1 апреля 1809 года на свет появился великий русский писатель Николай Гоголь. Знаменитым он стал не под своей настоящей фамилией, полученной при рождении, а под выдуманной. Никаким Гоголем Николай Васильевич Яновский не был.
Откуда же Гоголь? Дед писателя, Афанасий Яновский, был человеком очень предприимчивым. Выходец из рода приходских священников, он не пошел по родительской стезе, а поступил на службу полковым писарем. К тому же выгодно женился на дочери помещика Лизогуба, который приходился потомком самому гетману Скоропадскому. В качестве приданого за жену Яновский получил неплохое поместье.
Возникла проблема — поместье есть, а дворянства нет. Как быть? Соседи будут косо смотреть. В то время для жителей Малороссии существовала весьма простая лазейка, позволявшая выправлять дворянство. После раздела Речи Посполитой Екатерина гарантировала польскому шляхетству сохранение прежних прав. Богатые и предприимчивые местные малороссы вдруг стали чудесным образом находить грамоты, дарованные польскими королями еще 200 лет назад и подтверждавшие дворянский титул. Проверить эти явно подложные грамоты не было никакой возможности, и дворянские комиссии хоть и нехотя, но признавали ловкачей за своих и вносили в дворянские книги.
Поскольку никакого малоросского шляхетства отродясь не существовало — для поляков любой малоросс был существом низшего ряда — приходилось мимикрировать под поляков. Афанасий Яновский раздобыл липовую грамоту, подтверждавшую шляхетское происхождение. Документ гласил, что прапрадед помещика, некий Андрей Гоголь, получил от короля Яна-Казимира дворянство.
Никакого Андрея Гоголя никогда не существовало. Он не упоминается ни в одном документе. Был Остап Гоголь, но нет никаких данных о его родстве с Яновскими. Во-вторых, грамота датирована 1674 годом, а король Ян-Казимир к этому моменту уже шесть лет как отрекся от престола и уже два года как умер.
Доказательства даже по тем временам — страшно сомнительные. Афанасию несколько лет пришлось с поистине малоросским упорством добиваться признания дворянства. В конце концов в комиссии махнули рукой и внесли просителя в родословную книгу как дворянина.
Так Афанасия Яновский стал Яновским-Гоголем. Эту же фамилию носил и его сын. Под этой фамилией рожден и Николай, который, повзрослев, отбросил фамилию Яновский и остался только Гоголем. Фамилия звучная, запоминающаяся, и к тому же не мужицкая, а шляхетская.
После учебы в нежинской гимназии Гоголь идет по проторенному пути малоросса — едет в столицу России делать карьеру. Будущий писатель переезжает в Петербург с мечтой стать актером. Но его не принимают, и он вынужден довольствоваться карьерой мелкого чиновника. В 20-летнем возрасте Гоголь пишет первое произведение — «Ганц Кюхельгартен», которое удается издать небольшим тиражом под псевдонимом Алов. Работа разгромлена критикой, и Гоголь продолжает службу чиновником, некоторое время даже проработав в знаменитом 3-м Отделении (фактически политической полиции).
А дальше — по накатанной. Познакомившись с богемными кругами Петербурга, Гоголь неожиданно замечает, что его происхождение вызывает живой интерес. Николая расспрашивают о быте и нравах малоросской глубинки, и Гоголь понимает, что в этнической экзотике и заключается его шанс. Он начинает буквально бомбардировать мать письмами с просьбой рассказать какие-то особенности малоросского быта и местных деревенских традиций. Сам Гоголь толком и не знал их, поскольку в десятилетнем возрасте был увезен в Полтаву, а потом учился в Нежине. А жизнь в городе и селе — это разные вещи, детских воспоминаний явно не хватало для плодотворной работы.
В этот период он пишет свои знаменитые произведения «Вечера на хуторе», «Ночь перед Рождеством», «Вечер накануне Ивана Купала» — яркие зарисовки провинциального малоросского быта и нравов. Труды молодого человека (Гоголю едва перевалило за 20) встречены критикой с восторгом. Его судьбой занялся знаменитый критик Плетнев (между прочим, преподаватель русской словесности у цесаревича Александра Николаевича), лично знавший всех литераторов. Он сводит талантливого малоросса с Пушкиным и Жуковским, устраивает Гоголя преподавателем истории в Женский патриотический институт.
Желая выйти за пределы этнических зарисовок, Гоголь обращается к театру, но уже не в качестве актера, а в качестве драматурга. Этот опыт становится крайне успешным. Его «Ревизор» — хит десятилетия и абсолютная театральная классика на все времена. Постановку посетил сам император Николай, которому пьеса очень понравилась.
Как при жизни Гоголя, так и после его смерти не утихали споры, что он любит больше — Малороссию или Большую Россию. Отчасти на это ответил сам Гоголь — больше всего он любил Италию, где прожил значительно дольше, чем в Петербурге. Там же написаны «Мертвые души».
Вместе с тем Гоголь не был западником в том смысле, как это понималось тогда. Наоборот, в Италии у него началось увлечение религией и мистицизмом, которое в конечном счете и свело его в могилу. Работа над продолжением «Мертвых душ» не шла, Гоголь все чаще страдал нервной болезнью. В конце концов собрался покинуть мир и уйти в монахи. Издал «Выбранные места из переписки с друзьями», в которых выступал уже не как писатель, а скорее как проповедник. Это вызвало очень резкое неприятие западников во главе с Белинским, которые прежде воспринимали Гоголя как бичевателя пороков проклятого царизма. Белинский написал Гоголю письмо с отборной азиатской руганью:
«И в это то время великий писатель, который своими дивно-художественными, глубоко-истинными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на себя самое, как будто в зеркале, — является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег, ругая их неумытыми рылами!. И это не должно было привести меня в негодование? Да если бы Вы обнаружили покушение на мою жизнь, и тогда бы я не более возненавидел Вас за эти позорные строки…
Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете? Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною…
А потому, неужели Вы, автор „Ревизора“ и „Мёртвых душ“, неужели Вы искренно, от души, пропели гимн гнусному русскому духовенству, поставив его неизмеримо выше духовенства католического? Положим, Вы не знаете, что второе когда-то было чем-то, между тем как первое никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти; но неужели же и в самом деле Вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа?
Вы, сколько я вижу, не совсем хорошо понимаете русскую публику. Её характер определяется положением русского общества, в котором кипят и рвутся наружу свежие силы, но, сдавленные тяжёлым гнётом, не находя исхода, производят только уныние, тоску, апатию. Только в одной литературе, несмотря на татарскую цензуру, есть ещё жизнь и движение вперёд. Вот почему звание писателя у нас так почтенно, почему у нас так лёгок литературный успех, даже при маленьком таланте. И вот почему у нас в особенности награждается общим вниманием всякое так называемое либеральное направление, даже и при бедности таланта, и почему так скоро падает популярность великих поэтов, искренно или неискренно отдающих себя в услужение православию, самодержавию и народности».
Книга не понравилась и некоторым славянофилам. Гоголь позднее риторически вопрошал:
«Как это вышло, что на меня рассердились все до единого в России, этого я покуда ещё не могу сам понять».
В последние годы жизнь Гоголь становился все более мрачным и чаще страдал от нервных болезней. Тарасенков так описывал последние дни писателя:
«Кажется, изнеможение тела, дошедшее до болезненного состояния, еще более усиливало мрачное настроение духа и не дозволяло ему судить и действовать попрежнему. Его поступки сделались страннее обыкновенного, и теперь подавно нельзя было угадать его сокровенных желаний и намерений. В один из следующих дней он поехал в Преображенскую больницу на извозчике. Подъехав к воротам больничного дома, он слез с санок, долго ходил взад и вперед у ворот, потом отошел от них, долгое время оставался в поле, на ветру, в снегу, стоя на одном месте, и, наконец, не входя во двор, опять сел в сани и велел ехать домой.
На этой же неделе (с понедельника на вторник ночью) Николай Васильевич велел своему мальчику раскрыть печную трубу, вынул из шкапа большую кипу писанных тетрадей, положил в печь и зажег их. Мальчик заметил ему: „Зачем вы это делаете? может, они и пригодятся еще“. Гоголь его не слушал; и когда почти все сгорело, он долго еще сидел, задумавшись, потом заплакал и велел пригласить к себе графа. Когда тот вошел, он показал ему догорающие листы бумаг и с горестью сказал: „Вот что я сделал! Хотел было сжечь некоторые вещи, давно на то приготовленные, а сжег все! Как лукавый силен — вот он к чему меня подвигнул! А я было там много дельного уяснил и изложил. Это был венец моей работы; из него могли бы все понять и то, что неясно у меня было в прежних сочинениях!“
После уничтожения своих творений мысль о смерти как близкой, необходимой, неотразимой, запала ему глубоко в душу и не оставляла его ни на минуту. За усиленным напряжением последовало еще большее истощение. С этой несчастной ночи он сделался еще слабее, еще мрачнее прежнего: не выходил более из своей комнаты, не изъявлял желания видеть никого, сидел в креслах по целым дням, в халате, протянув ноги на другой стул, перед столом. Сам он почти ни с кем не начинал разговора; отвечал на вопросы других коротко и отрывисто.
Увидев его, я ужаснулся. Не прошло месяца, как я с ним вместе обедал; он казался мне человеком цветущего здоровья,бодрым, свежим, крепким, а теперь передо мною был человек как бы изнуренный до крайности чахоткою или доведенный каким-либо продолжительным истощением до необыкновенного изнеможения. Все тело его до чрезвычайности похудело; глаза сделались тусклы и впали, лицо совершенно осунулось, щеки ввалились, голос ослаб, язык с трудом шевелился, выражение лица стало неопределенное, необъяснимое».
Один врач приезжал к Гоголю за другим, но никто не мог выявить действительно болезни. Писатель явно не страдал никаким физическим недугом. Он просто сидел, а потом лежал, ничего не ел, ни с кем не разговаривал и доводил себя до полного истощения. Отчаявшиеся врачи даже пытались загипнотизировать Гоголя, чтобы привести в чувство, но не преуспели. В конце концов, несмотря на сопротивление Гоголя, его пытались начать лечить насильно, против его воли, но поскольку было непонятно, что лечить — каких-то видимых болезней и поражений внутренних органов не наблюдалось, — то процедуры не принесли никакого результата.
4 марта 1852 года Николай Гоголь умер в возрасте 42 лет. Точная причина смерти до сих пор неизвестна. Большинство специалистов склоняется к тому, что истощение, которое и привело к смерти, стало следствием психической болезни Гоголя. Что это за болезнь, также является дискуссионным вопросом: маниакально-депрессивный психоз или шизофрения. Многие исследователи связывают чрезмерную религиозность Гоголя и его навязчивые сверхценные идеи последних лет жизни как раз с болезнью.
Гоголь никогда не был женат и не имел любовных связей. Это привело к появлению популярной гипотезы о гомосексуальности писателя, у которой до сих пор есть как активные сторонники, так и яростные противники.
В советское время зародилась популярная легенда о том, что Гоголя якобы захоронили живым и в могиле он очнулся от летаргического сна. Слухи спровоцированы тем, что во время эксгумации тело нашли с чуть повернутой головой. Да, в советское время — в 1931 году, — тело Гоголя решили эксгумировать. При процедуре присутствовали следующие советские писатели: Всеволод Иванов, Владимир Лидин, Александр Малышкин, Юрий Олеша, поэты Владимир Луговской, Михаил Светлов, Илья Сельвинский, критик и переводчик Валентин Стенич.
Как и положено советским, они решили обокрасть русского. Даже мертвого.
Литератор Вячеслав Полонский, присутствовавший при эксгумации, вспоминал о том, чем занимались коллеги на могиле Гоголя: «Один отрезал кусочек сюртука Гоголя (Малышкин…), другой — кусок позумента с гроба, который сохранился. А Стенич украл ребро Гоголя — просто взял и сунул себе в карман».
Ничего невероятного, что позже воров обокрали. Снова слово Полонскому:
«Стенич… зайдя к Никулину, просил ребро сохранить и вернуть ему, когда он поедет к себе в Ленинград. Никулин изготовил из дерева копию ребра и, завернутое, возвратил Стеничу. Вернувшись домой, Стенич собрал гостей — ленинградских писателей — и… торжественно предъявил ребро, — гости бросились рассматривать и обнаружили, что ребро изготовлено из дерева…»
Вот такая забавная — давайте не забывать, что первое время Гоголь считался сатириком — история.
А вот произведения Николая Васильевича у русских украсть не получилось ни у кого — ни у советских, ни у их идейных продолжателей, украинцев.
Гоголь I. Кубанские козаки. Был ли он украинцем, топил ли кошку в пруду, и чем ещё знаменит
Автор рубрики «День в истории» — Евгений Политдруг
