Уходящий год, помимо всего прочего, стал еще и годом краха либерализма, переживавшего подъем в 2012-ом на волне массовых митингов, верховенство которыми захватили либералы. Казалось, либеральные (на самом деле аполитичные, но, как глина, послушные любящим рукам скульпторов политического дискурса) хипстеры если и не возьмут Кремль, то в любом случае либерализм совершает мощнейший comeback после дискредитированных девяностых.
Оказалось — нет. Условно-либеральная массовка смогла структуироваться только в бессмысленный Координационный Совет Оппозиции, так и не породив из себя организованной политической силы. В 2013-ом условно-либеральный протест не только продолжил умирать от собственного бессилия (Путин поступил достаточно мудро, не став запрещать митинги и дав иссякнув энергии в бесполезном бесконечном хождении за «мы придем еще», любое сопротивление властей придавало протесту тактическую осмысленность, наполнило его энергией противостояния) — нет, случилось гораздо худшее.
В стране появился протест национальный. И пока «лидеры Болотной» рассказывали очередному изданию, что рабский русский народ еще не готов бороться за свои права, потому ничего и не получается, пугачевцы выходили и перекрывали трассу, вступая в драки с ОМОНом и предельно наглядно показывая, что проблема вовсе не в народе. В начале 2013 года еще можно было делать вид, что какая-то массовая успешная либеральная повестка возможна. К концу 2013 стало ясно, что в стране есть ровно один сантимент, ради которого люди готовы не круги по Болотной наматывать по разрешенным маршрутам, а там пойти и чего-нибудь немножко поджечь, например. И сентимент этот национальный.
Вторая фаза крушения либерализма, его завоеваний декабря-2011 — это выборы мэра Москвы. Даже не потому, что на них стало ясно, что хипстеры любят вовсе не абстрактный либерализм, а конкретного Навального, а из-за позиции, занятой либералами по предельно вегетарианской мигрант-программе Навального. В самый разгар первой за долгие годы минимально конкурентной политической битвы, люди, называющие себя либералами, по сути устроили массовую коллективную истерику, потребовав отменить реальность (в которой мигранты стояли для избирателей едва ли не на первом месте). Массовая истерика либералов показала, что они — недоговороспособные сумасшедшие (причем неважно, проплатил ли их Кремль или просто мама в детстве головой била — важен результат, публичный истерический скандал посреди важнейшей политической кампании). Оказалось, что совершенно неважно, какие у этих людей политические и социальные идеи, если эти люди — ебанутые. Выборы мэра Москвы показали, что «либерал» — синоним слова «ебанашка», причем не в каком-то там оскорбительном смысле, а как диагноз.
Третью фазу принес с собой Евромайдан, наглядно показавший силу национально-демократической мобилизации, с националистами как главной ударной силой протеста. Либералы от большого ума принялись украинский национализм воспевать, забыв свои же недавние пронзительные крики про Гитлерального, который уволит из ЖКХ всех мигрантов и сожжет в печке тетю Фиру. Было БУКВАЛЬНО заявлено, что национализм украинцам можно, а русским — нельзя, потому что Украина — моноэтническое государство (на самом деле даже по официальной переписи украинцев на Украине 77%, реально — меньше половины), а Россия — родина 666 народов (82% русских по официальным данным, реально — ближе к 90%). Глупость это или сознательная подтасовка — неважно, важно, что люди официально объявили, что проблема не в национализме как в таковом, а в национализме русском, вернувшись к ленинскому тезису про различение хорошего оборонительного национализма малых народов, который устраивает цивилизованные европогромы за права человека, и национализма великорусского угнетающего плохого, который устраивает варварские шовинист-погромы против прав человека. Крик «Жид, нахуй иди!» (приветствие, которым в Киеве встретили Порошенко во время штурма Банковой) в Москве является еще одним доказательством русского фашизма, а в Киеве — легитимным лозунгом национально-освободительного евродвижения.
Пример двоемыслия настолько кристально чистый, что хоть сейчас в учебник заноси. На нем стало понятно, что перед нами даже не какие-то там высокоидейные сумасшедшие, а просто мелкие лгунишки уровня Владимира Путина, удивленно спрашивающего у журналистки, а что правда, что Сердюков деньги воровал что ли? Идеологии у Путина и либералов вроде бы разные, но вот эти вот приподнятые бровки внезапно попавшегося мелкого мошенника — одинаковые.
Финтом вокруг Евромайдана либералы завершили разрушение своего образовавшегося зимой 2011 влияния, четко показав, что они враги русского национального движения. Не за какие-то там былые обиды, а вот исключительно за то, что они сделали в 2013-ом году. Можно было бы также добавить еще и показательное игнорирование всех межэтнических конфликтов хотя бы на уровне «приехать-разобраться» — тут даже идиоту стало понятно, что сочувствия, понимания или хотя бы минимального внимания со стороны либералов в межэтнических конфликтах искать не стоит. Что русские могут надеяться только на русских националистов, всем остальным реальные беды реальных людей не нужны.
Русские же националисты за прошедший год отработали технологии сетевой мобилизации, ввели своеобразную социальную моду на созыв народных сходов-митингов как инструмента решения проблем здесь и сейчас. По-прежнему не выкристаллизовались устойчивые организации (но тут вряд ли вина националистов — давление со стороны государственного аппарата нарастает, даже неорганизованные сходы имеют потенциал неуправляемого конфликта (напомним, что Бирюлево вообще-то привело к дипломатическому скандалу с Азербайджаном), при наличии минимально развитых национальных организаций конфликтная энергия бы структурировалась и многократно умножалась), но растет социальная система, система неформальных национальных медиа-ресурсов, развивающаяся с каждым днем (только у нашего проекта больше 10 сообществ-подражателей, в конфликтной ситуации достаточно одного идейно заряженного человека, способного моментально превратить городской паблик-форум в ресурс национальной мобилизации, просто сказав два слова: «Русские, вперед!»). Мы увеличиваем охват и глубину индоктринации, нашими идеями проникаются доселе устойчивые к национальной пропаганде социальные слои, включая бывшую аудиторию либералов.
В либеральном же секторе не растет ничего, порожденные 2011 годом сообщества стагнируют, либерализм неинтересен и непривлекателен. А кроме того, слишком изолгался и слишком явно выражает свою неприязнь к русским, чтобы принимать его всерьез. Евромайдан в либеральных СМИ — это как освещение Герценом польского восстания 1863 года. Такое не прощают и не забывают.
В 2012-ом году возникла абберация, что глупые подлые люди могут мобилизовать народные массы и превратиться в субъект политики. В 2013-ом эта абберация исчезла, стало понятно, что с нынешним составом лидеров у либерализма не будет ничего и никогда, а масс от них закономерно убежали.
Что же касается русского национализма, позвольте процитировать классический отрывок из классической работы Мирослава Хроха:
Главной предпосылкой всех национальных движений — и вчера, и сегодня — является глубокий кризис старых порядков,сопровождающийся упадком системы всех его норм, а также ценностей и чувств, которые поддерживали его. В случае с нынешними движениями этот кризис сочетался с экономической депрессией и угрозой широкого распространения социальной разрухи, которые все больше усугубляли бедственное состояние общества. Но в обе эпохи третьим, решающим элементом этой ситуации был низкий уровень политической культуры и опыта широких масс населения.
Стечение этих трех обстоятельств — кризиса общества и государства, экономического спада и политической неискушенности — отличает современную конъюнктуру, при которой их последствия усугубляются колоссальным повышением плотности и скорости общественных связей. Как только господствующий порядок подвергается некоторой либерализации, социальные или политические движения против него становятся неизбежными. Для их перехода в национальные необходимо наличие еще двух факторов: если этнической группе чего-то реально недостает для полнокровной национальной жизни и если имеются существенные трения, которые в условиях неравномерного развития этносов могут выражаться как национальный конфликт.
Когда такие национальные движения приобретают массовый характер, идет ли речь о прошлом веке или о нынешнем, их уже не способны остановить ни властный запрет, ни применение силы.
И, собственно, в 2013-ом состоялся тот самый переход в национальное. Ждем следующей, массовой стадии, которую уже не смогут остановить ни запреты, ни силовое подавление, ничего. Вернее, слово «ждем» неточно.
Мы ее не ждем.
Мы ее приближаем.
