Мужчине, дабы стать мужчиной полноценным, нужно сделать пять вещей: покурить опиума, переспать с чужой женой, обучиться какому-нибудь ремеслу, совершить паломничество в Мекку — и убить человека.

— Роберт Ирвин «Арабский кошмар»

Чуть больше полувека назад под властью европейских государств жила большая часть мусульман мира — в форме колоний или протекторатов. Деколонизация вывела их из-под прямого управления европейцев. Но последовавшие глобализация и миграция привели к тому, что исламский фактор стал играть всё более важную роль не только во внешней, но и во внутренней политике бывших метрополий: одновременно с тем как ислам становится самой быстрорастущей религией в мире, в Европе становится всё больше мусульман (около 5% населения), и при текущих темпах роста их удельный вес увеличится в два раза уже при жизни нашего поколения.

В связи с этим нам хотелось бы поговорить о том, как крупнейшие европейские империи (Британия, Франция, Россия, Нидерланды, Португалия и Австро-Венгрия) справлялись с нелёгкой задачей управления мусульманами.

Необходимое предисловие

Прежде чем начинать разговор на эту тему, нужно определиться с понятиями.

Во-первых, ислам не является «вертикально-интегрированной» религией вроде католицизма, где есть верховный глава. Степень влияния богослова зависит от уровня его образованности, который он повышает всю жизнь и который не может передать никому. Поэтому даже самый влиятельный имам или муфтий не может говорить за всех мусульман в принципе. Более того, даже если он влиятелен, то в лучшем случае к его мнению прислушивается 5% мусульман. В исламе нет фигуры вроде Папы Римского, что ставит крест на любых попытках установить прямой и всеобъемлющий контроль.

Во-вторых, из этой децентрализации следует «цветущая сложность» всего мусульманского сообщества. В этом плане мусульманское сообщество («умма») куда больше напоминает США, чем тех же католиков: очень разные группировки интересов, объединённые общими высшими ценностями, но расходящиеся в толковании множества различных вопросов. Например, вроде бы «всем известно, что в исламе запрещена музыка», но в этой религии есть влиятельные школы мысли, которые позволяют считать иначе. Так что «исламская политика» европейских стран везде была очень разной — в Судане ислам был более ортодоксальный, в Индии долгое время сохранялась «эклектика».

В-третьих — и это важно для понимания причин конфликтов на современном Ближнем Востоке — ислам и нормы шариата ввиду своей подробности и конкретности в вопросах повседневного быта фиксируют соответствующие сообщества на определённом уровне и укореняют там соответствующий распорядок дел. И любой колонизатор вынужден действовать в этой системе социальных отношений. Во Французском Алжире арабы могли спокойно стать полноправными французскими гражданами, но для этого им надо было выйти из состава общины (которая давала определённые бонусы и защиту) и перейти на чужую сторону поля, где игра ведётся по непривычным правилам, а господствующие высоты заняты чужаками.

В-четвёртых, важнейшую роль в исламе занимает паломничество в Мекку («хадж»). Официально Мекка не принадлежала ни одной европейской державе, что делало всех мусульманских паломников вхожими в сферу влияния другой державы. В случае времён, о которых мы будем говорить, речь идёт об Османской империи. Про хадж мы поговорим ближе к концу цикла, поскольку на этом перекрёстке сходились интересы всех европейцев.

Королевский роман

Начнём с самой зловредной крупной из всех существовавших европейских империй — с Англии.

Первые серьёзные контакты Англии с мусульманским миром приходятся на времена «султаны Эльзабет» (как называли Елизавету I Османы). В 1579 году между королевой Англии и султаном Мурадом III завязалась дипломатическая переписка, имевшая очень конкретные последствия для обеих держав — связанные блокадой Габсбургов англичане получили доступ к торговле с востоком, а Османы через руки третьестепенных посредников (реальный вес Англии в Европе того времени был невелик) получали доступ к передовым европейским военным технологиям и специалистам.

Тем не менее слово «мусульманин» («muslim») было впервые зафиксировано в английском языке только в 1615-м (!) как обозначающее «тех, кто следует заветам верований магометан». А слово «ислам» было впервые использовано в английском в 1625 году писателем и путешественником Сэмюелем Перчасом (который ещё и про Россию того времени писал) по результатам общения с яванским князем.

Уже в начале XVII века Англия вступила в военный союз с мусульманами и в атаке на испанский порт Кадис (1596) в распоряжении англичан было несколько кораблей и припасы, предоставленные союзным султаном Марокко. Довольно быстро у англичан в других мусульманских политиях появились полноценные агенты влияния вроде братьев Шерли (занимавших высокие посты в Персии). Но здесь, как и в случае первого адмирала Японии Уильяма Адамса, речь идёт не о подспудном подчинении этих регионов — на это у англичан тогда не хватало ни сил, ни опыта, ни навыков, ведь сама Англия тогда по уровню развития не сильно опережала потенциальные колонии. Главными были тактические соображения — противоборство с Испанией и Португалией на всех возможных фронтах. И то в основном на подхвате у Голландии.

Со стороны Блистательной Порты союз был чисто прагматическим — Англия являлась одним из каналов поставки импортного вооружения в ходе бесконечного конфликта Османов с Габсбургами. Тем не менее уже в первой трети XVII века в Оксфорде и Кембридже появляются кафедры арабского языка, а в 1649 году на английский был переведён Коран. Правда, перевод делался с французского, а следующий перевод (1734) делался опять-таки не с арабского, а с латыни (!), но начало изучению ислама в Британии было положено. Однако это всё теория, а практика началась после завоевания Индии.

Индия: наследники Моголов

В пределах субконтинента мусульмане не составляли большинства, но являлись политической и военной элитой. Англичане оставили местную иерархию (и даже правящая династия Моголов номинально оставалась у власти до самого 1859-го, когда в регионе было введено прямое управление) и работали через неё.

Thomas and William Daniell, «Exterior of an Eed-Gah near Chaynpore, Bahar» 1799

Кроме понятных соображений «разделяй и властвуй» был ещё один важный фактор: ислам — это всё-таки одна из трёх авраамических религий. Европейским колонизаторам после столетий близкого соседства (как мирного, так и не очень) было куда проще работать с мусульманами, которые ещё 500 лет назад практически ничем не отличались от абсолютного большинства европейцев (тогда же закончил своё существование Аль-Андалус, крупное мусульманское государство в Европе, где большинство населения были вполне себе белыми). Ну или во всяком случае гораздо ближе, чем «исконные» азиатские религии вроде индуизма и буддизма. Как евреи и армяне были естественными контрагентами европейцев в мусульманском мире, так и мусульмане были естественными контрагентами европейцев в Индии и позже — в «чёрной» Африке. Именно по этой причине мусульмане получали непропорционально большую долю в управлении Индией (например, половину мест индийцев в Исполнительном Совете при генерал-губернаторе занимали мусульмане). Мусульмане были и остаются естественной элитой Индии (кроме шуток, мусульманские дети в этой стране лучше растут и меньше умирают просто потому, что не испражняются на улице как их соседи-индусы, которым чистить туалеты запрещают лагерные кастовые понятия).

Учитывая то, что англичане практически ничего не меняли в сложившихся внутренних иерархиях и порядках, то на их сторону автоматически перешли все крупнейшие феодалы-мусульмане и влиятельные фигуры вроде Саида Ахмада Хана (которому королева пожаловала рыцарский титул).

Единственным значительным английским нововведением (основанным, однако, на местных социальных реалиях) стало создание концепции «воинственных рас», большинство которых в британской Индийской армии составляли мусульмане. Мы уже рассказывали об этом процессе в нашем материале об Индии во Второй мировой, поэтому нет нужды повторяться.

Вместо этого лучше сосредоточимся на армии, одном из немногих институтов Британской Индии, в котором англичане осуществляли свою власть напрямую. Также армия важна и по следующим причинам: в Британской Индии она была самым крупным работодателем и в ней между британскими работодателями-колонизаторами и индийскими работниками-туземцами существовал формальный контракт.

• 

  Thomas and William Daniell, «Exterior of an Eed-Gah near Chaynpore, Bahar», 1799

• 

  Thomas and William Daniell, «Tomb of Akbar Khan, Chaynpore, Brother of Sher Shah», 1790

К каждому мусульманскому подразделению были прикомандированы мусульманские священнослужители на жаловании у английских властей. Но куда больший интерес представляют толпы исламских проповедников-факиров, основной аудиторией которых были как раз сипаи. В частности, стоит упомянуть культы Афзал Шаха, Мухаммада Акзама Хана и Тадж аль-Дина. Что интересно, последние два сами были бывшими сипаями.

Ислам, который они исповедовали, был очень специфическим и опирался на местные деревенские традиции (т. е. среду, из которой выходила большая часть солдат). Там было всё: принятие психотропных веществ, ворожба с целью получения солдатами повышения и заговоры от вражеских пуль и т. п. В целом индийский армейский ислам той эпохи очень напоминал ситуацию в европейском сельском христианстве в наиболее удалённых уголках Европы за 200 лет до этого (см. соответствующие отрывки «Цивилизации классической Европы» Пьера Шоню). Ну, или современных нам зажигательных американских проповедников-сектантов.

Индийский проповедник-факир из секты каландаров, 1830

Как на это реагировали англичане? На словах они были как будто бы против и всячески порицали этот процесс, указывая на распространение суеверий и невежества. Но по факту проповедники оказывали колоссальное влияние на солдатскую массу, поэтому многие из них если не получали официальные посты при армейских подразделениях, то им всё равно оказывалось покровительство со стороны колониальных властей. Почему?

В теории, власть бродячих проповедников могла привести к брожению умов в армии, но на практике «солдатский ислам» был очень эффективен в развитии у солдат-мусульман боевого настроя, фокусировал их внимание на безопасных для англичан суевериях и успехах на боевом поприще (то есть на благо матушки-королевы).

Более того, несмотря на весь мистицизм и эксцентрику, факиры никогда не продвигали очевидные для всякого порядочного джихадиста идеи в духе «англичан вон, а все деньги индийцам». В общем, это был концентрированный «опиум для народа»: сочетание дикости и суеверий с одной стороны, и лояльность по отношению к колониальным угнетателям с другой. Не то чтобы факиры напрямую агитировали за королеву и генерал-губернатора, они скорее игнорировали всё, что было связано с англичанами и социально-экономическим положением Индии. «Сначала спаси свою душу» и всё такое.

Ситуация начала меняться в XX веке, когда колониальные власти решили, что народные проповедники выполнили свою основную функцию и поддержали движение за реформацию ислама в Индии — точнее, поворот к ортодоксальному исламу. Факиры, при всей своей аполитичности и прикладной полезности в деле пестования духа «воинственных рас», распространяли среди солдат вредные привычки и способствовали разведению антисанитарии, что в условиях усложнения боевых действий и всё более частом размещении индийских солдат за рубежом стало проблемой. К тому же Англия (как и все европейские державы) взяла курс на позиционирование себя как исламской державы в глазах подвластных им мусульман, так что требовалось повысить уровень респектабельности, дабы королевская семья не уронила своего престижа в глазах индийцев.

В это же время ислам для невоенных тоже получил развитие, но уже в другой плоскости и имел несколько иное применение.

Индия: идеология разделения

Верховную политическую власть в стране захватили англичане, но парадоксальным образом это развязало руки традиционным мусульманским институтам и акторам, поскольку колонизаторы были пришлыми и при всём желании не могли управлять местными по образу и подобию Туманного Альбиона. Опираться же во всём исключительно на местных князей было нельзя — все помнят недолговечную историю империи Александра Македонского, который практически всё время своего нахождения у власти в бывшей державе Ахеменидов был вынужден заниматься подавлением восстаний сатрапов, которых он оставил у власти после завоевания.

Религия выполняла сдерживающую роль для власти местных князей, поэтому британцы сделали ставку на развитие в стране ислама, прямыми и косвенными путями. С приходом англичан местные мусульмане постепенно стали осознавать себя не как часть общей Индии, а как отдельный «каум» (арабское слово, означающее племя), а религиозные фигуры всё чаще называли себя шарифами (т. е. «высокорожденными»).

Впоследствии в Алигархе был основан Мусульманский англо-восточный колледж (ныне — Алигархский мусульманский университет), и там же началось движение за обновление местного ислама. В принципе, движение Алигарха можно считать примером нацбилдинга на основе религиозной идентичности. Мусульманское сообщество Индии было крайне неоднородным, и идеологи движения с благословения англичан выковывали из них единую урду-говорящую породу. Мы специально не говорим, что «в Индии все мусульмане говорили только на урду, а индусы только на хинди» — реальная картина была (и остаётся) гораздо менее однозначной.

Мухаммад Акзам Хан в 1915 г.

Тогда же пошла мода на ассоциирование индийских национально-освободительных идей с шовинизмом хинди-говорящих индусов: сэр Саид Ахмад Хан на различных конференциях защищал колониальную администрацию, приводя доводы в её пользу именно с позиций мусульманского сообщества региона (кстати, он состоял в местной английской масонской ложе) — мол, англичане защищают от зловредных индусов. Конечно, для этого имелись основания: ислам способствовал социальной мобильности в Индии (у мусульман тоже были касты, но порядки там попроще, чем у индусов, так что для неприкасаемых и прочих это реально хороший вариант подняться), что забирало у индусских элит значительную часть подконтрольного населения. Уже в середине XIX века чуть больше половины всех индийских мусульман являлись потомками низших каст индусов. Надо сказать, в Индии тоже получился национализм, построенный на религии («индийский значит индусский»), но на заре XX века среднестатистический портрет индийского националиста был куда менее однородным, чем хотелось бы партийным идеологам. И даже в период получения Индией независимости было немало мусульман, поддерживавших Ганди.

Но даже те мусульманские идеологи, кто не хотел размежевания между двумя сообществами, всё равно кооперировались с британцами, для них это был брак по расчёту: большинство улемов и имамов происходили из семей мелких и средних землевладельцев, не имевших серьёзной власти при индийских правителях, поэтому стремительный рост религиозности среди индийцев помогал им конвертировать свой социальный капитал в политические и экономические выгоды. В итоге сегодня в Пакистане исламские деятели и организации имеют куда большее влияние на жизнь страны. И, наверное, только в случае этой страны можно говорить о существовании мусульманской политической нации.

Тренд на обособление мусульманского сообщества привёл к расколу единой Индии и появлению Пакистана. Но как это ни странно, к нищему воюющему «стану» мусульман Индии подвели через великоимперские амбиции.

За десять лет до обнародования Лахорской резолюции 1940 года (в которой политические лидеры мусульманских регионов Индии расписывали идею создания независимого мусульманского государства), на территории будущего Пакистана уже велась активная работа по пропаганде мусульманских «духовных скреп» и при покровительстве колонизаторов активно развивалось исламское образование. При этом идея Пакистана не ограничивалась простым созданием отдельного государства для индийских мусульман.

В ходу была амбициозная идея создания нового исламского мирового центра, полноценной замены Османского Халифата. Планировалось проецировать силу Пакистана на все исламские регионы в Азии и противостоять Индии и Китаю. В проекте даже была аннексия мусульманских территорий СССР и КНР (!) в Средней Азии. Ну а основной целью было заявлено «возвращение к исламской утопии времён пророка». Идей для нового государства было множество, одна амбициознее другой, и одно их перечисление требует отдельной статьи. Ну а вишенкой на торте станут слова Мохаммед Амир Ахмад Хана, раджи Махмудабада, сказанные им в 1940 году на собрании Мусульманской лиги в Бомбее: «Создание исламского государства — запомните мои слова, джентльмены — я говорю исламского, а не мусульманского, и есть наш идеал». Конечно же, он мирно умер в Лондоне через четверть века после появления Пакистана, будучи директором исламского культурного центра.

Основным регионом, из которого распространялись эти идеи, были Объединённые Провинции (сегодня это индийские штаты Уттар-Прадеш и Уттаракханд) — где политики «Всеиндийской мусульманской лиги», богословы-улемы, журналисты и общественные деятели хором выступали за создание независимой исламской сверхдержавы. Памятуя о том, что дело происходило в колонии, стоит задаться вопросом, почему англичане позволили развиваться потенциально опасным для них течениям на подконтрольной территории? Это тем более интересный вопрос, учитывая то, что как раз феодалы и городские мусульмане были гораздо более лояльно настроены к колониальным властям. Этот «движ» поддерживали такие лидеры исламского сообщества, как самый авторитетный индийский богослов Шаббир Ахмад Усмани — такой влиятельной фигуре подобные вещи дозволяют говорить, только если для того есть хороший повод.

Карта «великого Пакистана» из книги «Пакистан» (1940) за авторством Анис аль-Дина Ахмада Ризви. В этом труде обосновывалось и подробно описывалось устройство будущего исламского государства Пакистан

Смысл был в том, чтобы подчеркнуть и максимально углубить различия между мусульманами и индусами и ввести в мейнстрим политический исламизм, который приведёт к обособлению исламской части Индии от остального субконтинента. Богослов Ашраф Али Танави, например, предостерегал индийских мусульман от любых близких контактов с индусами. У идеологов этого движения первоначальный набросок независимого Пакистана, кстати, предусматривал сохранение в составе страны всех имеющихся там индусов — с целью обеспечить «хорошее поведение соседней Индии», т. е. речь шла о регионах-заложниках. Идея «великой мусульманской державы» была призвана в первую очередь сделать респектабельной идею раскола Индии в среде мусульманского гражданского общества, в реальных интересах которого была как раз единая страна. Не нужно обладать даром предвидения, чтобы понимать крайне сомнительные перспективы независимого Пакистана (и последние 70 лет служат тому иллюстрацией). Как вы можете заметить, от звания лидера исламского мира Пакистан сегодня находится даже дальше Индонезии.

Но откровенно негативное содержимое («независимый Пакистан») требовалось завернуть в привлекательную для потребителя упаковку, каковой оказалась идея мощной исламской державы. То есть общественное мнение в 1930–1940 гг. готовили не к диктатуре силовиков (какая получилась в итоге), а к полноценному халифату. Эта идея имела корни в индийском обществе, где после Первой мировой существовало движение в поддержку сохранения существовавшего тогда Халифата в Османской империи.

За более чем сотню лет владения Индией англичане хорошо изучили подвластное население и знали, на какие кнопки нужно нажимать для получения нужного результата. Но искусственность навязанной англичанами концепции становится очевидной, если изучить историю индийских улемов, т. е. людей, наиболее компетентных в вопросах ислама (где большое значение придаётся именно учёности): подавляющее большинство их были за единую Индию, люди вроде Усмани были в меньшинстве. То есть интеллектуальный цвет индийского ислама в большинстве своём был против независимого Пакистана — они прекрасно понимали, куда ведёт этот путь. В основном за «Мусульманскую лигу» выступали улемы из Объединённых Провинций. Но с точки зрения англичан, даже сравнительно небольшого числа уважаемых улемов было достаточно, чтобы придать вес совершенно безумной идее разделения Индии. В этом плане резко возросшая религиозность индийских мусульман была англичанам на руку, поскольку с чисто теологических позиций обосновать независимость Пакистана куда проще.

Но хотя Индия была главной британской колонией, у неё оставались и другие мусульманские территории.

«Чёрная» Африка: религия элит

Охватить всю историю ислама в пределах Британской империи невозможно, и поэтому мы сосредоточимся на самых крупных (или самых любопытных) «кейсах».

Начнём с Африки, где ислам имеет давнюю историю. К моменту прихода колонизаторов в регионе уже существовали исламские политии и/или большие сообщества мусульман (здесь нельзя не вспомнить про мем «we wuz kings»).

Британская Восточная Африка (да и вообще все африканские колонии англичан) отличается от многих других уголков империи тем, что там если и сохраняли на местах местных вождей и царьков, реальная власть и управление находились в руках англичан. «Непрямого управления» было гораздо меньше, чем в Индии. Но в этих рамках колонизаторы предпочли полагаться на арабов и местные исламизированные субэтносы, что может показаться удивительным на фоне усилий десятков тысяч британских миссионеров, распространявших христианство англиканского толка по континенту. Разве не логичнее было набирать компрадоров из числа людей с близкой англичанам «прошивкой»?

Африка в 1876 г. перед самым разделом. Уже можно увидеть серьёзное присутствие ислама на этом континенте, которое не ограничивалось чисто османской зоной влияния

На самом деле никакого просчёта здесь нет, просто поначалу англичанам пришлось работать с уже имеющимися элитами. Исламская африканская работорговля была древнее европейской (и под знаком борьбы с ней прошёл первый этап исследования/колонизации Африки в XIX веке) — и местные арабские элиты уже имели большой опыт подчинения негров. В эпоху Наполеоновских войн (подробнее об этом мы расскажем в статье о Франции) арабской работорговле в регионе был нанесён колоссальный ущерб, и поэтому они решили переориентироваться на рабовладельческие хозяйства с плантациями. Так они даже вернее закрепились в качестве местных элит подобно белым хозяевам Старого Юга США.

Но уже в начале XX века ситуация начала резко меняться, поскольку англичане смогли обучить достаточно местных христианизированных негров и начали замещать ими мусульман в административном аппарате. Происходившая под английским контролем урбанизация региона привела к тому, что традиционные арабо-мусульманские управленческие центры (в частности, Момбаса и Найроби) наполнялись негритянским неисламским элементом, что вело к ослаблению непосредственно исламского влияния в этих регионах.

Но речи о целенаправленном искоренении ислама не шло. Скорее шариат был выдавлен в измерение гражданских споров в соответствующих сообществах параллельно тому, как приходил в упадок исламский берег и центр экономической тяжести начал смещаться в «чёрные» и слабо исламизированные внутренние районы Африки. Собственно, ликвидация работорговли (основы власти арабо-мусульманских элит) и стала причиной «деисламизации политического порядка» в Восточной Африке. Но даже в пониженном статусе арабо-мусульмане (и близкие к ним группы населения) остались при деле в качестве доверенных контрагентов колониальной власти. Например, в Северной Нигерии при наличии быстрорастущего христианского населения англичане во всём содействовали местным чёрным мусульманским элитам, зачастую в ущерб христианским миссионерам. Нельзя сказать, что это мешало управляемости колонии, напротив: перед самой Второй мировой, на пике империи, для 20 млн жителей Нигерии было нужно всего 1315 белых чиновников. Повторимся, ислам с социальной точки зрения — это очень подробная религия, через которую можно регулировать жизненный распорядок населения — что удобно с точки зрения колонизатора. Пост, молитва, масса богословских предписаний и запретов и прочее — как тут найти время и место бунтовать против англичан?

На востоке континента чуждым большинству туземцев арабо-исламским элитам без англичан «могли бы и бритвой по горлу полоснуть». Кстати, это и произошло в Занзибаре после революции в 1960-х. В итоге после деколонизации остальной европейской Африки арабский сдал остававшиеся позиции в интеллектуальной жизни регионов к югу от Сахары.

Парадоксальным образом (с учётом всего описанного выше) именно британская колонизация предотвратила более глубокую исламизацию многих африканских регионов, но не по причине давления колониальной администрации на ислам. В колониальную эпоху англиканство сменило ислам в качестве «религии господ», что и было подмечено неграми (поскольку мощнейшее лобби христианских миссионеров продолжало действовать в Британской Империи). Но усилиями исламских проповедников эта религия продолжала распространяться даже при англичанах, в частности в той же Нигерии. А структура общей империи вполне позволяла им это делать, покуда они оставались лояльны англичанам. Но самым «исламским» из британских экспериментов в Африке был Судан.

Кейсы колониального управления: Судан, Малайя и Ирак

С начала XX века Англия вместе с союзным ей Египтом управляла Суданом. Наличие младшего партнёра в лице Египта было очень выгодно британцам, поскольку в Египте был (и остаётся) университет Аль-Азхар, центр религиозного образования на Ближнем Востоке. Правильное исламское образование было делом важным, поскольку тогда в Судане ещё были свежи воспоминания о подавленном восстании махдистов и Англия срочно нуждалась в соответствующих кадрах.

Сражение при Омдурмане, 1898 год. Война против Махди и его сторонников это, наверное, самый значительный случай чисто религиозного исламского восстания против англичан. Подробнее об этих событиях можно почитать исторический труд «Война на реке» за авторством Черчилля (того самого) и посмотреть добротный фильм «Джихад» с Лоуренсом Оливье в роли самого Махди

Позднее при британцах в Судане появилось своё формальное исламское учебное заведение, в котором готовили богословов и судей — Аль-Махаад Аль-Ильми (ныне Омдурманский исламский университет). Зарплату совету улемов, учителям и сотрудникам этих вузов платило британское правительство — вплоть до самого получения Суданом независимости. Это позволяло до некоторой степени контролировать местных мусульман, которые по причине больших расстояний и разбросанности поселений на территории страны до этого были аудиторией местных, никому не подотчётных проповедников-богословов (которых насчитывалось более 1500). Чтобы «сократить дистанцию», англичане даже организовали двухлетний интенсивный курс подготовки шариатских судей-кади во вполне светском Гордонском мемориальном колледже (ныне это Хартумский университет).

За первые двадцать лет деятельности англичане наделали для Судана шариатских судей и богословов так много, что те даже начали проникать в Нигерию. После этого, с 1920-х годов, британцы внезапно развернули машину в обратном направлении и взяли курс на децентрализацию исламского управления в стране и начали делегировать больше полномочий и власти местным старейшинам-шейхам. Тогда руководство Империи было озабочено идеей непрямого управления и делегирования полномочий на местах (полунезависимость получили Канада, Австралия и Южная Африка) — так что здесь Судан оказался в рамках общего тренда. Но была ещё другая причина: в 1920-х наметилось похолодание в отношениях с Египтом, и подготовленные в этой стране (или с участием египетских специалистов) кади могли стать источником антибританских волнений, поэтому английский аналог центра «Э» решил их подвинуть «во избежание».

В Малайе (сегодня это Малайзия), которую англичане подчинили позже, чем Индию (но раньше, чем Судан) до британцев существовал гремучий микс из местных обычаев и шариатских норм — и обычаи, и интерпретация ислама сильно различались от поселения к поселению. «Эклектичная» религиозная жизнь региона хорошо показана в романах «Лорд Джим» Джозефа Конрада и «Король крыс» Джеймса Клавелла. Конечно, терпеть такое многообразие колонизаторы не могли, ибо от отсутствия единых норм и стандартов снижалось качество управления всей территорией.

Поэтому здесь англичане поощряли кодификацию исламского права и институционализацию шариатских судов — в частности, «импорт» богословов и кадиев напрямую из Меккии в малайские провинции. Правда, в случае Малайи ислам был «приватизирован» местными «светскими» правящими элитами, на которых англичане опирались в деле контроля за населением. Например, в 1916 году в Келантане султан заставил муфтия уйти в отставку после того, как тот отказался вынести устраивающее правящую семью решение по делу о наследовании (!), затрагивавшего интересы одного из родственников султана. Тут будет уместна параллель с самой Англией, где королева является главой государственной церкви. Но почему англичане не стали противопоставлять светскую и религиозную власть в Малайе так, как они делали в Индии? Скорее всего, потому, что потенциал местных султанатов был меньше, чем у индийских княжеств, и поэтому даже в самом худшем случае военное решение вопроса не было неприемлемым вариантом (что и показала война 1948–1960 гг.). На всякий случай влияние духовенства и аристократии уравновешивалось растущим числом гражданских управленцев малайского происхождения, получивших полностью светское английское образование и занимавшиеся промышленными и финансовыми вопросами. Аристократия и царьки же должны были держать в узде многочисленных селян.

Исламизация малайских монархий привела к тому, что сегодня ислам является неотъемлемой частью национальной самоидентификации малайцев. Даже в конституции страны прописано, что малазиец этов первую очередь мусульманин (также в стране распространены нормы шариата во многих регионах, сохранились и местные султанаты). От англичан же Малайзии достался и индо-сарацинский архитектурный стиль, не имеющий практически ничего общего с местными туземными традициями.

У англичан были также «временные территории» на Ближнем Востоке, которыми они управляли по мандату Лиги Наций некоторое время. В их число входил и Ирак, им они управляли 12 лет (1920–1932). Здесь англичанам пришлось повоевать с местными шиитами (сунниты как меньшинство были на стороне англичан), после долгих размышлений они решили поставить на арабский национализм и построить в Ираке монархию.

Поэтому значительная часть религиозной политики была сконцентрирована на контроле над денежными потоками и международными связями в среде шиитского сообщества. Англичане эффективно изолировали иракских шиитов от иранских и индийских единоверцев и «нецелевого» финансирования из-за рубежа. Также англичане поддерживали города (преимущественно суннитские) в противовес шиитской деревне. Но чисто религиозной пропагандой англичане практически не занимались (за исключением антитурецкой: мол, Османы это «великотурецкие шовинисты», которые якобы мешают жить мусульманам).

Остальные крупные мусульманские кейсы (например, творчество английских резидентов в монархии Саудитов и пр.) хотя и имеют отношение к сфере (крипто)колониальной политики, но всё же больше относятся к разряду внешнеполитических инспираций.

Заключение

Британская империя — самый интересный пример исламской политики европейского государства. Наверное, главный английский урок состоит в том, что единой исламской политики нет и не должно быть — в каждом регионе подходят свои методы. Но какие универсальные истины мы можем выделить?

1. Сюзерен-немусульманин может и должен получить соответствующую легитимацию в глазах подвластных мусульман. Во многом за счёт этого Англия, высасывавшая соки из исламского мира, смогла избежать колоссального мусульманского восстания.

2. Сделать это можно только через имеющиеся источники авторитета. Можно потом создать свои исламские источники легитимности, но только на основании уже имеющихся местных школ и традиций. Если нет местных, то нужно заключать «договор об импорте» из центров богословия.

3. С течением времени нужно создавать свою систему подготовки исламских кадров и авторитетов, а также запускать через них свои тренды и течения — для того, чтобы этого за вас не делали другие враждебные державы. Немцы очень старались, но не смогли выбить почву из-под ног у англичан на этом фронте — не без труда, но соперники Германии удержали контроль над своими мусульманскими подданными — потому что за ними было уже не одно поколение богословов и шариатских судей.

4. Достижение высоких результатов в предыдущих трёх пунктах даёт возможность проделывать невероятные вещи с подвластным населением. Раздел страны, кабальные договора и прочее — всё становится возможным, если хорошо освоиться в теологических тонкостях и напрячься с манипуляцией. Рассмотренная нами кампания за великий независимый Пакистан это, по сути, аналог «сионистов против Израиля».

5. Надо всегда «держать руку на пульсе» — у успешного колонизатора должны быть свои специалисты и соответствующая научная школа. Как говорил Геродот: «Обычай повсюду царь», а значит нужно знать обычаи всех подвластных народов.

6. Работайте от того, что есть и что уже показало свою эффективность. Местные институты, традиции и прочее — всё это нужно учитывать и использовать. Например, в Судане 1920-х англичане повернулись лицом к бывшим махдистам и отдали в их ведение значительную часть паствы (потому что через них транслировать британскую волю было на тот момент эффективнее всего) — и ведь работало.

7. Всегда оставляйте за собой право последнего слова. Большую часть времени англичане и их агенты влияния не вмешивались напрямую, но когда было нужно, они это делали и им ничто не могло помешать. Если вы выполнили все предыдущие пункты, то проблем с этим у вас не возникнет, и местные шейхи, имамы и улемы помогут вам сломить любое сопротивление (или хотя бы нивелировать негативные последствия).

8. Логическое следствие предыдущего пункта: держите местных священнослужителей и богословов на довольствии и не скупитесь. Англичане (как и французы) оплачивали колониальным мусульманам даже хадж в Мекку, не говоря уже о расходах на мусульманские институты.

После блокировки российскими властями «Спутнику» как никогда нужна ваша поддержка. Пожалуйста, поддержите нас посильным денежным переводом или покупкой подписки. У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров, кроме вас — наших читателей. Спасибо!

Список использованной литературы:

Nile Green «Islam and the Army in Colonial India: Sepoy Religion in the Service of Empire»

Ahmad Fauzi Abdul Hamid «The Impact of British Colonialism on Malaysian Islam: An Interpretive Account»

Iza R. Hussin «The Politics of Islamic Law: Local Elites, Colonial Authority, and the Making of the Muslim State»

Jerry Brotton «The Sultan and the Queen: The Untold Story of Elizabeth and Islam»

Peter Gottschalk «Religion, Science, and Empire: Classifying Hinduism and Islam in British India»

Randall L. Pouwels «Horn and Crescent: Cultural Change and Traditional Islam on the East African Coast, 800–1900»

Venkat Dhulipala «Creating a New Medina: State Power, Islam, and the Quest for Pakistan in Late Colonial North India»

Сборник «Colonial and Post-Colonial Governance of Islam: Continuities and Ruptures»