Ранее: часть первая

Кембриджская пятёрка. Одна из самых громких шпионских историй XX века: пятеро англичан (Тринити-колледж, хорошие семьи, закрытые клубы, блестящая карьера в MI6 и дипкорпусе) меняют верность британской короне на многолетний добровольный шпионаж в пользу Советского союза. Представляем огромный текст «Спутника и Погрома», подобно описывающий все детали и тонкости этой интриги — операции, легенды, подозрения, белые пятна, судьбы и мотивы участников. Ваш шпионский триллер года; часть вторая.

ональд Маклейн закончил Кембридж в 1935 году. Еще во время учебы талантом привлек внимание британского правительства. Около года Маклейн готовился сдать экзамен на государственного служащего. Когда сдавал, один из экзаменаторов обратился к Маклейну с вопросом — дескать, правда ли, что во время учебы он был убежденным сторонником левых взглядов? Маклейн не стал отпираться, но заверил, что разочаровался в коммунизме и левой идеологии в целом. Этот ответ удовлетворил членов комиссии — не в малой степени и потому, что одной из ее участниц была близкая семье Маклейнов дама — Вайолет Бонэм Картер (в девичестве — Асквит), британская аристократка, дочь бывшего британского премьер-министра и близкая подруга Уинстона Черчилля (а ее правнучка — жена режиссера Тима Бертона, актриса Хелена Бонэм Картер).

В октябре 1935 года Маклейн начал работать в министерстве иностранных дел — его направили на работу в Западный отдел министерства, в тот подотдел, сферой деятельности которого были Нидерланды, Швейцария, Португалия, Испания и Лига Наций в целом. Карьера у Маклейна шла очень быстро — уже спустя год его привлекли к работе в Non-Intervention Committee.

Эту организацию создали из-за того, что французский премьер-министр Леон Блюм очень хотел поддержать республиканскую Испанию оружием и деньгами, а британский премьер-министр Стэнли Болдуин настоял, чтобы Блюм отказался от подобных идей, утверждая — такая поддержка может привести к новой войне в общеевропейских масштабах. Комитет должен был продвигать идею невмешательства в гражданскую войну в Испании. В его работе, помимо англичан и французов, принимали участие СССР, Португалия, Швеция и Италия. Однако позднее СССР и Италия, как известно, приняли активное участие в испанском конфликте.

Маклейн передавал информацию о деятельности комитета в Москву достаточно незаметно — его деятельность не была замечена прямым министерским руководством.

В 1937 году советский агент Теодор Мали отозван в Москву и некоторое время Маклейн мог связываться с СССР только через Лиззи Фридман, но эта связь была неустойчивой и угрожала провалом. Однажды, в том же году, на пороге квартиры Маклейна в Бэйвотере появилась незнакомая женщина в смешных круглых очках. Дама назвала условную кодовую фразу, получила правильный ответ и рассказала, что теперь она будет курьером и связным Маклейна. Руководить же лондонской резидентурой стал Анатолий Горский — в качестве сотрудника советского посольства в Лондоне.

Девушку звали Китти Харрис. Она родилась в Лондоне в семье бедных еврейских эмигрантов, переехавших из Белостока в Великобританию. В 1908 году, когда девочке было 9 лет, семья переехала еще дальше — в Канаду, где она уже в подростковом возрасте работала на табачной фабрике. В начале 1920-х годов Кити активно участвовала в работе местных профсоюзных и коммунистических организаций, а в 1925 году вышла замуж за Эрла Браудера — американского коммуниста, который на протяжении 15 лет (1930–1945) руководил Компартией США. Занятный факт: Уильям Браудер, инвестор, чьим адвокатом был умерший в московской тюрьме Сергей Магницкий, — внук Эрла Браудера.

Дальше у Китти пошло как по накатанной. Приглашение в Москву, работа в Коминтерне, Иностранный отдел ОГПУ, подпольная работа в Европе. Она работала с Маклейном несколько лет (у них даже был роман), после войны вернулась в СССР, где в 1951 году попала под арест и в психиатрическую больницу. Жизнь помотала авантюристку — и доживала она ее в Горьком, где и скончалась в 1966 году. Когда Китти умерла, с шеи покойной сняли цепочку с кулоном, подаренным Маклейном в 1937 году.

Но в конце 1930-х мрачная тень будущего еще только нависала над ней. Маклейн же и вовсе был на подъеме — в 1938 году он получает новое назначение (третий секретарь британского посольства во Франции) и отправляется в Париж. Китти едет следом; там же оказывается и Лиззи Фридман, жена Филби.

В Париже Маклейн встречает Мелинду Марлинг, дочь состоятельного чикагского бизнесмена и члена совета директоров нефтяной компании; вскоре у них начался роман.

Но не все в Париже безоблачно. В 1937 году советский агент во Франции Вальтер Кривицкий отказывается возвращаться в СССР и обращается к французскому правительству с просьбой об убежище. Он его получил, но при этом вызвал большой интерес французской и английской разведок, которые много раз с ним встречались, пытаясь узнать что-нибудь о подпольной советской агентуре. Маклейн сильно рисковал. Кривицкий знал о нем и о его работе на НКВД, однако в своих допросах имя Маклейна не упоминал — знал только его кодовое имя и некоторые части биографии.

В 1940 году, когда немецкие войска приближались к Парижу, Дональд и Мелинда поженились в парижской мэрии. Вскоре, практически в последний момент, сотрудники посольства были эвакуированы в Лондон. Над Парижем летал пепел — это горели секретные документы различных министерств. В следующие 4 года контролировать Париж будут немцы.

* * *

Другие «кембриджцы» тоже не теряли времени даром. Гай Берджесс начал карьеру с того, что стал секретарем и личным ассистентом Джона Макнамары, члена британского парламента от консерваторов и военного офицера. Макнамара участвовал в работе Англо-Германского содружества — организации, с помощью которой нацисты пытались развивать дружеские связи с Британской империей. Многие британские члены Содружества испытывали явную симпатию к политическим устремлениям нацистов, те платили той же монетой. Берджесс и Макнамара ездили в Германию на встречи с Гитлерюгендом. Эти встречи на самом деле были завуалированной формой секс-туризма и разведывательной деятельности.

В том же обществе немало времени проводит и Ким Филби. Он показывает, что порвал все связи с коммунистами. В те же годы он расстается со своей женой Лиззи. Расставание, скорее всего, было фиктивным и преследовало ту же цель — дать понять, что Филби с коммунистами больше не по пути.

Берджесс много времени проводит в правых и консервативных кругах британской политики. В этом способствует университетский приятель Виктор Ротшильд — барон, банкир и будущий сотрудник MI5. Берджесс снимает у Ротшильда квартиру в Белгравии (в которой они какое-то время будут жить вместе с Блантом и Терезой, будущей женой Ротшильда), а тот — знакомит со своей матерью, которая просит Гая давать ей советы об инвестициях, за что платит по 100 фунтов стерлингов в месяц (очень приличная сумма, в наши дни сравнимая примерно с 10–15 тысячами фунтов в месяц).

В 1936 году Берджесса приглашают на Би-би-си. Позднее, в 1938 году, он станет работать еще и в британской контрразведке, в отделе по пропаганде и саботажу. Он продюсирует множество передач и шоу на радио (например, знаменитую Week in Westminster, существующую и по сей день). Это помогало установить личные отношения со многими британскими политиками — от Черчилля и Идена до Мосли и Эттли. Информацию о встречах с ними шпион передавал в Москву — нередко вместе и с аудиозаписями своего общения (например, записывал свои неформальные разговоры с Черчиллем о Мюнхенском соглашении).

Дом, в котором он жил вместе с Ротшильдом, был одним из центров светской жизни в предвоенном Лондоне — и не утратил этого статуса и во время войны. Даже во время Битвы за Англию, в самые трагические моменты, когда столицу Великобритании бомбили каждый день, а население с трудом находило еду даже на черном рынке, в квартире на Честер-сквер рекой лилось шампанское и устраивались танцы.

Танцевали не зря. Помимо того, что шпион узнавал немало тайн, слухов и секретов из жизни британского высшего совета (которыми не забывал делиться с Советским Союзом), он обратил на себя внимание влиятельных британских чиновников. В 1944 году Александр Кадоган, высокопоставленный британский дипломат, приглашает Берджесса на работу в Отдел новостей британского МИДа. Берджесс с радостью согласился. Спустя 2 года он уже личный советник министра иностранных дел — и начинает регулярно отправлять копии секретных документов в Москву.

Все это Берджесс умудрялся совмещать с разгульной и веселой жизнью. Его нередко видели пьяным, причем даже на работе; он попадал в некрасивые истории в ночных клубах, где проводил целые недели, не щадя себя. Впрочем, министр был все равно доволен его усилиями — в 1950 году Берджесса отправляют в британское посольство в Вашингтон, где он снова пересекается с Филби.

* * *

Мы оставили Кима Филби вскоре после вербовки Дейчем и начала работы редактором журнала. На этом его жизнь не остановилась; напротив, его 1930-е годы наполнены разнообразной деятельностью.

Он много занимается журналисткой: работает редактором Anglo-Russian Trade Gazette, где планомерно пытался установить контакты с Риббентропом — в тот момент послом Германии в Великобритании, вращавшимся примерно в тех же кругах, где находился Берджесс. Однако успехом усилия Филби не увенчались.

В 1937 году он отправляется в Севилью. Испания охвачена гражданской войной, наводнена агентами всех разведок мира и вообще представляет собой чрезвычайно важную точку в европейской политике того времени. Непонятно, был ли этот шаг его собственной инициативой или его направили из Москвы. Так или иначе, он оказывается в стране в качестве журналиста-фрилансера и пишет заметки для различных британских изданий, прежде всего для The Times. Причем Филби пишет репортажи из стана не республиканцев, а франкистских сил.

Кроме того, поездка в Испанию стала довольно удобным способом публично расстаться с женой, которая служила слишком ярким публичным напоминанием о крайне левом прошлом. Филби нужна была другая репутация. Поездка к франкистам и публикации в консервативной прессе могли послужить хорошим началом для такого общественного образа.

Не стоит думать, что заметки и бегство от жены были единственными его занятиями в Испании. Оттуда же он работал сразу на две разведки — на британскую и советскую. Писал письма в Париж — якобы своей любовнице, но на самом деле в этих письмах содержались зашифрованные и закодированные послания для советской разведки. Другие письма отправлял связному в небольшой городок Андай на юго-западе Франции, откуда они потом переправлялись в британское посольство в Париже.

Интересно, что советского связного в Париже ждала в 1937-м та же судьба, что и многих других — полигон «Коммунарка» и расстрел. Его сменщика, Бориса Базарова (настоящая фамилия — Шпак), тоже расстреляли, но немного попозже — в 1939 году.

Филби в Испании не раз и не два встречался с Франко и общался с ним. Этим не преминули воспользоваться советские кураторы, которые не только хотели получать информацию о взглядах и планах Франко, но также и о том, как устроена его охрана и какие в ней есть слабые места. НКВД готовило план убийства руководителя испанских националистов. Филби передал информацию советским разведчикам — уже не раз упомянутому Вальтеру Кривицкому, будущему перебежчику, и Александру Орлову — куратору Филби в Мадриде (позднее Орлов также стал невозвращенцем и был принят в США, где и дожил до 1973 года). Однако с убийством что-то не срослось.

Филби в Испании вполне реально рисковал жизнью. Во время сражения за Теруэль прямо перед машиной, в которой ехал Филби вместе с другими журналистами, разорвался снаряд. Трое журналистов (из Associated Press, Newsweek и Reuters) погибли, но не Филби. Позднее руководство испанских националистов вручило англичанину Красный Крест военных заслуг.

В 1937–1938 годах Филби оказался в большой опасности — Кривицкий и Орлов отказались возвращаться в СССР. Они знали о Филби достаточно, их информация могла попросту привести к его ликвидации. Однако ни тот, ни другой говорить о Филби не стали.

Вскоре после этого Филби ненадолго вернулся в Англию и именно в это время они вместе с Берджессом пытались завербовать Флору Соломон — видную и влиятельную сионистку, родственницу Ротшильдов и дочь российского банкира Григория Бененсона, который сделал состояние на торговле золотом. Сын Соломон позднее стал основателем международной организации Amnesty International. Филби утверждал, что он знаком с Флорой еще с детства — хотя, опять же, не очень понятно, когда они могли познакомиться. Но вербовка, по всей видимости, закончилась неудачей — советский резидент сообщил Филби, что по данным НКВД Соломон уже работала на британскую разведку.

Однако Филби извлек пользу даже из неудачи — Флора Соломон познакомила его с Элейн Ферс, его будущей женой. Это была настоящая находка — и для Филби лично, и для советской разведки. Элейн происходила из семьи, связанной со многими представителями политической и экономической элиты Британской империи. Один из ее родственников был личным секретарем Уинстона Черчилля, ряд других родных занимали важные посты в различных министерствах.

Кроме того, Элейн была во многом похожа на Филби — тоже родилась в Индии, но уже с малого возраста жила у дальних родных и не видела родителей. Ее детство не было счастливым. Позднее, впрочем, она нашла свой путь в жизни и оказалась сотрудницей компании Marks & Spencer — именно там она и познакомилась с Флорой Соломон.

Элейн и Филби были представлены друг другу 3 сентября 1939 года — в день, когда премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен объявил войну нацистской Германии. Этот день открывал новый период в жизни Кембриджской пятерки — период их самой активной деятельности.

Два других участника «Пятерки» — Энтони Блант и Джон Кернкорсс — занимались во второй половине 1930-х строительством своей карьеры и продолжали работать на советскую разведку.

Блант вращался в богемных и творческих кругах, не забывая, впрочем, о главном жизненном увлечении — творчестве Пуссена, о котором много писал в те годы (и научных, и публицистических текстов). Он не терял связи с Кембриджем и студентами из «Кембриджских апостолов».

Довольно сложно оценить, какими были в те годы его реальные взгляды. С одной стороны, в мемуарах Блант пишет, что согласие на работу на НКВД было главной ошибкой всей его жизни. С другой — в конце 1930-х он завербовал Майкла Страйта, крупного американского издателя и предпринимателя, выходца из чрезвычайно влиятельной американской семьи Уитни. На протяжении нескольких десятилетий Страйт работал на НКВД-КГБ, что, учитывая круг его общения (от Жаклин Кеннеди до Гора Видала), было в высшей степени полезно для советской разведки.

Кернкросс спокойно поднимался по карьерной лестнице. После работы личным секретарем его позвали на ступеньку повыше — Джон стал сотрудником министерства иностранных дел. Сослуживцы описывали его как спокойного, но малоразговорчивого человека — впрочем, эта нелюдимость не помешала ему сделать весьма и весьма успешную карьеру в министерстве и стать допущенным к серьезным тайнам и секретам.

Начало Второй мировой войны оказалось поворотным моментом в работе всей группы. Усилия Берджесса на этом этапе были критически важными — его непосредственной руководительницей в контрразведке была Марджори Макс (по совместительству она же тогда — и один из ключевых партийных организаторов в Консервативной партии). Берджесс смог убедить ее принять Филби на работу в британскую разведку — он в это время потерял контакт с советской разведкой и в основном занимался журналистской работой. В своих мемуарах, опубликованных в 1968 году, Филби описал свою первую встречу с сотрудницей разведки:

Я был во дворе отеля St. Ermin’s возле станции Сент-Джеймс парка, где разговаривал с мисс Марджори Макс. Она была очень симпатичной пожилой леди (тогда почти такой же старой, как и я сейчас). Тогда я понятия не имел кто она такая, как и теперь я на самом деле этого не знаю. Но она говорила очень властно и, очевидно, была высокопоставленным человеком. В начале нашего разговора она спросила меня о возможности политической тайной работы против немцев в Европе. В течение десяти лет я серьезно интересовался международной политикой; я блуждал по Европе, от Португалии до Греции; у меня уже были кое-какие мысли о способах подрыва нацистского режима. Поэтому я был достаточно подготовлен, чтобы поговорить с мисс Макс.

Сперва Филби направили на работу в министерство войны (так до 1964 года называлось британское министерство обороны), где уже работал Берджесс. Но это продлилось недолго — значительная часть функций министерства была передана Управлению специальных операций, которое координировала множество вещей: от подрывной работы в немецком тылу и убийств пронацистских политиков до контршпионажа в самой Британии и организации сетей подпольщиков на оккупированной европейской территории.

Где-то неподалеку находится и Блант. С 1939 года он работает на MI5, потом участвует в высадке британского экспедиционного корпуса во Франции во время Странной войны. В Британию он возвращается в том же году, пережив Дюнкерк, за что получает награду и новое назначение — личным помощником у полковника Аллена, одного из руководителей британской разведки. Впрочем, в спецслужбах осторожны с Блантом, так как в курсе его взглядов — о них рассказал их собственный сотрудник, внедренный в Коммунистическую партию Великобритании и принимавший участие в ее руководстве.

Здесь его пути пересекаются с Кернкроссом, который работает в Центре правительственной связи, еще одной британской спецслужбе (она занимается радиоэлектронной разведкой и контрразведкой). По должности он знает очень много о работе дешифровщиков в Блетчли-парк, разгадывающих секретные коды шифровальной машины «Энигма» и об успехах операции ULTRA — кодовом названии для расшифрованных британскими криптографами немецких шифровках. Блант также имеет доступ к этой секретной информации.

В первую очередь проект ULTRA необходим англичанам для успешного противодействия немецким субмаринам. Однако со временем проект становился все более и более масштабным. Самая большая опасность в том, что немцы поймут — коды шифровки взломаны — и поменяют всю систему. Поэтому с информацией, полученной из шифровок, спецслужбы обращались очень аккуратно и стремились ограничить круг лиц, получающих эти сведения.

Полные данные обо всей операции известны только четырем людям, из которых только один работал в Блетчли-парке. Вся система распространения информации шла не по стандартным каналам разведки и организовывалась так, чтобы каждое последующее звено было не в курсе о предыдущем.

И так вышло, что среди людей, знающих хоть что-то о сверхсекретном и сверхважном для выживания Британии проекта, затесались два законспирированных советских агента. Они снабжали Москву информацией об активности немцев и о контрмерах руководства Британской империи. Эта информация, поставляемая в Москву, оказалась критически важной в момент, когда Вермахт готовился к Курской битве. Благодаря расшифрованной в Блетчли-парк информации, переданной Блантом и Кернкроссом в Москву, советское командование знало наперед о многих планах немецкой армии и имело возможности реагировать на еще не сделанные немцами ходы.

Впрочем, Кернкросс занимался и другими вещами — отдел, в котором он работал, расшифровал систему сообщения между югославскими партизанами и Коминтерном. Информация об этом использовалась британской военной миссией при Тито для того, чтобы манипулировать им в британских интересах. Правда, обязательный Кернкросс смог передать информацию и об этом в руки руководителей советской внешней разведки.

Дональд Маклейн в этот момент бьется на других фронтах. Он все так же работает в министерстве иностранных дел, в департаменте, занятом вопросами экономической политики во время войны. Кроме того, постоянно вращается в кругах политиков из Либеральной партии — ему, как сыну бывшего лидера Либеральной партии, сделать это несложно. Он играет в гольф, вступает в несколько клубов и вообще проводит с ними немало времени. Новые знакомства помогают Маклейну продвинуться еще дальше — в МИДе принимают решение о переводе Дональда в Вашингтон и назначают вторым секретарем британского посольства в США.

Все эти успехи Кембриджской пятерки были бы невозможны, если бы в Лондоне не появился новый советский резидент — Иван Чичаев. Уроженец небольшого мордовского села сделал стремительную карьеру в советских органах безопасности. Еще в 1917 году член Совета солдатских депутатов, а спустя пару лет начинает работу в ЧК. Стартовав с председателя отдела ЧК в своем родном краю, спустя несколько лет оказался привлечен к работе Иностранного отдела ОГПУ и последовательно возглавлял резидентуру в Сеуле, Выборге, Таллине и Риге. В 1941 году подоспело новое назначение — Чичаев отправился в столицу Британии, где как раз необходим человек, способный собрать воедино разрозненные сети советских агентов.

Первым делом он установил контакт с Кимом Филби. Сначала спросил Филби, сколько британских агентов переброшено в СССР и сколько готовятся быть заброшенными. Ким сообщил, что ему ничему об этом неизвестно — но Чичаев, по-видимому, не поверил, потому что в шифровке в Москву поставил несколько вопросов рядом с этой информацией.

Так или иначе, контакт был установлен. Весной 1941 года Филби сообщает в Москву развединформацию, которой обладает Великобритания — о подготовке Германией нападения на СССР и разработке плана «Барбаросса», а также о том, что Япония вместо нападения на Советский Союз готовится напасть на Сингапур. Эти сведения получены Сталиным, который отнесся к ним двояко — информацию о нападении Германии на СССР отмел как дезинформацию, а вот новости о Японии воспринял серьезно (тем более что они подтверждены советским резидентом в Токио Рихардом Зорге).

Дальнейшая деятельность Филби во время войны разнообразна. Одним из руководителей Кима был английский разведчик Джордж Александр Хилл, сын англичанина, долгое время жившего в России (сам Хилл родился в Эстонии и большую часть детства и юности прожил в Санкт-Петербурге). Позднее Хилл эмигрировал из России в Канаду, в Россию вернулся после революции, где принимал участие в операциях британской разведки. Любил рассказывать о том, что именно он помогал Троцкому создать Красную авиацию, армию и разведку.

В 1941 году Хилл отправится в Москву, где займется координацией работы НКВД и британского Управления специальных операций — обучать работе советских нелегалов и писать учебники для советских партизан. Незадолго до своего отъезда в СССР Хилл ввел Филби в круг молодых и перспективных офицеров британской разведки.

Неформальным лидером этой группы был Томас Харрис — сын англичанина и испанки; отец Харриса был успешным арт-дилером, специализировавшимся на торговле испанским искусством. Группа разведчиков собиралась в дорогом особняке Харриса в Мэйфэйр. Помимо Харриса в группу входили Гай Берджесс, Энтони Блант, Виктор Ротшильд (который с начала войны работал в разведке), Гай Лиддел (разведчик и дальний родственник Алисы Лиддел, юной подруги Льюиса Кэрролла), Тим Милн (племянник писателя Александра Милна и друг детства Кима Филби), Питер Уилсон (в дальнейшем — прославленный аукционер, немало поспособствовавший росту международной популярности аукциона Sotheby’s), Ричард Бруман-Уайт (журналист, выпускник Кембриджа, и позже успешный политик от партии Консерваторов).

Благодаря новым знакомствам Филбы переведен с прошлой работы в отделе саботажа в отдел военной контрразведки, в котором сферой его профессиональной деятельности стали агенты из Португалии и Испании, и вообще координация разведывательной деятельности на Иберийском полуострове. В этом отделе работали и такие заметные и значимые люди, как Хью Тревор-Ропер, британский историк; Гилберт Райл, профессор философии в Оксфорде; все тот же неизбежный Виктор Ротшильд; и Стюарт Хэмпшир, один из самых блестящих оксфордских философов и преподавателей.

Деятельность Кембриджской пятерки становилась все более рисковой. В какой-то момент Филби познакомился с Джеймсом Хесусом Энглтоном — крупным американским контрразведчиком, работавшим в Лондоне вместе с MI6. Энглтон обратил внимание, что Филби недостаточно корректно передал информацию о германском агенте, казненном в Германии — позднее выяснилось, что агент работал и на «Красную капеллу» (подпольную разведывательную прокоммунистическую организацию, работавшую в Германии). У Энглтона появились серьезные подозрения насчет Филби, однако им не придали серьезного значения.

Филби позднее объяснял, что осторожность британской разведки по отношению к нему связана с тем, что он по рождению связан с британским правящим классом. Якобы в случае ошибки и ложного обвинения последствия могли быть громкими и скандальными.

Но со временем закрывать глаза на странности становилось все сложнее. В августе 1945 года вице-консул советского посольства в Анкаре (и по совместительству офицер НКВД) Константин Волков обратился за британским политическим убежищем. За большие деньги Волков согласился назвать имена трех советских агентов внутри Британии, двое из которых работали в министерстве иностранных дел, а третий — в контрразведке в Лондоне. Кембриджскую пятерку спас случай — потому что именно Филби была поручена работа с Волковым. Он отправился в Турцию, предварительно оповестив советского резидента в Лондоне. При этом он не очень торопился, а о своей миссии предупредил британское посольство по телефону (он знал, что они прослушиваются советской разведкой). В результате к его прибытию Волков был уже доставлен в Москву и не представлял угрозы для разведчиков. Филби удалось спастись.

В общем и целом война была временем невероятно энергичной работы всей группы разведчиков. Они передали огромное количество информации Советскому Союзу — мы до сих пор не знаем всей сути отправленных из Лондона на Лубянку сведений.

В личном, карьерном плане война тоже сложилась для «кембриджцев» чрезвычайно удачно.

Энтони Блант был повышен до майора, а в конце войны ему доверили чрезвычайно важную и секретную миссию. Весной 1945 года он направился в Шлосс Фридрихсоф — изъять переписку несостоявшегося короля Эдуарда VIII с Адольфом Гитлером и другими высокопоставленными нацистами, а также другие важные письма. Например, переписку королевы Виктории со своими германскими родственниками и с кайзером Вильгельмом. О содержании писем известно мало — есть подозрения, что Эдуард делился планами по аресту собственного брата и высылке его в Германию. Сейчас эти документы хранятся в Королевском Архиве. Блант выполнил миссию с блеском и во время аудиенции с королем Британии Георгом VI получил предложение стать королевским советником. Блант согласился. В дальнейшем он много работал на королевскую семью, а также помогал голландской королеве и ее родным. Тогда же он стал Хранителем королевской картинной галереи.

Филби продолжал свою работу в MI5, за что в 1946 году получил Орден Британской империи. Повышаясь по службе, был отправлен в 1947 году в Стамбул. Формально — в качестве первого секретаря британского консульства, реально — руководителем британской резидентуры. Там совмещал работу на британскую и советскую разведку, с переменным успехом. Спустя три года руководство решило перевести Филби вместе с семьей в Вашингтон — в качестве официального представителя британской разведки в США.

Берджесс, еще во время войны начавший службу в различных департаментах министерства иностранных дел, оставался там — организуя работу новостного департамента (он же был и пропагандистским подразделением МИДа). В 1950 году Берджесс также переведен в Вашингтон.

Там же 4 года проработал Дональд Маклейн (с 1944 по 1948) — он тоже занимался важной дипломатической работой и был первым секретарем британского посольства в США. При этом принимал участие в работе совместного британско-американского комитета, координировавшего создание атомной бомбы — и именно в это время стал одним из ключевых советских источников о ходе развития американской атомной программы. Филби и Берджесс, прибывшие в США после того, как Маклейна перевели из Вашингтона в Каир, продолжили его работу, собирая сведения о текущих секретных американских разработках.

Кернкросс, в конце войны бывший одним из британских координаторов британской разведывательной деятельности на территории Югославии (и исправно снабжавший секретными сведениями Советский Союз), после войны перешел на работу в министерство финансов. На Лубянку потянулись страницы отчетов об экономическом положении Британской империи и ее финансовых возможностях, которые после войны находились в весьма печальном состоянии. Ради получения американских кредитов пришлось согласиться на то, чтобы сделать фунт свободно конвертируемой валютой, после чего курс фунта обрушился.

Работа продолжалась. Казалось, работе группы ничто не угрожает. Но это только казалось.

* * *

В 1943 году контрразведка США начала проект VENONA — дешифровать сообщения, передаваемые и получаемые советскими разведслужбами. Проект согласовали с президентом Рузвельтом и чрезвычайно активно разрабатывали на заключительных фазах войны. И после войны проект получил дополнительное финансирование и расширил штат сотрудников. Примерно в это же время о существовании проекта узнали в СССР — информация получили от американского дешифровщика, занятого в VENONA Билла Вейсбанда, по совместительству урожденного одессита и советского агента.

В начале 1950-х годов над «кембриджцами» сгущались тучи. В 1950 году британские спецслужбы задержали Клауса Фукса — немецкого физика-ядерщика, еще с 1930-х годов работавшего в Великобритании и принимавшего участие в развитии американской атомной программы. С середины 1930-х годов он был советским агентом, снабжая Лубянку чрезвычайно важной информацией. Многолетняя работа на СССР не могла остаться незамеченной. Немец был схвачен и допрошен. Позднее его показания помогли вывести контрразведку на одних из самых известных советских агентов в США — чету Розенбергов.

В 1951 году пришел час Маклейна и Берджесса. Берджесс вообще был подопечным и подчиненным Филби в тот момент — Ким руководил подразделением MI6 в Вашингтоне, а Берджесс служил вторым секретарем посольства. При этом Берджесс находился в чрезвычайно нестабильном состоянии: много пил, постоянно искал новых гомосексуальных партнеров, использовал машины посольства для того, чтобы избежать задержания полицией. Киму потихоньку надоедало постоянно следить за Берджессом и его похождениями, но отправить подчиненного Филби никуда не мог.

В это же время дешифровщики VENONA засекли советского шпиона, который с 1944 по 1948 год отправил несколько сотен сообщений из Вашингтона в Москву. Изначально список подозреваемых был достаточно широким (в него включили около 6 тысяч человек, у которых имелась потенциальная возможность работать в это время и обладать доступом к секретной информации). Но круг постоянно сужался, и в апреле 1951 года американские контрразведчики узнали дополнительную информацию. Неизвестный советский агент регулярно встречался с представителями советского консульства в Нью-Йорке, используя беременность своей жены в качестве предлога постоянных отлучек из Вашингтона. Пазл сложился: стало ясно, что загадочный советский агент — Дональд Маклейн.

Сам он к тому моменту уже давно работал в Каире, играя при этом чрезвычайно важную роль в британско-американских усилиях по реорганизации всего ближневосточного региона в целом и Египта в частности. Прежде всего эта деятельность была связана с подготовкой к войне с СССР — этого до конца 1940-х вполне всерьез ждали США с Великобританией.

В США Филби узнает, что Маклейн раскрыт — Кима пригласили в экспертную группу VENONA и он увидел документы, из которых получил всю необходимую информацию. По своим каналам связи он сообщает Дональду о провале и необходимости бегства из Каира.

Маклейн отправился в Лондон, где сразу же связался с Юрием Модиным (в тот момент руководителем советской резидентурой в Лондоне) и Энтони Блантом, прося о помощи. Одновременно с этим в британскую столицу прибыл Гай Берджесс — до конца так и непонятно, согласно чьим указаниям. Сам он говорил, что ему посоветовали сопроводить Маклейна в Советский Союз — для обеспечения большей безопасности всей операции. Берджесс рассказывал, что ему обещали — потом он сможет вернуться в Британию. Такая история подразумевает, что ему приказал уехать Филби — но Ким потом писал, что был недоволен отъездом подчиненного Берджесса. Якобы из-за этого провала Филби не смог возглавить MI6.

В мае 1951 года Маклейн и Берджесс собрали вещи и уехали на машине из Англии. Их первым пунктом назначения на континенте был французский городок Сен-Мало. Оттуда они поездом отправились в Париж, далее в Швейцарию. В Берне связались с советским посольством, в котором им выдали фальшивые швейцарские паспорта и билеты до Цюриха. Там сели на самолет до Стокгольма, но на пересадке в Праге покинули аэропорт и дальше их уже подхватили советские спецслужбисты, которые доставили шпионов в Москву на машине. Но и там англичане провели не очень много времени, по истечении которого их направили в закрытый для иностранцев Куйбышев (так тогда называлась Самара), где они и жили до 1956 года.

Произошедшее вызывало огромный переполох в Британии и США. Прежде всего не было точной уверенности, что исчезнувшие британские дипломаты отправились именно в СССР — хотя это, конечно, считалось основным вариантом произошедшего. Серьезное подозрение пало на Кима Филби — по должности ответственного за Берджесса. Пресса окрестила Маклейна и Берджесса «Пропавшими дипломатами», а во всех британских диппредставительствах начались негласные проверки сотрудников на предмет сотрудничества с советской разведкой.

Филби подробно и неоднократно допрашивали в Англии, подозревая, что он был «третьим человеком» — координатором группы и, может быть, даже руководителем. Хотя ничего доказать было нельзя, Филби все-таки отправили в отставку, а интерес к его фигуре не остывал долгие годы. В 1955 году министр иностранных дел и будущий премьер-министр Макмиллан заявил в палате общин, что не существует никаких оснований полагать, что Ким Филби был «третьим человеком». Сам Ким в 1956 году в небольшом интервью заявил, что «он не коммунист и никогда им не был».

В июне 1951 года Филби вызван на беседу с главой британской контрразведки Диком Уайтом. Судя по воспоминаниям Филби, беседа вышла не из приятных:

Он хотел моей помощи в выяснении обстоятельств этого дела Берджесса-Маклейна. Я много ему рассказал о прошлом Берджесса, о его привычках и поделился моими впечатлениями о его характере; я особенно напирал на схожесть самого Уайта с Берджессом. Я надеялся, что благодаря этому я смогу защититься от обвинения в том, что я, опытный контрразведчик, был одурачен Берджессом. Когда зашла речь о Маклейне, я сослался на отсутствие у меня какой бы то ни было подробной информации… Поскольку с 1937 года я встречался с ним только дважды и то тайно, то я верил, что я могу себе позволить солгать здесь…

Рассказ не особенно впечатлил Уайта, он продолжил сомневаться насчет самого Филби. Сомнения одолевали и других руководителей MI5. В конечном счете, посовещавшись с коллегами, они решили, что Филби не шпион, но допустил слишком серьезную ошибку. Глава MI6 Стюарт Мензис настоял на увольнении Филби: Ким получил очень неплохие прощальные выплаты (в размере 4000 фунтов — сейчас это больше 100 тысяч фунтов). На этом история не закончилась. О произошедшем узнал Уинстон Черчилль и настоял на повторном допросе Филби.

Под подозрение также попали Кернкросс и Блант — в разведке знали, что они оба пересекались с Маклейном и Берджессом по работе и были знакомы еще в университете. С Кернкроссом провели беседы, в ходе которых он хоть и отрицал причастность к работе на КГБ, признался в том, что обменивался секретными документами с Берджессом. Кернкросса уволили из Минфина, и после этого некоторое время он преподавал в канадских и американских вузах. Есть сильные подозрения, что на самом деле Кернкросс сознался в обмен на неприкосновенность и отсутствие публичного преследования, и был сознательно отпущен британской разведкой.

Ситуация с Блантом сложилась еще более запутанной. Просто хотя бы в силу того, что его карьера была наименее публичной из всех участников пятерки, ведь он выполнял различные поручения членов королевской семьи. Существуют свидетельства о том, что как минимум с конца 1940-х другие секретари и помощники короля Георга подозревали (или даже были уверены) Бланта в том, что он является русским шпионом. Несмотря на все эти подозрения, которые только усилились после побега Маклейна и Берджесса, Блант пользовался доверием короля (а потом и королевы Елизаветы II).

Вскоре после бегства Маклейна и Берджесса советский резидент Модин связался с Блантом и предложил помощь в организации такого же отъезда для самого Бланта. Тот отказался, сообщив, что ему известно, в каких условиях живут люди в Советском Союзе и что он лично вовсе не стремится так жить. На этом отношения между Блантом и советской разведкой прервались.

* * *

Здесь мы подходим к заключительным главам истории Кембриджской группы. После тектонических перемен 1951 года группа фактически перестала функционировать. Маклейн и Берджесс жили в Самаре до 1956 года, где Берджесс потихоньку спивался (заставив, впрочем, своих кураторов привозить костюмы от портного с Сэвил-Роу и обставлять квартиру британской мебелью), Маклейн работал преподавателем английского в техникуме и учил русский.

Бланта, по всей видимости, раскрыли из-за того, что Мура Будберг, гражданская жена Горького и любовница Уэллса, работала на две разведки и сообщила британцам о работе Бланта на КГБ. В грозные дни 1951 года он и сам признался одному близкому другу о том, что работал на СССР. Но тогда ничего не последовало — ни за сообщением Будберг, ни за конфиденциальным разговором двух друзей.

Филби тем временем, поскитавшись по недолгим работам в торговых компаниях, вернулся в журналистику. Его контакты с КГБ в этот момент прервались (хотя благодаря Юрию Модину и Бланту он получил еще около 5000 фунтов). В 1956 году Филби отправлен в качестве журналиста Observer и Economist в Бейрут. На новое место работы он отправился один — жена не захотела с ним ехать. Судя по всему, они поссорились и супруга начала что-то подозревать о деятельности своего мужа. На самом деле эта поездка была больше, чем просто журналистское назначение — Филби смог снова начать работать на британскую разведку. Дело в том, что в 1956 году в MI5 сменилось руководство и новый директор контрразведки Роджер Холис оказался очень заинтересован привлечь Филби к работе.

Это было не единственное его странное и неоднозначное решение, что до сих пор заставляет многих задаваться вопросом — не был ли сам Холис советским агентом? В пользу этой версии есть немало аргументов: от личного знакомства с Рихардом Зорге до признаний советского перебежчика Олега Гузенко. Однако точка в этом вопросе не поставлена и, вероятно, в ближайшее время поставлена не будет.

Так или иначе, Филби начал работу в Бейруте — но круг его интересов не ограничивался только Ливаном, он много ездил по всему Ближнему Востоку, выполняя различные секретные поручения. Вернувшись в Бейрут в 1957 году он узнал о том, что его жена найдена мертвой в собственном доме в Лондоне. И хотя официальной причиной ее смерти названо самоубийство, есть немало свидетельств в пользу того, что Эйлин могла быть убита Филби — то ли из-за конфликта, то ли из-за того, что слишком много знала о супруге.

Ким не стал долго носить траур и уже спустя 2 года нашел новую жену Элеанор Кернс, американку и жену корреспондента The New York Times, которая работала на британское министерство обороны с начала Второй мировой войны. Пожениться они смогли только в 1961 году — тогда же над Филби грянул гром.

Это произошло из-за очередного советского перебежчика. Майор КГБ Анатолий Голицын, работавший в советском посольстве в Хельсинки, сдался ЦРУ вместе со своей семьей в декабре 1961 года. Вскоре его перевели в Вашингтон, где он и начал передавать американской контрразведке критически важную информацию о советской резидентуре за рубежом. Сами американцы назвали его самым ценным перебежчиком за всю историю Холодной войны. Хотя и не отрицали, что его информация часто весьма противоречива: он обвинил британского премьер-министра Гарольда Уилсона в работе на Советский Союз, сообщил, что финский президент Урхо Кекконен завербован КГБ еще в 1947 году и поведал, что конфликт между СССР и Китаем был лишь карнавалом, чтобы запутать западные страны. Вообще Голицын рассказал и написал потом немало интересных вещей — вплоть до того, что Перестройка готовилась КГБ еще с конца 1950-х. Умер советский перебежчик в 2008 году.

Но помимо громких и труднопроверяемых заявлений Голицын сообщил американцам немало гораздо более полезной информации. Он рассказал о многих советских агентах, работавших на Западе подпольно. В разговоре с одним из руководителей британской контрразведки он поведал, что Ким Филби был членом «Круга пяти», шпионской сети, в которую входили Берджесс и Маклейн.

Информация довольно быстро достигла Лондона и вызвала быструю реакцию среди знакомых Филби по работе в разведке. Больше всех активность развивала уже не раз упомянутая в этой статье Флора Соломон. Она и так довольно давно подозревала Кима Филби (и ее подозрения только усиливались из-за статей Филби об арабо-израильском конфликте, в которых он активно поддерживал арабскую сторону). Соломон обсуждала свои подозрения сначала с Виктором Ротшильдом, затем с Диком Уайтом, который теперь руководил MI6. Пообщавшись, они пришли к мысли, что Филби надо допросить еще раз.

Из Лондона в Бейрут отправился Николас Эллиотт, старый приятель Филби, еще один выпускник Тринити-колледжа Кембриджского университета — это он, собственно, и устроил Филби на работу в Observer. Он должен был переговорить с Филби и попытаться выяснить, правдивы или лживы обвинения Голицына. Правда, уже в начале разговора Эллиотт допустил ошибку — оставил окно открытым, из-за чего на диктофонную ленту записался и шум улицы, что сделало сложным понимание разговора двух старых знакомых-разведчиков.

Довольно быстро стало понятно, что Филби прекрасно информирован о заявлениях Голицына и, в общем, не особо отрицает их правдивость. После этого Эллиотт и Филби повели разговор о дальнейших действиях. Эллиотт дал Филби 24 часа на то, чтобы определиться со своими планами, пообещав ему абсолютный иммунитет и неразглашение всей истории. В обмен на это Филби должен был предоставить всю известную ему информацию о деятельности КГБ на территории Великобритании и США.

Филби быстро принял решение — отправиться в СССР, бросив жену и работу. Собственно, к такому решению его и подталкивали британцы, назначая встречу в Бейруте, а не в Лондоне или в Европе. О дальнейшем проще рассказать, процитировав интервью Филби, данное им незадолго до кончины:

Вероятно, самая правильная версия лежит на поверхности. В ночь на 23 января в бейрутской гавани находилось советское грузовое судно, которому понадобилось не менее пяти дней, чтобы добраться до ближайшего советского порта на Черном море.

Найтли: Вас вывезли на советском грузовом судне?

Филби: Не имеет значения, как я добрался до Советского Союза. Это несущественно. Но я хочу, чтобы вы записали поточнее, что произошло по прибытии сюда. Представьте себе разгар зимы, пять часов утра, небольшой пограничный пост. Стол, несколько стульев, печка, которая топится углем. На печке кипит чайник, в воздухе плавает табачный дым. Меня ждут три или четыре милиционера и сотрудник госбезопасности, знающий английский. Его специально прислали из Москвы, чтобы встретить меня.

По завершении формальностей я извинился за свое прибытие. Сказал, что хотел остаться на Западе и продолжать работу, но попал в слишком затруднительное положение. Мой коллега из Москвы, должно быть, заметил, что я чересчур нервничаю. Он положил мне руку на плечо и произнес слова, которые я до сих пор помню: «Ким, ваша миссия закончена. В нашей службе существует правило: как только тобой начинает интересоваться контрразведка — это начало конца. Нам известно, что британская контрразведка заинтересовалась вами в 1951 году. А сейчас год 1963-й — прошло 12 лет. Дорогой Ким, за что же вы извиняетесь?»

Найтли: Итак, вы, полковник КГБ, приехали домой, в Москву?

Филби: Да, и какое-то время все шло чудесно. Напряжение, которое я испытывал все эти годы, исчезло, я должен был проделать массу интересной работы — записать все, что мне было известно, все, что я пережил. Свои воспоминания и эмоции я излил на бумаге. На это у меня ушло что-то около трех лет. Теперь история моей жизни и деятельности в качестве сотрудника разведки хранится где-то в архивах КГБ. Это было действительно хорошее время, я прекрасно себя чувствовал, работа доставляла мне удовольствие.

* * *

История Кембриджской пятерки закончилась. Конечно, оставался еще Энтони Блант. Но в 1963 году завербованный им в конце 1930-х издатель Майкл Страйт рассказал обо всем американской контрразведке. Блант признался MI5 в апреле 1964; об этом вскоре было доложено королеве Елизавете II. Блант также сдал других советских агентов — Джона Кенкросса, Питера Эшби, Брайана Симона и Леонарда Генри. В обмен на полное признание Бланта британское правительство согласилось сохранять его шпионскую карьеру в тайне в течение пятнадцати лет и предоставило полный иммунитет от судебного преследования. В 1979 году Тэтчер объявила в палате общин о том, что Блант был советским шпионом, вскоре после этого его лишили рыцарства и Ордена Британской империи, а также звания почетного выпускника Кембриджа. Спустя 4 года, в 1983 году, Блант скончался в Лондоне.

Филби жил в большой квартире в центре Москвы до 1988 года. Он консультировал КГБ, много пил, писал мемуары, получал награды от социалистических стран, читал много книг и заказывал себе всякие безделушки и мелочи из Англии. Еще он нашел себе новую жену — Руфину Пухову. Их познакомил Джордж Блейк — еще один бывший британский разведчик, работавший на СССР и сбежавший в Москву из-за раскрытия. Впрочем, несмотря на русскую жену, русский язык Филби так и не выучил на приличном уровне — читал только на английском, говорил же на русском только какие-то очень простые вещи.

Филби путешествовал по Союзу, осматривал советские города и встречался с разными людьми. Впрочем, британцы все равно его интересовали гораздо больше. Например, он встретился с британским писателем и разведчиком Грэмом Грином, когда тот навещал Москву. В самой же Москве, судя по мемуарам жены, Филби совсем не нравилось. Он считал, что идеалы, в которые верил всю жизнь, реализованы в СССР совсем неправильным образом. Все это заставляло его много пить и, возможно, и привело к кончине от сердечного приступа. Филби похоронили на Кунцевском кладбище.

Так же грустен и конец Гая Берджесса. У него и раньше были серьезные проблемы с алкоголем, но в СССР он начал пить без меры и без остановки. Когда ему разрешили переехать в Москву, он постоянно пытался встретиться со своими британскими знакомыми, посещавшими Москву — от всё того же Грэма Грина до политика и журналиста Тома Дриберга. Берджесс даже пытался войти в контакт с делегацией премьер-министра Великобритании Макмиллана, прося разрешения на посещение Британии — там умирала его мать. Безуспешно. От безысходности Берджесс даже пытался сбежать из СССР через Кубу, но это не получилось. В 1963 году он скончался в Москве от атеросклероза, вызванного алкоголизмом.

Джон Кернкросс после бегства Филби сознался контрразведке в своей деятельности; в отличие от Филби он решил не отправляться в СССР. Вскоре после этого он переехал в Рим, работал в банках и инвестиционных компаниях. После обнародования информации о Бланте в газетах снова стали писать о Керкнроссе как о возможном пятом члене группы. В 1990 году советский перебежчик Олег Гордиевский подтвердил слухи. Сам же Кернкросс это никак не прокомментировал. В 1995 году он вернулся в Англию, женился на американской оперной певице и вскоре после этого умер.

Пожалуй, лучше всех вписался в советское общество Дональд Маклейн (в СССР получивший паспорт на имя Дональда Дональдовича Маклэйна). Поначалу он тоже много пил, но потом взял себя в руки, выучил русский язык, стал сотрудничать с журналом «Международная политика». Позднее стал сотрудником Института мировой экономики и международных отношений АН СССР, где написал немало важных работ о британской внешней политике и торговых отношениях с Европой и США. В 1953 году к нему даже переехала жена Мелинда — они прожили вместе 13 лет, а затем она, пожив пару лет с Филби, покинула СССР. Маклейн умер в 1983 году в Москве.

Хотя Кембриджская пятерка и оставила огромный след в истории ХХ века в целом и Холодной войны в частности, она так и остается довольно таинственной и запутанной. Ясно одно: Кембриджская пятерка и то, что нам известно о ее деятельности — лишь верхушка айсберга, под которой скрывается толща льда.