Ледяной поход
как наша Империя приобрела Финляндию

Каменский!

ем временем на русской стороне фронта произошла очередная кадровая перестановка. Раевского в должности командующего отрядом у побережья заменил молодой Каменский. Этот военачальник был исключительно инициативным и агрессивным командиром. Суворов в Альпийском походе отличил его, видя в Каменском собственные качества. Дать последнему самостоятельное командование было тем же, что напустить крокодила на водопой, полный антилоп. Буксгевден хотел быстрого успеха, и Каменский был тем, кто мог его обеспечить. Буксгевден сделал лучшее, что мог: выделил Каменскому дополнительно несколько батальонов россыпью и инструкцию в пять строчек, содержательная часть которой исчерпывалась словами «Вы должны разбить неприятеля, Боже помоги успехам вашим». Без тени иронии скажем, что это наилучший операционный план, который можно было бы прислать Каменскому.

Шведы, со своей стороны, также запланировали на остаток лета активные операции, но появление Каменского в качестве самостоятельного командира должно было встряхнуть всех. Для начала попытка шведов провести частную операцию против русских кончилась тем, что Каменский, сделав 170 верст в пять дней (даже для нормальной местности это быстрый марш, для Финляндии же — достижение на грани реальности), пресёк прорыв в зародыше. После этого новый командующий со своим шеститысячным войском обратился к главной задаче: сокрушению сил Клингспора. Русские быстро начали сближение.

Клингспор примерно представлял, что его ожидает, и занял оборонительную позицию невдалеке от местечка Куортан.

Прибыв к полю будущей битвы, русские за ночь на 20 августа оборудовали батареи на дистанции картечного залпа от шведской линии. Наутро началось наступление наших войск. Кульнев атаковал с фронта, Раевский обходил неприятеля во фланг. Демидов, герой боя с десантниками у Васы, остался в резерве.

Раевский вскоре был обнаружен и продирался сквозь лес, встречая всюду завалы и стрелков в засадах. Шведы контратаковали, желая отрезать группу Раевского от остальной армии. Каменский заметил оттягивание шведских сил на Раевского и послал тому два батальона в помощь. Поначалу шведы отбили все русские атаки. Ночью Клингспор отошел на следующую позицию, у Сальми. Однако Каменский решил ковать железо, пока оно горячо, и с громадной энергией преследовал отходящих, отправив в тыл противнику всего один батальон. Этот батальон, однако, произвел на шведов оглушительное впечатление. Паника распространилась стремительно, и шведская армия стала беспорядочно отступать.

Клингспор собрал свою помятую армию у кирки Оравайс, где он располагал семью тысячами солдат регулярного войска и толпами вооруженных крестьян. Каменский имел в строю пять тысяч человек, однако вполне справедливо считал, что численный перевес шведов не так велик, чтобы помочь неприятелю.

Битву начал неугомонный Кульнев, атаковавший занятый шведами мост. Противник был, по выражению победителя, «попячен», и русские начали форсировать речку. Шведы сориентировались и устроили контратаку. Однако к полю боя быстро подходили русские резервы, которые Каменский вёл в бой сам, в передних рядах. Командующий русской армией носился по полю боя в мундире Архангелогородского полка с казацкой нагайкой в руке. В кризисный момент он повёл своих людей в бой посреди живописного пейзажа у водяной мельницы. Упорнейший бой шел 17 часов кряду и решился, как водится, обходным движением русских. Шведы и финны в конце концов не выдержали атаки русских с двух сторон и бежали, бросив раненых. Битва заканчивалась уже в темноте, под покровом опустившегося тумана. Неприятеля опознавали только по вспышкам выстрелов. Русские потеряли около девятисот человек за день, шведы — несколько более тысячи. Такое несоответствие количества убитых длительности битвы объясняется просто: схватки шли на узких тропинках, а чтобы добраться друг до друга, сражающимся нужно было пробираться через леса. Преследование русские глубоко вести не смогли: отступающие шведы спалили мост, который перешли, убегая с поля сражения, так что Клингспор сумел отвести свое воинство. Шведы проявили море отваги за этот день, но на войне не бывает серебряных медалей.

Оравайс стал для шведов ударом в первую очередь психологическим. Говорить об исчерпании их материальных сил, конечно, невозможно, но настроения в Финляндии совершенно переменились. Партизанская война была взбудоражена слухами об успехах шведов, которые якобы вскоре должны были полностью разгромить русских и выгнать их из Финляндии. Теперь те же люди, которые весной толпами шли в партизаны, разбредались по домам. К тому же финны уже оценили новые власти, которые не притесняли протестантскую веру (о чем им твердила шведская пропаганда ранее) и не конфисковывали земельные наделы, но жестко боролось с вооруженным сопротивлением. Антипартизанские операции в сочетании с отсутствием репрессий против невиновных и высокой дисциплиной войск уже произвели впечатление; теперь же успехи Каменского на поле боя, ещё более раздутые слухами, нанесли сокрушительный удар партизанскому движению. Партизаны, само собой, не расточились одномоментно, но как организованная сила, влияющая на операции в масштабах всей войны, они достаточно быстро перестали существовать. Патрули и ходившие по озерам канонерки постепенно очистили центральную Финляндию от противника.

Окончательно разочаровала шведов последняя попытка высадить десант подле Або. На сей раз за процессом лично наблюдал король Густав IV Адольф. К великому сожалению шведов, громкое имя никак не придало ему полководческих талантов «оригинального» Густава Адольфа. Зрелище, которое получил венценосный болельщик, способно было расстроить любого: на злополучных десантников обрушились последовательно непогода, отряд князя Багратиона и пожар на берегу. С королевской яхты было прекрасно видно, как остатки десанта с трудом грузятся на суда. Мастер-класс по предмету «тактика боя на пересеченной местности» оказался впечатляющим, а главное, Клингспор по итогам этого сражения понял, что помощи ждать неоткуда и решился просить у русских перемирия.

Каменский, имея в авангарде бессменного Кульнева, гнался за Клингспором, собираясь растерзать шведскую армию окончательно, однако в дело вмешался Буксгевден, вступивший в сношения со шведским командующим. Командующий русскими войсками в Финляндии своей волей заключил перемирие со шведами. Буксгевден имел в виду получить от этого перемирия общий отход шведов дальше на север и запад. Однако военное министерство и император были в холодной ярости: все преимущества, даваемые перемирием, русские могли получить и так, разбив шведские войска.

В Петербурге дипломатические усилия Буксгевдена сочли усердием не по разуму. Перемирие было быстро расторгнуто, и 15 октября бои возобновились. Тучков, уже управившийся с партизанами, теперь мог всеми силами выступить на регулярные части шведов, стоявшие против него. Начальник авангарда князь Долгорукий пребывал в таком нетерпении, что в утро открытия боевых действий поминутно вынимал часы, чтобы посмотреть, когда же наконец объявленный срок перемирия истечет. Через несколько часов его убили в бою.

Шведы где маневрами, а где боем оказались оттеснены к границам Финляндии, и в ноябре заключили новое перемирие, на сей раз на условиях полного очищения шведами страны Суоми. Каменский уехал в Петербург лечиться (места были довольно нездоровые: за несколько месяцев второй высший начальник на русской стороне оставил свой пост по болезни), а русская армия вступила в Улеаборг, нынешний Оулу. Этот город находится почти «на углу» Ботнического залива, составляя последний опорный пункт шведов в Финляндии. «Мы завоевали Финляндию, сохраните её», — сказал Каменский Тучкову, уезжая из армии.

Это новое перемирие стало причиной «красной карточки» Буксгевдену и обрыва его карьеры. Александр I писал старому полководцу:

Не могу я признать, чтобы конвенция, с остатками шведских войск заключенная, удовлетворяла и в полной мере моим желанием и цели вверенного вам начальства. Войско неприятеля, не более как из восьми тысяч состоящее, болезнями и недостатком продовольствия изнуренное и теснимое, каким образом могло бы противустать силам нашим, в три краты его превосходящим? Быв преследуемо продолжением военных наших действий, каким образом могло бы оно избежать конечного расторжения? Большая его часть рассеялась бы, не достигнув Улеаборга; остальная, если бы и спаслась, то в расстроенном, изнуренном и ничтожном положении. Конвенция, вами заключенная, похитила у нас сии надежды. Войска наши должны быть в готовности против новых покушений, a сие одно, в настоящее время года, сколь должно быть тягостно, сами вы можете быть свидетелем.

Император Александр I

Буксгевдену пришлось покинуть свой пост командующего в Финляндии. Покорение Суоми стало его последней войной: вернувшись в Россию, старый генерал уехал в свое имение в Прибалтике, где и скончался пару лет спустя.

С отставкой Буксгевдена дело обстоит не так просто, как может показаться. С началом войны в Петербурге уже составилась партия его критиков и недоброжелателей. С одной стороны, Буксгевдена подпирали желающие попасть на его место. С другой, рапорты генерала не соответствовали песням «все хорошо, прекрасная маркиза», которые пели, в частности, финские коллаборационисты в столице. Совершал ли он ошибки? Да, и весьма неприятные по своим последствиям. Однако, оценивая деятельность Буксгевдена в Финляндии, следует помнить о двух вещах. Во-первых, его задача была куда труднее, чем казалось на первый взгляд. С 24–30 тыс. Солдат ему пришлось покорить обширный край, защищаемый кроме армии множеством естественных и искусственных преград и скопищами партизан, причем край приморский — при условии господства противника на море. Во-вторых, недостаток решительности в последних операциях компенсировался тщательной работой по устройству тыла. Русским солдатам в этой войне случалось недоедать, однако уровень небоевых потерь оставался достаточно низким. Финляндия как театр боевых действий большую часть времени очень способствует небоевым потерям, и то обстоятельство, что при Буксгевдене русская армия не оказалась выморена ни голодом, ни морозом, ни эпидемиями, само по себе — веский аргумент в пользу полководческих качеств Федора Федоровича. Наконец, не следует забывать о его «прощальном подарке»: перед своим увольнением в декабре, Буксгевден успел устроить развитую систему госпиталей и складов в Финляндии, создав русской армии крепчайший тыл. Конечно, несанкционированные перемирия с побитым противником стали веским основанием для отрешения от должности. Но не следует думать, что это было единственной причиной отставки Буксгевдена, или полагать, что Буксгевден оказался некомпетентным командующим.

Трудно не согласиться с Ординым, заметившим, что после завоевания Финляндии судьба самого завоевателя представляется решительно несообразной. Тем более что сменивший его интриган Кнорринг был совершенно точно не лучше его, и даже, пожалуй, уступал Буксгевдену по уровню компетентности. Вообще, этот командир известен отечественному читателю в ключе едва ли не комедийном. Если не считать энциклопедий, самое популярное изображение генерала мелькает в «Войне и мире», где его соперничество с Беннигсеном из-за командной должности описано в самых сардонических тонах. В действительности Федор Федорович был все же героем, хотя, быть может, и второго плана, в эпопее строительства Российской Империи. Он, как ни крути, сумел преодолеть огромные трудности и относительно малой кровью завоевал для державы Финляндию. Не следует забывать о его ошибках, но нельзя и не отдать этому генералу должное.

Ледяной поход

усские успешно отобрали у Швеции страну Суоми, и теперь нам предстояло отстоять добычу, а кроме того, убедить правительство Швеции согласиться на предлагаемые условия мира. Таковым условием могла стать только передача России всей Финляндии. Любое компромиссное решение здесь было бы паллиативом. Неловкие дипломатические игры никак не способствовали убеждению шведов в необходимости быстро сдаваться, а бывшая армия Клингспора и отряд Сандельса отошли в собственно Швецию — побитые, но не уничтоженные. Наконец, в море — по крайней мере, на большой воде — русским делать было нечего. Единственное столкновение крупных судов в Ботническом заливе в это время выглядело несколько даже глупо: русский фрегат столкнулся с четырьмя шведскими и ретировался под защиту береговых батарей в Васу, зато один из шведских фрегатов вылетел на мель. Ну а затяжную войну Россия не могла себе позволить, поскольку ее внешнеполитическое положение оставалось достаточно сложным.

Новым командующим финским контингентом назначили генерала Кнорринг, все-таки добившегося успеха в своих интригах против Буксгевдена. У него имелись куда более крупные силы, чем у предыдущего командующего. В Петербурге поняли, как губительно сказывался на успехах русских недостаток сил в первую кампанию, и нарастили численность войск в Финляндии до пятидесяти тысяч человек (чуть больше, считая нестроевых, чуть меньше, если считать только боевые части). Зима принадлежала русским и должна была знаменовать окончание войны: в планы Александра не входило действительно увязать в Финляндии. Благо, на руку русским играл климат: Ботнический залив должен был замерзнуть.

Поскольку войск в Финляндии теперь было достаточно много, русские могли опираться не только на превосходство своих войск на тактическом уровне, но и на количественный перевес. В Финляндию должны были вторгнуться сразу три небольших армии. Одна — через Аландские острова входила в сердце Швеции, выходя на Стокгольм, другая переходила Ботнический залив в его узком месте и обрушивалась на северную часть Швеции. Наконец, третий отряд обходил Ботнический залив и через приполярные районы вторгался в Швецию с севера. Все было решено, необходимые запасы накоплены, снабжение отлажено, войска готовы к наступлению. К 18 марта 1809 года затянувшееся перемирие окончилось.

Сильнейшей у русских считалась 17-тысячная колонна Багратиона. Петр Иванович должен был в первую очередь завладеть Аландскими островами. По традиции поставив в авангард Кульнева, Багратион приступил к маршу.

Багратиона часто называют учеником Суворова. Это неверное утверждение: эти двое полководцев сошлись в одном месте только в Италии, когда князь Багратион был уже давно сформировавшимся командиром. Однако легко понять, откуда взялось такое предположение: Петр Иванович являлся, как и Суворов, фанатом быстрых маневренных операций. Войска двигались споро и неотвратимо, не прячась. Солдаты были прекрасно оснащены теплыми вещами, за армией шел санный обоз с дровами, спиртным и продовольствием. Отряды шведов разбегались, а там, где они отваживались оказать сопротивление, шведов уничтожали.

Русские набрали максимальный темп наступления. Кульнев откровенно оттягивался, собирая оружие, склады, пушки, захватывая отставшие группы. В тыл тянулись небольшие толпы сдавшихся: гусарский командир захватил больше пленных, чем имелось у него в отряде солдат. Всего за время марша и боев русские забрали три тысячи пленных и три десятка орудий при незначительных собственных потерях. Русские наступали на Швецию, имея впереди песенников. В первом же городке на шведском берегу Кульнев перепугал противника, наступая россыпью (отчего его отряд казался больше) и через переговорщиков возвещая, что за его спиной огромная армия. В Стокгольме произошла паника…

П. И. Багратион

Севернее колонна Барклая де Толли действовала совершенно иначе. Михаил Богданович возглавлял отряд, вышедший от Васы через Ботнический залив. Вступив в командование своей колонной, он сначала занялся доставкой провианта и боеприпасов на базу, а затем возглавил переход стоверстного пролива Кваркен. Его колонна оказалась не так велика, как у Багратиона, только 3 500 человек (еще один полк остался на восточном берегу для контроля тыла).

Льды в этих краях неровные, по выражению Ниве напоминающие груду осколков сахара с острыми краями. Русским преграждали путь целые горные гряды ломаного льда. Под снегом не всегда видны полыньи и трещины. Барклай не собирался идти на лед очертя голову: предварительно на льду побывали разведчики, сообщившие: пройти можно, но риск огромен.

Барклай де Толли разделил свое войско на две колонны и повел их вперед. Боеприпасы и продовольствие везли на санях. На пятнадцатиградусном морозе солдаты шли по нагромождениям льдин. Пушки пришлось дорогой оставить в тылу (при артиллеристах и прикрытии), поскольку они замедляли ход всей колонны. В первые тринадцать часов марша русские сделали сорок верст и вышли на необитаемые острова, где их уже ждал авангард из казаков и отборных пехотинцев. Костров не разводили. Отдых длился только несколько часов: шведского берега требовалось достичь как можно быстрее, дабы противник не успел принять мер.

Колонна отдохнула вечер и вышла в полночь. Рано утром маленькая армия вышла на шведский берег возле Умео. У берега обнаружили два торговых судна и тут же разломали их на дрова. 18-часовой ледяной марш был проведён образцово.

Отряд шведов возле Умео оказался совершенно расслаблен. О том, что к городу подходят русские, неприятель узнал от людей, прибежавших со взятых на штык аванпостов. Русские устроили безумную атаку, желая уже захватить Умео и отогреться. Внезапная атака массы пробивающихся к печкам солдат подействовала ошеломляюще. Беспорядочный бой завершился почетной капитуляцией: шведы покидали Умео и весь регион, отдавая Барклаю все имущество, какое имелось в городе. Барклай разом обеспечил себя всем необходимым (в Умео победители нашли крупные склады) и оказался только стреножен огромным количеством трофеев. Потери русских свелись в основном к двум сотням бойцов, отморозивших ноги.

В это время со стороны Полярного круга послышалась такая брань, что ее эхо с ужасом разобрали даже в Стокгольме: это в Швецию вступила третья колонна русских войск под началом графа Шувалова. Если Барклай штурмовал Умео при температуре в минус пятнадцать градусов, то Шувалов напал на шведов при минус тридцати. Шведы назначили сбор своих войск в городке Калликс, но русские упредили их и подошли к Каликсу форсированным маршем прежде, чем там собрались все силы. После непродолжительного боя Шувалов послал парламентера к Грипенбергу, шведскому командующему, предложив тому не становиться мертвым героем и капитулировать. Тем более Барклай уже занял Умео, и в случае поражения шведам некуда было бежать. Грипенберг не хотел сдаваться, полагая, что хуже уже не станет. В течение нескольких часов русские убеждали шведов в пользе капитуляции доступными аргументами, самым действенным из которых стал ураганный артиллерийский огонь.

Грипенберг получил сведения о захвате Барклаем позиции в его глубоком тылу, к тому же молва «нарастила» армию Барклая с трех тысяч до десяти. В итоге на шведской стороне остался единственный желающий сражаться — сам Грипенберг. Командующий созвал военный совет, на котором никто не выказал желания умирать под русскими ядрами. После этого Грипенберг обругал офицеров и сдался. В обмороженные руки четырехтысячного русского отряда попали семь тысяч шведов и финнов, двенадцать знамен и вся артиллерия армии — двадцать два орудия.

Ледяной поход 1809 года составляет одну из ярких и при этом малоизвестных страниц в истории русского оружия. В короткое время были почти подорваны силы неприятеля к сопротивлению, при том что операции шли на морозе, иногда совершенно невыносимом, а действовавшая в самых острых условиях северная колонна разбила и забрала в плен корпус, превышающий ее численность почти вдвое.

На фоне всех этих событий произошел переворот в Стокгольме. Король Густав Адольф был свергнут. Шведы попытались в этой связи предложить русским очередное перемирие, но на сей раз война возобновилась почти сразу же после того, как Александр I лично прервал все переговоры до момента капитуляции. Заодно провели очередную кадровую перестановку: Кнорринга заменили Барклаем, который и должен был закончить затянувшийся локальный конфликт.

Опасаясь лишиться коммуникаций в летний период, когда вскрывался лед, русские отвели в Финляндию южный и центральный отряды (при этом Барклай столкнулся с огромными трудностями: грузоподъемности его транспорта не хватало для вывоза трофеев!), но северный отряд оставался в Швеции и должен был поставить точку в войне. Шувалов наступал, сбивая шведские отряды. Один из этих боев, невеликий сам по себе, интересен вот в каком отношении. Шведский отряд, преградивший путь русским, был неожиданно атакован с тыла и сложил оружие. Русские обошли шведов по воде Ботнического залива аки посуху, полностью фраппировав неприятеля. Чудо имело вполне земное объяснение: лед еще держался, но ветром на него уже нагнало воды, аж на полверсты от берега никакого покрова не было, и русским пришлось удлинить переход, чтобы выйти шведам в тыл. Солдаты шли по колено в воде, на полыньи набрасывались гати. Предприятие потрясающее в своей дерзости, на тонкой грани между отвагой и безумием. В течение двух дней после этого перехода лед растаял окончательно. В это время на берегу уже зеленела свежая трава.

Наступило весеннее половодье, русское наступление застопорилось. В море вышел неприятельский флот. Заболевшего Шувалова вновь сменил Каменский, и этому командиру суждено было поставить точку в войне. Барклай по традиции предоставил Каменскому автономию, полагая, что связывать такого командира инструкциями — только вредить делу. Намечалось уже настоящее заключение мира, но действия Каменского могли сильно помочь (или, при неудаче, навредить) дипломатам. Предмет спора составляли Аландские острова и Вестроботния.

К последней операции русско-шведской войны скандинавы из последних сил собрали, наконец, крупные силы. В тылу у Каменского высадили десант в восемь тысяч человек. Спереди находилась шеститысячная армия шведов. На запад — глухие пустоши, на восток — море с вражеским флотом на нем. Сам Каменский располагал не более чем семью тысячами солдат. Окружению вдвое превосходящими силами противника Каменский едва ли не обрадовался: теперь шведы никуда не могли от него деться. Небольшой отряд Каменский оставил сдерживать шведов с фронта, а сам развернулся и форсированным маршем двинулся к месту высадки десанта.

Шведы успели познакомиться с манерой войны по Каменскому, поэтому резонно не ожидали ничего хорошего, принявшись возводить укрепления вокруг места высадки десанта. Десантники оттеснили слабый русский отряд.

В это время по дороге на север стремительно шел отряд во главе с Каменским. Попытку шведских канонерок обстрелять русских с моря парировала артиллерия, тут же развернувшаяся в боевой порядок.

19 августа 1809 года пятитысячный русский отряд с марша атаковал шведов южнее места высадки. Одна группа пошла в обход шведской армии через мелководье залива, другая атаковала командную высоту. Каменский сразу сосредоточил усилия на высотке и быстрым решительным ударом захватил её — шведы даже не успели принять меры к усилению этой позиции. Обходная колонна перешла брод, но вскоре завязла в бою со шведской гвардией. Атака по фронту позволила потеснить шведов, но тоже была остановлена. Каменский мрачно заявил, что если не удастся пробиться, в Россию армия пойдет через Лапландские горы. В этот момент, около полудня, командир одной из рот обнаружил, что против него нет никаких шведских сил, и попросил дозволения атаковать. Каменский подкрепил его пятью ротами, остававшимися до сих пор в резерве. Перейдя речку, разделявшую сражающихся, роты разделились и ударили противнику по флангам. Несколько рот шведы приняли за многочисленное войско.

Левый фланг шведов, против которого дрался обходной отряд, рассыпался. Шведский командующий решил, что его могут отрезать от кораблей и начал общий отход к Ратанской гавани. Каменский получил рапорт о продвижении шведских войск, которые находились прежде перед его фронтом (теперь, соответственно, в тылу) и решил добивать десантников. Утром 20 числа шведы сосредоточились у Ратана, где их начали энергично атаковать русские. Отступление предыдущего дня породило психологический упадок на шведской стороне. У русских почти не осталось боеприпасов, поэтому артиллерия стояла в тылу. Однако шведам не помогло даже это, они оказались в полукольце. Русские не могли истребить всех врагов за невозможностью отогнать корабли орудийным огнем, но шведы уже совершенно потеряли настроение воевать и грузились на корабли.

За два дня боя русские потеряли до полутора тысяч человек убитыми и ранеными. Высокие потери, если вспомнить, как малочисленна была группа Каменского. Но шведы потеряли более двух тысяч человек, из которых более пятисот пленными; их наиболее сильный отряд был, по словам Каменского, «усажен» на собственные корабли и полностью деморализован. Другая армия шведов застряла перед Умео (русские обманывали неприятеля редутом с фальшивыми орудиями из крашеных бревен), а вскоре отряд Каменского совершил контрмарш и прибыл для борьбы с ней. Шведы не захотели дожидаться расправы и немедленно прекратили атаки. Каменский покончил войну почти суворовской операцией. Боевые действия подошли к концу.

Маннергейм и другие

Барон Стедингк. Ранее участвовал в войне за американскую независимость

 августе во Фридрихсгаме начались переговоры о мире. Пока шведы и русские ещё вели бои на побережье, дипломаты уже начали обсуждать условия прекращения насилия. Поначалу переговоры упирались в вопрос об Аландских островах. Русские полагали, что этот архипелаг — ключ от ворот в Финляндию и Ботнический залив и хотели, разумеется, держать этот ключ в своих руках. Шведы тем более не хотели отдавать Аланды. Барон Стедингк, представитель Швеции на переговорах, предложил компромисс: Александр обязывался демилитаризовать архипелаг. Граф Румянцев заявил, что ни на какое «условное» владение русские не пойдут. Пока шли переговоры, Каменский разгромил шведский десант у Ратана, и позиция шведов постепенно смягчилась. Они согласились на все условия русских, важнейшим из которых стала передача Финляндии Российской Империи целиком.

Насколько важным полагали русские дело присоединения Финляндии, говорит один факт. Подлинник карты, на которой рукой Александра была начертана граница между Россией и Швецией, был отвезен в МИД, где и хранился в специальном ковчеге.

Любопытна, чтобы не сказать удивительна, реакция петербургского общества на этот мир. Вигель оставил такое описание настроений в свете:

Ничего не могло быть удивительнее мнения публики, когда пушечные выстрелы с Петропавловской крепости 8 сентября возвестили о заключении мира, и двор из Зимнего дворца парадом отправился в Таврический для совершения молебствия. Все спрашивали друг у друга, в чем состоят условия. Неужели большая часть Финляндии отходит к России? Нет, вся Финляндия присоединяется к ней. Неужели по Торнео? Даже и Торнео с частью Лапландии. Неужели и Аландские острова? И Аландские острова. О, Боже мой! О, бедная Швеция! О, бедная Швеция! Вот что было слышно со всех сторон. Пусть отыщут другой народ, в коем бы было сильнее чувство справедливости, англичане не захотят тому поверить. Русские видели в новом завоевании своем одно только беззаконное, постыдное насилие.

К. Маннергейм

Те из русских, кои несколько были знакомы с историей, не столько негодовали за присоединение Финляндии, сколько благодарили за то небо. Обессиление Швеции упрочивало, обеспечивало наши северные владения, коих сохранение с построением Петербурга сделалось для нас необходимым. Если спросить, по какому праву Швеция владела Финляндией? По праву завоевания, следственно, по праву сильного; тогда тот из соседей, который был сильнее ее и воспользовался им, имел ещё более прав.

Собственно в Финляндии политика Империи оказалась весьма умеренной. О присоединении территории было объявлено почти с самого начала войны. В конце 1808 года в Петербург отправилась делегация от финских сословий. Депутатов возглавлял Карл Эрик Маннергейм, прадед знаменитого финского военного и государственного деятеля ХХ века. На встрече обговорили нюансы будущего устройства Финляндии в составе Российской Империи. Вскоре был назначен первый губернатор Финляндии. Им стал Георг Спренгтпортен. Этот человек, по происхождению швед, родился в Финляндии и перешел на русскую службу ещё в предыдущую русско-шведскую войну 1788–1790 годов.

По результатам войны Финляндия получила широкую автономию. Финны получили привилегии, которыми в рамках Швеции они никак не могли пользоваться. Усилиями Сперанского был организован сейм, на котором разбирались вопросы о военном ведомстве, налогах, финансах и управлении страной. Были созданы собственные органы власти (в рамках Швеции Финляндия представляла собой просто шесть губерний). Было ослаблено налоговое бремя, финнов освободили от обязанности нести военную службу, а купечество получило серьезные послабления. Если культурные связи со Швецией оставались прочными (собственно, они не исчезли полностью и до сих пор), то в политическом отношении финские элиты безусловно полагали, что их страна много выиграла от смены метрополии. Современные финские историки даже рассматривают русский период как начало финской государственности. Нужно признать, что такая мягкая политика дала очевидный эффект: на ближайший век Финляндия стала одной из наиболее лояльных национальных окраин Российской Империи. Если Кавказ вечно беспокоился, а Польшу регулярно сотрясали восстания, то Финляндия оставалась спокойным и лояльным краем долгое время.

***

ойска постепенно покидали Швецию и страну Суоми. Русские потеряли за время войны около шести тысяч убитыми и умершими, другие источники доводят наши потери до десяти тысяч. Шведы лишились, по разным данным, от семи до двадцати тысяч солдат в боях и значительного количества умерших от болезней, максимальные оценки (причем исходящие не от русских) доводят общее количество шведских жертв до шестидесяти тысяч человек. Достоверность последней оценки представляется сомнительной по причине малочисленности шведского войска.

Солдаты и офицеры шли мимо мест, в которых, сражаясь, провели более года. Батюшков эмоционально писал о марше домой:

Теперь всякий шаг в Финляндии ознаменован происшествиями, которых воспоминание и сладостно, и прискорбно. Здесь мы победили; но целые ряды храбрых легли, и вот их могилы! Там упорный неприятель выбит из укреплений, прогнан; но эти уединенные кресты, вдоль песчаного берега или вдоль дороги водруженные, этот ряд могил русских в странах чуждых, отдаленных от родины, кажется, говорят мимоидущему воину: и тебя ожидает победа — и смерть! Здесь на каждом шагу встречаем мы или оставленную батарею, или древний замок с готическими острыми башнями, которые возбуждают воспоминание о древних рыцарях; или передовый неприятельский лагерь, или мост, недавно выжженный, или опустелую деревню. Повсюду следы побед наших или следы веков, давно протекших, — пагубные следы войны и разрушения! Иногда лагерь располагается на отлогих берегах озера, где до сих пор спокойный рыбак бросал свои мрежи; иногда видим рвы, батареи, укрепления и весь снаряд воинский близ мирной кущи селянина. Разительная противуположность!..

Любая война, конечно, несет смерть и участвующим в ней, и тем, кому не повезло жить вблизи мест боевых действий. Однако тем, кто маршировал обратно на восток, не в чем было себя упрекнуть. Русские войска сделали свою работу, и сделали ее хорошо.

Забытая эпопея

 военном отношении Русско-шведская война достаточно необычна, чтобы не сказать экзотична. Операции русских и шведов не были похожи ни на что из того, к чему привыкла тогдашняя Европа. Походы за полярный круг, целые операции, полностью проходящие на льду моря, гребной флот, активно действующий в эпоху линкоров и фрегатов — условия театра боевых действий придавали узнаваемую специфику ходу конфликта.

Не без некоторых досадных помарок, но русские справились с трудностями, которые представляла борьба в таких условиях. Ни искусные партизаны диких, почти первобытных лесов Финляндии, ни полярный мороз, ни часто вполне квалифицированные и отважные действия противника не остановили войска. Более того, то, что не убило русскую армию, сделало её сильнее. Военные получили непосредственный опыт столкновения с партизанами и смогли на практике оценить выгоды, доставляемые малой войной. Кроме того, наши командиры получили опыт вождения войск и их снабжения на лютом морозе. Наконец, многие генералы и офицеры получили возможность приобрести или укрепить свою военную репутацию в боях. С русской стороны в Финляндии и Швеции сражалась настоящая Dream Team. На севере успели повоевать Барклай де Толли, Багратион, Витгенштейн, Кульнев, Давыдов, Орлов-Денисов, братья Тучковы 1-й и 3-й, Раевский, молодой Каменский… Некоторые из этих фамилий уже были известны, иные прогремели позднее, в 1812 году и Заграничном походе. Впечатляющий список, особенно если держать в голове, что численность воюющей в Финляндии русской армии никогда не превышала 50 тыс. человек, а чаще всего оставалась значительно ниже. Трудно не согласиться с Фаддеем Булгариным:

«Финляндская война была практическая школа для военных людей и, так сказать, горнило, в котором закалились и душа и тело русского воина, долженствовавшего бороться и с ожесточенными людьми, и с яростными стихиями, и с дикою местностью».

Бросается в глаза сходство Финского похода с совершенно другой войной, состоявшейся несколько времени спустя. Отступление через бедные коммуникациями пространства и попытка истощить армию вторжения партизанской борьбой и операциями легких отрядов на путях снабжения: в действиях русских в 1812 году легко угадываются черты того стиля боевых действий, с которым русские сами столкнулись в Финляндии. Весьма вероятно, что опыт Суоми повлиял на планирование русской армии в будущей войне с Наполеоном. Тем замечательнее, что ничего подобного отступлению французов из Москвы Финляндия не видела. А ведь условия борьбы были в некоторых отношениях куда более жесткими: дорожная сеть в Финляндии слабее, чем в западных русских губерниях, а две военные зимы с жесточайшими морозами русские провели не просто не потеряв боеспособности, но активно ведя наступательные действия. Дело, разумеется, не только в выносливости солдата и офицера. О «привычности русских к зиме» часто говорят таким тоном, как будто эта фраза сама по себе хоть что-то объясняет. Между тем русские солдаты, при всей изобретательности и выносливости, не покрыты шерстью, и болеют и умирают от морозов, голода и лишений точно так же, как немцы или французы. Дело в другом: русская армия времен Аракчеева и Барклая де Толли была очень сильна в плане снабжения и логистики. Это, конечно, может звучать неожиданно. Читатель привык скорее к образу русской армии, в которой интенданты разворовывают предметы снабжения, солдаты и офицеры плохо питаются, а экипировка плоха и предоставляется в скудном количестве. В конце концов, отечественного снабженца навеки пригвоздили фразой якобы авторства Суворова: «Полгода интендантства — и можно расстреливать без суда». Однако факт есть факт: воевать в глубине Финляндии и совершать походы в Швецию можно только при условии наличия снабженческой службы, работающей как швейцарские часы. Доставлять грузы приходилось по ужасным дорогам, ежеминутно ожидая набега партизан, зимой — по глубокому снегу, летом — сквозь частую сеть речушек, ручьев, озер и болот и всегда — через нагромождения валунов и скал. Этот экзамен русская интендантская служба выдержала блестяще. Театр боевых действий требовал обычных предметов, а кроме того — специфического снаряжения, и оно обыкновенно оказывалось в нужном количестве в нужном месте.

***

а три века — со времен, когда Москва присоединила Новгород и до царствования Александра I — произошло около десятка войн между Россией и Швецией. Российская Империя родилась в Северной войне против короля Карла XII, однако Петру не было суждено положить конец столкновениям на северо-западной русской границе. Комментарий Петера Энглунда по поводу Полтавской битвы — «Шведы покинули подмостки мировой истории и заняли места в зрительном зале» — красив, но фактически неверен. После смерти Петра и Карла XII русские и шведы ещё не раз перекрещивали оружие. Это не были отчаянные битвы за существование той или другой страны, но полноценные войны, каждая из которых уносила жизни тысяч людей. Только победа войск Александра I положила конец противостоянию, окончательно лишив скандинавское государство шансов на реванш и надёжно обеспечив северо-западные рубежи Российской Империи на столетие вперед. С тех пор отношения между Россией и Швецией складывались по-разному, однако друг на друга две нации оружия более не поднимали.

Приложение. Литература

есмотря на малую «медийность», эта война неплохо описана, тем более для такого локального конфликта. Наиболее полную и внятную картину происшедшего в стране Суоми нам дали П.А. Ниве в работе «Русско-шведская война 1808–1809 гг.» и прекрасно известный фанатам наполеоники А.И. Михайловский-Данилевский в «Описании Финляндской войны». На взгляд автора, первая из этих книг более читабельна, вторая более подробна. Шведский взгляд на события на русском языке также представлен, в 1907 году издали перевод труда исторического отдела шведского генерального штаба «Шведская война 1808–1809 гг.». Книга суха и полна подробностей относительно буквально всех сфер жизни шведской армии на этой войне, вплоть до установленного штата батальонного обоза.

Отметим также «Покорение Финляндии» К. Ордина. Автор помещает эту войну в широкий контекст, однако описание самого конфликта относительно сжато. Отдельную работу, посвященную Финской войне, написал также граф Сухтелен. Она не отличается радикально по содержанию от указанных выше.

Практически все прочие работы, опубликованные на русском языке (включая настоящую), так или иначе являются результатом обработки названных книг, различаясь в основном авторской риторикой. Мемуаристику, посвящённую финскому походу, трудно назвать обширной. Наиболее интересные и полные русскоязычные мемуары на эту тему принадлежат перу Фаддея Булгарина. Кратко, но, как водится, занимательно, об этой войне писал Денис Давыдов. Желающим ознакомиться с темой более подробно можно рекомендовать в первую голову записки Фаддея Булгарина и книгу вышеупомянутого П.А. Ниве.