Сегодня нет нужды долго описывать значение Китая в мировой политике и экономике: об успехах Поднебесной не слышал и не читал разве только ленивый. Эта огромная азиатская страна сумела найти свою модель развития и за какие-то пару десятков лет превратилась из голодного коммунистического сироты во второго игрока на планете, став единственной азиатской державой нового времени, более или менее на равных играющей с теми, кого принято называть «Big guns».
Большие успехи Китая приносят и новые сложные задачи, среди которых транзит к политическому плюрализму, создание постиндустриальной экономики, повышение уровня жизни, восстановление экологии и другие. Однако в этой статье речь пойдет о той проблеме, которая маячит за спиной Китайской Народной Республикой с самых первых дней ее существования, – проблеме возвращения Тайваня.
Как возник тайваньский вопрос? Как он развивался и к чему пришел сегодня? Какие параллели можно провести между «Русской весной» и последними тенденциями в судьбе острова? Именно на эти вопросы я и постараюсь дать ответ в этом небольшом исследовании.
Предыстория
В 1937 году на разоренную «эрой милитаристов» Китайскую Республику хищнически напала Японская Империя – передовая азиатская военная держава того времени. В важнейших городах после захвата были созданы марионеточные администрации, к 1940 году слитые в коллаборационистское «центральное правительство». Еще до этих событий японцы оккупировали Маньчжурию с незабвенным сердцу русского человека Порт-Артуром, заняли немецкую концессию в Циндао, еще раньше отобрали Тайвань, навязав Цинам (последняя китайская династия) Симоносекский договор. Вторжение 1937 года было продолжением последовательного курса Токио на уничтожение китайской государственности, проводимого с такой решительностью и безжалостностью, что будущее страны выглядело более чем мрачно.
На тот момент в Китае существовали две политические силы, отчаянно враждовавшие между собой: китайские коммунисты (КПК) и Гоминьдан – «Национальная партия», представлявшая собой официальную власть в Китайской Республике. Война между ними на тот момент продолжалась уже почти десяток лет, однако перед лицом внешней опасности двум группировкам удалось достичь компромисса. В результате был основан «Единый фронт» борьбы с японскими оккупантами, а битву за власть в стране решено было оставить до лучших времен. Отряды КПК влились в боевые порядки куда более многочисленных вооруженных сил Гоминьдана, образовав собой 8-ую республиканскую армию.
Вплоть до 1945 года «Единый фронт» с переменным успехом воевал с японскими экспедиционными силами и армией коллаборационистов. В то время, как войска Гоминьдана следовали типичной общевойсковой тактике, встречаясь с противником в открытом бою и обороняя укрепленные районы, 8-ая армия коммунистов, подчиняющаяся собственному командованию, поддерживала высокую мобильность и не ввязывалась в кровопролитные бои, концентрируя усилия на диверсиях и подрыве вражеского снабжения.
В результате, предоставив политическим соперникам делать наиболее тяжелую работу, КПК копила силы, ценой малой крови чувствительно била японцев, а также каждый день привлекала сотни новых сторонников, защищая от японских фуражиров китайские деревни. Эффективное сочетание лучших приемов советской пропаганды, роль защитников простого народа, помощь СССР – все это к концу войны превратило коммунистическую партию из подпольной организации, лишенной массовой поддержки, в мощную политическую и военную силу, закаленную огнем.
Потрепанный японцами Гоминьдан во главе с Чан Кайши понял это слишком поздно. На протяжении четырех лет гражданской войны между Республикой и КПК, последовавших вслед за капитуляцией японцев в 1945, гоминьдановцы непрерывно отступали на Юг, теряя город за городом, провинцию за провинцией, целыми соединениями дезертируя и переходя на сторону коммунистов, пока оставшиеся, наконец, не были сброшены в Южно-Китайское море.
1 октября 1949 года на площади Тяньаньмынь в Пекине сияющий в момент своего подлинного триумфа Мао Цзэдун объявил о создании Китайской Народной Республики, после чего принял поздравления от советского посла Сергея Тихвинского, с которым тут же были подписаны документы о взаимном признании. Представителей другой наиболее значительной в регионе иностранной силы – американцев – на площади не было. Следуя концепции игры с нулевой суммой, в этом противостоянии они вынуждены были сделать ставку на Гоминьдан – и проиграли.
В это время по другую сторону Тайваньского пролива в покинутых стенах здания японской колониальной администрации в ярости вышагивал Чан Кайши, формальный глава Китайской Республики. Его государство декларировало суверенитет над территориями от Вьетнама до Монголии, однако умещалось теперь на не самом большом в мире острове.
Так в мире появилось два китайских государства, оспаривающих легитимность соперника и грозящих друг другу военным вторжением. Так появилась «проблема Тайваня» – один из главных долгосрочных вызовов современного Китая.
Только один Китай
Вместе с правительством Китайской Республики на остров бежало почти два миллиона человек: солдаты Гоминьдана, семьи официальных лиц и простые жители материка, опасавшиеся власти коммунистов. Несмотря на чин генералиссимуса, Чан Кайши был типичным «полковником» во власти, результатом чего стало создание на Тайване авторитарного режима, застывшего в ожидании подходящего момента для реконкисты.
Чан ассоциировал свое правление с древней династией Сун, в 12 веке вынужденной отступить на Юг под натиском чжурчжэней. Южная Сун целое столетие была заперта у южно-китайского моря, прежде чем смогла собрать силы для похода на Север и уничтожить захватчиков, заново объединив Поднебесную. Надежды генералиссимуса отвоевать Вестерос материковый Китай подпитывали не признавшие КНР американцы, сохранявшие хорошую мину при плохой игре. Надеясь, что ставка еще может сыграть, они стали гарантом безопасности Китайской Республики, разместив на Тайване базу ВМФ, дополнительно усиленную после начала корейской войны.
Вдохновленный фланирующими в Тайваньском проливе кораблями 7-го флота США, Чан Кайши ввел обязательную воинскую повинность и милитаризировал экономику, а также продолжал выступать от имени всего Китая на международной арене, называя правительство КНР во главе с Мао Цзэдуном не иначе, как «шайкой бандитов». На острове было введено военное положение и «приостановлены» все политические права. Практика массовых убийств и похищений оппозиционно настроенных жителей острова получила название «Белый террор» и продолжилась вплоть до отмены военного положения в 1987 году.
Для Пекина же возвращение Тайваня под власть центрального правительства стало важнейшим политическим императивом. Со дня провозглашения КНР и до этого момента все международные договоры Китая начинаются постоянным рефреном из трех сакральных фраз, в которых государство-партнер признает, что:
1. Существует только один Китай;
2. Правительство КНР – единственное законное правительство Китая;
3. Тайвань является неотъемлемой частью Китая.
В осенние дни 1949 года преследование врага на Тайване казалось делом решенным. Однако сначала произошла задержка с отвоевыванием острова Хайнань, потом было решено, что война на Тайване потребует дополнительной подготовки, а потом в пролив вошел американский флот. Вынужденные балансировать в рамках биполярной системы, китайские коммунисты так и не решились без одобрения Москвы начать конфликт, потенциально грозящий новой мировой войной. Позже, после разлада с СССР, войне помешала катастрофическая ситуация в экономике и внутриполитические трудности, поставившие крест на планах силового решения.
Что оставалось делать Пекину?
Переродившийся в коммунистическую республику Китай оставался (и остается) наследником политических традиций Поднебесной Империи, где существовала четкая практика отношений с непокорным вассалом. Если другое государство не отправляло ко двору подарков, а его посланник не выказывал покорности через ритуальные «коутоу» (поклоны трону), то император мог назначить педагогическое наказание – например, «отлучить» посольство непокорной страны от аудиенций. В случае более серьезных проступков император мог объявить «вассалу» войну. На практике, войска минского и цинского Китая могли пойти войной только на ближайших соседей – корейцев, северных кочевников, уйгуров, тибетцев, страны ЮВА. Поэтому в отношении, например, глумливых европейцев только и оставалось, что «отлучать от аудиенций».
Примерно такая же ситуация сложилась и с Тайванем, за нападение на который американские ковбои однажды даже обещали Китаю ядерный ответ. Лишенный реальных возможностей для военной кары, Пекин избрал форму педагогических наказаний, которыми стали бомбардировки мелких островов, находящихся под контролем Тайбэя.
Красным на карте сверху обведены острова «Цзиньмэнь» – «Золотые ворота». Единственного взгляда достаточно для понимания того, что при желании выбить с них гарнизон, прикрывавший эвакуацию Чан Кайши, стало бы делом техники – отрезанные от снабжения и подкреплений, под самым носом у противника с материка гоминьдановцы были, казалось, обречены. Однако Пекин оставил скалы Гоминьдану – исключительно для того, чтобы иметь возможность непринужденного выражения императорского гнева. В 50-х годах бомбардировки происходили дважды и получили названия Первого и Второго проливных кризисов.В 1965, после провала политики «Большого скачка», оставившей КНР в руинах, Чан Кайши инициировал проект «Национальная слава», в рамках которого Тайбэй бросил все силы на подготовку немедленного вторжения на материк. Но Тайвань жил в той же геополитической реальности, что и его континентальные оппоненты: США не торопились начинать третью мировую войну just yet. В мире было столько других точек «плотного соприкосновения» с враждебной идеологией, что амбиции Тайбэя отходили далеко на второй план.
После Кореи, Кубы, Вьетнама и десятка других крупных и мелких сражений Холодной Войны Америка несколько поутратила боевой запал, питавший политику «ястребов» все послевоенные годы. Скандальный развод в коммунистической семье, произошедший в начале 60-х, открыл американцам невиданные ранее дипломатические возможности в Китае: “hit soviets where they live!” – решили они и начали процесс нормализации отношений с Пекином, триумфально завершившийся визитом Никсона в 1972. По итогам визита Никсон высказался предельно ясно: мы считаем Тайвань частью КНР и выведем войска «когда ситуация нормализуется».
Одна страна – две системы
С все более широким международным признанием КНР соответственно понижался международный статус Тайваня в качестве отдельного государства. В 1971 году Китайская Республика потеряла свое место в Совете Безопасности ООН, уступив его представителям КНР. После нормализации отношений Пекина и Вашингтона и смерти Чан Кайши, последовавшей в 1975, военный потенциал конфликта был, как будто, исчерпан.
80-е годы принесли в материковый Китай экономические реформы и некоторую оттепель. На Тайване к власти пришел сын Чан Кайши – Цзян Цзинго, взявший курс на политическую либерализацию. Обе стороны пролива отошли от силовой риторики и начали осуществлять первые политические контакты.
Цзян Цзинго со своим отцом Чаном Кайши
Парадоксально, но дальнейшее течение демократического транзита на Тайване снова поставило Пекин и Тайбэй на грань вооруженного противостояния. Первый всенародно избранный президент Тайваня – Ли Дэнхуэй – объявил своей целью превращение Тайваня в отдельное государство, не связанное с материком и не посягающее на его суверенитет.
Эта миролюбивая позиция, безусловно, была куда более опасной для перспектив Пекина по возвращению себе контроля над островом, нежели ненависть и обещания войны со стороны Чан Кайши. Официальная позиция КНР, объявившая Ли Дэнхуэя сепаратистом, состоит в том, что тайваньские лидеры, управлявшие островом до него, всегда понимали необходимость сохранения единого китайского государства. Все верно, если не учитывать, что под этим государством Тайбэй всегда подразумевал себя, а не КНР.
Сегодня на Тайване происходит борьба между сторонниками и противниками воссоединения с КНР – т.н. «Синей» и «Зеленой» парламентскими коалициями. «Зеленые», возглавляемые Демократической Прогрессивной Партией, регулярно требуют проведения референдума о смене названия с «Китайская Республика» на «Республика Тайвань» и провозглашении независимости. Отношения между островом и материком, за последние годы ставшие, в целом, добрососедскими, обладают сильной негативной корреляцией с политическими успехами «Зеленых»: чем больше мест «сепаратисты» получают в местном парламенте на очередных выборах, тем холоднее и напряженнее становятся контакты с Пекином.
Митинг против прокитайской политики властей Тайваня, 2013 г.
С 2008 года у власти снова находится победивший «зеленую коалицию» Гоминьдан, официально отказавшийся от употребления слов «суверенный» и «независимый» в отношении Тайваня, а контакты с Пекином называющий не международными, а «междубережными» и «особыми». Любое иное словоупотребление на официальном уровне грозит крупным скандалом и серьезным обострением ситуации. Улыбка истории – именно Гоминьдан сейчас является главным союзником пекинского правительства в деле возвращения Тайваня.
На этом пути существуют две трудности:
а) различия в структуре экономик, общественном устройстве и уровне жизни на разных берегах пролива;
б) общественное мнение на острове, в массе своей поддерживающее сохранение нынешнего статуса-кво.
У Пекина уже есть опыт успешного решения первой проблемы: после возвращения Гонконга в юрисдикцию КНР был осуществлен принцип «одна страна – две системы», в соответствии с которым Гонконг пользуется правами широчайшей автономии во всех внутренних вопросах. К тому же уровень жизни населения континентального Китая непрерывно растет и в среднесрочной перспективе обещает сравняться с тайваньским.
Поэтому основные усилия Пекина сейчас сосредоточены на использовании любых доступных рычагов влияния на общественную поддержку идеи воссоединения на Тайване. Активно поощряется любая культурная и образовательная деятельность, подчеркивающая культурно-историческое единство острова и материка, а «синие» политические силы пользуются огромной и всесторонней поддержкой правительства Си Цзиньпина.
Тайвань и Крым
Мартовские события в Крыму вызвали в Китае огромный интерес и неизбежные параллели между русской и китайской идеями национального воссоединения.
Официальную оценку Китаем действий России в Крыму можно назвать подчеркнуто нейтральной с едва заметным положительным оттенком. Министр Иностранных Дел КНР Ван И в марте заявил, что «Китай уважает территориальную целостность и суверенитет Украины, а также поддерживает усилия международного сообщества по урегулированию кризиса» — это, буквально, всё, что официальный Китай публично сообщал по этому поводу. Через несколько дней китайский представитель воздержался от голосования в Совете Безопасности ООН по вопросу принятия резолюции по Крыму, оставив Виталия Чуркина поднимать руку «против» в одиночестве. Такая осторожная позиция вызвана, прежде всего, нежеланием Пекина участвовать в создании блоковой структуры МО – зачем, если можно сохранить доброе расположение как Вашингтона, так и Москвы.
В последние десятилетия традицией китайской политической жизни стало то, что там, где Чжуннаньхай (китайский «Белый дом») по каким-то причинам не идет на открытое выражение своих симпатий или антипатий, на помощь ему приходят государственные СМИ, публикации в которых дают политологам и аналитикам богатые возможности для интерпретаций. После голосования в Совбезе все как одна официальные газеты КНР вышли с передовицами о поддержке России, стратегическом партнерстве, с осуждением майдановских «возмутителей спокойствия» и двойных стандартов западной общественности.
Реакцию простых обывателей нагляднее всего проследить в китайском интернете, который в марте-апреле просто кипел комментариями о ситуации в Крыму и Украине. И хотя большáя их часть так или иначе касалась персоны нового крымского прокурора, немалое количество постов разной степени обеспокоенности касалось возможных последствий для китайско-тайваньского будущего.
Казалось бы, крымская кампания России показала пример уверенных и успешных действий, которые крупное государство может предпринять в отношении своих заблудившихся территорий, однако огромное количество комментаторов задается вопросом: не даст ли крымский референдум о независимости нового толчка тайваньскому сепаратизму?
18 марта в Тайбэе прошли крупнейшие за последние 2 года студенческие демонстрации. Протестующие захватили здание (набившее нам оскомину словосочетание) парламента острова, требуя не ратифицировать договор о свободной торговле с Китаем, означающий дальнейшую экономическую интеграцию острова и материка. Разумеется, что такая активность не могла не вызвать опасений о вредном влиянии «украинского примера».
С другой стороны, пользователями активно обсуждается возможность применения крымского опыта китайскими властями, которые получили бы неоспоримо легитимный контроль над островом в случае положительных результатов. К сожалению, такой вариант в обозримом будущем представляется маловероятным: ориентиром для оценки возможных результатов такого референдума могут служить постоянные опросы общественного мнения, свидетельствующие о:
1. Низком (в районе 10%) рейтинге нынешного президента Ма Инцзю, лидера Гоминьдана, стоящего на позициях дальнейшего сближения с КНР;
2. Большей политической активности сторонников «зеленого» подхода;
3. Массовой (почти 50%-ой) поддержке в тайваньском обществе идеи сохранения «статуса-кво».
Что в итоге
Дальнейшее развитие Тайваньской проблемы выглядит труднопредсказуемым.
С одной стороны, в «междубережных» отношениях за последние годы произошел заметный прогресс. Китай стал стабильным и респектабельным государством, обладающим ценным потенциалом влияния на международной арене. На данный момент Поднебесную трудно представить агрессором, несмотря на недавние эксцессы с островами Дяоюйдао и Скарборо Шол. Изменилась и его риторика в отношении островитян, которых на материке сейчас называют не иначе, как «тайваньские соотечественники». Позитивные перемены в отношениях между островом и материком выглядит стабильными, по крайней мере, покуда у власти в Тайбэе находится Гоминьдан и его «синяя коалиция» — сторонники объединения.
С другой стороны, нельзя забывать, что в подобных непростых случаях отношения между государственными образованиями даже в рамках единого тренда развиваются волнами, и всегда существует опасность возникновения волны, которая этот тренд опрокинет. Такой волной, безусловно, может стать возвращение на руководящие роли «зеленых», любой пограничный инцидент, неосторожное высказывание, очередная поставка вооружений из США, студенческие протесты и что угодно еще – вариантов для «черного лебедя» более, чем достаточно.
Пекинское руководство доказало, что способно подходить к решению непростых вопросов с холодной головой и большим терпением; мы вполне можем надеяться, что так оно будет и в этот раз.
