Текст: Педро Николаци да Коста, Foreign Policy. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Развод — это всегда тяжело, а после 43 лет брака особенно. И поэтому надежда многих инвесторов и некоторых британцев на «мягкий Брекзит» всегда была самообманом. Рухнувший фунт, который бьёт рекорды 168-летней давности, — это только первые признаки экономического упадка, ожидающего Британию.
Вопреки обещаниям пропагандистов Брекзита — что успешный референдум приведёт к освобождению от общеевропейской бюрократизации — отделение превратилось в причудливое упражнение в изоляционизме и явно не кончится ничем хорошим. По сути Соединённое Королевство отказалось от своего главного источника экономического и политического влияния — тесных отношений с Европейским союзом, самой большой экономикой мира. В результате Британия может стать похожа на развивающийся рынок, где непредвиденные политические риски, волатильность валюты и отсутствие уверенности в будущем станут новой нормой. Если в этом месте вы подумали, что долгосрочные инвестиции и потребительские расходы могут в результате пострадать, то вы чертовски правы.
Несмотря на множество предупреждений, вскоре после судьбоносного июньского референдума сторонники Брекзита поспешили отпраздновать свою победу. «Как по мне, Брекзит — это просто», — уверенно говорил Найджел Фарадж, лидер Партии независимости. Конечно, фунт падал чуть быстрее, чем хотелось бы. Но о чем речь, экономические показатели ведь не упали в яму, а рынок ценных бумаг даже поставил новый рекорд. Но в этом оптимизме виновато летнее солнце.
С приходом осени реальность начала вступать в свои права. Один правительственный доклад, попавший в прессу, оценивал одни только расходы на само отделение в сумасшедшие 22 миллиарда долларов. Это гораздо больше, чем ежегодный вклад Британии в бюджет ЕС, на котором предполагалось сэкономить после Брекзита.
Тем временем стало ясно, что всплеск на рынке ценных бумаг в основном отражал падение фунта. Причина, по которой рынки на исходе лета не до конца отражали перспективу Брекзита, в том, что консервативное правительство во главе с Терезой Мэй решило не дергать рубильник сразу и подождать некоторое время, не вводя в действие 50-ю статью — в примере с разводом это те первые месяцы, когда разрыв уже случился, но документы пока не поданы.
А теперь пришли документы на развод, и дело выглядит гораздо мрачнее. Падение фунта перестало выглядеть размеренным, в графиках появились ежедневные провалы, включая «мгновенное обрушение», которое уничтожило валюту в момент, но вот атмосферу паники оставило после себя надолго. Это типичная ситуация — типичная для развивающихся рынков, где колебания валюты могут быть гораздо значительнее, чем в богатых странах, в том числе из-за непредсказуемости, которую создают раздробленные, дисфункциональные политические системы. Хуже того, вслед за валютой начала падать цена на бонды, а это подтолкнуло ожидания инфляции — не потому, что люди ждут экономического роста и роста зарплат, а потому, что подозревают — падение валюты уничтожить покупательную способность. Хотя сейчас невозможно предсказать, как быстро будет прогрессировать экономическая болезнь в сочетании с изоляцией — многое зависит от грядущих переговоров — уже видна траектория, по которой будет падать жизненный уровень британцев.
Первое и самое очевидное — в основе Брекзита лежит ксенофобия. Антимигрантская пропаганда консервативного правительства превзошла самые мрачные ожидания — возмутительнее всего требования к компаниям публиковать списки своих иностранных сотрудников; мера опасно отдаёт националистическим тоталитаризмом. Это уже сказалось на экономической активности и на той яркой атмосфере, которая делает Лондон и другие британские центры привлекательными космополитичными городами. Возможные последствия затронут множество областей — от потенциальных инвестиций со стороны иностранных компаний, попыток талантливых иностранных абитуриентов поступить в британские университеты, финансирования науки и искусства со стороны ЕС — список можно продолжать ещё долго.
Разрыв социальной ткани усугубляет вторая крупная проблема: торговые связи Британии с миром. Старые отношения в одночасье подорваны и расстроены. Первый энтузиазм относительно потенциальных двусторонних торговых договоров охладило поведение стран за пределами ЕС — они не хотят вступать в новые переговоры до того, как новый статус Британии станет ясен окончательно. Сорок лет Британия торговала с Евросоюзом как с едиными целым, и теперь размотать этот клубок невозможно, по крайней мере пока направление движения Британии не определится окончательно. Будущее настолько неясно, что британское правительство массово нанимает экспертов по торговле. Не уверен, что сторонники Брекзита именно это имели в виду, когда говорили про новые рабочие места.
Ну и падение как таковое. Фунт, находящийся на историческом минимуме, не оставляет Банку Англии пространства для манёвра — любая попытка понизить и без того низкую ставку может вызвать лавинообразную распродажу британской валюты. Обычно падающая валюта — благословение для промышленности и экспорта, и это действительно может принести британской экономике некую краткосрочную выгоду. Но если учесть состояние британской промышленности, этот бонус наверняка окажется статистически ничтожным — и его перекроет негативный эффект. Глава британского Центробанка Марк Кэрни, против чьей политики низкой ставки прямо выступает правительство Терезы Мэй, сказал, что готов на некоторое время примириться с более высокой инфляцией. Но если маховик инфляции раскрутится по-настоящему, эта стратегия вряд ли будет популярной.
И, наконец, можно ли забыть о главной британской драгоценности — её лелеемом финансовом центре? Так называемый лондонский Сити, несмотря на все свои недостатки и роль в финансовом кризисе, остаётся крупным работодателем и источником деловой активности и в столице, и в стране в целом. За последние четыре десятилетия банковская система Британии заметно увеличилась в размере, а размер её активов вырос с примерно 100% ВВП до ошеломительных 450% ВВП — размер, при котором больше невозможно проиграть, плюс доза стероидов. Большая доля банков в экономике всегда была выгодна другим отраслям, включая коммерческую и жилую недвижимость, отели, рестораны и авиалинии. Теперь часть этого эффекта наверняка потеряется — другие компании, включая молодые технологические компании, пересматривают перспективы своей работы и инвестиций в Британии. Всё преимущество базы в Лондоне было как раз в свободном движении людей внутри ЕС. Теперь его нет, как нет и доступа к единому европейскому рынку, и преимущество тоже начинает испаряться. Такие города как Париж, Франкфурт и Дублин начинают выглядеть привлекательной альтернативой.
Наконец, Брекзит поставил под вопрос территориальную целостность Соединённого Королевства. В Шотландии подавляющее большинство сторонников Евросоюза, и над страной нависла угроза другого референдума о независимости. Это только усугубляет возникший после Брекзита страх перед будущим, который почти 90% высокопоставленных британских финансистов называют ненормально высоким. Под вопросом даже Северная Ирландия. Джейкоб Киркегаард, сотрудник Института мировой экономики Петерсона, говорит, что «в отсутствие финансовой поддержки со стороны ЕС и учитывая, что Лондон не сможет выделять из своих скудеющих финансов прежнее количество средств, при восстановлении наземной границы с Ирландией (…) может появиться центристское большинство, выступающее за объединение по экономическим мотивам». «Католики и юнионисты, которых заботит в основном экономика, могут предпочесть экономическую стабильность объединенной Ирландии отношениям с Британией». Ничего себе «восстановление суверенитета».
Удивительно, но правительство Мэй огрызается в ответ на попытки ЕС продемонстрировать добрую волю, и без того редкие, хотя у Британии в данном случае очень мало козырей. Сторонники Брекзита явно продвигали свою идею, не имея никакого плана на случай победы, и теперь с трудом пытаются соорудить хоть какой-нибудь план. Неудивительно, что финансисты предсказывают еще более крутое падение фунта и пророчат всплеск инфляции, вызванный повышение цен на импорт.
Что-то знакомое, да? Подобные опасения давно касаются только развивающихся стран.
Оригинал материала на сайте Foreign Policy