12 октября 1796 года родился Михаил Муравьев-Виленский, прославившийся усмирением Польского восстания в 1863 году. Слава его была столь велика, что западники до дрожи ненавидели его, именуя вешателем, животным и вампиром, а патриоты боготворили. И даже сам император в знак признания его заслуг однажды отдал ему честь.
Михаил родился в семье генерала Николая Муравьева, известного своими школами колонновожатых, где готовили юнкеров для офицерских должностей Генштаба. Московскую школу создали на базе школы математики, учрежденной Михаилом Муравьевым — в то время он был еще студентом. Юный Муравьев показал себя весьма талантливым в точных науках и лично читал лекции по геометрии.
Вскоре началась Отечественная война, и Муравьев в чине прапорщика оказался на фронте. Принимал непосредственное участие в Бородинском сражении, причем в самом его эпицентре — на батарее Раевского. Там получил тяжелое ранение в ногу, отчего до конца жизни прихрамывал и ходил с тростью. После войны Михаил вернулся к работе в школе колонновожатых.
Позднее Муравьевы основательно влипли в историю с декабристами. Как и старший брат Александр, Михаил участвовал в тайных офицерских обществах. Уже на следствии выяснилось, что значительная часть учащихся школы колонновожатых также была связана с декабристами, правда, крупных фигур среди них не было. Вообще у Михаила были интересные родственники. Помимо брата-декабриста и декабристов-родственников из другой линии (Муравьевых-Апостолов) его троюродным племянником был не кто иной, как Михаил Бакунин — один из отцов анархизма и топовый европейский революционный деятель своего времени.
Тем не менее Михаила сочли непричастным к выступленям. Его поначалу арестовали, но вскоре освободили и вернули на службу. Муравьев прославился как специалист по самому насущному тогда вопросу — польскому. Так уж вышло, что в Северо-Западном крае (как тогда именовались нынешние Белоруссия и Литва) помещики были сплошь католиками, а крестьяне — православными. Будучи гродненским губернатором, Михаил гонял первых и, напротив, покровительствовал вторым.
В дальнейшем Муравьев служил сенатором, министром государственных имуществ, и в 1862 году вышел в отставку, чтобы в тишине и спокойствии провести остаток своих дней. Но не тут-то было. В 1863 году вспыхивает очередное польское восстание. Шляхтичи постоянно бузили — их было слишком много для маленькой Польши. Во многом из-за этого же развалилась Речь Посполитая, но с тех пор количество польской знати только увеличилось. В свое время при разделе польских земель Екатерина гарантировала шляхтичам сохранение привилегий, и местные, пользуясь поддельными документами и всеобщей неразберихой, поколениями выправляли себе титулы. Например, отец Гоголя именно таким образом оформил себе дворянство. В итоге на 100 польских жителей приходилось 7 дворян, тогда как в остальной Российской Империи — всего 1 на сотню.
Всей этой ораве нужно было как-то кормиться и кому-то служить. Именно этот кризис во многом подтолкнул местную знать к идее Великой Польши «от моря до моря» — чтобы содержать шляхту, нужно намного больше подданных, чем имелось в Польском королевстве. Как этого достичь? Разумеется, бунтом!
В неспокойном крае заграничные конкуренты Империи видели удобную зацепку. У шляхтичей зародилась иллюзия, что «заграница поможет»: ЦК, руководивший восстанием, частично базировался в Париже, в Италии открыто действовала Польская военная школа, готовившая офицеров для будущих повстанцев. Герцен из Лондона надрывался в пропагандистской эпилепсии: русские офицеры, бросайте оружие, слава Великой Польше!
Однако с самого начала что-то пошло не так. Восстание началось, а западные друзья помогать не спешили. Пруссия, например, и вовсе встала на сторону России, закрыв границу.
Но поляки так просто сдаваться не собирались — восстание все же перекинулось в Северо-западный край. Тушить пожар отправили главного специалиста — Муравьева. Он взялся за дело проверенным способом: простой православный люд получал поддержку, шляхтичей же строго наказывали. У самых активных бунтовщиков забирали поместья, а землю отдавали крестьянам. Они смекнули, что к чему, и в восстании не участвовали, напротив — начали выступать против шляхтичей.
Самый серьезный удар Муравьев нанес не на поле боя, а на бумаге. Он учредил комиссию, которая навела порядок в архивах и безжалостно лишала дворянства любого, в чьих документах находила подозрительные несоответствия. Позднее, уже не при Муравьеве, полякам запретили скупать землю в регионе, что автоматически вело к ослаблению полонизации.
Михаил Николаевич Муравьёв (в центре)
Все разборки с польской знатью сопровождал жуткий оппозиционный вой. Муравьева клеймили вампиром, людоедом, вешателем, убийцей и т. д. И неудивительно — вокруг польского вопроса издавна собирались личности различной степени оппозиционности. Как только в Польшу назначали кого-то из императорской фамилии, там начиналось веселье. Так было в 1830-м, так было и в 1863-м, когда наместником был Великий князь Константин Николаевич. Третий раз пробовать не стали, а наместничество на всякий случай переделали в генерал-губернаторство.
По нынешним временам Муравьев был абсолютным гуманистом. За время подавления восстания в Северо-западном крае им было казнено 128 человек, из которых добрая половина — кинжальщики и вешатели. А это, на минуточку, специально сформированные поляками террористические ячейки, занимавшиеся целенаправленным убийством русских.
Розанов вспоминал:
Около 89-го года, служа в г. Ельце, Орловской губ., я случайно встретился с членом окружного суда г. Шиповаловым — почтенным пожилым человеком, известным в городе умом своим, спокойствием и мягкостью характера. Случайно упомянута была, в разговоре Польша и, по «ассоциации идей» — Муравьев; он служил при нем; с жадным интересом я спросил его — о «жестокости».
К удивлению, он сказал мне, что это был человек редкой, но скрытой гуманности. «Его жестокость есть чистый миф, им же созданный. Правда, были меры крутые, как сожжение «такого-то» имения, где, при соучастии его владельца, были предательски вырезаны безоружные русские батраки»; он назвал еще факты; «но что касается казненных собственно — их было до того мало, что нужно удивляться искусству и мастерству, с каким он избег большого их числа». «Но Муравьев знал характер поляков и захотел навести на них ужас: он окружал каждую казнь величайшею помпой; делал это грандиозно и шумно — так что отдавалось в самых глухих местечках края; поляки прятались и ежились, слабели и без того в небольшой своей энергии. Он достиг цели: край затих, замер в страхе; след этого страха хранится и до сих пор, сказывается в ненависти к имени Муравьева. Никто не знает, однако, что этот страх есть страх испуганного воображения, под которым нет почвы фактов».
За усмирение края Муравьеву пожаловали графский титул. Он стал именоваться Муравьевым-Виленским. Сам император на смотре войск в Вильно отдал ему честь, что было редчайшим случаем. В 1866 году его назначили главой комиссии по делу о покушении Каракозова на императора. Однако в начале сентября 1866 года граф умер, не дожив месяца до 70-летнего юбилея.
Поскольку прогрессивные круги ненавидели Муравьева, соответствующее отношение к нему перешло и в советскую историографию, в которой он именовался как «Муравьев-вешатель». При этом один из его самых знаменитых противников — польский шляхтич Винцент (Кастусь) Калиновский, на дух не переносивший москалей и сражавшийся за Великую Польшу, был объявлен национальным героем и несколько поколений советских школьников почитали его как прогрессивного борца с царизмом.
Автор рубрики «День в истории» — Евгений Политдруг
Поддержите «Спутник и Погром» покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу) или подарите ее друзьям и близким! У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров кроме вас — наших читателей.
