В 2009 году наш соотечественник, кандидат исторических наук, профессор Российской экономической школы Андрей Маркевич в соавторстве с профессором Уорвикского университета (Великобритания) Марком Харрисоном написал работу «Great War, Civil War and Recovery: Russia’ National Income, 1913 to 1928» («Первая Мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход в России в 1913-1928 гг.»)
Этот научный труд по прикладной экономике получил престижную национальную премию, торжественная церемония вручения которой прошла 5 апреля 2012 года в рамках XIII Международной научной конференции НИУ ВШЭ по проблемам развития экономики и общества . Для нас же, помимо чисто академического интереса, это событие представляется ещё одним серебряным гвоздём, вбитым в советский гроб.
Андрей Маркевич и Марк Харрисон восстановили исторический ВВП за период, наглядно показывающий, что в свете реконструкции долгосрочного экономического роста России «сталинские» достижения выглядят более пессимистично, чем принято считать, а утверждения о «чуде» или «буме» так и вовсе пропагандистски раздуты. Так что же на самом деле происходило в СССР в 1930-х годах, и чем это на самом деле являлось?
Экономический рост при Сталине безусловно был. В 1930-е годы темпы роста ВВП на душу населения составляли около 3,7% в год. Строились заводы, выпускалась продукция, появлялись новые технологии. Но если сравнивать темпы экономического роста России не за несколько «плановых» пятилеток, а за 130 лет (период, рассматриваемый в исследовании учёных), то становится очевидным, что грандиозного скачка и перехода на принципиально новые высоты при Сталине не произошло. Почему?
Всякая экономика неизбежно развивается со временем (хотя бы в силу, например, технического прогресса), и реальный, ощутимый успех экономического развития должен измеряться не просто в росте как таковом, а неком «феноменальном» развитии относительно «нормального», «базового». Поэтому в контексте долгосрочного экономического развития достижения сталинской индустриализации не выглядят такими уж успешными. Особенно, если вспомнить о цене этих «достижений» — миллионных людских потерях от голода и репрессий.
Но перед тем, как продолжать, давайте разберемся, что такое «тренд экономического развития». Тренд — это та тенденция, которую мы можем проследить на протяжении достаточно продолжительного времени, в частности — в конце XIX — в XX веках. Известно, какими были темпы роста экономики за последние 30 лет существования Российской Империи, какими были темпы роста в переходный период, и как развивалась советская экономика после.
Исторический опыт России за последние 130 лет показывает, что средние темпы роста ВВП на душу населения в год составляли 1,8-1,9%. В то же время между описанными выше периодами происходили значительные колебания в темпах роста. Например, такие внешние вызовы, как череда войн, в которых участвовала Россия, вели к замедлению, или даже откату экономики, создавая разрыв между потенциальными достижениями (теми, которые могли бы быть при прочих равных условиях) и реальными экономическими показателями.
Первая мировая война, революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война породили масштабный кризис, приведший к отрицательным темпам экономического роста и существенному отклонению экономики от долгосрочного тренда развития. С приходом к власти Сталина этот разрыв был ликвидирован в годы первых плановых пятилеток и в 1930-е годы экономика вернулась к тренду. Точнее сказать — дотянулась до него. Возвращение к тренду после крупномасштабного кризиса означало, что темпы роста были выше, чем обычно. Это можно сравнить с тем, что участник эстафеты, с опозданием получивший свою палочку от партнёра, вынужден бежать быстрее и в этот момент кажется, что спортсмен совершает какой-то «прорыв», хотя на самом деле он просто пытается догнать общий темп движения.
С низкой базы легко расти, легко восстанавливаться. После войны реальный экономический рост более или менее совпадал с долгосрочным трендом. Советская экономика начала опускаться ниже него лишь с начала 1970-х, в годы застоя.
Могла ли экономика вернуться к показателям дореволюционной России без Иосифа Сталина? Это сложный комплексный вопрос, на который нельзя ответить однозначно. Ясно, что для роста и восстановления экономики нужно создавать стабильные условия. Но также ясно, что развитие могло бы происходить и при других условиях, менее жестоких.
«Не стоит забывать, что сталинская индустриализация была тесно связана с коллективизацией, а последняя породила крупнейший голод в России в ХХ веке — голод 1932-1933 годов, приведший к потере нескольких миллионов жизней».
— Андрей Маркевич, экономист
***
Те данные, которыми мы сегодня располагаем, показывают, что индустриализация 1930-х годов была проведена не только с серьезными человеческими жертвами, но и неэффективным (в сравнении со странами с сопоставимым уровнем развития) использованием ресурсов. Экономическая политика часто была нерациональной, нескоординированной.
За счет страха и насилия можно заставить человека работать. Но творческой, инновационной компоненты в этом труде не будет.
Уровень безумного, абсурдного насилия был настолько высок, что многим теперь трудно свыкнуться с мыслью, что эти жертвы были напрасными. И чтобы как-то рационализировать наше прошлое, сограждане теперь пытаются придумать гипотезу, что Сталин совершил экономическое чудо, что если бы жертв не было, СССР не выиграл бы войну и т.д.
— Сергей Гуриев, доктор экономических наук
Чтобы понять, что произошло бы с экономикой без сталинской индустриализации, нужно найти точки для сравнения, где все остальные компоненты истории более или менее похожи. Индустриализация — это экономический рост, основанный на развитии промышленности и сопровождающийся изменением отраслевой структуры экономики. Этот процесс характерен для большинства развитых стран в XIX и XX веках. Сначала в Англии, а затем и в других странах Западной Европы и Северной Америки происходят промышленные революции, приводящие к возникновению новых секторов экономики. Иными словами, Сталина нет, а индустриализация есть. Более того, в России индустриализация началась ещё в Российской империи, то есть, до Сталина.
Индустриализация Российской Империи — это индустриализация Витте, которая происходила на рыночной основе с привлечением иностранного капитала, широким вовлечением России в международную торговлю и т.д.
Россия, а позже СССР — это страны, которые относительно поздно вступили на путь индустриализации. Но у стран поздней индустриализации есть свои преимущества догоняющих. Догоняющие могут заимствовать чужой опыт, в первую очередь — технологии. За счет этого вначале можно достичь относительно высоких темпов роста. Кроме того, высоких темпов роста в развивающихся странах можно достичь за счет отраслевой перестройки экономики, развития наиболее передовых секторов, где производительность труда выше. Т.е. роста можно достичь просто за счет перевода людских ресурсов из сельского хозяйства в промышленность. Это те процессы, которые происходили и в России. Но в России после революции использовали командную модель развития, которая, в конечном счёте, проиграла.
Люди склонны считать, что «победителей не судят»: если были какие-то достижения, значит, других быть не могло. Но вернемся к сухим цифрам. В 1928 году уровень ВВП на душу населения на 3% был ниже ВВП 1913-го и только к 1934 году он стал чуть выше показателей Российской империи. Ну и, конечно, советская пропаганда способствовала формированию именно такой точки зрения о советском прошлом: раз были достижения, значит, это была единственно правильная политика, и неважна ее цена. Но почему это утверждение бытует и сейчас? Это историческая неграмотность или сознательное нежелание обращаться к фактам?
С одной стороны, незнание экономической истории среди подавляющего числа обывателей. Но, кроме того, зачастую людям трудно понять, что оценивая кого-то, чью-то политику, нужно сравнивать не абсолютные достижения, а достижения относительно гипотетической альтернативы, ставить эти достижения в более широкий исторический контекст, смотреть на них с точки зрения общемирового развития. Что особенно важно в том числе и сейчас, когда путинский период подаётся как период «порядка и стабильности». В полном отрыве от мирового контекста, и уж тем более вне возможных альтернатив российского развития.
Многие из решений, принятых в 30-е года прошлого века, продолжают оказывать свое влияние и сегодня. Например — проблемы старения населения. Дело в том, что сталинская индустриализация была экстенсивной: все время строились новые заводы, расширялись производства, и это требовало всё больше трудовых ресурсов. Источников пополнения было несколько. Один из них — деревня, за счет перемещения людских ресурсов из сельского хозяйства в промышленность. Другой — вовлечение женщин в производство. Если посмотреть на структуру занятости женщин в городах по переписи 1926 года — последней переписи до сталинской индустриализации, — то выяснится, что в то время работало лишь около трети всех женщин трудоспособного возраста. К 1970 году эта цифра достигла почти 100%. Такого высокого процента вовлеченности женщин не было практически нигде — это особенности социалистической экономики. И это вовлечение женщин в производство было произведено очень быстро.
Одним из его последствий стало изменение демографической модели поведения людей, которая привела к изменению структуры населения. И дело не только и не столько в войнах, неурожаях и других шоках, которые испытала Россия в ХХ веке, сколько в быстром падении рождаемости, вызванном изменениями в женской занятости. Последние были связаны именно с той экстенсивной моделью индустриализации, которую выбрало руководство Советского Союза.
Другое наследие «гениальной» сталинской индустриализации — проблемы моногородов. Идея советской промышленной политики заключалась в том, что заводы нужно строить там, где располагаются природные ископаемые. И туда же нужно перемещать людей, необходимых для обслуживания открывающего предприятия. При этом считалось, что правильнее строить небольшие заводы по принципу градообразующих предприятий. Сегодня очень многие моногорода — это города, которые возникли в процессе сталинской индустриализации. Но конъюнктура изменилась. И то, что нужно было в 1930-1950-е годы, сейчас оказывается ненужным. Проблемы моногородов, формирующих вокруг себя целые депрессивные районы с массовым оттоком дееспособной молодёжи и усугублением проблем социального характера (безработица, алкоголизм, наркомания, преступность) среди оставшихся жителей — это наследие той, «гениальной» сталинской политики.
Возвращаясь к разговору об историческом тренде развития российской экономики, интересно узнать, где страна находится сейчас. Отклонение от тренда началось в 1970-е годы и усилилось после. С конца 1990-х вновь начался быстрый рост. В том числе потому, что восстанавливаться легко, легко возвращаться к тренду. Сегодня Россия почти догнала этот тренд; но вопрос заключается в том, удастся ли его переломить, достичь более высоких темпов роста, чем те, что были за последний век.
Исторически Россия всегда показывала неплохие темпы экономического роста, но это не было чем-то потрясающим по сравнению с историей других стран. Отечественный ВВП на душу населения как был сто лет назад на уровне примерно 30% ВВП «лидера» (которым сначала была Великобритания, потом — Америка), так и остался.
Но потенциал к экономическому росту у России есть, и сократить, или даже ликвидировать этот разрыв в принципе возможно. Мировая история знает такие примеры — Япония, Западная и Южная Европа после Второй мировой войны, «восточноазиатские тигры».
Но реализация этих планов возможна только в случае смены нынешней власти.
