В толпу на Английской набережной Ниццы врезался грузовик. Водитель, гражданин Франции тунисского происхождения, стрелял и ехал зигзагами, чтобы раздавить как можно больше людей. Два десятка человек погибли сразу, общее число жертв на этот час — 84 человека. Вероятно, это ещё не финальная цифра. В Ницце в этот день был праздник в честь Дня взятия Бастилии, главное событие сезона. Многонациональный француз ехал по людям два километра — пока его не застрелила полиция.
В старом мире (мире стабильности и процветания, где рекой лились нефтяные деньги, а завтра всегда было лучше, чем вчера) Лазурный берег занимал совершенно особое место. На пике путинского золотого века это был практически заповедник российских олигархов, почти олигархов, свиты олигархов и подражателей олигархов. В летний сезон это был клуб, где все были свои. На многих развлекательных тусовках русская речь звучала наравне с французской. Здесь запросто за соседним столиком в ресторане можно было увидеть старого приятеля, делового партнера или крупного клиента, и продолжить тот разговор, который вы начали в Москве неделю назад. Ну или просто поболтать о местной жизни — здесь все было общее, все всем знакомо. «А вы где в этом году остановились? — А помните ту виллу на Кап-Ферра, ну, которую Березовский раньше снимал? — А, это где мы на свадьбе были? А мы в этот раз там, где вы жили два года назад, на полпути к Монако. — Ой, как здорово, передайте там привет садовнику».
У каждого места на Лазурном берегу была своя роль и функция. Монте-Карло — это красивая жизнь, блеск, роскошь, брендовый шоппинг, эксклюзивные рестораны, в которых говорят шепотом и заставляют выключать мобильники, еженедельные концерты звезд в «Спортинг Клаб» (где раз в сезон обязательно проводится «русский вечер» с каким-нибудь Киркоровым), а для «золотой молодежи» — отвязные дискотеки в «Джеймис». Канны — исключительно ротозейская туристская достопримечательность, разок съездить сфотографироваться на фоне «того самого» кинотеатра. Ужинать нужно ездить в маленькие городки вглубь от побережья, там лучшие рестораны, про которые тоже все всё знают — и какое коронное блюдо у местного шеф-повара, и кого из голливудских звезд там можно невзначай встретить. Ницца же была всегда центром притяжения этого мирка. Сама по себе она — всего лишь не очень чистый портовый городишко, ничего особенного. «Приличные люди» в Ницце в черте города стараются не жить. Но это столица всего региона, и туда рано или поздно приедет каждый — от олигарха до парикмахерши в отпуске, пытающейся выглядеть «как крутые», живя в трехзвездочной гостинице. Это место тусовок. А в самой Ницце таким же центром — универсальным местом притяжения для туристов со всего побережья — является Английская набережная, la promenade des Anglais. Длинная, широкая, плавно выгнутая вдоль берега моря, отлично освещенная фонарями, бурлящая жизнью в любое время суток. Прогулочная магистраль. Это почти синоним Ниццы, как Ницца — почти синоним Лазурного берега.
Каждый год по всей Ривьере — в итальянском Сан-Ремо, в Монте-Карло, в Антибе, в Каннах — по выходным проходит фестиваль фейерверков. Это действительно красиво и масштабно, и это в некотором роде стержень туристического сезона. Посмотреть на представления приходят все. Завсегдатаи колесят на машинах по всему побережью, стараясь посетить все мероприятия по очереди, чуть ли не за месяц бронируя столики в прибрежных кафе. Не у всех получается, вне зависимости от материального достатка — мест мало. Не попавшим на сидячие места с мороженым остается толпиться на набережных. Завершается фестиваль грандиозным файер-шоу в ознаменование Дня взятия Бастилии — как правило, в Ницце. В этот вечер Английская набережная превращается в огромный зрительский амфитеатр, заполненный людьми с густотой примерно футбольного стадиона в день важного матча. Это весело, это красиво, это местами пафосно, местами трогательно.
Это идеальная мишень. Вообще удачный образ судьбы всего этого старого, стабильного, уверенного в себе мира. Всё — буквально всё, в чем он был так уверен, на поверку оказывается не более, чем иллюзией. Иссякают шальные, незаработанные деньги — утекают, как вода сквозь пальцы. Иллюзорной оказывается твоя непоколебимая вера в завтрашний день. Да что там завтрашний день, уже сегодня вечером тебя запросто достанет фанатик за баранкой какого-то джихадистского пылесоса. Степенные променады по Английской набережной закончились — осталось только паническое заполошное бегство. Твой мир кончился с хрустом, под колесами грузовика.
Совершенно не обязательно взрывать бомбу. Бомба — это лишние проблемы, ее надо где-то изготовить, где-то хранить, как-то пронести через кордоны и проверки. Французская полиция свой хлеб ест совершенно не зря и особой толерантностью не страдает. Толерантность — это к политикам. Режим чрезвычайной ситуации в исполнении французских стражей порядка выглядит весьма нетолерантно. После событий 11 сентября в Америке в аэропорту той же самой Ниццы подозрительных личностей смуглой комплекции без разговоров хватали четверо дюжих карабинеров с автоматами — и волоком тащили в отдельное помещение для весьма бесцеремонного досмотра. Но это аэропорт, целенаправленные поиски бомбы.
А что делать, если террорист ниоткуда не прилетел — если он давно уже добропорядочный житель твоего города, каждый день водит свой грузовик по твоим улицам? Не размахивает Кораном, не кричит «Аллах акбар!» Наоборот, дружелюбно улыбается, соблюдает правила и готов услужить. Откуда тебе знать, что творится у него в голове? Вся опасность современного терроризма как раз в том, что для него вообще не требуется особая подготовка. Пришла тебе в голову мысль — бери и делай. Средств у любого современного человека под рукой и так предостаточно, от грузовика (как в Ницце) до обычного кухонного ножа (как в Палестине). Просто нормальному человеку не придет в голову давить грузовиком неверных. А террористу — придет. Все «законы Яровой» и тому подобные вещи — это детский лепет. Это очередная попытка «выиграть прошлую войну», борьба не с современным терроризмом, а с тем, который существовал десять, двадцать лет назад.
Современный терроризм — это удар изнутри, а не извне. Именно поэтому от него так сложно защититься. Да, понятно, что где-то далеко, в сирийских песках, есть страшный ИГИЛ. Западному обывателю он не слишком понятен, и, в общем, не слишком-то и страшен — где Сирия, а где мы. И обыватель, на самом деле, прав. Ему угрожает не ИГИЛ. Вон тот гастарбайтер за рулем — о чем он думает, как считаете? А вон тот, с метлой? Понятное дело, что обычно — о котятах и насвае, да и вообще он милейший человек. Но вы никогда не будете на 100% в этом уверены. Вне зависимости от того, что произойдет конкретно с этим террористом — поймают его, убьют, а завтра поймают или убьют еще двадцать таких же — вы отныне всегда обречены жить вот в этой неопределенности. То, что у вас паранойя, еще не значит, что за вами не следят. Ваш мир — старый, привычный, уютный мир, в котором вы были так уверены, в котором вы выросли и собирались растить своих детей — уже проиграл эту войну. У него нет ответа на этот вызов. Раздавить комара, который тебя ужалил — это не ответ, комар свое дело сделал, а категория мести ему непонятна.
Подумать об эффективных репеллентах и инсектицидах — да, это ближе к истине. Но здесь встает вопрос — а готов ли мир к такому изменению концепции? Как ему придется сначала измениться самому и готов ли он к таким изменениям? Или и дальше хочет слушать (под настойчивое жужжание) упоительные истории о том, что репелленты вредны для здоровья, а инсектициды вообще нарушают экологический баланс?
Французский премьер-министр уже заявил, что «Франция должна научиться жить с терроризмом».
Также читайте: Требует ли ислам убивать? Никаких домыслов, только цитаты из Корана
