В течение последних десяти лет многие эксперты и политики поднимали вопрос высокой зависимости российского бюджета от сырьевых доходов. И это неудивительно, ведь ситуация, при которой состояние государственных финансов в значительной мере определяется динамикой нефтяных фьючерсов на Нью-Йоркской фондовой бирже, несет в себе множество потенциальных угроз. В этом контексте достаточно вспомнить обвал цен на «черное золото», произошедший в середине «восьмидесятых» и приведший к возникновению у СССР значительных фискальных проблем, что сыграло немаловажную роль в крахе советской империи. Не менее характерным с данной точки зрения оказалось и первое посткоммунистическое десятилетие, проходившее на фоне низкой конъюнктуры нефтяного рынка и сопровождавшееся для России глубочайшим бюджетным кризисом, итогом которого стал дефолт 17 августа 1998 года.
На рубеже «нулевых» предметом консенсуса практически всех политических сил стала макроэкономическая стабильность, благодаря чему большинство фракций Государственной Думы ратовали за принятие сбалансированного бюджета. Это было весьма примечательно на фоне того, что в 1990-е годы парламентская оппозиция раз за разом продавливала расширение государственных трат, которые можно было обеспечить за счет увеличения заимствований на финансовом рынке. Последнее, в свою очередь, приближало страну к состоянию невозможности платить по долгам. Наглядно убедившись в том, что необоснованный рост госрасходов оборачивается лишь возникновением тяжелых социальных последствий, политическая элита на время получила прививку от макроэкономического популизма. Однако память о дефолте была свежа недолго. Уже в середине 2000-х началось постепенное размягчение бюджетной политики, что вскоре привело к возникновению и дальнейшему росту ненефтегазового дефицита бюджета.
В 2005-2010 годах рост расходов федерального правительства составил 6,5% ВВП. У столь значительного повышения бюджетных трат было несколько источников. В первую очередь, существенно выросли расходы на национальную экономику, причиной чему послужило создание государственных корпораций, требующих постоянной подпитки из казны, а также реализация антикризисных мер, суть которых свелась к выделению субвенций испытывающим финансовые затруднения предприятиям. Помимо этого, резко увеличились социальные расходы, в статистику по которым был включен трансферт на покрытие дефицита Пенсионного фонда. Наконец, определенную роль сыграли военные расходы и, в частности, траты на перевооружение армии; безусловно, обеспечение боеспособности вооруженных сил относится к базовым функциям института государства, однако закупка техники в условиях отсутствия конкуренции в секторе ВПК неизбежно сопровождается необоснованным ростом издержек.
Федеральный бюджет-2014 был сформирован исходя из среднегодовой цены на нефть 93 доллара за баррель. Прогнозирование динамики фьючерсов на «черное золото» — занятие неблагодарное: никто не может точно знать, сколько будет стоить бочка Brent через два года, пять и десять лет. Однако есть все основания утверждать, что оптимальная стратегия российского Кабинета министров в области государственных финансов должна строиться на основе консервативных оценок будущей конъюнктуры сырьевых рынков. Безопасным можно считать только тот уровень государственных расходов, при котором ненефтегазовый дефицит равен нулю; тот факт, что данный индикатор находится на отметке 10,3% ВВП, свидетельствует, что над страной висит угроза острейшего бюджетного кризиса в случае резкого изменения положения на финансовых рынках. Чтобы в средне- и долгосрочной перспективе избежать риска сильного фискального кризиса, нужно перестраивать бюджетную политику уже сейчас.
Во-первых, необходимо жестко и последовательно сокращать расходы на национальную экономику. Затраты на компании и банки разросшегося за последние годы госсектора не только приводят к увеличению дефицита бюджета, но и нисколько не способствуют повышению конкурентоспособности отечественных товаров и услуг на рынках России и зарубежных стран.
Во-вторых, нужно временно отказаться от проведения крупных международных мероприятий, требующих создания новой инфраструктуры. Как показал опыт подготовки Олимпиады в Сочи и Саммита АТЭС во Владивостоке, у России, к сожалению, пока что нет возможности реализовывать эти проекты в приемлемом для налогоплательщиков соотношении цены и качества.
В-третьих, надо как можно скорее начинать осуществление пенсионной реформы, которая бы привела к сокращению объема трансферта из федерального бюджета. Достижению этой цели поспособствовало бы перенаправление доходов от нефтяного экспорта и приватизации государственного имущества в Пенсионный фонд.
В-четвертых, важно максимально повысить прозрачность существующей сегодня бюджетной системы. Согласно данным Международного валютного фонда, в 2013 году доля расходов федерального бюджета, официально засекреченных по соображениям национальной безопасности, составила 14%. К 2016 году этот показатель увеличится до 25%, что сомнительно с точки зрения эффективности государственных трат.
В-пятых, необходимо минимизировать заимствования на финансовых рынках. В 2009-2014 годах уровень государственного долга России вырос с 7,9% ВВП до 13,4% ВВП. Хотя это по-прежнему самый низкий показатель среди стран «Большой двадцатки», дальнейшее расширение госдолга, по крайней мере, на период высоких цен на нефть, стоит поставить под сомнение. Тем более что для богатых ресурсами развивающихся стран критическим является порог не в 60% ВВП, а в 40% ВВП.
Время покажет, изменят ли российские власти собственную бюджетную стратегию или они повторят ошибки союзного руководства «перестроечных» времен, которое в условиях разразившегося фискального кризиса продолжало наращивать внешние заимствования вместо того, чтобы начать давно назревшие, но болезненные экономические реформы.
