Первая мировая война стала для России вехой, разделившей ее современную историю на период до и после установления власти большевиков, начавших реализацию жесточайшего социалистического эксперимента. Дискуссии о влиянии положения дел на фронте на события февраля и октября 1917 года будут занимать умы еще не одного поколения историков. Вместе с тем есть непреложный факт: Россия стала участником крупнейшего на тот момент вооруженного конфликта, будучи, как это принято сегодня говорить, динамично развивающейся рыночной экономикой, и вышла из него, испытывая на себе все тяготы политики военного коммунизма. Столь радикальные изменения невозможно списать лишь на роль исторического случая.
На проведение экономической политики существенное влияние оказывает доминирующая в ту или иную эпоху идеология. Ярким подтверждением тому служит последняя треть XX столетия. В 1970-е годы экономики европейских и североамериканских стран переживали стагнацию, что свидетельствовало об исчерпании потенциала политики стимулирования спроса через активное перераспределение национального дохода. Низкие темпы экономического роста в сочетании с растущей инфляцией привели к повышению популярности идей дерегулирования, приватизации и снижения фискального бремени. Именно эти меры легли в основу курса Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер. Параллельно с реформами в США и Великобритании разгосударствление осуществлялось в странах Южной Америки, в первую очередь в Чили, и в Азии, где на путь демонтажа социалистических институтов вступили Китай и Вьетнам. Слом Берлинской стены открыл дорогу рыночным преобразованиям в странах доживавшего свой век Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Крах СССР сделал возможным становление институтов рынка в метрополии бывшей советской империи, что поставило точку в истории социалистического эксперимента, растянувшегося на семь десятилетий.
За столетие до этих событий в мире начал складываться принципиально иной идеологический фон. Вслед за европейским финансовым кризисом 1873 года последовал промышленный спад в доминировавших ранее отраслях реального сектора (таких, как, например, машиностроение на основе парового двигателя), растянувшийся на два с половиной десятилетия и получивший название «Долгая депрессия». Именно в этот период времени получило широкое распространение представление о благотворности влияния государственного регулирования на экономического развитие. В частности правительства ряда стран Старого Света приступили к созданию общенациональных систем социального обеспечения, призванных решить проблемы, возникшие при развертывании процессов индустриализации и урбанизации. В 1883 году Отто фон Бисмарк ввел пенсии по инвалидности, а в 1889 году — пенсии по старости. В связи с тем, что возраст выхода на пенсию составлял 70 лет, ее реципиентами являлись в основном работники, получившие увечья на производстве. До Первой мировой войны примеру Германии последовали Великобритания, Франция и Швеция. В США же пенсионная система была внедрена в годы президентства Франклина Рузвельта.
В дореволюционной России влияние государства выражалось в масштабных расходах казны на железнодорожное строительство и наличии высоких внешнеторговых тарифов, защищавших отечественных производителей от конкуренции с иностранцами. Если в 1869-1876 годах средний внешнеторговый тариф составлял 12,8%, то в 1891-1900 годах — уже 33%. В 1897 году была проведена денежная реформа, благодаря которой страна получила размениваемую на золото валюту. Это, в свою очередь, способствовало стабилизации государственных финансов; бюджет, как и в эпоху Александра II, оставался дефицитным, однако, в отличие от периода Великих реформ, он покрывался за счет внутренних и внешних заимствований: в силу бурного промышленного роста Россия являлась весьма привлекательным рынком для зарубежных кредиторов. Немаловажную роль играл и тот факт, что страна была мировым лидером по объему экспорта зерна, существенно опережая по этому показателю Аргентину, Канаду и США. Отмена выкупных платежей наряду с предоставлением крестьянам права на получение земель в собственность привели к быстрому приросту производства зерновых. В результате Россия абсолютно заслуженно получила реноме житницы Европы.
Первая мировая война ознаменовалась значительным расширением роли государства в экономике. В 1915 году ключевым органом, ответственным за экономическое регулирование, стало Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. В его ведение входил надзор за деятельностью государственных и частных предприятий, исполнявших заказы на изготовление и поставку военной техники. В состав Особого совещания входило более десяти профильных комитетов, таких как металлургический комитет, комитет по обеспечению рабочей силой оборонных предприятий, комитет по учету и распределению иностранной валюты и др. В дополнение к этому было существенно ужесточено регулирование рынка продовольственных товаров. В феврале все того же 1915 года был издан закон, запрещавший крестьянам вывоз сельскохозяйственной продукции за пределы собственной губернии и устанавливавший предельные цены на хлеб и фураж, закупаемые для армии. В следующем, 1916, году был внедрен список предельных цен для приобретаемых государством продовольственных продуктов. Впоследствии эта же мера была реализована по отношению ко всем без исключения хлебным сделкам, однако на практике реализовать ее было невозможно.
Для осуществления регулирования цен необходим мощный силовой аппарат, готовый предпринять насилие в отношении деревни. Столь сильных органов государственного принуждения не было в наличии ни у царского правительства, ни у правительства Временного. В марте 1917 года государство получило исключительное право закупать по твердым ценам зерно у производителей сверх их продовольственных и хозяйственных нужд. Уклонение от исполнения этой законодательной нормы предусматривало реквизицию укрываемых запасов с оплатой по их цене, уменьшенной вдвое. Естественно, эта мера не принесла результат. Рыночная торговля сельскохозяйственной продукцией сохранилась, просто она была фактически вытеснена в нелегальную сферу. Действительное регулирование цен на продовольствие оказалось под силу только большевикам, которые были готовы утопить деревню в крови. Многомиллионные жертвы Гражданской войны — прямое следствие решения руководства сформированного в октябре 1917 года правительства об отправке комиссаров в деревню за зерном. Но жесточайший продовольственный кризис 1920-1921 годов буквально вынудил Ленина свернуть политику военного коммунизма и провести экономическую либерализацию.
Однако, как показало время, это была лишь временная уступка. Столкнувшись с затуханием темпов роста во второй половине 1920-х годов, Сталин принял решение запустить программу форсированной индустриализации, основанной на беспощадной эксплуатации крестьянства. Долгосрочные последствия этого выбора оказались катастрофическими. Во-первых, была фактически уничтожена русская деревня: если накануне Первой мировой войны Россия была крупнейшим экспортером зерна, то к началу «восьмидесятых» она стала крупнейшим его импортером. Во-вторых, был нанесен урон демографическому потенциалу страны: излишне быстрый рост доли женщин среди экономически активного населения — с 16,4% в 1897 году до 41,0% в 1950-м и 49,3% в 1990-м — обернулся стремительным снижением коэффициента фертильности. Наряду с более высокой, чем в развитом мире, смертностью это привело к процессу депопуляции русского этноса внутри РФ: со 119,8 миллионов человек в 1989 году до 115,9 миллионов в 2002-м и 111,0 миллионов в 2010-м. Наконец, в-третьих, в условиях закрытости экономики от внешнего мира продукция отечественных несырьевых отраслей оказалась слабо конкурентной на мировых рынках, что «вылезло на поверхность» после начала рыночных реформ.
Однако у решения Сталина была альтернатива — постепенная индустриализация на базе рыночных институтов и при отказе от изъятия ресурсов села. Именно по этому пути пошел Китай после 1978 года. Пример реформ Дэна Сяопина релевантен в данном случае потому, что на рубеже «восьмидесятых» Поднебесная находилась на том же уровне развития, с точки зрения подушевого ВВП, уровня урбанизации и индустриализации, что и Советский Союз на рубеже «тридцатых». Благодаря преобладанию сельских жителей в структуре населения Китай мог привлечь миллионы человек для работы во вновь созданном коммерческом секторе, вследствие чего экономический рост начался сразу после запуска преобразований. Этим КНР отличалась от постсоветской России, где выход на траекторию устойчивого роста оказался возможным только на восьмой год реформ. Причиной наблюдавшегося в 1990-е годы спада являлось исправление структурных деформаций, присущих социалистической экономике: сильной монополизации и милитаризации, неэффективного использования энергетических ресурсов, жесткой структуры цен, отсутствия механизмов «креативного разрушения» и, как следствие, наличия большого числа убыточных предприятий, субсидируемых из бюджета.
Внешне- и внутриэкономическая либерализация, переориентация предприятий с достижения показателей выпуска на получение прибыли, реорганизация старых и создание новых хозяйственных структур — все это не могло не привести к падению ВВП. Здесь нужно понимать, что крах социалистической экономики и последовавший за ним переходный кризис — следствие нерыночной модели индустриализации, которую страна выбрала на рубеже 1930-х годов. Точно так же экономический рост «нулевых» — это прямой результат преобразований «девяностых», без которых был бы невозможен сегодняшний дождь из нефтедолларов. Ведь если бы отечественная нефтянка не была приватизирована в середине 1990-х годов, Россия бы к началу 2000-х стала нетто-импортером нефти.
Но это уже другая история.
