посыпались градом. Энергетики, «Вымпелком» и Вексельберг завязываются замысловатыми узлами. Под самые выборы у главы антикоррупционного главка МВД обнаруживают полторы тонны наличной валюты, и еще почти в три раза больше — на счетах в Швейцарии. Начинаются оживленные споры. Что это? Если общак, то чей? Если это деньги, украденные из какого-то банка, то кто украл, для кого и с чьего ведома? Буквально на следующий день обыск происходит уже в ЦБ. Скандалы, интриги, расследования. Вдруг снимают с должности Маркина — бессменную говорящую голову отечественных следственных органов. Он еще про дело Цапков, помнится, рассказывал, и сидит на этой должности едва ли не дольше, чем существует Следственный комитет. А вот поди ж ты… И эпопея явно не закончена.
Попутно публику периодически пытаются отвлечь и развлечь разными посторонними скандалами, не имеющими отношения к властным разборкам, но красочными, сочными и провокационными. То покемона поймают в неположенном месте, то красочного многонационального педофила в московской школе… Работает, честно говоря, не очень. То есть, в первый-то момент публика вполне ведется. Интересно же, как там учитель истории в церкви покемона насилует. Но проходит несколько дней — и внимание аудитории снова захвачено очередными собаками на яхте или полковником из списка «Форбс». Что, кстати, лишний раз наводит на мысль, что центров генерации скандалов больше, чем один. И если одному выгодно скандалы ретушировать и гасить, отвлекать внимание, то другому обязательно — раздувать, подливать и подбрасывать. А завтра они поменяются местами.
Что это, если не тот самый «раскол», о котором нам так долго рассказывали? С чего мы взяли, что «раскол элит» — это революция, что элита одержима идеей кого-то свергать? Зачем? Де-факто свержение уже происходит. Потому что если верховный арбитр теряет то, что делало его арбитром в глазах элиты, и становится, по сути, лишь одним из игроков — сильным, да, но уже вынужденным играть более или менее на общих условиях — это означает, что привычный режим закончился.
Герцоги-следователи, менты-бароны и сиятельные олигархи вцепились друг другу в глотку; дряхлый король-генсек бессилен что-либо предпринять. Рыцари седлают верные гелендвагены, пока их оруженосцы до блеска начищают позолоченный «Стечкин». Скоро запылают крепости — прямо на глазах у обалдевших федеральных поселян.
