Эстония: цифровая республика. Как крошечная постсоветская республика смогла найти дорогу в будущее (большой перевод New Yorker)

Текст: Нейтен Хеллер, The New Yorker. Перевод: Александр Заворотний, «Спутник и Погром»

Эстонское правительство виртуально, не имеет границ, основано на блокчейн-технологиях и имеет высокую степень безопасности. Сумела ли эта крошечная постсоветская страна найти дорогу в будущее?

У эстонского побережья пятиполосное шоссе извивается вслед за изгибами моря, затем сворачивает в глубь страны, а машины продолжают путь по узенькой дорожке к домам у кромки воды. Там находится коттеджный посёлок, но довольно необычный. Ворота из штакетника закрыты, будто чтобы не пустить прибрежные дюны на улочки посёлка. Въезд блокирует шлагбаум — не столько для того, чтобы задержать посторонних, сколько для того, чтобы убедиться, что они пришли сюда намеренно. За воротами здание школы и несколько домов формируют узкий проулок. Из столицы страны, Таллина, приезжаешь в некотором ошеломлении: вдоль шоссе мелькают деревья, а машины проносятся так быстро, будто пытаются достичь какой-то невидимой цели.

В посёлке живёт один человек с семьёй — и со своим видением будущего. Таави Котка, который четыре года был главой министерства экономики и коммуникаций Эстонии, — один из главных публичных образов «электронной республики»: правительственного проекта, направленного на превращение страны в цифровое общество.

E-Estonia — самый амбициозный технологический проект государственного уровня в наше время; он включает в себя всех членов правительства и радикально меняет повседневную жизнь простых граждан. Обычные государственные услуги — законодательство, выборы, образование, судебная система, здравоохранение, банковский сектор, налоги, полиция и так далее — воедино связаны единой цифровой платформой, доступ к которой имеет вся нация. Лужайку возле дома Котки подстригает маленький робот, который катается туда-сюда и срезает траву.

«Здесь везде роботы. Роботы здесь, роботы там», — говорит Котка. Иногда ему кажется, что у робота на газоне есть душа. «На вечеринках он старается быть поближе к людям», — объясняет он.

Ветер разогнал густой туман, поднимающийся от воды, и Котка пригласил меня в дом. Его кабинет завален различными предметами, а на длинном столе красуется шахматная доска и миска с завёрнутыми в фольгу шоколадными вафлями (признак гостеприимства в Эстонии). Возле окна стоит модель четырёхмачтового парусника, а в углу сложена кучка робоигрушек.

«Нам нужно было поставить перед собой цель, которая вызвала бы отклик, которая была бы достаточно серьёзной, чтобы общество в неё поверило», — продолжает Котка.

Это высокий мужчина с тонкими светлыми волосами, такими растрёпанными, что это почти скрывает залысины. Он излучает небрежную уверенность, смешанную с иронией, характерную для игрока в карты, который выиграл так много, что может позволить себе пару поражений.

Именно при Котке проект e-Estonia был осуществлён в основных чертах. Теперь граждане этого государства могут голосовать через ноутбук и оспаривать штрафные талоны за парковку, находясь дома. Все действия производятся в соответствии с политикой однократного ввода информации — все данные, однажды введённые в систему, повторно вводить не потребуется. Вместо того, чтобы составлять заявки на кредит с нуля, система автоматически подставляет необходимую информацию о гражданах — их доходы, задолженность, сбережения. В поликлиниках нечего заполнять: доктора имеют доступ к медицинским картам своих пациентов. Эстонская система зиждется на ID-карте с чипом, благодаря которой обычно обременительные формальности вроде уплаты налогов превращаются в мгновенную операцию.

«Если влюблённая пара собирается заключить брак, то им всё-таки надо прийти в государственное учреждение и сообщить об этом», — поясняет Андрус Каарелсон, директор эстонской государственной информационной системы. Но за исключением передачи объектов собственности — например, покупки дома — все бюрократические процедуры можно выполнить онлайн.

Эстония — прибалтийская республика с населением в 1,3 млн человек и площадью в 4 млн гектаров, из которых половину занимает лес. Эстонское правительство считает «оцифровывание» средством снижения издержек, повышения эффективности и уравнивания в возможностях. Переход на цифровые платформы позволяет экономить до 2% ВВП в год, которые иначе пришлось бы тратить на зарплаты бюрократам и прочие расходы. Поскольку именно столько, согласно стандартам НАТО, необходимо тратить на оборону (у Эстонии, которая не может похвастаться хорошими отношениями с Россией, очень маленькая армия), бывший эстонский президент Тоомас Хендрик шутил, что страна обеспечивает свою национальную безопасность бесплатно.

Есть и другие плюсы. «Если всё представлено в цифровом виде и не привязано к конкретной местности, то мы можем получить страну без границ», — говорит Котка. В 2014 году Эстония запустила программу «цифрового ВНЖ», которая позволяет иностранцам с допуском пользоваться частью государственных услуг, включая банки, как будто присутствуя на территории страны.

Другие правительственные меры направлены на то, чтобы международные стартапы пустили в Эстонии виртуальные корни; эта страна может похвастаться самыми низкими налогами на бизнес в Евросоюзе и либеральным законодательством, регулирующим технологические исследования. В Эстонии разрешено испытывать беспилотные автомобили уровня 3 (в которых человек-водитель может принять на себя управление при необходимости) на всех дорогах, а в ближайшем будущем страна готовится перейти к уровню 5 (автомобилям, которые могут начинать движение самостоятельно). «Мы считаем, что инновации всё равно придут, — говорит Вильяр Луби, вице-канцлер эстонского министерства экономики и коммуникаций, — если мы от них закроемся, то инновации придут в другое место».

«Если в одной стране дела идут хуже, чем в другой, то люди могут выбрать переезд в более удачно развивающуюся страну — я называю это конкурентным управлением, — рассказывает Тим Дрейпер, венчурный капиталист из калифорнийской фирмы Draper Fisher Jurvetson и один из горячих сторонников развитий технологий в Эстонии, — мы вступаем в очень интересную эпоху, когда многие правительства могут стать виртуальными».

Раньше самой известной отраслью эстонской экономики были лесозаготовки, но именно местные инженеры создали Skype, а за ним последовало и бесчисленное множество других стартапов. «Это не офшорный рай, но здесь можно нажить солидный капитал, — объясняет Томас Падовани, французский сооснователь цифрового стартапа Adcash, — и администрирование весьма необременительно». Необременительность, однако, не означает ограниченности: влияние государства можно заметить везде.

Как говорит Котка, для него как инженера задача по созданию «цифровой нации» показалась слишком соблазнительной. «Представьте, что перед вами стоит цель построить мост Золотые Ворота. Придётся радикально поменять подход к обществу», — объясняет он. Пока что Эстония прошла половину пути.

Как-то раз я встретил Анну Пиперал в демонстрационном зале e-Estonia. Пиперал — «посол e-Estonia»; демонстрационный зал — постоянная выставка достижений цифровой Эстонии, от Skype до Timbeter; приложение, призванное хранить огромное количество логов (его автор сказала мне, что ей пришлось долго сражаться с титанами вроде Big Log, которые работали весьма неэффективно). У Пиперал светлые волосы и аура бодрого североевропейского профессионализма. Она вынимает ID-карту, вставляет в свой ноутбук и вводит секретный код — один из двух, предоставляемых вместе с ID. Второй код является её цифровой подписью, которую, как любят подчёркивать эстонцы, подделать куда труднее, чем традиционную.

«Этот пин-код лишь запускает процесс дешифрования, — объясняет Пиперал, — я начну с личных данных в реестре граждан». Она указывает на экран: «Здесь номера моих документов, телефонный номер, адрес электронной почты. Дальше недвижимость, земельный кадастр». Здесь же даётся информация по занятости, на следующей странице — учёт движения и автостраховка. Пиперал кивает на раздел с налогами: «Задолженности по налогам у меня нет, иначе эта информация была бы здесь. И я заканчиваю магистратуру в Таллинском техническом университете, так что здесь, — она показывает пальцем, — можно видеть всю информацию по образованию. Если я покупаю билет, то система автоматически подтверждает, что я студентка».

Пиперал щёлкает мышкой, и появляется подробная информация о её образовании со списком предыдущих аттестатов. «А мой кот — в реестре домашних животных, — гордо говорит она, — вот, все прививки сделаны».

Информация хранится не централизованно, что снижает вероятность уязвимостей на уровне Equifax. Вместо этого государственная информационная платформа X-Road соединяет отдельные серверы сквозным шифрованием. Ваш зубной врач хранит данные отдельно, школа и банк — отдельно. Когда пользователь запрашивает какую-либо информацию, то она передаётся подобно кораблю, проходящему по каналу через ряд шлюзов.

Хотя X-Road — платформа государственная, благодаря общедоступности она стала популярной среди многих крупных частных компаний. Северная соседка Эстонии — Финляндия — недавно тоже начала использовать X-Road, а значит определённая информация — например, рецепты для аптеки — может передаваться между обеими странами.

Легко представить, какие формы может принять инновационный интернационализм. Тоомас Ильвес, бывший президент Эстонии и давний энтузиаст перехода на электронную платформу, который сейчас стал известным приглашённым лектором в Стэнфордском университете, говорит, что был шокировал отсталостью американской бюрократии даже в Кремниевой долине. «Будто в середине XIX века оказался: мне пришлось показывать счёт за электричество, чтобы доказать, что я здесь живу! Можно купить iPhone X, но если нужно зарегистрировать автомобиль, то это ничем не поможет», — восклицает Ильвес.

Как устроен эстонский X-Road

X-Road вызывает интерес благодаря тщательной фильтрации: преподаватели Пиперал могут ставить ей оценки, но не могут ознакомиться с её историей финансов, и даже доступный для медицинских специалистов файл можно спрятать от докторов, которым Пипарел его показывать не хочет.

«Сейчас покажу медицинские записи. Доктор отсюда, — она указывает на одну клинику, — может смотреть на записи доктора отсюда — показывает на другую», — объясняет она. Доступ к третьей записи, по женской части, она ограничила, так что другие доктора увидеть её не могут.

Основной принцип эстонской системы заключается в том, что гражданин владеет всей записанной о нём информацией. Каждый раз, когда врач (или пограничник, полицейский, банкир, министр) просматривает онлайн личную информацию Пиперал, этот факт записывается.

Просмотр личных данных другого человека без серьёзной причины считается преступлением. «В Эстонии Большого Брата нет, только Маленький. Ему можно указывать, что делать, а при случае и поколотить», — сказал один местный житель.

Коммерческая информация и земельный кадастр считаются общедоступными, так что Пиперал может использовать систему для просмотра профиля эстонского политика. «Посмотрим-ка его земельные участки, — говорит она, открывая список, — здесь видно, что у него есть три участка, вот этот расположен, — она щёлкает мышкой и появляется спутниковая фотография дома на побережье, — вот здесь».

Эта открытость поражает. Расследование деловых интересов богатых и могущественных людей — серьёзная отрасль журналистики в США. В Эстонии же найти подобную информацию можно практически мгновенно — все деловые связи и инвестиции становятся доступными для поиска в сети (специальный онлайн-инструмент даже позволяет гражданам составлять карту связей и денежных потоков).

Останавливать автомобиль при отсутствии нарушений запрещено, поскольку всю необходимую информацию полиция может получить сканированием номера машины. Запугивание на участках голосования невозможно, если люди могут голосовать — а также менять свой выбор вплоть до последнего момента — онлайн. Перестаёт быть проблемой и миграция, ведь в обществе без границ необязательно даже посещать Эстонию, чтобы работать и платить налоги под её юрисдикцией.

Вскоре после того, как в 2013 году Таави Котка занял должность начальника информационного управления, ему доверили неожиданный проект: увеличение населения Эстонии. Основной причиной была экономика. «Страны похожи на компании. Они хотят увеличить богатство собственных сотрудников», — говорит он.

Прибрежному Таллину с населением чуть более четырёхсот тысяч человек бурный рост не грозит. Неподалёку от булыжных мостовых старой части города расположился деловой центр, где неуклюжие советские постройки постепенно вытесняют элегантные здания в скандинавском стиле. Во всём же прочем эстонская столица сохраняет дух прошлого. Она залита дневным светом, а когда с Балтики дует бриз, то листья берёз дрожат как серебряные колокольчики. «Величественной осенью вернулся я домой // В светлую землю», — десятилетия назад написал эстонский поэт Ян Каплинский. В этом смысле всё осталось по-прежнему.

Что касается Котки, то он решил, что возможно увеличить население, изменив подход к самому определению слова «население». Возьмём музыку. Двадцать лет назад мы покупали компакт-диск и слушали весь альбом. Сейчас можно слушать отдельные песни по выбору. «Если страны будут конкурировать не только за переезд талантливых людей на их территорию, но и за то, чтобы виртуальные таланты ассоциировались с той или иной страной, то это приведёт к революции подобной той, которую мы видели в музыке, — говорит он, — и этот проект не будет нам стоить почти ничего, поскольку вся необходимая инфраструктура уже создана для собственных граждан».

Эта программа привела к возникновению так называемого электронного гражданства, которое позволяет жителям других государств быть гражданами Эстонии, никогда не посещая эстонскую территорию. Электронному гражданину не положены поблажки на таможне, но программа позволяет ему пользоваться цифровыми услугами эстонского государства из-за рубежа.

Прошлым утром я подал заявку на электронное гражданство Эстонии из дома, и весь процесс занял десять минут. Пошлина составила 100 евро, а тяжелее всего было найти фотографию на ID-карту. После получения одобрения я смогу получить документ лично, совсем как в случае с паспортом, в эстонском посольстве в Нью-Йорке.

Как объяснил Отт Ваттер, директор программы электронного гражданства, эта «физическая» часть хуже всего, поскольку посольства неохотно соглашаются заниматься новым видом документов. У части эстонцев есть и умеренно-ксенофобские настроения. «В самой Эстонии распространён менталитет „В чём наша выгода и где деньги?“», — говорит он. Ограничений добавляет и физический фактор — пока лишь 38 консульств согласились выдавать новые документы, и их географическое распределение неравномерно (во всей Африке у Эстонии лишь одно посольство). Но для нескольких популярных направлений стараются идти на уступки. Поскольку эстонского консульства в Сан-Франциско нет, то нью-йоркское раз в три месяца отправляет сотрудников в Калифорнию для обработки заявок от жителей Кремниевой долины.

«У меня была сделка с Funderbeam в Эстонии, — рассказывал мне Тим Дрейпер, ставший вторым электронным гражданином этой страны, — мы решили использовать „умный контракт“ — первый в коммерческой сфере!». «Умные контракты» зашифровываются в цифровом журнале учёта и не требуют внешнего администрирования. Перспектива была заманчивой, и Дрейпер со своей инвесторской хваткой сразу признал потенциал нового рынка для элитных технологий, интеллектуалов и капиталов. «Я подумал: ух ты! Правительства будут конкурировать за каждого из нас», — сказал он.

Пока что на электронное гражданство подали заявки 28 тысяч человек, преимущественно из соседних Финляндии и России. Но сразу за ними следуют Италия и Украина, а после «брексита» было множество заявок из Великобритании (преимущественно речь идёт о свободных частных предпринимателях и владельцах мелких торговых фирм, которые хотели регистрацию в Евросоюзе). Поскольку 88% кандидатов мужского пола, ООН начала подыскивать женщин-предпринимательниц в Индии.

«В мире множество компаний, для которых работа в разных странах сопряжена со значительными трудностями и затратами», — поясняет нынешний глава IT-управления Эстонии Сиим Сиккут. В настоящее время еженедельное количество заявок на получение электронного гражданства превышает количество новорожденных. «Мы пробовали заводить больше детей, но это не так-то легко», — говорит Сиккут.

С такой долей заграничного бизнеса эстонские стартапы мало сказываются на внешнем облике городов. Я решил посетить одно из мест, где их присутствие более очевидно: коворкинг Lift99 в комплексе под названием Творческий городок Теллискиви. Творческий городок — бывший технопарк — засажен деревьями и обрамлён зданиями, чьи стены приобрели желтоватый оттенок старой губки. Видна стенопись, уличные скульптуры и инвентарь для будущих выставок; пространство оформлено в духе коммунализма и творческого беспорядка. Один из объектов представляет собой кучу брёвен с названиями таллинских стартапов: Insly, Leapin, Photry, а также некий 3D Creationist.

Офис-менеджер Элина Каарнеем приветствовала меня у входа: «Прошу разуться». У Lift99, вмещающего тридцать две компании и пятерых фрилансеров, фабричные окна и двухуровневое рабочее пространство открытой планировки. На обоих этажах есть комнаты поменьше, названные в честь людей, которые имели что-то общее с Эстонией. Есть комната Зеннстрёма — в честь шведского сооснователя Skype Никласа Зеннстрёма. Комната Горовица — в честь венчурного инвестора Бена Горовица, который вложил средства в эстонские технологии. Ещё есть комната Чайковского, потому что у композитора был домик в Эстляндии, и он некогда сказал что-то хорошее об этом месте.

«Это необычный коворкинг, ведь мы отбираем каждого человека», — воскликнул в комнате Хемингуэя основатель Lift99 Рагнар Сасс. Дело в том, что Хемингуэй некогда тоже сказал что-то об Эстонии. Одна из версий: «Ни один приличный яхтенный причал не обходится без хотя бы двух эстонцев», — красуется на стене вместе с портретом самого писателя.

Комнатка крошечная, с двумя скамейками с подушками друг напротив друга. Сасс уселся на одну, я выбрал вторую. «Очень часто, если поместить одарённых людей в одну комнату, случается чудо», — заявил он, пока я пытался не вылезать коленями за пределы отведённого мне пространства. Неподалёку от комнаты Хемингуэя на стене изображено лицо Барака Обамы. Комнаты Обамы — это будки для звонков с сотового телефона («Когда мы делали вебсайт для системы здравоохранения, мне следовало позвонить эстонцам», — это высказывание тоже нанесено на стену).

Некоторые компании в Lift99 — местные стартапы, но прочие — это международные фирмы, которые хотят внедриться на местный рынок. В комнате Дрейпера (в честь Тима Дрейпера) я встретил эстонского инженера Маргуса Маантоа, который занимался созданием таллинского филиала немецкой компании Trinamic. Маантоа делит комнату с представителями других компаний, и чтобы не беспокоить соседей мы перешли в комнату Исландии (которая стала первой страной, признавшей независимость Эстонии). Вокруг стола стоят кресла-качалки.

Я занял одно, а Маантоа уселся в другое. «Я изучал инженерное дело и физику в Швеции, а потом, семь лет назад, вернулся в Эстонию, потому что тут столько всего происходит», — рассказывает он. Он спросил, не хочу ли я поговорить с его начальником, Михаэлем Рандтом из штаб-квартиры Trinamic в Гамбурге. Я ответил утвердительно, и он открыл ноутбук и позвонил по Skype. Рандт сидел за столом и смотрел на нас как на чашку кофе. В Таллине, по его мнению, множество талантов: «Заметную часть разбирают компании, занимающиеся программированием, но вот компаний, которые работают с оборудованием, там не так много». Сам он является электронным гражданином Эстонии, так что открытие офиса в Таллине прошло быстро.

Маантоа повёл меня наверх, где у него было место в лаборатории, смахивающей на кладовку. Между водонагревателем и двумя большими воздуховодами он разместил стол с 3D-принтером и автоматизированной платформой контроля движения. Потом я проводил его обратно в комнату Дрейпера и обратил внимание на другой стартап эстонской комании Ööd, которая производит сборные однокомнатные мини-домики. В них есть панорамные окна с односторонними стёклами, климат-контролем, мебель и милые деревянные полы. Домики укладывают в грузовики и доставляют в сельскую местность.

«Иногда большая площадь не нужна, но в палатке жить не хочется, — объясняет Каспар Кэгу, глава отдела продаж компании, — допустим, вам нужен утренний душ, кофе и красивый пейзаж. 52% Эстонии покрыто лесами, мы довольно замкнутый народ, так что нам хочется… ну, быть подальше друг от друга». Более общительные люди могут купить и установить такие домики на своей земле, а потом сдавать их в аренду через сервисы вроде Airbnb.

«Мы любим бывать на природе… но с удобствами», — говорит Андреас Тиик, основавший Ööd вместе со своим братом Яаком. У компании множество предзаказов из Кремниевой долины, чьим обитателям тоже понравилась эта идея, так что теперь ведётся адаптация для американского рынка. «Встраиваем туда сауну», — говорит Кэгу.

В США обычно считают, что инновации двигает частное предпринимательство. Но в Таллине я познакомился со множеством амбициозных технарей, которые уходили от частников ради работы на государство. «Если бы кто-то три года назад спросил меня, могу ли я представить работу на правительство, то я бы ответил: „Да чёрта с два“, — признаётся Отт Ваттер, продавший собственный бизнес, — я думал, что в любой момент могу поехать в США и работать как обычный специалист в частной компании. Это намного лучше».

Этот размах можно заметить и в способности эстонского правительства решать серьёзные проблемы. В судах Таллина места для судей оборудованы двумя мониторами для проверки информации в ходе слушаний, а данные собираются по принципу однократного ввода в систему. Аналогично, доклады полицейских и криминалистов с мест преступлений или из лабораторий передаются в систему напрямую. Юристы — а также судьи, тюремные надзиратели, истцы и обвиняемые — подключаются через собственные порталы. Раньше в эстонских судах были длинные очереди, но эти времена давно прошли.

«Никто не мог решить, следует ли увеличить число судов или число судей», — рассказывает Тимо Митт, менеджер компании Negroup, которую правительство наняло для строительных работ. Переход на электронную платформу позволил как упростить процедуры, так и найти слабые места, которые приводили к задержкам. К примеру, вместо доставки заключённых в зал суда, что сопряжено с тратами времени и риском побега, эстонские суды начали опрашивать их прямо в здании тюрьмы по видеосвязи.

Для врачей такая модель ещё полезнее. Однажды я остановился у Североэстонского медицинского центра в юго-западной части Таллина, где на подъездной аллее для скорых машин встретил доктора Аркадия Попова.

«Добро пожаловать в наш мир», — величественно заявил Попов, который возглавляет скорую медпомощь, и гордо указал на кареты для больных и недужных.

В гараже для неиспользуемых машин он вынул iPad Mini из кармана белого халата и открыл приложение «Электронная медпомощь», которое эстонские медики начали использовать с 2015 года. «У системы были свои детские болезни, — признаётся Попов, перелистывая экран, — но могу заверить, что сейчас всё работает хорошо».

«Электронная медпомощь» реализована на платформе X-Road и позволяет медикам изучать истории болезни, а это значит, что бригада, которая прибывает по жалобам на боль в груди, будет ознакомлена с последними записями кардиолога и ЭКГ. Кроме того, с 2011 года больница развивает телемедицину — контроль за здоровьем на расстояние — изначально эту программу опробовали на населении трёх прибрежных островов.

Квалифицированного медперсонала на этих островах почти не было, так что решили принять помощь добровольцев. «Некоторые из них — управляющие гостиницами, некоторые — учителя», — говорит Попов. В управляющем центре больницы доктор следит за поступающей информацией.

«На экран передаются все данные о пациенте — физиологические параметры, ЭКГ, пульс, давление, температура. В случае реанимации доктор может отслеживать давление на грудную клетку и давать советы», — рассказывает Попов. Приложение также позволяет медикам сообщать о пациенте в ходе его доставки в больницу, чтобы к прибытию необходимые лекарства, анализы и оборудование для операций уже были подготовлены.

Чтобы лично понаблюдать за процессом, я переоделся в халат и пошёл в хирургическое отделение. Рита Белюскина, сестра-анестезиолог, проводила меня через широкий вестибюль со множеством стальных дверей, ведущих к восемнадцати операционным. Экраны наверху показывают восемнадцать столбиков с двадцатичетырёхчасовыми графиками. Как объяснила Белюскина, хирурги записывают пациентов в очередь в зависимости от степени срочности и необходимого оборудования/медперсонала. Дежурный анестезиолог составляет графики, чтобы оптимизировать использование операционных и оборудования.

«Сейчас всё покажу», — говорит Белюскина и ведёт меня в комнату, заполненную медицинским оборудованием и с компьютером в углу. Она входит в систему с помощью своего ID. Если бы она хотела посмотреть информацию о каком-либо пациенте, то доступ был бы помечен её именем, и ей бы позвонили с просьбой обосновать необходимость такого доступа. Кроме того, система проверяет лекарства на совместимость, так что если отоларинголог выпишет что-то, что несовместимо с рецептом от кардиолога, то компьютер пометит это красным флажком.

Предположительным праотцом эстонской цифровой платформы следует считать Тарви Мартенса, загадочного разработчика системной архитектуры, который ныне заведует программой электронного голосования в каменном здании в центре таллинского Старого города.

Однажды утром я отправился его навестить, и меня провели в зал с длинным столом для совещаний и французскими окнами, выходящими на ряды деревьев. Мартенс по-командирски стоял у одного из окон спиной ко мне. Несколько мгновений он оставался в такой позе, потом резко обернулся и робко протянул руку для пожатия куда-то к пуговицам на моей рубашке.

Он был одет в красную фланелевую рубаху, мешковатые джинсы, чёрные носки и сандалии вроде тех, которые продают в иных аптеках. У него серые коротко подстриженные волосы, которые на лбу казались одновременно налипшими и взъерошенными. По его словам, в это время года он крайне занят — на носу были осенние выборы. Держался он, видимо, на кофеине и никотине; когда он отставлял в сторону кружку с горячим кофе, пальцы дрожали.

Уже не первое десятилетие цифровые технологии в Эстонии служат главным лекарством от общественных недугов, отметил он. Ещё в 1970 году был запущен государственный проект по использованию компьютерной информации для помощи одиноким людям в поисках пары — «для блага народной экономики». В 1997 году правительство начало интересоваться новейшими видами электронных документов.

«Речь шла о каких-то штрих-кодах с чипами или чём-то наподобие, — сообщил мне Мартенс, хихикнув, — очень смешно». В это время он работал в области кибернетики и безопасности как частный подрядчик. После появления первых ID-карт в 2002 году Мартенс решил, что они должны быть дешёвыми и обязательными для всех.

«Финляндия начала эксперименты с такими картами на два года раньше, но результат всё ещё не вдохновляет, — говорит он, — финны не хотят их использовать, потому что это добровольно и к тому же довольно дорого». Поначалу в Эстонии карты продавали по 10 евро, и к чему это привело? Банки и поставщики приложений заявили: «А зачем нам поддерживать эти карты? Никто их не использует». И всё зашло в тупик. А потом у Мартенса случилось озарение — возможно, самое судьбоносное для Эстонии XXI века — что тот, кто предложит самую распространённую и безопасную платформу, сможет контролировать цифровое будущее страны. И это должны быть ответственные лица, а не технологические компании, гоняющиеся за прибылью.

«Единственным выходом было распределять эти карты между гражданами, пусть даже те не знали, что с ними вообще делать, а потом сказать: «Ну вот, эти карты есть у всех. Теперь давайте создавать для них приложения», — объясняет он.

Первым революционным приложением для этой системы было именно то, над которым Мартенс работает до сих пор: безопасное электронное голосование с домашнего компьютера. До первого голосования такого рода в 2005 году лишь 5 тыс. людей во всей Эстонии фактически использовали свои ID-карты для каких-либо целей. Но уже на первых же выборах более 9 тыс. проголосовали с помощью нового приложения — конечно, это лишь 2% всех избирателей, но они стали доказательством, что онлайн-система работает, после чего к ней стали прибегать всё новые пользователи. В 2014 году уже треть всех граждан голосовала электронным способом.

В том же году ряд западных исследователей опубликовал отчёт, в котором система электронного голосования критиковалась за «серьёзные архитектурные ограничения и уязвимости в процедурах». Использовав версию приложения для голосования с открытым исходным кодом, эти исследователи воспроизвели процесс голосования и обнаружили, что он уязвим для внедрения вредоносных программ. Они также высказали сомнения в полной безопасности серверов.

Мартенс считает это исследование «смехотворным». По его словам, данные, собранные исследователями, основаны «на слишком большом количестве предположений», а защитные средства эстонской системы были ими неверно истолкованы. Необходимо наличие как пароля, так и аппаратных средств (чипа в ID-карте или, в случае с более новой мобильной системой, сим-карты в смартфоне), что делает невозможным большинство случаев неправомерного использования. По мнению Мартенса, уровень доверия в Эстонии тоже служит определённым фактором, который стоит принимать во внимание.

Прошлой осенью, когда чешская исследовательская группа нашла уязвимость в чипах, которые используются во многих эстонских ID-картах, Сиим Сиккут, глава IT-управления страны, прислал мне информацию об этом электронным письмом. Специалисты управления объявили об обнаруженной уязвимости, и ID-карты были временно заблокированы. Когда Сиккут собрал небольшую пресс-конференцию, то репортёры засыпали его вопросами: как скажется на работе правительства эта уязвимость? Насколько она серьёзна?

Сиккут, казалось, смутился. По его словам, многие обновления для телефонов и компьютеров направлены именно на борьбу с уязвимостями, о которых официально никто не сообщает — а ведь этим устройствам мы доверяем множество важных данных (как заметил по этому поводу Таави Котка, «ни одно правительство не знает о вас больше, чем Google и Facebook»). Но открытое признание со стороны правительства, кажется, пошло ему на пользу: опрос показал, что доверие граждан к электронной системе упало лишь на 3%.

Время от времени российские боевые самолёты, патрулирующие границу с Эстонией, выключают своё GPS-оборудование и залетают в воздушное пространство соседней страны. Дальше начинается парный балетный номер из репертуара Большого театра: части НАТО пытаются спешно найти ближайший перехватчик; Эстония вызывает российского посла, чтобы вручить ему жалобу; Россия туманно ссылается на некие ошибки. Этот номер позволяет обеим странам показать, что они сохраняют бдительность и не забывают об истории региона.

С XVII века Россия пять раз завоёвывала эстонские земли. При этом Эстония всегда была довольно неуклюжим ребёнком в имперской семье: частично благодаря близости к другим державам (и их влиянию), и частично из-за того, что эстонский язык принадлежит к той же уральской семье, что и венгерский с финским, а значит никто его толком не понимает. Кроме того, в наши дни самая серьёзная угроза может быть вовсе не физической. В 2007 году кибератака русских на Эстонию ввергла в хаос всё, от банков до СМИ. Сейчас эстонцы считают это ключевым событием новейшей истории.

Ревель (совр. Таллин) из альбома 1880 г. Тогда практически вся Эстония была частью Эстляндской губернии. Нажмите для увеличения

Главным следствием этой атаки стало создание Центра передового опыта по совместной защите от киберугроз — аналитического и учебного центра НАТО. Расположен он в старом здании, которое использовала Советская армия. Войти туда можно через сторожку с серыми стенами и односторонними зеркальными стёклами. «Попрошу документы!», — бухает мне зеркальное стекло. Я просовываю паспорт в щель. Стекло замолкает на две минуты, и я усаживаюсь на пластиковый стул.

«Прошу ожидать здесь!», — оживает невидимый страж.

Через несколько минут во внутренних воротах появляется дружелюбный сотрудник и провожает меня через двор, украшенный флагами стран НАТО и желтеющими берёзами. В сером каменном здании другое зеркальное стекло инструктирует меня, куда сложить вещи и прицепить значок. Наверху директор центра Мерле Майгре, ранее бывшая советником эстонского президента по национальной безопасности, говорит, что целью организации является координация действий других стран НАТО для поддержания бдительности.

«Эта страна находится… ну, там, где находится», — отвечает она на вопрос о России. С момента начала своей деятельности в 2008 году центр вёл исследования в области компьютерной криминалистики, стратегии защиты от киберугроз и тому подобного (он публикует «Таллинское руководство по международному праву, применимому в кибероперациях» и проводит ежегодную научно-исследовательскую конференцию). Но больше всего он прославился своими учениями: в прошлом году были проведены киберучения Locked Shields («Сомкнутые щиты»), в которых приняли участие восемьсот человек, а также EU CYBRID 2017 — для министров обороны стран ЕС. По словам Майгре, учения включали в себя дезинформацию в СМИ и соцсетях.

Не обо всех примерах «цифрового лидерства» Эстонии в регионе известно так же широко. Эстонские эксперты помогали Грузии в создании собственного цифрового реестра. Кроме того, Эстония налаживает обмен данными с Финляндией и пробует экспортировать свой опыт по всему Евросоюзу. «Замысел заключается в том, что я могу поехать в Грецию, обратиться там к доктору и получить всю необходимую помощь», — объясняет Тоомас Ильвес.

Сандра Роосна, член эстонской Академии электронного управления и автор книги «Практика электронного управления», говорит: «Я считаю, что Евросоюзу понадобится около двух лет, чтобы наладить трансграничное взаимодействие и начать признавать друг друга на электронном уровне». Уже сейчас электронную платформу, разработанную Эстонией, перенимают такие разные страны, как Молдавия и Панама. «Она весьма популярна в странах, которые хотят — но не очень хорошо умеют — повышать прозрачность и бороться с коррупцией», — говорит Ильвес.

За исключением X-Road, становым хребтом эстонской системы можно считать блокчейн-технологию K.S.I. Это цифровая версия шарфа, связанного бабушкой. Она берёт клубок и непрерывно вяжет. Каждый новый ряд зависит от предыдущего. Невозможно удалить или заменять часть пряжи бесследно: останутся красноречивые узлы или изменение в рисунке.

В блокчейн-системах каждая линия точно так же зависит от предыдущей. Любое изменение оставляет свой след, и попытки замаскировать вмешательство тоже становятся очевидными. «Для нас лучшей рекламой стал господин Сноуден», — рассказывает Мартин Руубель, президент Guardtime, эстонской компании, разработавшей K.S.I. (крупнейшим заказчиком этой компании сейчас является американская армия). Общественное мнение обычно озабочено безопасностью — кто именно может увидеть информацию обо мне? — но, как правило, разрозненная личная информация не представляет собой ничего компрометирующего. Целостность данных — угроза более серьёзная: кто-то может поменять информацию, которая считалась надёжной (вряд ли принципиально, кто знает вашу группу крови, но вот если кто-то поменяет её в ваших медицинских записях, то в случае аварии это может стать причиной вашей гибели). Среднее время обнаружения утечки данных составляет 205 дней, и это большая проблема, когда непонятно даже, с какого момента можно вести отсчёт. «В эстонской системе нет бумажных оригиналов документов. Вопрос заключается в следующем: знаю ли я об этой проблеме и насколько быстро могу отреагировать?», — говорит Руубель.

Благодаря блокчейну каждое вмешательство немедленно становится заметным вне зависимости от его источника (Руубель говорит, что лазеек не существует). В целях сохранения тайны K.S.I даже может защищать информацию, при этом «не видя» её. Но для парирования полномасштабной кибератаки существуют и другие средства.

В прошлом году эстонское правительство создало серверную в Люксембурге, где хранятся резервные копии всех систем. Подобное «электронное посольство» создаётся согласно тем же принципам международного права, что и обычное, так что серверы и информация на них находятся на эстонской «территории». Если серверы в Таллине окажутся под угрозой — физической или кибернетической — то эстонское правительство сможет продолжать работу с помощью таких «зеркал».

«Если придут русские — я не говорю „когда“ — и наши системы будут отключены, то у нас будут копии», — говорит советник министра Пирет Хирв. В случае внезапного вторжения эстонские лидеры смогут рассеяться ради безопасности. А затем — из машин, покидающих столицу, из номеров в гостиницах, из кресла в самолёте высоко в небе — они откроют ноутбуки, установят связь с Люксембургом и введут цифровые подписи, чтобы отдавать приказы и управлять устойчивыми системами, соединяющими граждан со своим правительством; смогут беспрепятственно управлять страной из электронного «облака».

История государств — это история границ, проведённых по земле. Когда в XIV веке — после долгого кровопролития — в восточной части Мексиканского нагорья воцарился мир, то первой задачей тлашкальтеков стало определение границ земель. В 1813 году Эрнст Мориц Арндт — немецкий националистический поэт, писавший тогда, когда ещё не было никакой Германии, к которой можно было бы испытывать национальные чувства — так сформулировал идею «Отечества»: «Где Отечество немца скажите? // Мне родную страну назовите // Где немецкая кровь стучит в сердцах // И гимны Богу звучат в небесах».

Теперь же старые национальные глупости переживают кризис. Бывшие империалистические державы раздирает национализм («брексит») и сепаратизм (Шотландия, Каталония). Новые государственные образования вроде ИГИЛ переосмысливают национальную общность через идеологическую призму. Можно представить себе будущее, в котором гражданство определяется не столько тем, где вы проживаете, сколько тем, к чему подключаетесь.

С июля по декабрь 2017 года Эстония была председателем Совета Европейского Союза — бюрократическая роль, которая в основном сводится к периодическим встречам (страна-председатель меняется каждые полгода; в январе ею стала Болгария). Это значит, что осенний цифровой саммит ЕС проходил в Таллине, и эстонские лидеры могли внимательно присмотреться к этому сплаву аудитории и экспертов.

Одним сентябрьским утром возле Креативного центра Таллина, переделанного из электростанции, остановилась машина, из которой вышла Керсти Кальюлайд, президент Эстонии. Она стала первой женщиной-главой страны, притом самой молодой. Кальюлайд — высокая худощавая женщина с короткими тёмно-русыми волосами в асимметричном платье эстонских цветов — тёмно-серого и голубого. Свою высокую должность она заняла осенью 2016 года, когда президентские выборы не выявили безусловного победителя, и представители всех политических партий сошлись на Кальюлайд как на компромиссной фигуре, которую могут поддержать все. Ранее она была аудитором ЕС.

«Я президент цифрового общества», — провозгласила она в своём обращении. Вокруг расположились прочие европейские лидеры, в первом ряду устало сгорбилась Ангела Меркель в красной кожаной куртке. «Простые люди страдают от неповоротливой бюрократии. Мы должны вовлекать в жизнь страны всех, а не только избранных. И мы должны стремиться к надёжности, а не переусложнённости», — заявила собравшимся Кальюлайд.

Она призвала задуматься над выгодами прозрачности.

После «брексита» Тереза Мэй сказала британцам: «Если вы считаете себя гражданами мира, то вы ничьи граждане». Кальюлайд в присутствии той же Мэй высказала ровным счётом противоположную точку зрения: «Скоро наши граждане будут повсюду. Нам придётся, подобно перелетающим от цветка к цветку пчёлам, собирать налоги с граждан, которые утром находятся во Франции, а вечером — в Британии; живущих в Эстонии полгода, а потом решающих махнуть в Австралию». И этим гражданам необходимо поддерживать взаимосвязь, — заявила она под одобрительные кивки французского президента Эммануэля Макрона, который начал что-то шептать помощнику. После того как Кальюлайд завершила речь, на сцену поднялась Меркель. «Вы нас значительно опередили», — признала она.

Позднее государства ЕС сообщили о соглашении по совместной работе над созданием электронного правительства и, как сформулировал эстонский премьер-министр, «полном переосмыслении нашего рынка труда».

Перед тем как покинуть Таллин, я запланировал встречу с Мартином Каэватсом, национальным советником по электронной политике. Мы решили встретиться в кафе на набережной, но его закрыли для частной вечеринки. Каэватс был невозмутим. «Пойдёмте в какое-нибудь красивое место!» — воскликнул он. Он провёл меня на огромную ступенчатую террасу, усеянную граффити и сорняками.

По лестнице мы взобрались на второй уровень — совсем как по пирамиде индейцев майя. Каэватсу между тридцатью и сорока, одет в чёрные баскетбольные туфли, синие брюки, полосатый пиджак от другого костюма и неглаженную белую рубашку. Это его наряд для цифрового саммита. «Я буду представлять эстонского президента, — радостно заявляет он, взъерошивая рыжевато-светлые волосы, которые торчат во всех направлениях, — не знаю, что сказать!» Он выудил из кармана пачку Marlboro Red и защёлкал зажигалкой.

Утро было безоблачным. В бетоне поблёскивали краями кусочки гальки. Терраса была лишена растительности и изъедена непогодой; мы сидели на краю, выходившем на бухту. Советское правительство построило Горхолл для различных видов парусного спорта во время летних Олимпийских игр в Москве. С тех пор сооружение пришло в упадок, но есть планы его реставрации.

В последний год Каэватс сильно заинтересовался беспилотными автомобилями. «Это воплощение почти всех трудных аспектов цифровой эпохи: конфиденциальность, информация, безопасность, буквально всё», — говорит он. Кроме того, этот проект близок и обычным людям (дословно) с улицы, которых Каэватс хотел бы привлечь к разработке новых правил движения. «Сложность представляют этическая и эмоциональная стороны. Вопрос в ценностях. Чего мы хотим? Где границы? Каковы ограничения? Все эти решения должны приниматься не только специалистами», — говорит он.

Для поддержки своего видения будущего он обращается к прошлому. В эстонском фольклоре есть нечто под названием кратт: несколько случайных объектов, связанных воедино и оживлённых дьяволом в обмен на каплю крови, пролитую на перекрёстке пяти дорог. Дьявол также даёт кратту душу и превращает его в раба человека, предложившего свою кровь.

«Эта концепция понятна каждому эстонцу, включая детей», — рассказывает Каэватс. Возглавляемое им управление теперь рассказывает не о роботах и алгоритмах, а именно о краттах и использует это слово в определении новых важных нюансов эстонского законодательства. «В сущности, кратт — это робот с представительскими правами. Речь о принципиально новой идее — что алгоритм сможет от вашего лица покупать и продавать услуги», — продолжает он. В США, где подобного различия не существует, ведутся споры: к примеру, может ли Facebook нести ответственность за алгоритмы продаж российским дезинформационным силам. #KrattLaw — эстонское сокращение, используемое для обозначения новой юридической категории, включающей в себя ИИ, алгоритмы и роботов — позволит возлагать ответственность на тех, кто «пожертвовал каплю крови».

«Недавно в США для кибератак использовались умные тостеры и плюшевые медвежата. Тостеры не должны устраивать кибератаки!», — говорит Каэватс. Он присел и разложил перед собой содержимое карманов: сигареты, зажигалка, телефон. «Где бы ни находилось умное устройство, вокруг будут другие, — рассказывает он, раскладывая вещи на бетоне, — вот этот умный уличный фонарь, — он ставит на бетон зажигалку, — спрашивает беспилотный автомобиль, всё ли у него хорошо. Всё ли в порядке?» Пачка сигарет становится зданием, чьё оборудование проводит собственные проверки: каждое устройство сканирует соседние на предмет несанкционированного физического и программного доступа. Такие проверки носят распределённый характер. Для управления беспилотным автомобилем злоумышленнику в теории придётся взламывать каждый уличный фонарь и тостер на пути следования. Эта «сотовая сеть» различных устройств, по словам Каэватса, начнёт разворачиваться уже в 2018 году.

Нельзя размышлять о подходе эстонцев к роботам, не задумавшись о тех, кому эти роботы будут призваны служить. Я провёл с Каэватсом в Горхолле ещё больше часа. Он выкурил несколько сигарет, восторженно рассуждая о «создании цифрового общества». Это меня поразило, ведь в Америке ни о чём подобном уже давно никто не говорит. Как будто в девяностые годы Эстония и США приблизились к развилке на дороге к цифровому будущему, и США выбрали один путь — персонификацию, анонимность, приватизацию информации и конкурентную эффективность, а Эстония — другой. Через двадцать лет эти пути привели к совершенно разным результатам, и не только в цифровой культуре, а во всей общественной жизни.

Каэватс признался, что начинал работать не на правительство. Раньше он устраивал акции протеста, защищая права велосипедистов. Занятие это было неблагодарным. «Мне казалось, что я пытаюсь проломить головой толстую бетонную стену», — говорит он. Через восемь лет такой активистской деятельности он начал презирать сам себя: озлобленного, недоверчивого пессимиста, который мог похвастать лишь очень немногими победами.

«Тогда мы с друзьями приняли сознательное решение говорить „да“ вместо „нет“ и делать что-то конструктивное вместо деструктивного», — объясняет Каэватс. Он начал создавать общественную организацию («не цифровую, а аналоговую») и пошёл в архитектурную школу, надеясь добиться перемен на уровне городского планирования. Этим он занимался десять лет. Потом решил, что архитектура — тоже слишком медленный и нелёгкий путь.

Чем больше он читал о цифровых проектах Эстонии, тем больше воодушевлялся. И в конечном итоге решился на то, что показалось единственным выходом: присоединился к своему бывшему врагу, эстонскому правительству.

Каэватса очень раздражает, что многие люди с Запада относятся к его стране как просто к безопасной гавани для развития технологий. По его мнению, они упускают главное. «Энтузиазм и оптимизм по отношению к технологиям — сами по себе ценность. А все эти технические новинки, о которых я рассказываю… Это дело второе», — жалуется он. Каэватс взмахивает рукой, рассеивая пепел: «Всё дело в образе мыслей. В культуре. В отношениях между людьми и в том, на что они нас вдохновляют».

Покачивающиеся на волнах чайки закричали. Я спросил, что Каэватс думает после знакомства с ситуацией в США. Он ответил мне две вещи. Во-первых, технический хаос. Архитектура данных слишком централизована. Граждане не контролируют собственную информацию; вместо этого ей торгуют брокеры. Простейшая безопасность организована плохо. «Например, я могу любому сообщить свой ID, мне просто плевать. А у вас номер социального страхования — это такой страшный секрет, — смеётся Каэватс, — это же ужасно!». По его словам, США руководствуются устаревшими понятиями о защите и безопасности, что в результате приводит к росту недоверия со стороны общества. «Вся эта история со Сноуденом и прочим нанесла серьёзный ущерб. Но она подтвердила и обоснованность тех страхов, которые испытывает общество».

«И чтобы вновь завоевать его доверие, придётся потратить много времени, — продолжает он, — кроме того, у политического руководства в голове тоже должен быть какой-то план. Политика должна быть направлена на что-то, а не быть чем-то отдельным. И политикам придётся действительно испытывать это всё на себе, потому что в современном мире всё рано или поздно становится достоянием общественности».

Мы смотрели на залитое солнцем море. Был уже почти полдень, и утренние тени съежились до небольших островков у наших ног. Какое-то время Каэватс изучал собственные туфли, потом сощурил глаза и поднёс сигарету к улыбающимся губам. «Нужно всегда быть самим собой», — сказал он.

Оригинал материала на сайте The New Yorker