Дамы и господа, в этом году Чешская Республика отмечает 10-летие вступления в Евросоюз. Нам захотелось посмотреть, как в этой славянской посткоммунистической стране сейчас относятся к этому событию (в первую очередь — евроскептики), в связи с чем мы перевели несколько коротких заметок известных чешских политиков и ученых из апрельского номера информационного бюллетеня Института Вацлава Клауса. В сегодняшнем выпуске — статья самого Клауса (который был президентом Чехии с 2003 по 2013 г.) с лаконичным названием «Не повод для празднования». Перевод текста: Алексей Сарычев.
Когда десять лет назад Чешская Республика вступала в Европейский союз, ожидания общественности, по крайне мере ее некритической части, были довольно высоки. Многие ожидали, что членство принесет продолжительное процветание, справедливость, политическую культуру и принадлежность к клубу самых развитых стран. Уже тогда мы [Институт Вацлава Клауса] своими выступлениями и статьями предупреждали о преувеличении этих ожиданий. Спустя десять лет наступило отрезвление у не малой части тех, кто во время вступления в ЕС в полезности этого решения не сомневался. ИВК рассматривает этот юбилей как возможность оценить период нашего членства в свете реальных фактов и наших сегодняшних ощущений. Поэтому мы попросили всех основных сотрудников ИВК высказаться на страницах нашего издания на тему, приобрели ли мы больше от членства в ЕС или же потеряли.
***
Оценку первых десяти лет Чешской Республики как несамостоятельной части европейского супергосударства, как одного из членов ЕС не должен делать какой-нибудь «объективный» эксперт и уж тем более не чиновник или политик, который с нашего членства живет. Эту оценку нельзя отделять как от жизненного опыта каждого из нас, нашего личного мировоззрения, наших ожиданий, связанных с этим шагом, так и от серьезного понимания наших сегодняшних реалий. Кое-что для лучшего понимания нужно сказать откровенно.
Мечты и реальность
За себя могу сказать, что после ноября 1989 года [реформирования социалистического режима в Чехословакии] я хотел жить в стране с парламентской демократией (опирающейся на работающий парламент, а не на его карикатуру, каким является парламент брюссельский, и политические партии как основные объекты политической системы, которые могут эффективно аккумулировать изолированных граждан-избирателей). Я хотел жить в стране с «рыночной экономикой без прилагательных» [что означало одновременный отказ как от рыночного социализма реформистских лидеров, так и от социально ориентированной рыночной экономики, а также от какого-либо смешения режимов].
Я хотел, чтобы мы стали одной из «нормальных» европейских стран. В этом была определенная надежда на то, что в Европе некая нормальность старых добрых времен до сих пор существует. Я хотел реализовать и у нас политическую и экономическую системы Западной Европы, но даже тогда я не идеализировал их (в отличие от тех, кто сегодня в них разочаровался).
Прага, 1989 г.
Однако очень скоро я начал остро понимать проблемы европейского устройства того периода (и тем больше проблемы устройства сегодняшнего), поэтому одним из первых начал публично говорить, что так полюбившийся нам в ноябре 1989 года слоган «Обратно в Европу» сильно отличается от слогана «Вперед в Европейский союз». Я был счастлив, что Москва уже не будет иметь над нами власти, однако я не хотел, чтобы нами под каким-нибудь новым предлогом начал управлять кто-нибудь еще.
В январе 1996, находясь в должности председателя правительства в Риме (Италия в том полугодии председательствовала в ЕС), я с большим сомнением передал нашу заявку на вступление в ЕС. Я понимал, что для нашей страны в данном историческом и территориальном контексте это необходимо (не поменяю свое мнение об этой необходимости и по прошествии времени) и этого хочет большинство наших граждан, потому что, как тогда, так и сейчас, разницы между «Обратно в Европу» и «Вперед в Евросоюз» большинство людей не понимает. Я осознавал свои политические полномочия как одного из высших представителей государства «привести страну в ЕС», однако заигрывал с мыслью вечером перед вступлением в ЕС демонстративно уйти с поста председателя правительства. Этой функции я был лишен после известных событий (в декабре 1997) [в 1997 году разгорелся скандал о финансировании партии Клауса ODS, правящая коалиция распалась, и Клаус был отправлен в отставку], однако чуть более чем через пять лет я стал президентом страны, к огромному разочарованию тех, кто меня моей премьерской функции лишил.
На референдуме о вступлении в ЕС в 2003 году я голосовал против, так как хотел и дальше жить в суверенной стране. Также я хотел и дальше жить в стране без какой-либо государственной идеологии. Я знал, что членство в ЕС требует уважать «европеизм», новую, сильно неоднородную, но модную и современную — антилиберальную идеологию.
В апреле 2004 года в абсурдном тандеме вместе с премьером Шпидлой я подписал в Афинах (Греция тогда председательствовала в ЕС) договор о вступлении в Евросоюз.
Вацлав Клаус
В 2009 году я дольше всех европейских лидеров (и с большим непониманием дома), откладывал подписание Лиссабонского соглашения [договор, призванный заменить собой не вступившую в силу Конституцию ЕС и внести изменения в действующие соглашения о Европейском союзе в целях реформирования системы управления ЕС], которое радикально изменило Европейский союз. Несмотря на то, что люди его недооценивали и продолжают недооценивать, это был решающий шаг на пути от Европы государств к Европе провинций или губерний. Грубо говоря, это было и остается основанием моей позиции. Десять лет жизни в ЕС меня ничем не удивили. Несмотря на наличие позитивных аспектов «Возвращения в Европу», которого мы после десятилетий коммунизма так хотели, есть и ряд аспектов, характерных для мира, что мы в ноябре 1989 года (с надеждой, что поступаем верно) покинули. Накануне вступления в ЕС, в ночь с 30 апреля на 1 мая 2004 года, мы с группой друзей, коллег и сторонников поднялись на гору Бланик (попросить у прячущихся там, по легенде, бланицких рыцарей, чтобы они, наконец, чешскому народу помогли). Тогда я все это понимал так же хорошо, как понимаю сейчас.
Свободное перемещение по Шенгену хорошо, но принятие законодательства, регулируемого ЕС, возвращает нас в централизованно управляемое общество, что пугает. Ряд западноевропейцев начал принимать нас во внимание после вступления в ЕС, однако и после десяти лет членства нас рассматривают как граждан второго сорта. Несмотря на то, что членство в ЕС (но главное — в НАТО) защищает нас от открытой империалистической политики, которую мы пережили в августе 1968 или Югославия в 90-х, мы являемся ежедневным предметом заграничной, на этот раз не военной, но «регуляционной» интервенции скрытого империалистического характера из Брюсселя. Мы избавились от марксистской и коммунистической идеологии, что, без сомнения, хорошо (хотя ей все равно уже давно никто не верил). Однако ей на смену пришла идеология агрессивнее и только с виду лучше: мультикультурализм, транснационализм, феминизм и гендеризм, гомосексуализм, идеология прав человека, энвайронментализм (сегодня — главная идеология ЕС), которые вместе и составляют вышеупомянутый европеизм. Сегодня наши дети не учат в школах историю рабочего движения и не оболванены объяснениями преимуществ плановой экономики над рыночной, но изучается новая зеленая религия, воспевается глобальное и европейское управление, высмеивается уважение к своему государству, при обучении к стандартной семье приравнивается гражданское партнерство. Мы открытая страна и к нам в большом количестве поступают заграничные продукты и инвестиции, однако мы даем заграничным партнерам инвестиционные стимулы и другие выгоды в ущерб нашим фирмам, а в законы, написанные в Брюсселе, ослабляют нашу экономику и ее конкурентоспособность. Продолжать перечислять можно было бы до бесконечности.
В начале этого текста я специально использовал оборот «первые десять лет» нашего членства в ЕС. Да, я боюсь, что это лишь первые десять лет. Я не верю в возможность нашего выхода из ЕС (не верю, что на это бы решились наши граждане), не верю, что нас из ЕС исключат, не верю в самороспуск ЕС, не верю — и этим разочарую многих своих друзей и сторонников, — что ЕС распадется. Я говорю о реальном, обозримом будущем, не только своем, но и своих детей. У внуков, возможно, ситуация изменится.
