Почему, когда отец Всеволод Чаплин говорит, хочется снять крестик и пешком уйти в Тибет? Отчего епископы всегда молчат? Где вменяемые публицисты из тех пятидесяти духовных семинарий, которые указаны на сайте Московской Патриархии?
До революции в академиях и семинариях Русской Православной Церкви преподавали ученые с мировым именем. Не понарошку, с проплаченными статьями в заштатном польском журнале, а по-настоящему. Издавал, например, Василий Васильевич Болотов, член-корреспондент Императорской Академии наук, свою историю Вселенских Соборов на русском языке и все, включая немецких профессоров, учили великий и могучий, потому что написанное того стоило. Александр Иванович Бриллиантов из Санкт-Петербурга, Евгений Евсигнеевич Голубинский из Москвы, Алексей Афанасьевич Дмитриевский из Казани — всё это были персоны известные и популярные.
Сейчас в это трудно поверить, но их мнение действительно имело вес в мире высокой науки, среди людей, знающих в совершенстве до десятка мертвых языков, вроде арамейского или какой-нибудь архаической латыни, от которой, дай бог, два клочка с иероглифом осталось. Ученых такого уровня в России было немного, не больше двух дюжин, зато все их работы стояли на самом видном месте у лучших церковных историков Франции и Германии.
Будущие русские корифеи получали образование внутри Церкви. Обычная карьера тогдашнего ученого — поступление в местное духовное училище, потом в семинарию и, далее, в Духовную академию. Так, великий Алексей Петрович Лебедев сначала пошел в духовное училище в Перерве, затем в Московскую семинарию, а диссертацию защищал уже в Сергиевом Посаде. Кому интересно, может заглянуть в книжный магазин и поискать чего-нибудь про Константинополь. Два-три лебедевских томика там гарантированно будут, а ведь со времени их первого издания прошло больше ста лет. Уровень.
И, главное, никаких стажировок в светских учебных заведениях ни ему, ни его друзьям не понадобилось. Полноценно заниматься исследованиями можно было и в монастыре, никуда не выходя из келии с видом на волшебное русское редколесье. Днем разбирать житие Епифания Премудрого, а вечером, когда с неба падает лёгкий снег, прогуливаться в одиночестве по сосновым аллеям и слушать, как в отдаленном храме неусыпающие монахи поют псалмы. Русская идиллия самой высокой пробы.
Разумеется, все закончилось с приходом большевиков. С церковными интеллектуалами советская власть обошлась особенно круто. Если философов, таких как Бердяев и Франк, из страны высылали, то богословов отправляли в рай на месте. Сначала сапогом по лицу, потом прикладом, потом палкой, потом из винтовки улучшить — и готово. К концу тридцатых в живых не осталось никого. В подвалах НКВД исчезли целые кафедры, вплоть до студентов, отчисленных когда-то за неуспеваемость. К 1941 году тут была выжженная пустыня с мотками колючей проволоки по краям.
Церковь, которую мы видим сейчас, с нуля собрали коммунисты в конце сороковых годов. Лепили не просто так, а с умыслом, чтобы была большая, послушная и глупая. В епископы ставились дремучие хохлы-агрономы, в священники — русские сантехники из пьющих. По большей части все это были люди фантастически малокультурные, с повадками пролетариев в первом поколении.
В воспоминаниях эмигранта Василия (Кривошеина), архиепископа Брюссельского и Бельгийского, есть занятный эпизод про советских иерархов образца
Зная историю, жаловаться на Чаплина — глупо. Есть претензии к нынешней Церкви? Обращайтесь в Мавзолей.
