Россия и Пруссия, враги или партнеры? Часть IX

Ранее: часть VIII

Как мы уже говорили, придя к власти, Николай планировал сосредоточиться на внутренних делах Империи, но проблема была в том, что скрытые конфликты назревали и в ней самой, а кроме того, нужно было как-то соединить отдельные анклавы государства с большой землей. Та же Кавказская война началась в 1801 году с присоединения к России Грузии. Получилось, что сухопутной дороги до Тифлиса от Кубани нет, а местность эта населена своего рода «индейцами», ничего не производящими за редким исключением и живущими набеговой экономикой. Те, кто читал наш цикл о Техасе, помнят — техасские переселенцы проводили карательные рейды против индейцев и вытесняли их с территории не потому, что они их сильно ненавидели. Индейцы просто начали грабить и убивать первых поселенцев, полагая белокожих досадной помехой между ними и кучей товаров. Примерно та же самая проблема возникла и на Кавказе. Кроме того, горские народы практиковали угон людей в рабство и их последующую продажу на невольничьих рынках Турции и Персии, что Россию совершенно не устраивало. Отсюда и такая жесткая реакция. Тот же генерал Ермолов, став российским наместником, посчитал, что только военный контроль за северокавказскими территориями мог дать возможность свободно развивать взаимоотношения с Закавказьем, без которых Российская Империя к тому времени уже не могла себя мыслить. Характерно, что в тот период официальная пропаганда не стесняясь называла «героев» горских набегов в официальных донесениях «мерзавцами», а уничтожение бунтующих селений вместе с населением, предположительно замешанным в подготовке набегов, полагалось естественным и полезным.

Кроме того, не стоит забывать, что после Наполеоновских войн настал период длительного мира, и дворянам, служащим в армии, отличиться было негде. Кавказ в этом плане был, наверное, единственным решением для быстрого карьерного роста. Так что армейскому офицерству как воздух была нужна такая незатихающая колониальная замятня, какой и являлась Кавказская война.

Несмотря на то, что горские конфедерации (в точном соответствии с североамериканскими индейцами) еще не успели оформиться в государства, а только в союзы племен, они тоже вели свою политику, иногда делая очень неординарные политические ходы, призванные расколоть русское общество на Кавказе. Так, имам Шамиль разрешил русским раскольникам, бежавшим в горы, свободно отправлять богослужения, возводить часовни, поддерживать разбросанные храмы, не требуя за эти права ни податей, ни повинностей. За их притеснения Шамиль строго наказывал виновных, а когда положение аула Ведено, в окрестностях которого находилось несколько старообрядческих скитов, стало ненадежным, он для обеспечения безопасности перевел их в Дагестан.

Согласитесь, весьма неожиданное политическое решение.

С другой стороны, русские тоже действовали в этом направлении, и немалая часть коренного населения придерживалась ориентации России. В составе русской армии действовали целые подразделения, сформированные на добровольной основе из представителей кавказских народов. Ими командовали местные уроженцы.

Для многих покажется необычным, но офицерский корпус кавказской армии более чем наполовину состоял из представителей местных народов. В период с 1804 по 1854 год из представителей горских народов были сформированы мелкие иррегулярные части, такие как милиция аварская, акушинская, ахалкалакская, ахалцыхская, горско-кавказская, горская, грузинская, гурийская, дагестанская, джаро-лезгинская, имеретинская, ингушская, казикумухская, карабулак-ская, карталинская, мехтулинская, мингрельская, назрановская, осетинская, самурская, сюргинская, тагаурская, тарковская, чеченская и др. С 1844 года кавказцы, проходившие службу в этих подразделениях, начали получать Георгиевские кресты (первый получил «назрановский старшина Мачук Мирзаев за оказанную храбрость в делах против горцев 11 июня 1844 года»). В целом с 1844 по 1864 год только «бесстепенных» крестов для мусульман (с имперским орлом вместо Георгия Победоносца) за отличие на Кавказе было выдано более 750.

Вообще деятельность Николая I на Кавказе была с самого начала направлена на инкорпорацию горских народов в Россию. Так, в 1828 году из «знатнейших кавказских горцев» стал формироваться взвод конвоя Его Императорского Величества, позднее ставший эскадроном. Император Николай I, принимая решение привлечь горские народы на службу в свой конвой, руководствовался главным образом следующими причинами: оказать горцам доверие, поручив им свою охрану, и показать им Россию, столицу, страну, которой они противостоят, — целью же было убедить сопротивлявшихся в том, что Россия не стремится их уничтожить, а желает мирного существования.

Естественно, таким положением дел были недовольны наши южные соседи — Персия и Турция, которые соперничали во влиянии на Кавказ и Закавказье. Кроме того, обе эти мусульманские державы были для горских народов рынком сбыта рабов, на которых их князья зарабатывали неплохой бакшиш.

Даже в 1830-е годы из региона турки вывозили до 4000 рабов в год. Стоимость раба «на месте» варьировалась от 200 до 800 рублей, а при продаже в Османской империи — уже до 1500 рублей, и иногда даже выше, то есть рентабельность у бизнеса была хорошая — 100% наценки как минимум. Невольников в Турцию продавали сами народы Северного Кавказа, точнее, их знать — черкесы, дагестанцы. Кто, собственно говоря, был рабами? Ну, во-первых, туда определяли пленных, в том числе и русских людей, которых похищали с Кавказской линии. Во-вторых, собственные соплеменники. В-третьих, многие семьи зачинали детей только с одной целью — продавать их и получать с этого гарантированный доход. Например, адыгские папы очень радовались, когда у их жен рождались девочки, которые ценились гораздо дороже мальчиков. Их с удовольствием покупала татарская и турецкая знать для своих гаремов.

Русско-немецкий историк Альвин Андреевич Каспари писал прямо: «Когда-то Абхазия славилась своими красавицами… и турки, скупая горских красавиц, до последних дней предпочитали им только гуриек».

Ему вторит написавший на век раньше французский путешественник и писатель Шарль де Пейсонель:

В зависимости от того, к какой национальности принадлежат порабощенные, назначается и их цена. Черкесские невольники привлекают покупателей в первую очередь. Женщин этой крови охотно приобретают в наложницы татарские князья и сам турецкий султан. Есть еще рабы грузинские, калмыцкие и абхазские. Те, кто из Черкесии и Абазы, считаются мусульманами, и людям христианского вероисповедания запрещено их покупать.

В общем-то, понятно, что адыгское общество на тот момент делилось ровно на две категории — субъекты, которые живут на грабеже и продаже рабов, ну и объекты, которых продают и грабят. Понятно, что вторая часть была рада приходу русских, тогда как первая считала Россию «гнусным колонизатором», попирающим основы таких выгодных ранее торговли и бизнеса.

Примерно по тем же самым причинам было просто запрограммировано русское продвижение вперед и в Средней Азии — ну не может набеговая экономика мирно сосуществовать рядом с земледельческой.

Однако Кавказом и Средней Азией проблемы России совершенно не ограничивались. Второй главной проблемой по степени значимости, наверное, стала Польша. Надо сказать, что Екатерина II при третьем разделе Польши умнейше отказалась от чисто польских земель, забрав себе только те территории, которые потом были разделены на Курляндскую, Гродненскую и Виленскую губернии. Изначально Екатерина хотела ассимилировать в Российскую Империю именно дворянство, однако польская верхушка отказывалась от такого объединения во всех его формах, считая Россию настоящим демоном из ада, олицетворением самого черного зла. Это была очень большая ошибка, ведь под эту ассимиляцию бывшим польским землям сохранили даже их исконные привилегии. Говорят, Екатерина, разозленная таким поведением шляхты, готовила масштабные реформы, чтобы лишить поляков земли и отдать ее русским, литовским и белорусским помещикам, но смерть помешала ей начать эти преобразования. В результате польская шляхта за редчайшими исключениями не шла на государственную службу в России, жила в праздности и муках реванша.

Дополнительных сложностей добавил и Александр I, присоединив к себе Варшаву с окрестностями и образовав Царство Польское. Вообще, иногда складывается такое ощущение, что Александр хотел реализовать в Польше все то, что не смог реализовать в России. Тут и конституция, и собственно польские войска (которые могли не участвовать в войнах, которые вела Россия), тут и отмена крепостного права, и суд присяжных. Казалось, поляки катаются как сыр в масле. Напомню, что все эти привилегии давали тем, кто в Наполеоновские войны сражался против русских. В 1818 году у Александра вообще созрел безумный план — присоединить к Царству Польскому Виленскую и Гродненскую губернии. Кстати, именно эти мысли впервые и породили у декабристов желание убить государя.

Так вот, поляки в 1830 году, имея полную автономию от центра, свое правительство, армию и лишь номинальный сюзеренитет русского царя, просто… восстали. Первым документом, принятым мятежным правительством, был… акт о низложении Николая I и о запрете вообще кому-либо из династии Романовых занимать польский престол.

Восстание было жестоко подавлено, и русское правительство поняло, что нужно делать. Первым делом Николай запретил избрание в местные сеймы и сеймики тем депутатам, у которых за плечами нет 10 лет государственной службы. Тем самым польских дворян заставили служить России. Указом от 23 января 1837 года было решено открыть доступ в министерства и высшие административные учреждения лишь тем из поляков, кто в течение пяти лет служил во внутренних губерниях Российской Империи. Еще большую ненависть у польских панов вызвало постановление Комитета западных губерний, что на получение должностей в административных органах и офицерских званий в армии могут претендовать только те польские дворяне, чье происхождение подтверждено Герольдией. Как известно, в Польше дворянство раздавалось кому угодно, и получилось, что заведомое большинство польско-литовских «якобы дворян» поражалось в правах. Кроме того, Николай решил поймать поляков на удочку знания законов, чьими свирепыми поборниками они выступали. Дворянин? Значит, должен служить. Натурально, «не служил — не дворянин». Киевский же гражданский губернатор И. И. Фундуклей объяснял, что нежелание польского дворянства служить на государственной службе имеет исторические причины. Богатые люди любили армию времен независимой Речи Посполитой, потому что от них не требовалось там служить; армия лишь тешила их самолюбие, а в российской армии их отталкивали требуемые дисциплина и верность престолу. Эти слова прекрасны на самом деле! Действительно, в российской армии за измену и переход на сторону противника обычно карают, ну кто бы мог подумать?

Вообще же самый лучший вариант решения «польского вопроса» предложил фельдмаршал Паскевич после подавления восстания 1830–1831 годов. Он советовал императору… обменять Польшу на Галицию и Буковину. Обосновывал он эту идею тем, что у немцев поляков ассимилировать получается гораздо лучше, а взамен враждебной и совершенно ненужной территории мы получим край, населенный русскими людьми, благожелательно к нам настроенными. Но план этот остался лишь на бумаге.

Альтернативным планом могла стать русификация Польши по прусскому образцу. Фридрих Великий, приобретя Силезию, запретил там польские школы, делопроизводство велось на немецком языке, весь государственный аппарат был прусским, польская шляхта принуждалась к продаже своих поместий по низким фиксированным ценам государству. Так же поступали и последующие прусские короли. И когда Польши уже не осталось, бежали эти обезземеленные паны в… Россию. Строя планы «Великой Польши» уже на приобретенных русскими землях. Потому как на прусских — не забалуешь, там вся администрация немецкая. Результат: в Познани на 1815 год польское население составляло 73%, в 1832 году — 60%, а в 1848 году — 45%.

Фридрих Вильгельм после 1815 года продолжил германизацию на бывших польских землях. Польский язык был запрещен, учителя в школах были исключительно немцами, в местных органах самоуправления места получало исключительно немецкое меньшинство. Когда в 1824 году делегация поляков из Познани обратилась к прусскому королю с петицией, что, мол, вы же на Венском конгрессе обещали соблюдать права поляков, король даже не ответил на это прошение, обходя польский вопрос презрительным молчанием.

Правда, с 1825 года началась постепенная инкорпорация поляков в государственные дела, однако после Польского восстания в России 1830–1831 годов она была резко свернута. В польских провинциях пруссаки разместили 80-тысячную армию, предложили помощь русским, помогали и разведданными, и продовольствием, и обмундированием. Согласно программе Карла Гольдмана, поляки были изгнаны из всех прусских органов самоуправления, судов, церквей и т. д. Права дали даже евреям, дабы поляков загнобить, заставить забыть про свою незалежность и прижать к ногтю. Отделы польского языка были открыты в университетах Берлина и Бреславля, но… там польскому языку учились немцы, чтобы потом управлять в польских землях.

Самым интересным был австрийский подход. Он вполне описывался словами императора Австрии Франца II: «Любой польский патриот — предатель, если он не патриот (австрийского) императора». В Галиции и Буковине польский язык был признан региональным, территории наделены возможностью самоуправления, но без каких-либо сомнений и колебаний конфисковались земли у тех панов, которые не инкорпорировались в австрийскую империю и состояли в польских патриотических обществах. Их опять же выдавливали в Россию, пользуясь максимой «не хочешь воевать с врагом — найди ему другого врага».

Как видим, колоссальная разница в подходах. Российский путь был в инкорпорации элиты и сохранении поляков как народа, прусский путь — это путь колонизации, где аборигены поражены в правах и не имеют не то что конституции или самоуправления, но даже и гражданских прав. Недаром Фридрих Великий называл поляков «индейцами», а немецкий просветитель Гумбольд — «чем-то средним между собакой и человеком». Австрийский же путь — автономия на основе лояльности.

Но вернемся к экскурсу. Вышеназванным проблемы на границах России не ограничивались. После продвижения на восток оказалось, что русские колонии в Америке, а также Камчатка и Чукотка просто оторваны от давно обжитых русских областей. Дело даже не в администрации, а в продовольственной и товарной безопасности региона. Покупка того же Форт Росса — это не прихоть и не блажь, а попытка создать колонию, которая будет поставлять в Русскую Америку пшеницу и рожь. Делу мог бы помочь Амур, но согласно Нерчинскому договору русские владения заканчивались на Аргуни, и далее все течение Амура было китайским.

Отдельно стоит упомянуть проблему Турции. Николай I считал ее «больным человеком Европы», однако был совершенно против ее распада. Логика в этом была — лучше пусть у нас на границе будет слабый противник, чем куча независимых государств, которые безусловно будут брать в союзники западные державы, чтобы набивать себе ценность, играя на наших противоречиях с Англией, Австрией и Францией. Надо сказать, что эта стратегия против Турции действовала вполне успешно и дала сбой лишь с началом Крымской войны.

Ну и еще одна проблема. Николаевское время — это начало той самой Большой игры, воспетой Киплингом. Надо сказать, что сфера британских интересов в той части Центральной Азии определялась вполне четко — бассейном реки Инд, в которую с востока впадают реки Кабул (имеет истоки недалеко от Кабула), Кундар, Гумаль, и т. д. После русско-персидской войны Иран по сути стал вассалом России, расстояние между Гератом и Кабулом составляло 800 км, и две империи остановились в опасной близости друг от друга. Пальмерстон высказался в 1835 году по этому поводу четко: «Здесь мы, так же, как и везде, остановились, рыча друг на друга, ненавидя друг друга, но совершенно не желая войны».

Резюмируя столь краткий обзор, можно сказать, что перед Россией в начале царствования Николая I стояло множество проблем, которые настоятельно требовали решения. И царь по мере сил старался их решать.

В 1826 году Персия напала на кавказские владения Российской Империи, изначально без проблем захватила территории Карабахского и Талышского ханств, однако в 1827 году в серии сражений персидская армия была полностью разгромлена, и по Туркманчайскому договору стала «ручным зверьком русского царя» (Пальмерстон). России отошли Восточная Армения, Эриванское и Нахичеванское княжества.

Практически без какого-либо перерыва началась новая русско-турецкая война, и, опять-таки, не Россия напала на Турцию, а Турция на Россию, оправдывая это тем (и это правда), что русские засылали в славянские владения Османской империи своих агентов влияния и будоражили сербов, греков, болгар и румын призывами к началу национально-освободительной борьбы с турками. В результате в 1829 году русская армия Дибича-Забалканского оказалась в 78 км от Константинополя, и Турция была вынуждена пойти на мир. Согласно Адрианопольскому договору, Турция признала русские владения в Грузии, отдала России дельту Дуная, а также предоставила Сербии автономию.

В 1830 году произошло Польское восстание, о котором мы уже говорили. В результате в 1832 году конституция Царства Польского отменена, Польша объявлена неотделимой частью России, такой же, как и любые другие области, без каких-либо привилегий. Единственно, в чем уступили — на территории Царства Польского был объявлен примат католической религии. Гарантировалось равенство всех жителей царства Польского перед законом «без всякого различия состояний или званий», личная свобода, свобода передвижения, право частной собственности. Чтобы противостоять польской пропаганде на белорусских и украинских землях, в 1833 году в Киеве был основан Императорский университет Святого Владимира (ныне Киевский национальный университет имени Т. Г. Шевченко).

В 1831 году египетская армия, поддержанная египетским флотом (все это было создано с большой помощью французов и на французские деньги), вторглась на Ближний Восток и фактически без проблем захватила Сирию. В 1833 году правительством Николая I было принято решение оказать помощь Турции, 4 линкора, 3 фрегата, корвет и бриг под командованием контр-адмирала Лазарева вскоре встали на якорь в пригороде Стамбула. Из-за лютовавшей тогда эпидемии чумы весь отряд был расположен не в Стамбуле, а на азиатском берегу, у Султанской пристани.

В начале марта 1833 года египетская армия начала новое наступление, нанося ощутимый урон турецким войскам. Султан, предчувствуя поражение, уже сам обратился к России с просьбой оставить эскадру Лазарева и прислать подкрепление. В тот же месяц в Турцию прибыли еще две эскадры под командованием контр-адмиралов М. Н. Кумани и И. О. Стожевского с десантом. После чего в турецких водах были сосредоточены значительные силы: 10 линейных кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета, 1 бриг, 2 бомбардирских судна и 2 парохода (всего 1250 орудий) и до 11 тысяч человек сухопутных войск.

24 апреля 1833 года с помощью французов и англичан Турция и Египет заключили мир, а 26 июня Турция и Россия подписали Ункяр-Искелесийский договор, согласно которому обе державы вступали в оборонительный союз сроком на 8 лет с обязательством взаимной военной защиты. Россия гарантировала неприкосновенность территории Турции и обязывалась предоставить ей в случае надобности морские и сухопутные силы для ее защиты, а Турция обещала закрыть для военных судов всех иностранных государств доступ в Дарданельский пролив. Этим обеспечивалась безопасность южных границ Российской Империи.

Эпопея с Египтом (проводником французского влияния в Малой Азии) продолжилась в 1838 году, когда 25 мая правитель Египта Мухаммед Али объявил, что хочет выйти из-под сюзеренитета Османской империи.

Турция послала войска в Сирию (кстати, военным советником главнокомандующего османскими войсками Хафиза Османа-паши был никому тогда еще не известный немецкий офицер фон Мольтке), где в битве при Низипе они были наголову разгромлены египтянами. Османский же флот почти в полном составе перешел на сторону Египта. Начался очередной восточный кризис.

Часть западных держав (Англия, Россия, Пруссия и Австрия) поддержали турецкого султана, тогда как Франция послала эскадру контр-адмирала Жульена Лалланда на помощь Мухаммеду Али. После череды поражений египтян 27 ноября 1840 года англичане и русские подписали конвенцию с Мухаммедом Али, согласно которой он отказывался от своих претензий на Крит и Ближний Восток, передавал Турции ее флот, сокращал свои морские и сухопутные силы, и признавал вассалитет султана. Взамен он оставлял себе власть над Египтом и Суданом.

Как мы видим, Николай войн не начинал, и если и расширял границы Российской Империи — ну так нечего на Россию нападать было. Более того, в 1829 и 1833 годах Россия продемонстрировала вполне зримо, что у нее нет агрессивных намерений по поводу Турции, ведь при желании Николай вполне мог воспользоваться трудностями страны-соседа и отжать себе район Проливов, однако, наоборот, помог Османской империи.

То есть политика Николая — это сохранение существующего положения дел в Европе и Азии, а также борьба против гегемонистских устремлений Франции (вот когда выплыла ошибка Венского конгресса и Священного Союза!). В этой внешнеполитической борьбе царь своим настоящим союзником видел Англию, которая явно не хотела нового противостояния с французами и наряду с Россией была гарантом спокойствия в Европе. Но, как оказалось позже, Николай I в этой оценке Англии ошибся. Впрочем, обо всем по порядку, и начнем мы с череды революций 1848–1849 годов, которые и для России, и для Пруссии во многом стали поворотными точками.

Но сначала немного английского взгляда. Дело в том, что Британия к 1820-м годам стала лидером технического и промышленного развития. Первоначально она занялась насыщением произведенными товарами своего внутреннего рынка, потом — колоний, ну а дальше… По идее, должна была начаться торговая экспансия в страны Европы. Но вот беда — европейцы тоже старались развить свою промышленность, и для этого вводили протекционистские тарифы, призванные защитить собственную индустрию от британского производителя. А это грозило для Англии вылиться в кризис перепроизводства.

Выход был найден простой и циничный.

Экспорт революций. Свергается старая власть, новая провозглашает свою приверженность либеральным ценностям и свободному рынку, и — вуаля! — тарифы и пошлины отменяются, а британские товары широким потоком обрушиваются на новый рынок. Даже если революция не удается — это в любом случае спад промышленного развития, траты на предотвращение социальной напряженности, армию и т. д., то есть потенциальное ослабление конкурента.

Изначально схема была опробована в Южной и Центральной Америке. В результате те же Бразилия, Аргентина, Колумбия, Чили, и т. д. стали поставлять в Англию свое сырье (серебро, хлопок, сахар и т. п.) в обмен на британские промышленные товары. Вовсю развернулись и Лондонские финансисты. Вот пример Мексиканского займа. В 1824 году мексиканскому правительству Лондонской торговой биржей было выдано два займа по 3 миллиона фунтов каждый.

Как же распределялись деньги? Прежде всего, из 6 миллионов фунтов было удержано 3 миллиона фунтов в качестве оплаты процентов за первые 5 лет. Из оставшихся 3 миллионов фунтов 1.5 миллиона было потрачено на закупку Мексикой вооружения, ей продали ружья, пушки, снарядные ящики, оставшиеся после битвы при Ватерлоо, причем часть была некондиция. Еще 700 тысяч из этих денег было передано британскому поверенному в Мексике Уорду. Часть этих денег он потратил на свою любовницу, графиню Регла. И лишь 800 тысяч дошло до Мексики.

При этом Мексика осталась должна к возврату после всех этих комбинаций… 6 миллионов фунтов.

Добыча серебра в Мексике в 1830–1860-е колебалась от 1100 до 1400 тонн серебра в год (на сумму от 34 до 48 миллионов долларов в год), а доля мексиканского серебра на рынке в этот же период возросла с 73 до 84 процентов. Также не стоит забывать и прекрасный городишко Тлальпухауа, чьи шахты с 1769 года давали примерно по 5 тонн золота в год.

При этом с 1825 года почти все шахты (а соответственно и львиная доля добытого) принадлежали английским компаниям, делавшим целевые вложения именно в горнорудную индустрию Мексики. Ну а в 1850-е на мексиканские шахты пришли Ротшильды, которые, как известно, внакладе не оставались никогда.

Согласитесь, выгодный бизнес. Более того, отжать ценные активы, и в то же время сбыть старье с крутой наценкой, некондицию по цене драгоценностей — это же верх мошенничества! Нынешним экономистам следует запомнить, записать, втемяшить себе на лбу — если вас призывают к «свободному рынку», значит, вам хотят впарить старье или некондицию по слоновьей цене, отжав у вас то, что реально чего-то стоит, и всё. Nothing personal, just business.

Но, как все понимают, покупательская способность населения в бывших испанских колониях не ахти, там в основном бедняки живут. И примерно с 1830-х годов в голову приходит мысль — а почему бы нечто подобное не провернуть и в Европе? Собственно, все эти Демократические Комитеты, Мадзини, Кошуты, Легранжи, Ледрю-Ролены, и т. д. были нужны не ради продвижения идеалов «свободы, равенства, братства» в массы, а ради продвижения британских товаров на рынке Европы.

Естественно, это только одна часть проблемы. Это катализатор, и пока в стране ситуация в обществе нормальная, он не действует. Чтобы революционеры превратились из кучки маргиналов в реальную силу, в локомотив, который возглавит и поведет, нужна долгая и нудная работа той самой власти, которую эти революционеры пытаются свергать.

В стране, где нет основы для социальных потрясений, где нет самих потрясений, никакие революции в принципе невозможны, и любой революционер воспринимается как балаганный шут и ошибка природы.

А вот когда власть медленно и методично сама подводит народ к идее бунта, сама совершает все мыслимые и немыслимые ошибки, сама закрывает социальные лифты — балаганные шуты и ошибки природы неожиданно становятся провидцами и их выступлениям рукоплещут толпы народу.

У той же Июльской революции 1830 года во Франции, помимо собственно «английского следа», к причинам можно отнести голодные годы с 1828 по 1830-й, попытки Бурбонов установить абсолютную монархию в уже по сути капиталистической стране, попытки отринуть буржуазию от власти и недооценку роли армии. Тем не менее главные выгодоприобретатели июля 1830 года — это Жак Лаффит (представитель банкирского дома Лаффит, связанный с британскими Ротшильдами), Луи-Адольф Тьер (сторонник внешнеполитического союза с Англией) и Франсуа Пьер Гийом Гизо (прочно связанный с английским олигархатом, отмечен премией королевы Виктории за вклад в дело мира между Англией и Францией). Странно, не правда ли? Как результат — Англия на какое-то время обеспечила себе политическую поддержку Франции.

Итак, «Весна народов», «Весна наций» или «Год революций», 1848-й. Началось все на два года раньше, с Великопольского восстания 1846 года. Тогда польские патриоты (что они из себя представляли, мы уже писали выше) задумали поднять мятеж сразу в русской, прусской и австрийской частях Польши, восстание должен был возглавить Людвиг Мерославский, эмигрант из Парижа, когда-то сражавшийся под знаменами Наполеона. Однако в России и Пруссии восстание было подавлено очень быстро, более того (чуть выше мы писали о прусской политике в отношении поляков), почти никто это восстание не поддержал, а 245 активистов были просто расстреляны.

Польское восстание в Галиции, может быть, и имело бы шансы на успех, однако тамошние русины, которые между Австрией и польскими панами выбрали Австрию, начали такую резню всего пшекающего и картавящего, что поляки в ужасе бежали в Пруссию и Россию, лишь бы не попасть на вилы к галицийским крестьянам. У Кракова же польское ополчение разгромили австрийские войска Бенедека в битве при Гдове, и там уже польские крестьяне оторвались над польскими дворянами. Проблема была как раз в том, что австрийское правительство до поры до времени в дела польских автономий не лезло, и там все законсервировалось на периоде 1790-х, с настоящим крепостным правом, с барщиной 6 дней в неделю, и т. д. Галицийская резня обошлась польским патриотам в тысячу зверски растерзанных дворян и 5 тыс. сожженных усадеб, а также в полную отмену крепостного права.

Ну а в 1848 году полыхнуло сразу в нескольких странах. Январь 1848 года — восстание в Королевстве Обеих Сицилий и Ломбардии, 9 февраля — восстание в Баварии, 22 февраля — Французская революция, 13 марта — восстание в Вене, 15 марта — Венгерская революция, 18 марта — волнения в Пруссии, 19 марта — польское восстание в прусской Познани, 31 марта — революция в Бадене, апрель — революция в Молдавии и Валахии, 3 мая — восстание в Дрездене, 9 мая — восстания в нескольких городах Рейнской Пруссии, 18 мая — революция во Франкфурте, в 1849-м — революция в Пфальце.

Если посмотреть географию, то революционным движением оказались охвачены все страны-члены Священного Союза (кроме России) и… Франция. Это привело русское правительство в тупик. Как мы уже говорили выше, союзником, заинтересованным в сохранении стабильности в Европе, воспринималась Англия. Революции оказывались с российской точки зрения выгодны Франции, как расшатывающие основы Священного Союза, тем более что куча революционеров прибыла как раз оттуда. Но… во Франции ведь тоже революция. Они что, для отвода глаз решили и у себя мятеж поднять?

В общем, это как-то совершенно не укладывалось в логику событий, и Николай I начал стягивать войска к границам для обороны, подозревая войну «всех против всех» и последующий поход «дву- на десять языков» на Россию. Конечно же, можно считать Николая I ретроградом, не дающим пути прогрессу и душителем либерализма, но давайте представим: вот вы, уважаемый читатель, российский царь. И вам попадает в руки листовка, распространяемая в Пруссии, такого содержания:

РУССКИЕ ПРИШЛИ! СМЕРТЬ РУССКИМ!!

Так они действительно уже здесь? Так где же? Теперь через хорошую подзорную трубу можно видеть, как они свирепствуют и опустошают в Силезии и в Восточной Пруссии. Во всяком случае, через ночь они могли быть уже здесь, реальные живые русские. Со времен освободительных войн их все еще принимают за наших друзей. Спросите своих отцов, дядей, теток, бабушек и т. д., как они замечательно используют статус «наших друзей», чтобы красть, разбойничать, мародерствовать и охотиться на них. Помните еще казаков на их маленьких лошадках с большими седлами? Помните, как они обвешивались кастрюлями, чайниками, сковородками, золотыми и серебряными столовыми приборами, связанной в узлы одеждой и т. п.? Все это, скорее всего, было украдено. Они брали у женщин нижние юбки, разрезали их надвое, сшивали обе части и надевали это как брюки. Повсюду, откуда они уходили, оставляли после себя разрушение, зловоние и паразитов. И эти казаки, башкиры, татары и т. п. вновь горят желанием ограбить Германию, уничтожить нашу едва появившуюся свободу, нашу культуру, наше благополучие, опустошить наши поля и луга, убить наших братьев, опозорить наших матерей и сестер, а с помощью кнута и тайной полиции уничтожить любое проявление свободы, человечности и честности.

Откуда мы это знаем? Не призрачен ли этот страх? О да, тысячи среди нас страх перед вторжением русских рассматривают как пустую болтовню. Но это именно те, которые открыто и тайно проповедуют, что нет реакции, нет могущественных союзов и заговоров против нашей свободы. Так почему же эти люди так нагло извращают факты? Ну да, может быть, потому, что полагают, что Россия оплачивает своих шпионов и эмиссаров лучше, чем Германия своих патриотов? Россия платит своим шпионам частично нашими собственными деньгами, и она долгие годы наблюдала и управляла тронами европейских монархов с помощью их же собственной дипломатии и золота.

Таким образом господствовала русская политика: ложь, в течение десятков лет одурачивание всех народов Европы до тех пор, пока с нынешнего года они не начали освобождаться и свергать русское господство в правительстве и администрации, потому что грабеж и порабощение не должны больше продолжаться.

А вот сообщение из Кельна, перехваченное III Отделением:

Все азиатские деспоты были очень раздражены событиями в Западной Европе. Россия — душа всех, и уже два месяца как заключен союз между Николаем Российским и султаном для подавления свободы и завоевания Германии и Франции.

Расположенные на границе Персии турецкие войска уже получили приказ о выступлении, они там уже не нужны, поэтому Россия также заполучила и Персию для участия в этом замысле. Все мусульмане вооружились, Россия — в боевой готовности. И поддерживает турок добрым советом, деньгами и своим влиянием на сербов, которые и без того все принадлежат к православной церкви.

То, что я сказал, — это факт, который уже никак нельзя изменить.

Теперь следует выяснить, насколько они способны свой план осуществить.

От 700 до 800 тысяч врагов будут скоро готовы к вторжению в Германию с Востока и, если они вступят в Германию, то смогут завоевать ее территории до Рейна. Они покорят и разорят раздробленную Германию несмотря на помощь французов.

Невооруженная Германия непременно будет частично повержена.

И вот теперь, на месте царя Николая, получив не одно такое воззвание, вы бы стали поддерживать в Европе революционные силы? Вы бы действительно умыли бы руки, отказывая в помощи дружественным доселе государствам в подавлении революции?

Естественно, реакция России на этот «парад революций» была резко негативной. И если Австрии действительно понадобилась российская помощь, то Пруссия вполне справилась сама.

Как мы уже говорили, в Пруссии в 1830-е была сильно развита текстильная промышленность. В 1844-46 годах из-за неурожая зерновых качество жизни резко снизилось. Надежда была на картофель, но его поразил фитофтороз. Прусский бундестаг направил Фридриху Вильгельму IV рекомендацию запретить экспорт зерна из Пруссии и запретить выделку водки из пшеницы. Поскольку экспорт алкоголя и зерновых составлял довольно большую часть прусского экспорта, король сделать это отказался. В середине апреля 1847 года стоимость килограмма картофеля увеличилась с 1.8 до 5 геллеров, а это была дневная зарплата чернорабочего. Попытка организовать бесплатное питание для нуждающихся провалилась — питание расхищали и продавали на черном рынке. Королю удалось снизить волнения, только введя полицейский контроль и подключив армию — все рынки теперь проверялись армейскими командами, теневые склады и магазины описывались полицией, их содержимое конфисковалось, и уже к маю цена килограмма картофеля упала до 2.5 геллеров.

Голод 1846–1847 годов привел к снижению покупательской способности населения в 1848-м. Это же ударило и по доходам текстильной промышленности Пруссии, ориентированной на внутренний рынок. Естественно, что таким подарком сполна воспользовались английские текстильные короли, которые выпускали ткани по более низким ценам. Теперь они начали экспансию на германский рынок.

Таким образом, угроза голода, обеднение населения, падение прибыли у буржуазии, а с другой стороны — закручивание гаек королем, создали революционную ситуацию.

6 марта 1848 года начались беспорядки в Берлине, в парке Тигргартен начали собираться студенты с просьбами обратиться с петицией к Фридриху Вильгельму, а также зачитывали новости из революционного Парижа. Еще за день до этого Фридрих Вильгельм IV, чувствуя неладное, согласился принять оппозицию и рассмотреть варианты выхода из кризиса, а 8 марта заявил, что цензура в газетах будет ослаблена. 14 марта был подписан указ о созыве 27 апреля 1848 года Второго Всепрусского Ландтага.

Но сначала 7 марта протестующие выдвинули 9 пунктов королю и правительству.

1. Свобода прессы.

2. Свобода слова.

3. Немедленная и полная амнистия всех политических преступников, и уже осужденных, и подвергаемых преследованию.

4. Свобода собраний.

5. Политические права всем независимо от религиозных убеждений и размера имущества.

6. Независимый суд и независимая судебная система.

7. Сокращение армии в пользу ландвера, причем в ландвере командиры должны выбираться солдатами.

8. Создание общенемецкого парламента.

9. Скорейший созыв ландтага.

Естественно, эти пункты частью были совершенно справедливы, а частью были полностью популистскими. Например, пункт 7 приводил к полной демилитаризации армии и к утере ей боеспособности. Пункт 3 ввергал общество во всеобщую анархию. Пункт 5 в лоскутной Пруссии просто приводил к «войне всех против всех» внутри государства.

Естественно, что Фридрих Вильгельм IV отказался подписать эти пункты. В Берлин ввели армию. 16 марта пришли известия о революции в Вене. Уже к вечеру город покрылся баррикадами, и в столице Пруссии начался бунт.

В этой ситуации король сделал поистине умный шаг — он просто оцепил войсками восставшие районы и улицы, локализовав мятеж, но войскам было приказано воздерживаться от атак. Фридрих Вильгельм рассудил просто — людям надо дать прокричаться, и часть из них потом просто разойдутся по домам. Далее король обратился к горожанам — хотят ли они боев в центре города? Если нет — то, наверное, стоит создать отряды самообороны, дабы мятежники не начали просто грабить дома честных берлинцев.

Одновременно с этим король сам объявил, что является приверженцем демократических реформ, и сейчас рассматривает варианты их воплощения в жизнь. Срок созыва Второго Ландтага был перенесен с 27 на 2 апреля 1848 года, по городу 18 марта были разбросаны листовки, сообщавшие об этом.

Соответственно 18 марта на баррикадах осталась примерно треть от тех, кто вышел на улицы 16 марта. Одновременно с этим Фридрих Вильгельм сменил начальника берлинского гарнизона Эрнста фон Пфуэля на более решительного Приттвица, приказав последнему блокировать район баррикад и держать открытой дорогу на Потсдам. Среди толпы берлинские шпионы раздавали листовки следующего содержания: «Король за свободу прессы. Король за созыв ландтага. Король за расширение свобод во всех немецких землях. Король за всю германскую нацию и отмену внутренних таможенных ограничений. Король за то, чтобы Пруссия возглавила объединение Германии». Это был второй умный ход, который увеличил прогосударственный настрой населения.

Тем не менее радикалы на Дворцовой площади решили начать военные действия. Выбора особо у них уже не было, ряды восставших редели день ото дня, и каждый новый день грозил революцию просто закончить — из-за неявки электората.

Приттвиц потребовал очистить площадь и разойтись, ждать созыва Ландтага. Солдатам было запрещено стрелять, но мятежники в некоторых местах открыли огонь в военных, и тем пришлось сделать пару выстрелов в толпу, которую сразу охватила паника. Приттвиц скомандовал ускорить шаг, и защитники баррикад начали разбегаться. Почти без боя была взята баррикада на Дворцовой площади, потом на Фридрихштрассе, далее на Унтер ден Линден и т. д. К 16.00 все было кончено, кроме района Берлинских ворот и Александерплатц, где баррикады достигали высоты третьего этажа.

Очень интересен социальный и возрастной состав протестующих. 50% защитников баррикад составляли подмастерья, то есть, переводя на современный язык, «офисный планктон», менеджмент низшего звена. Примерно 20% — это представители неимущих слоев (чернорабочие, грузчики, уборщики, и т. д.), а оставшиеся — это деклассированные и криминальные элементы. Примерно 40% протестующих имели возраст до 25 лет, и только 15% — свыше 40 лет (в число последних входили профессиональные воры, бандиты, представители городского дна). Женщину задержали только одну, вообще женское представительство на баррикадах было исчезающее мало.

Какое оружие было у восставших в центре города? Огнестрельного оружия почти не было, если только у «застрельщиков». А так — солдат встречали камнями и наскоро сделанными пиками.

В 18.30 начался штурм больших баррикад. На Кенингштрассе по ним были впервые применены пушки, которые стреляли ядрами, но не по людям (правильно, ибо по людям гораздо лучше вести огонь картечью), а по самому основанию, чтобы разрушить баррикады и сделать проход для войск. Здесь уже восставшие сменили тактику — войска обстреливались и закидывались камнями с крыш близлежащих домов и встречались оружейным огнем с самих баррикад. Поэтому войска перед штурмом начали врываться в соседние дома и производить зачистки. Естественно, не обошлось без насилий и грабежей — как со стороны армии, так и со стороны восставших.

Тем не менее показателен тот факт, что горожане под огнем носили солдатам еду и питье, перевязывали раненных в своих домах, показывали обходные улочки.

К вечеру центр Берлина был полностью зачищен, баррикады оставались за Шпрее и в Тигргартене.

19 марта король вышел к народу и обратился с заявлением — он готов остановить кровопролитие, если баррикады будут разобраны и в городе воцарится порядок. Повстанцы, подстегиваемые с тыла вооруженными отрядами горожан, которые приняли сторону короля, согласились прекратить сопротивление.

В результате боев 18 марта было убито и ранено до 200 человек, еще 600 мятежников попали в плен. Потери солдат — 50 человек убитыми.

21 марта Фридрих Вильгельм, король, над трусостью которого потешались еще со времен Наполеона, один, без охраны, ездил на коне по улицам Берлина, общался с горожанами, солдатами, даже с деклассированными элементами, и это на корню убило остатки тлеющего недовольства. В этой ситуации он проявил не только личное, но и гражданское мужество.

При этом — что очень важно! — король остался верен своему слову. Был созван Второй Ландтаг, объявлена свобода печати и свобода слова, часть финансовой буржуазии была введена в правительство (банкиры Людольф Камхаузен и Давид Хансеманн), а созванному 2 апреля Ландтагу сам представил проект избирательного закона, тем самым сделав Пруссию конституционной монархией. В то же время прусские депутаты были выбраны также в общегерманское Франкфуртское национальное собрание.

22 марта все жертвы, и со стороны восставших, и со стороны солдат, были торжественно захоронены без различия заслуг и вин. С одной стороны, конечно, многие военные были этим оскорблены, но такой политический шаг на корню убил возможную гражданскую войну.

Естественно, эти действия совершенно не понравились радикалам. И 14 июня 1848 года революционеры попытались совершить налет на Берлинский арсенал, который был отбит с большими потерями со стороны нападавших. Пользуясь тем, что поддержка в обществе у радикалов к тому моменту была уже ниже плинтуса, Фридрих Вильгельм отправил в отставку либеральное правительство, и премьер-министром стал генерал, граф фон Бранденбург, один из лидеров партии консерваторов, в которую входил тогда еще мало кому известный Отто фон Бисмарк фон Шенхаузен. К Бисмарку, так же, как и к вопросу Шлезвиг-Гольштейна и отношениям с Австрией, мы еще вернемся в следующих главах, пока же отметим, что прусский король, с одной стороны, согласился на либерализацию страны, с другой — отдал власть консерваторам, чтобы не потерять возможность управления государством.

Разозленный таким решением прусский парламент объявил правительству налоговый бойкот, и началась череда лет, когда король правил без официального бюджета.

Отдельно стоит сказать и про позицию Пруссии в Крымской войне. Для России эта война началась совершенно неожиданно, ее было очень трудно (если вообще возможно) предсказать. Дело в том, что ни Франция, ни Англия изначально никакой войны не хотели и не планировали. Глупо звучит, но, наверное, самым точным будет ответ: «Так сошлись звезды».

Франция изначально хотела переиграть Россию в Малой Азии, дабы вернуть утерянные после поражения Египта позиции, Наполеон III решился начать большую войну только из-за угрозы очередной революции в Париже. То есть решение французов чисто ситуативное — надо отвлечь общество, разделенное на три партии (легитимисты, республиканцы и орлеанисты; легитимисты были сторонниками возрождения неограниченной монархии, орлеанисты выступали за конституционную монархию, республиканцы, естественно, за республику), от очередного витка гражданских войн, подсунув ему врага внешнего. Россия в эту тему очень хорошо вписалась.

В Англии настроения в обществе тоже были неоднозначны — примерно 50% элиты были за сотрудничество с Россией (в том числе и в вопросе раздела Турции), другие 50% рассматривали русских как конкурента. В результате сложных подковерных интриг верх взяла вторая партия, и войну эту она рассматривала по типу Опиумных войн с Китаем — надо было заставить русских уйти от протекционизма к политике свободной торговли, дабы получить для своих товаров русский рынок сбыта.

Но… была проблема. Дело в том, что вступившие в войну в марте 1854 года Франция и Англия не имели общей границы со своим противником. Нейтральные Австрия с одной стороны и Пруссия с другой ограничили основные европейские театры военных действий Чёрным и Балтийским морями. Природные условия сделали малопригодным для нападения направления со стороны Белого и Баренцева морей, Китай и Средняя Азия не давали ударить по Сибири из Индии. При этом любое передвижение масс войск по территории Европы пугало нейтральные государства, от Швеции до Австрии, а переброска серьезных эскадр на Тихий океан вызывала нешуточное беспокойство тамошних держав — начиная от США и заканчивая Китаем.

Поэтому и возник безумный план морской блокады России со стороны Черного, Балтийского и Белого морей, а также Тихого океана. Для реализации этого замысла не хватило бы никакого Роял Неви, даже вкупе с французским флотом. И это не говоря о том, что англичане очень боялись реакции США на подобные действия, ведь Ванкувер и Канада были очень уязвимы перед возможным американским вторжением.

Понятно, что в такой ситуации позиция Пруссии была для русских очень важна. И в целом можно сказать, что Пруссия сохранила пророссийскую ориентацию.

П. П. Полетика в своей работе «Пруссия и Крымская война» пишет, что на начальной стадии конфликта:

«Самый христианский» в эти годы король в Европе — Фридрих-Вильгельм IV — стоял в восточном вопросе “на христианской точке зрения”, мечтая об изгнании турок из Европы. Войну христианских держав друг с другом из-за мусульман он считал преступлением против христианства, поэтому и хотел поставить христиан в Турции под объединенный протекторат пяти великих держав, что, кстати говоря, усиливало позиции Пруссии на Ближнем Востоке. Готовясь принять участие в борьбе за «святые места», он даже учредил ради этого в 1853 г. протестантское епископство в Иерусалиме».

В течение всей Крымской войны прусский король менял свои решения чуть ли не ежедневно. Николай I говорил незадолго до смерти: «Мой дорогой шурин ложится каждый вечер в кровать как русский и встает каждое утро как англичанин». Может быть, союзникам бы и удалось перетащить Пруссию на свою сторону, но все дело уперлось в… восстановление Польши, о котором так грезили французы и англичане. Ведь примерно треть Прусского королевства составляли именно польские земли, и Фридриху-Вильгельму IV совершенно не улыбалась перспектива отдать их.

Заключенный с Австрией союз более связывал по рукам и ногам именно Вену, а не Берлин, и оба государства совершенно не доверяли друг другу. Берлин рассчитывал, что Австрия рано или поздно вступит в войну, и вот тут-то Пруссия и начнет шантажировать соседа — либо удар в спину, либо раздел сфер влияния в германском мире.

100-тысячный германский контингент по совету Бисмарка был сосредоточен у Лиссы (ныне Лешно), и формально находился недалеко от границ с Россией, от русского Лодзя, однако опасалась его более Австрия, поскольку оттуда шло великолепное шоссе до австрийской Праги.

24 июля 1854 года Германский Союзный сейм принял решение о присоединении Германского союза к австро-прусскому договору от 20 апреля 1854 года, но с капитальной оговоркой, внесенной Бисмарком от имени Пруссии, что войска Германского союза будут использованы лишь для защиты Германии, но не для военных действий за пределами Германии. Поскольку было понятно, что Россия на германские княжества или Пруссию нападать не собирается — фактически это была декларация о нейтралитете.

Более того, в августе-октябре 1854 года Бисмарк даже предложил русскому поверенному в делах при Германском союзе Глинке заключить союз между Пруссией, Францией и Россией, чтобы в случае войны с Австрией «мы могли напасть на нее неожиданно и раньше, чем она в состоянии будет сосредоточить свои войска на наших границах».

Позицию Пруссии в Крымской войне лучше всех раскрыл в 1879 году сам Бисмарк:

В Восточной войне 1854 года Пруссия улеглась, как бдительная собака, у польских ворот, и лишь благодаря этому расколу западным державам пришлось объехать на кораблях целую часть света, чтобы получить точку для нападения на Россию.

В конце 1855 года к Пруссии обратилась Россия с просьбой совместно атаковать Австрию. Проблема была в том, что с подобной просьбой к Пруссии обратилась и… Австрия, думая провести наступление с двух сторон австрийскими и прусскими войсками по польскому выступу. Пруссаки мудрейше отвергли оба предложения и сохранили хорошие отношения с Россией.

Сравнивая же политику Пруссии и России в период 1848–1856 годов, мы можем увидеть одно кардинальное отличие: Пруссия, напуганная революцией, резко развернулась к политике собственного национального интереса, тогда как Россия (в том числе пытаясь предотвратить экспорт революций) проводила политику компромиссную, зачастую собственными интересами поступаясь. Фридриха Вильгельма после восстания в Берлине не интересовало, что там в Париже или в Мюнхене, ему было важно, чтобы выгоду от проводимого курса получила именно Пруссия. Николай I же, пытаясь учесть интересы Англии, Швеции, Турции или Австрии, тем самым довольно часто вредил собственно российским национальным интересам. Отсюда и основная дипломатическая ошибка Крымской войны — царь считал, что страны будут с ним договариваться. Тогда как на первый план после «Весны народов» для большей части государств вышли как раз собственно национальные интересы, национальные выгоды.

Увы, Россия с этой политикой что в XIX, что в XX, что в XXI веке уже хлебнула (и еще хлебнет) много неприятностей.

Далее: часть X