Европа напряжённо следит за польской политикой. Совсем недавно, 18 июля, польский президент Анджей Дуда подписал несколько поправок в закон о запрете коммунистической пропаганды. Одна из поправок оправдывает снос советских памятников, посвященных Великой Отечественной войне, что моментально вызвало бурю негодования со стороны РФ.
Но это мелочь по сравнению с законопроектом 19 июля, который де-факто ликвидирует в польском государстве разделение властей и ставит судебную власть в зависимость от власти законодательной. Законопроект, который пока не приняли, но обязательно примут, не оставил никаких сомнений даже у оптимистов: демократии в стране приходит конец.
Польша становится диктатурой. Будет ли она мягкой окраинной автократией формата Венгрии или превратится в нечто среднее между Россией и Турцией? Пока президент Дуда продолжает играть в демократию и предлагает компромиссные варианты, ни один из которых не устраивает ни оппозицию, ни Еврокомиссию.
По стопам Орбана
Начать стоит с того, что Польша — парламентская республика с системой, максимально приближенной к двухпартийности. Хрупкий политический баланс в стране последние 12 лет держался на постоянном электоральном противостоянии либеральной «Гражданской платформы» (PO) и консервативной «Права и справедливости» (PiS). Но 27 октября 2015 года это равновесие было бесповоротно разрушено: впервые в истории независимой Польши одна из партий получила абсолютное большинство. Победу одержала как раз «Право и справедливость».
Возглавляет консерваторов Ярослав Качиньский — брат-близнец того самого Леха Качиньского, трагически погибшего в авиакатастрофе под Смоленском. Еще до гибели одного из братьев их обоих упрекали в деспотизме, непотизме и прочих грехах. У них действительно был эффективный тандем: Лех — харизматичный политик и глава государства, Ярослав — лидер их общей партии и «серый кардинал».
Смоленская катастрофа многое изменила, однако роль «серого кардинала» намертво прилипла к оставшемуся близнецу. После президентских и парламентских выборов в 2015-м у власти оказались его фактические марионетки: президент Анджей Дуда и премьер-министр Беата Шидло.
Неожиданно для всех Качиньский захотел повторить венгерский опыт, установив в стране однопартийную популистскую диктатуру. Раньше он не пытался делать ничего подобного — либо на матерого политика и бывшего секретаря Валенсы смерть родного брата так повлияла, либо Ярослава утомили неудачи его партии.
Подобный авторитарный поворот требовал изменения конституции, а в стране с сильной властью конституционного трибунала (местное название конституционного суда) это сделать невозможно. Значит, сперва требовалось подчинить себе конституционный трибунал, а за ним и всю судебную власть в государстве.
Мир парламенту — война судам
Если Виктору Орбану в Венгрии для изменения конституции хватило простого парламентского большинства, то партия Качиньского сперва должна была уменьшить полномочия конституционного трибунала, ликвидировать его или подчинить себе, а уже после этого закреплять свою власть законодательно: серьёзная и сложная операция, которая потребовала от политической машины слаженных усилий.
Как и российская конституция 1996 года, польская конституция, при всех ее положительных чертах, содержит предпосылки для легального установления диктатуры. Трибунал представлен 15 судьями, которые на 9 лет избираются абсолютным числом голосов депутатов Сейма (нижней палаты парламента). По сути, высшая судебная инстанция в стране изначально была поставлена в зависимость от парламентского большинства. Этим консерваторы и воспользовались.
Когда в конце 2015 года «Право и справедливость» получила заветное абсолютное большинство, она тут же единогласно признала часть судей, назначенных прошлым созывом Сейма, нелегитимными — за нарушение ряда малозначительных формальностей. Президент Анджей Дуда (протеже Качиньского) отказался принимать присягу судей, избранных предыдущей властью. Начался затяжной конституционный кризис, в котором Трибунал проиграл — судьям пришлось подчиниться.
Дальше консерваторы изменили закон о Конституционном трибунале: теперь он обязан был принимать все решения двумя третями голосов (в обход конституции, которая оставляет это право лишь за большинством). Кроме того, сбор полного кворума в 15 судей был фактически невозможен, так как присягу двух из них Дуда так и не принял. Появилось правило о полугодовой отсрочке рассмотрения дел, которые предполагалось рассматривать лишь при полном кворуме судей. Де-факто все это означало полный паралич Трибунала, неспособность осуществлять конституционный контроль над законодательными инициативами власти. Реформаторы развязали себе руки.
Тогда по стране прокатились самые масштабные протесты с 1989 года. Многие готовили Дуде и Качиньскому судьбу Януковича и Азарова, но как-то обошлось. На улицы вышли — скорее всего, вполне искренне — и сторонники упразднения демократии. У заметно русофобского электората «Права и справедливости» сыграл вполне советский рефлекс.
Но судебная власть в Польше слишком сильна, и каждый суд представляет собой очень влиятельную государственную структуру, которую не так-то просто сломить. Днём 9 марта 2016 года конституционный трибунал нанес ответный удар, признав все декабрьские законодательные инициативы власти незаконными. Правительство отказалось публиковать решение Трибунала, лишив его таким образом какой-либо законодательной силы. С тех пор любые решения, принимаемые конституционным судом, не признаются правительством, Трибунал существует лишь как виртуальное государство в государстве.
В Брюсселе польских консерваторов, конечно же, обругали. Дипломатические маневры Орбана повторить не удалось: партия слабовата. Если орбановский «Фидес» входит во влиятельную «Европейскую народную партию», лоббирующую интересы евроскептиков в Европарламенте, то у «Права и справедливости» с этим гораздо хуже. PiS принадлежит к «Альянсу европейских консерваторов и реформистов» который со своими жалкими 72 евродепутатами не способен обеспечить польским коллегам самой элементарной защиты. Теперь официальная Варшава постепенно превращается в изгоя внутри Евросоюза.
В апреле 2016 года Верховный суд Польши подключился к борьбе с правящей партией, издав специальную рекомендацию, призывающую все польские суды учитывать решения конституционного трибунала в обход правительства. Таким образом в стране началась полноценная война между двумя ветвями власти — законодательной и судебной.
Не выдержав международного давления, в июне Сейм пошел на компромисс и принял ряд поправок, сократив кворум судей до 11 человек и официально опубликовав решения Трибунала, принятые в марте. Однако в августе Трибунал пошел на эскалацию конфликта, вновь признав некоторые поправки неконституционными и фактически отвергнув компромисс. Все эти сугубо юридические события сопровождались регулярными массовыми демонстрациями и парламентскими эксцессами (вроде недопущения оппозиции на голосование), без которых не обошелся ни один месяц с момента начала кризиса.
Но конституционный суд сопротивлялся недолго: 19 декабря истек срок полномочий его председателя Анджея Жепиньского, и президент Дуда назначил на эту должность своего человека. Так был сперва парализован, а потом и подчинен конституционный трибунал Польши. Настала очередь верховного суда.
Дальше события развивались ещё увлекательнее: принудительная отставка всех 83 главных судей, создание провластного Национального совета юстиции, наделение президента особым правом вмешательства в судебные дела.
На днях партия «Право и справедливость» попыталась овладеть верховным судом, разработав скандальный законопроект, предусматривающий полную подотчетность этого суда сейму. Разумеется, законопроект вызвал очередную гигантскую волну протестов и шквал негодования в Евросоюзе. В Еврокомиссии прямо заявили: нынешняя Польша никогда не была бы принята в ЕС. А 19 июля Дуда опубликовал компромиссный вариант закона, который, разумеется, никого не устроил.
Подлили масла в огонь и бывшие президенты страны — Лех Валенса, Александр Квасьневский и Бронислав Коморовский. «Три богатыря» польской политики заявили прямо: «Мы боремся, поскольку проигранный бой за верховный суд будет началом неограниченной тирании и диктатуры нынешнего правительства». Отцы-основатели республики в ее современном виде призвали отбросить идеологические разногласия, чтобы спасти страну от Качиньского.
Евросоюз пригрозил Варшаве очередными санкциями, обещая применить таинственную «статью 7» одного из европейских договоров. Ранее эта статья никогда не применялась: она предполагает лишение члена ЕС права голоса внутри союза. Подобный шаг со стороны Еврокомиссии, очевидно, лишь увеличит популярность евроскептиков. В любом случае, руководство республики уже грозит засудить еврокомиссаров в ответ на введение санкций.
Пока что на рассмотрении у Дуды 3 законопроекта: первые два предполагают предоставление парламенту, абсолютное большинство в котором принадлежит «Праву и справедливости», выбирать 15 из 25 членов Национального судебного совета. Третий же наделяет министра юстиции особыми полномочиями, например, возможностью назначать большую часть главных судей и в любое время снимать их с должности.
24 июля Дуда изъявил желание разработать компромиссный вариант, который, все же несколько ограничил бы полномочия минюста. И вновь компромисс никого не устраивает: оппозиция считает, что закон в любом случае противоречит принципам демократии и разделения властей.
Свое предложение президент сдержал: первые два законопроекта действительно были им заблокированы, в то время как третий — к слову, самый авторитарный из них — был все-таки принят. С теми законопроектами, на которые было наложено вето, все тоже не так просто: согласно правилам, Сейм может аннулировать президентское вето тремя пятыми депутатских голосов. В общем, борьба за контроль над судами будет идти еще очень долго.
Падение демократии и национальный вопрос
Нельзя не отметить, что при всех своих авторитарных тенденция «Право и справедливость» за последние годы сильно поправела и всё чаще предпочитает интересам наднациональных структур интересы польской нации. Весной консерваторы наотрез отказались впускать к себе беженцев, за что уже получили полноценный пакет санкций от Брюсселя.
Демонический макиавеллизм Ярослава Качиньского вызывает определенное уважение, однако авторитарные тенденции способны убить любое современное государство, остро нуждающееся в системе сдержек и противовесов. С другой стороны, лёгкий авторитаризм в последние несколько лет из абсолютного политического табу превратился чуть ли не в моду.
Ну и да: весьма потешно наблюдать за тем, как страна, все эти годы надменно учившая всех нас демократии, сама же почти отказалась от неё за какие-то два года. И заметьте, обошлось без стрельбы из танков по парламенту.