Без сна, без отдыха, без пощады: Хотинское сидение 1621 года

Весь XVI век Речь Посполитая и Османская империя старались не ввязываться в конфликты между собой. Каждому хватало своих забот. Турки не считали поляков первостепенными врагами — Порта в то время активно воевала с Персией и с Габсбургами. Полякам, в общем, было тоже не до турок — их главным противником в то время была Москва, а с начала XVII века к ней добавилась Швеция. К тому же в Польше периодически учинялся рокош — вооруженное восстание шляхты против короля якобы для защиты своих прав и свобод. В такой ситуации ни одна, ни другая сторона не хотели появления еще одного фронта, поэтому старались держаться уважительно. Однако к началу XVII века накопилось уже достаточно польско-османских претензий.

Главной причиной для обострения отношений стали набеги, которые совершали на соседей подданные обоих монархов. Крымские татары буквально истязали набегами юго-восток Речи Посполитой, уводя местное население в полон (ясырь — буквально «пленник войны»). При этом они зачастую продвигались вглубь Республики на сотни километров. Постоянная угроза татарских набегов крайне затрудняла колонизацию более диких и малозаселенных территорий Украины. Турки, в свою очередь, страдали от регулярных нападений казаков, которые на стругах тревожили все черноморское побережье. Это был серьезный удар по престижу Османской империи, поскольку казаки разбойничали в опасной близости от Стамбула. Другим камнем преткновения была Молдавия — территория этой страны, формально находившейся в вассальной зависимости от Порты, служила Польше своеобразной буферной зоной, защитой южных территорий от любой потенциальной угрозы со стороны турок. Некоторое время между Турцией и Польшей существовало соглашение, согласно которому султан наделял титулом господаря (правителя) Молдавии только кандидатуры, одобренные польским королем. И поляки и турки тем не менее пытались взять Молдавию под свой контроль. Еще одной проблемой, повлиявшей на обострение польско-турецких отношений, стал австрийский вопрос — Габсбурги давно враждовали с Портой, в то же время поляки неумолимо шли на сближение с этой мощной католической державой, что раздражало Стамбул.

В первые два десятилетия XVII века рейды казаков к османским берегам приобрели для турок черты настоящего бедствия. В 1620 году казаки разграбили предместья самой султанской столицы, вызвав в Стамбуле настоящую панику. С другой стороны, польский король Сигизмунд III Ваза отправил в помощь своим союзникам Габсбургам отряд лисовчиков (иррегулярная кавалерия, названная по фамилии первого командира — Александра Юзефа Лисовского), которые в 1619 году разграбили Трансильванию — вассала Османской империи. Тамошний князь Юрий I Ракоци был вынужден обратиться за военной помощью к султану. Напряжение росло, и дело неумолимо шло к большой войне — еще в 1617 и 1618 годах польско-османская граница стала ареной для демонстрации сил обеих сторон. То и дело вспыхивали вооруженные стычки отдельных отрядов, однако до глобального столкновения не доходило. Наконец терпение молодого султана Османа II лопнуло, и он приказал своему войску вторгнуться в Молдавию, где к тому моменту чрезвычайно усилилось польское военное присутствие. Осенью 1620 года армия султана под предводительством Искандер-паши нанесла тяжелейшее поражение войску Речи Посполитой в битве при Цецоре. Великий коронный гетман Станислав Жолкевский погиб, а его голову доставили султану в качестве трофея. Всего же из 10 тысяч польских солдат из Молдавии вернулись чуть больше трех тысяч. Исход осенней кампании в Стамбуле расценили как признак слабости поляков, которой грех не воспользоваться.

В то же время среди турецких придворных элит идея войны с Речью Посполитой не пользовалась популярностью. По сведениям французского осведомителя, многие богатые вельможи были готовы возместить султану затраты на военные действия и убытки, нанесенные казаками в предыдущие годы. Даже великий визирь Али-паша пытался отговаривать султана от дальнейших нападений на Польшу. Но молодой Осман, который жаждал славы грозных предков, предпочитал слушать только сторонников войны. Польское общество, которое тоже устало от затяжной войны последних лет с Москвой и шведами, также не горело желанием ввязываться в новый конфликт. Виновниками всех бед называли казаков, покойного гетмана и, по старой шляхетской традиции, короля. В то же время дело шло к полномасштабному столкновению. Весной 1621 году Осман II, лично возглавивший армию, двинул войска через Молдавию на Польшу. Двум армиям предстояло сойтись у пограничной с Молдавией крепости Хотин.

В синем углу ринга

Численность османских сил под Хотином сложно установить даже сегодня. В настоящее время принято оценивать численность армии султана в 150–160 тысяч человек. Участники сражения с польской стороны говорят о 300 тысячах турок и 100 тысячах крымских татар, что является явным преувеличением. В то же время перебежчики из турецкого лагеря говорили о 30 тысячах сипахов (тяжелая поместная конница), 20 тысячах янычар и около 50 тысяч других воинов. Итого — 100 тысяч человек. Помимо этого указывалось, что к османам присоединились 60 тысяч крымских татар хана Джанибека Гирея.

Автор «Дневника Турецкой войны в Валахии» Ян Остророг утверждал, что «турецкий император пришел с 300 тысячами солдат, не считая татар». В завершении своего повествования Остророг отмечал, что вместе с тарами численность султанского войска составляла более 400 тысяч человек. Один польский лазутчик так объяснял разницу в подсчетах:

Он слышал и видел турок и татар и утверждал, что там было более 150 тысяч турок и более 60 тысяч татар. Причиной, по которой их получилось так мало, было то, что он считал по-польски, а не по-турецки, потому что в турецком войске они считают каждое живое существо отдельно, поэтому когда рыцарь сидит на своем коне, и имеет еще одного коня, или мула, или верблюда, тогда все это считается по отдельности, и поэтому выходило такое большое число. Поэтому когда у нас есть 10 тысяч польских солдат, среди них будет больше солдат, нежели среди 20 или 30 тысяч турок.

Это кажется странным, но впоследствии подобный характер подсчета численности подтверждал и польский эмиссар в Стамбуле Кшиштоф Збаравский. Любопытно, что своих убитых османы подобным образом не считали — вероятно, чтобы разница между выступившим в поход войском и потерями была как можно меньше хотя бы номинально (надо полагать — по соображениям престижа). Османы часто прибегали к подобной психологической уловке — выдвигаясь в поход, распускали впереди идущей армии слухи о ее колоссальной численности, чтобы деморализовать неприятеля. В этом была своя логика. Во времена Тридцатилетней войны европейская полевая армия численностью в 50 тысяч человек считалась очень большой, и слухи о надвигающихся 400 тысячах турок вполне естественно сеяли ужас среди врага. Другой важный момент, это присутствие в лагере большого количества нонкомбатантов. Если брать цифру в 300–400 тысяч, с учетом того, что в это число включались вообще все живые существа, шедшие с армией, то и цифры в 150–160 тысяч, указывающие на количество людей, тоже не будут окончательными, поскольку не все из них были непосредственно воинами.

Большое внимание этому вопросу уделил в своей работе «Хотинская битва 1621» польский историк Лешек Подгородецкий. Опираясь на исторические источники с османской стороны, в первую очередь на показания взятых в плен турок, Подгородецкий установил, какие турецкие провинции прислали солдат для кампании. Численность войск, которые выставлялись на войны в XVII веке этими провинциями Подгородецкий определил из двух источников — записок английского дипломата французского происхождения Поля Рико и «Описания турецкой монархии во времена Ахмеда I» Айна Али. Данные из «Описания» лишь на несколько лет предшествуют описываемым нами событиям, поэтому с критической долей вероятности можно утверждать, что они были актуальны и на 1621 год.

В общей сложности Подгородецкий выяснил, что силы султана под Хотином были примерно следующими:

14 тысяч солдат из Анатолии под командованием бейлербея Хасан-паши, 2 тысячи солдат из Алеппо под командованием Тайяр-бека, 18 тысяч солдат из Румелии под командованием бейлербея Юсуф-паши, полторы тысячи солдат из Диярбекира под началом Дилавер-паши, около 6 тысяч солдат из Боснии под началом Хусейн-паши, тысяча солдат из Триполи, 6 тысяч солдат из Сиваса, 4 тысячи солдат из Карамана, тысяча солдат из Мараша под началом Абазы-паши, 2,5 тысячи солдат из Кафы, тысяча солдат из Добруджи, 2–3 тысячи солдат из Ракки, 5 тысяч человек тылового охранения и личной стражи османских сановников, 4 тысячи солдат из Буды под началом Каракаш Мехмед-паши (прибыли уже во время сражения).

Выходит около 70 тысяч бойцов. Однако эта цифра тоже не абсолютно точная, поскольку некоторые тимариоты (землевладельцы, обязанные выступать в поход за свой счет) могли явиться на войну в силу экономических причин, болезней или даже смерти. Некоторые тимары (земельные наделы) могли на какое-то время остаться без хозяина и, соответственно, не выставляли воинов в поход. Необходимо учитывать смертность и дезертирство непосредственно во время похода. Подгородецкий считал, что реальное число турецких иррегулярных войск, прибывших под Хотин, ровнялось 50–55 тысячам человек, что выглядит более правдоподобно.

Помимо иррегулярных сил в распоряжении султана были орты (полки) капыкулу — янычары и сипахи. По подсчетам Подгородецкого, всего на тот момент Осман II располагал 18 тысячами янычар, однако до Хотина дошли только 12 тысяч. Турецкий историк Кадир Кашалак по этому поводу пишет:

Янычары и тимарли-сипахи получили приказ как можно скорее завершить свою подготовку и собраться на полях Давут-паши рядом со Стамбулом. Согласно полученным распоряжениям янычары покидали свои дома и говорили, что едут в Стамбул, но, проведя несколько дней под Стамбулом, они вернулись домой, заявив, что были освобождены от кампании.

Фактически это было прямым уклонением от исполнения обязанностей. К концу августа до Османа II стали доходить слухи об этом, и он приказал провести смотр и ревизию всех присутствовавших янычар, которая ожидаемо выявила отсутствие множества из них. Сипахи из султанской гвардии покинули столицу в количестве 12 тысяч, однако до Хотина добрались всего 8 тысяч человек. К общей численности еще нужно добавить несколько сот человек артиллерийской прислуги, молдавский отряд Стефана Томши численностью 5 тысяч человек и валашский отряд Раду Михни численностью чуть более 6 тысяч.

Таким образом, численность всей турецкой армии, отправившейся в поход, составляла более 100 тысяч воинов, однако до Хотина добрались 80–85 тысяч. Что же касается крымских татар, их численность, фигурирующая в источниках (от 60 до 100 тысяч человек) тоже явно завышена. Хан сообщал султану, что у него «всего» 50 тысяч человек, однако эти силы, как и в случае с турками, учитывали также слуг, поэтому реальная численность крымских комбатантов существенно ниже. Итак, с учетом всех союзных сил, под Хотином у Османа II было чуть больше 100 тысяч человек при 62 орудиях (15 из которых были тяжелыми осадными бомбардами).

В красном углу ринга

Армия Речи Посполитой под Хотином включала следующие составляющие:

Кварцяное войско (регулярная армия Речи Посполитой), казаки гетмана Сагайдачного, частные армии магнатов и Посполитое рушение (дворянское ополчение польской и литовской шляхты). Что касается кварцяного войска, то во второй половине 1621 года оно насчитывало чуть более 30 тысяч человек. Не все прибыли под Хотин — часть, чуть более 3 тысяч, была распределена по гарнизонам замков на южной границе Польши. Непосредственно в сражении участвовали: 53 хоругви (роты) крылатых гусар — 8520 человек, 66 хоругвей легкой кавалерии (казаков и лисовчиков) — 8450 человек, 10 хоругвей рейтар — 2160 человек, 5 полков немецкой наемной пехоты — 6450 человек, 29 хоругвей польской пехоты (жолнеров) — 7600 человек. Суммарная численность войска кварцяного на бумаге составляла 33180 человек.

На деле, однако, их было меньше — тут опять же следует учитывать небоевые потери от болезней и дезертирства, хотя их процент не так велик, как у турок, в силу того, что войско Речи Посполитой проделало более короткий путь. Численность указывалась по количеству получателей солдатского жалованья. И порядка 10 процентов жалования на хоругвь приходилось на долю офицеров (кроме польской пехоты, где была другая система оплаты), соответственно, реальная численность хоругви и ее численность по номенклатуре различались, и от указанных цифр (кроме польской пехоты) можно смело отнимать 10 процентов. Получается, реальная численность кварцяного войска под Хотином составляла около 30 тысяч человек. С другой стороны, в отличие от османов, поляки не учитывали количество слуг в описи, и если в пехоте их почти не было, то в кавалерии, и особенно среди гусар — наиболее привилегированной ее части, у каждого солдата могло быть по нескольку вооруженных слуг, в общем реестре не учтенные. В итоге мы получаем ситуацию, обратную турецкой. На деле численность комбатантов в войске Речи Посполитой была выше, чем на бумаге, даже с учетом вычетов по жалованию и небоевых потерь.

Помимо поляков в сражении принимали участие казаки гетмана Сагайдачного. Их точную численность установить невозможно, поэтому остановимся на распространенной цифре около 30 тысяч человек (включая 3 тысячи реестровых казаков на польской службе). Еще одной составляющей объединенного войска Речи Посполитой были частные армии польских и литовских магнатов и Посполитое рушение, однако эти силы не участвовали в самой битве — они стояли подо Львовом в качестве стратегического резерва, прикрывая границу от возможных атак крымских татар и готовясь стать, в случае необходимости, вторым эшелоном обороны. Лешек Подгородецкий оценивал их численность в 28 тысяч человек. Польский переводчик, сопровождавший армию, записал:

1621, в сентябре месяце Его Величество король Сигизмунд III прибыл с 40 тысячами человек во Львов, откуда поспешил на помощь своему сыну для борьбы с неверными. И было с ним дважды по 100 тысяч человек.

Простим хронисту это преувеличение, численность польско-казацкого войска под Хотином составляла около 60 тысяч человек (около 30 тысяч кварцяного войска, около 30 тысяч казаков, с учетом же слуг и оруженосцев — до 100 тысяч). Таким образом, численность воинов почти 2:1 в пользу турок (чуть более 100 тысяч человек против максимум 60 тысяч у поляков и казаков), сохранялся (если не возрастал) этот перевес и при подсчете войск вместе с обслугой.

Точка на карте

Лагерь армии Речи Посполитой был разбит на западном берегу Днестра, за которым простирались польские владения, само же место битвы принадлежало Молдавии. Выбор места польским командованием обусловлен двумя обстоятельствами — перейдя через Днестр и разбив лагерь на территории Молдавии, союзная армия как бы говорила, что готова сражаться до конца. В пересечении Днестра был и другой психологический фактор — важно показать запорожским казакам, что поляки не намерены торговаться и договариваться с турками, покупая мир за счет казацких голов (в предыдущие годы Стамбул неоднократно требовали от Польши прекратить рейды казаков на земли султана, даже если для этого потребуется уничтожить Сечь). Молдавский берег был точкой невозврата, означавшей неизбежность сражения. Запорожцы могли быть уверены, что их не предадут. Другой причиной перехода на чужой берег — желание уберечь собственно польские территории от разграбления султанским войском.

Позиции польского войска защищали естественные преграды — крутые склоны с севера и с востока, а также река. В то же время путь к лагерю был довольно легким с юга и с запада, поэтому там насыпали валы и усилили охранение. Главный польский лагерь был окружен высоким валом общей протяженностью в 7 километров, перед которым вырыли глубокую траншею. В валу сделали парк ворот, за которые отвечали Ходкевич и Любомирский, для того, чтобы армия могла делать вылазки и контратаковать неприятеля. Казацкий лагерь был укреплен не так хорошо — запорожцы пришли к месту битвы всего за день до появления турок, и не хватило времени на серьезную подготовку. Казаки прикрыли свои позиции двумя рядами повозок и траншеей.

Вскоре, в начале сентября, прибыли турки, и сходу начали окружать лагерь союзных войск и готовиться к битве. Осман II расположил свою ставку на высоком холме, на который водрузили его просторный и роскошный шатер, прекрасно видимый из польского лагеря.

Современник писал:

Я увидел место, где сидел Император и наблюдал за битвой и за атаками. Это место располагалось на вершине высокого холма и называлось Городище. Неверные татары захватили пленных, поскольку те ничего не подозревая собирали дрова и сено неподалеку от лагеря. Они привели слуг к Императору, чтобы те рассказали ему все, что знали. Император неверных расспросил слуг и велел подвергнуть их допросу, а затем приказал перерезать им горло в его присутствии и сбросить с высокого холма. То же самое случалось с теми, кто бежал из польского лагеря и сдавался неверным — их допрашивали, а затем убивали. И если кто-то бежал из турецкого лагеря, надеясь скрыться в польском, его так же обезглавливали и сбрасывали с холма, как тех пленников. Мы затем видели этих убитых людей, головы которых скатывались от холма на равнину, а их тела лежали у подножия холма как поленницы дров в 2–3 местах. В одном месте лежало более сотни убитых, на втором — более трехсот, на третьем — столько же. Таким образом, неверные турки демонстрировали беспощадную тиранию — они не накормили ни одного пленника и не оставили никого из них в живых. Наша польская сторона, в свою очередь, не казнила ни одного из тех, что мы взяли, но всех их увезли в Польшу.

Обе стороны навели мосты через Днестр и выставили рядом с ними охранение. Немецкий наемник на польской службе оставил их описание:

Для того, чтобы построить мост через Днестр, поляки разрушили красивую православную церковь в Валахии, созданную по греческому образцу. Мост был построен, но не прошло и трех дней, как он развалился. Турок же построил такой прочный мост к своему лагерю, что по нему он мог перевозить на свою сторону орудия, которые тащили по 18 и по 24 пар волов. Через турецкий мост немало было перегнано татарами людей, скота и провианта, награбленных в Подолии. Турецкий мост был построен следующим образом: по всей ширине Днестра были забиты мощные сваи на расстоянии не более чем 3 фута друг от друга. Посредине моста, так же как, и у его двух концов, были вбиты 6 мощных дубовых стволов, поверх которых крепились крест-накрест такие же. Нескоро на Днестре появится сооружение, достойное этого. Когда Днестр поднялся так высоко, что заливал мост, это ему не причинило большого вреда. На мосту были уложены мощные дубовые бревна, крепко сколоченные добротными гвоздями, а на бревнах уложили землю, песок и, наконец, мелкую гальку. На каждом конце моста сделали мощные и прочные ворота, обитые крепкими железными полосами. Они были сделаны вместо шлагбаума из твердого и грубо обтесанного дубового бревна. Здесь были также врыты два мощных дубовых бревна, между которыми были протянуты прочные стальные цепи. Все это было как перед одними, так и перед другими воротами (по обе стороны Днестра). Несомненно, что с этим сооружением не могут сравниться тысячи мостов.

Битва

Хотинская битва длилась больше месяца — со 2 сентября 1621 года, когда авангард турецкого войска приблизился к крепости, по 9 октября, когда был заключен Хотинский мирный договор, выгодный Речи Посполитой.

2 сентября — авангард османской колонны приближается к Хотину. Польско-литовская армия выходит навстречу. Великий гетман Литовский и главнокомандующий войсками Речи Посполитой Ян Кароль Ходкевич попытался спровоцировать турок на бой, но напрасно. Вместо этого османы атаковали хуже укрепленный лагерь казаков. Современник записал:

Утром <…> неприятель мощно ударил на запорожцев <…> чтобы их изрубить и разгромить. 3 000 человек пехоты полковника г. Эрнста Денгофа стали переправлять свои хоругви (через Днестр) на плотах и на пароме, так как мостов не было, чтобы прийти на помощь казакам, стоявшим у леса.

Казаки при поддержке лисовчиков в упорном бою сначала отбили натиск, а затем сами погнали турок, отогнав к вечеру на почтительное расстояние от своего лагеря. В то же время татары переправились через Днестр и устремились в польские владения, грабя и разоряя все селения по пути. Так они дошли до Каменец-Подольского, где захватили множество овец и крупного рогатого скота, которые были приготовлены для снабжения армии королевича Владислава. Один из немецких офицеров, оставивший после себя «Записки о Хотинской войне 1621 года» впоследствии записал:

После этого 1 000 человек г. полковника Денгофа также начали переправляться. В это время татары, сильно рыскавшие в Подолье, отрезали нам путь в Каменец-Подольский, откуда мы должны были получить провиант. Татары перехватывали возы и отрубывали головы людям. На ту сторону перешел и кое-кто из рейтар г. полковника Вайера, но на третий день, когда турки сильно наседали, вернулись на эту сторону. Здесь полегло две хоругви, которые пришли на помощь г. полковнику Лермуту. Здесь было ожесточенное сражение с обеих сторон. К ночи враг подтянул орудия, сильно стрелял до темноты, и наши потерпели неудачу.

В ночь на 3 сентября подходя новые турецкие силы. Поляки и казаки в это время занимаются земляными работами, укрепляя позиции.

3 сентября — турки предпринимают ложную отвлекающую атаку на польский лагерь, бросив основные силы против казаков, однако были отбиты. После этого они еще дважды атаковали запорожский лагерь. Совместными усилиями казаков, лисовчиков и подкреплений из польского лагеря все атаки отбиты.

4 сентября — большая часть османской армии уже достигла поля битвы. Турки окружают позиции союзников с трех сторон, а татары, переправившись через Днестр, перерезают пути сообщения с Польшей, фактически блокировав крепость. Крымчаки попробовали совершить набег вглубь страны, однако были встречены отрядами конницы, оставленной в резерве, и уничтожены. В тот же день турки после серьезно артподготовки атакуют казацкий лагерь.

И вновь автор «Записок» оставил для нас описание схватки:

На следующий день султан построил три красивых боевых эшелона в виде полумесяца, причем турецкая мощь была необозрима, и двинул свои войска в сражение опять. На сей раз янычары потеряли довольно многих и вынуждены были обратиться в бегство. Наши же с несколькими орудиями стояли в поле и часто палили из них по врагу. Но турок насел на запорожцев или же казаков так сильно, что пришлось посылать к ним на помощь три хоругви немцев. Неприятель без удовольствия услышал немецкие мушкеты и отступил. Запорожцы на свой манер или по обычаю той страны благодарили за это немцев, мужество которых казаки увидели своими глазами. Один из них преклонил колено перед немцем и сказал: «Добра нiмцi, а поляк сукин син». Казаки давали также многим немцам в тот день хлеба и мяса, прося и впредь помогать им в борьбе против врага.

Сложно сказать, насколько безымянный немецкий офицер объективен, ведь он мог нарочно приписывать своим соотечественникам решающий вклад в успех того дня. Казаки, поддерживаемые лисовчиками, рейтарами, немцами и добровольцами из польских хоругвей один за другим отбили четыре неприятельских атаки. Наконец, отбив последний приступ, когда солнце уже клонилось к закату, они сами решаются на контратаку, которая получилась столь яростной, что они врываются в турецкий лагерь, и, безусловно, могут достичь еще большего успеха, но отвлекаются на грабеж богатых турецких палаток. Османы перегруппировываются и выбивают казаков из лагеря. Наш немецкий офицер тем не менее деликатно умолчал о факте грабежа:

Отмечу здесь также, что силы запорожцев, или, как они называются, казаков, превышали 40 тысяч человек. К вечеру, когда турки хотели отступать, они вместе с тремя немецкими хоругвями г. полковника Вайера и г. полковника Лермута преследовали врага, обратили его в бегство и захватили четыре прекрасных орудия. Правда, пятую пушку из-за того, что она была очень большой и потому в спешке ее нельзя было быстро увести, а враг стал возвращаться, бросили, предварительно поломав ее колеса.

5 сентября.

 «В замке Хотин в овраге находились около ста торговцев из Молдавии, у которых наши слуги и другой люд брали еду и выпивку — за деньги или за залог».

Среди этих людей есть не только мужчины, но и женщины с детьми — они заверены польским командованием, что их жизням ничего не угрожает, однако днем они подвергаются нападению разъяренной толпы из лагеря, заводилы которой кричат, что действуют по приказу гетмана Ходкевича. Молдаван обвиняют в замысле тайно поджечь польский лагерь и перебежать к туркам, истинная же причина — банальное желание солдатни ограбить торговцев. Ходкевич, естественно, ничего подобного не приказывал. Чтобы не оставлять живых свидетелей, все ограбленные перебиты:

Десятки были сброшены с моста, женщины и дети не были в безопасности — даже им связали руки и ноги, когда их бросили в реку, они не утонули быстро. Они еще могли плавать, поэтому, чтобы убить их, подонкам пришлось стрелять по ним из своих мушкетов. Других сбросили с высокого замкового моста.

Весть о погромах достигает великого гетмана. Отряженный отряд разгоняет толпу и ловит зачинщиков, которые повешены за свои злодеяния.

6 сентября — турки начинают готовиться к длительной осаде. Они сменили расположение лагеря и принялись рыть вокруг него траншеи. Вместе с тем они продолжают обстреливать союзный лагерь из орудий. В то же время в крепость смог пробиться отряд королевича Владислава.

Ночь на 7 сентября — казаки устроили вылазку против татар, опрокинули и погнали их, однако на помощь к тем подоспели турки, и казаки отступили в свой лагерь.

7 сентября — до полудня турецкие войска проводят четыре атаки на лагерь запорожцев. Эти атаки продолжались на протяжении пяти часов, однако не дали результата. После полудня турки решают сменить цель и атакуют линию перехода между казацким и польским лагерями. Находившиеся там отряды ротмистров Жичевского и Сладковского, которые вели земляные работы, не ожидали появления неприятеля и не смогли организовать слаженную оборону. Стремительная атака османов, которых вел Белградский паша Мустафа, в числе первых забравшийся на неприятельский бруствер, закончилась успехом — поляки опрокинуты и бежали, более ста солдат и оба ротмистра погибли. Окрыленные успехом, турки тут же принимаются грабить, и этим воспользовался Ходкевич, который бросает несколько конных хоругвей, которые налетели на воинов султана подобно смерчу. Турки, захватившие немало разного добра, были явно не настроены стоять насмерть, и поспешно отступили, бросив захваченные ранее польские полевые укрепления. Они вернулись в лагерь с триумфом и сообщили султану, где именно находится слабое место обороны христиан. Осман решил, что такими возможностями не разбрасываются, и наметил новую масштабную атаку на сумерки.

То, что происходит мрачным вечером 7 сентября, становится одним из самых ярких моментов долгой битвы. Польский переводчик и очевидец записал:

Во вторник, в тот же день, после того, как неверные турки привели в порядок свое войско, около полуночи 15 тысяч человек снова вышли на поле и с великой яростью и спешкой направились прямо к воротам польского лагеря, где находился польный гетман (второй по значимости ранг после коронного гетмана), так как на турецкой стороне находились двое ворот. У других ворот стоял коронный гетман [Ходкевич]. У ворот коронного гетмана расположились три хоругви, которые не видели опасности. Но заметив, что неверные идут прямо на ворота польного гетмана, коронный гетман тут же поскакал прямо на них. Тогда те три хоругви, увидев ярость гетмана, удержали его и не позволили броситься на врага. Но кастелян Полоцка Николай Зенович и Прокоп Синявский обрушились на врага со своими хоругвями, а третья хоругвь коронного гетмана шла у них в резерве. Моля Господа о подмоге, 300 человек врезались в схватку, да так, что ни одна пика не осталась голодной, ибо били они твердой рукой, и налетели с фланга, а не во фронт, и каждый опрокинул двоих или троих. Затем они обнажили палаши и убили стольких, скольких пожелали. Когда неверные увидели это, они обратились в бегство, топча друг друга. И наши люди гнали их, рубя и убивая, до самого турецкого лагеря. Но брошенное врагом копье попало в пана кастеляна Полоцкого, который скакал впереди хоругвей, зацепило край шлема так, что он съехал набок, и поранило голову, однако он не свалился с лошади и даже убил еще нескольких. В то же время из наших были убиты два товарища («товарищ» — обращение друг к другу, принятое среди польских гусар) и 11 слуг. Более того, знамя коронного гетмана было захвачено неверными турками. Через пять дней пан кастелян Полоцкий отдал свою душу Богу, он умер смертью героя, и его оплакивало все войско. Что касается турок, то 1200 из них, или около того, были убиты. Ночью турки пришли с факелами и фонарями и осматривали трупы тех, кто пал в бою, забрав с собой тела наиболее отличившихся — остальных они бросили на месте, словно собак. Но они отрубили им головы, отнесли их к польским валам и бросили через них, и наши люди их похоронили. И поэтому неверные турки ушли в дурном настроении. Неверный Мустафа, паша Багдада (sic!), явившийся утром, не мог добыть победу до глубокой ночи.

Польский очевидец то ли из-за переполнявших чувств, то ли из соображений патриотизма немного приукрасил действительность. Османские источники указывают, что султан отправил в бой не 15, а 10 тысяч человек, да и сам рисунок битвы был немного другим. Ходкевич решил сразиться с врагом в открытом поле, для чего вывел из лагеря 6 хоругвей конницы. Четыре хоругви (порядка 600 человек) составили ударный кулак, атаковавший турок, а две оставшихся под началом Станислава Любомирского прикрывали их с тыла. Что же касается Ходкевича, то он лично вел свои хоругви в бой, и, согласно источникам, польская кавалерия, нанеся удар, перестраивалась и атаковала снова — и так 15 раз подряд! Согласно преданию, молодой султан Осман II не мог сдержать слез, наблюдая, как гибли его воины, пронзенные пиками крылатых гусар. Однако темнота подступавшей ночи не позволила полякам развить успех. Турки благоразумно поспешили укрыться в своем лагере под защитой земляных валов. Поляки потеряли в общей сложности одного ротмистра (полоцкий кастелян Николай Зенович), 22 товарища и 11 слуг.

8–10 сентября — воодушевленный успехом контратаки от 7 сентября, Ходкевич выводит войска в поле за укрепления и провоцирует османов на бой на встречных курсах, однако без результатов. Непосредственный участник сего действа со стороны поляков записал:

Враг видел, что схватка с гусарами обернулась совсем не так, как он ожидал, и султан бросил свои силы против казаков.

В те дни турки проявляли меньше активности и, как правило, тревожили только лагерь запорожцев. 8 сентября они трижды атакуют позиции казаков, 9 сентября была лишь одна попытка приступа, 10 сентября османы вообще ничего не предпринимали. Осман II решил пересмотреть тактику — до этого он пытался сломить сопротивление христиан лобовыми атаками, однако они обернулись лишь чувствительными потерями и падением морального духа в турецком войске. И султан решил уморить защитников голодом, отрядив крымских татар совершать рейды на польскую территорию и перехватывать все обозы с провизией и боеприпасами, шедшие к Хотину. Активизировались и турецкие осадные батареи — османы обрушили на вражеские укрепления настоящий дождь из ядер. Началась война на истощение, в которой, фигурально выражаясь, рано или поздно должен был сдохнуть или ишак, или падишах.

В христианском лагере тоже было не все гладко — начали сказываться перебои с поставками продовольствия. Польский жолнер записал:

Тогда наши лошади стали умирать, некоторые — от голода, некоторые — из-за чумы, поэтому наши гусары были вынуждены спешиться и так идти под знаменем, выставив перед собой пики.

Казаки в то же время предпочитали совершать ночные вылазки, во время которых можно пограбить:

После этого, 10 сентября, казаки обезглавили своего гетмана по имени Протаська, так как он с ними не хотел обороняться от турок и нападать ночью на врага. Они избрали себе другого гетмана (Сагайдачного), предупредив его, что если он станет что-либо менять (в этом порядке вещей), то и его постигнет та же участь.

На третью ночь запорожцы, или казаки, число которых не превышало 500 человек, в глубокой тишине вскарабкались на утесы и ударили на турецкую стражу. Затем они скрытно врывались в турецкие палатки, острыми кинжалами перерезали глотки врагам, рубили турок. Они захватили богатейшую добычу: сабли, красивейшие уздечки, украшенные золотом, прекрасные турецкие ковры, серебряные вещи. Но среди турок, к которым врывались в палатки казаки, спали не все, и один часовой сумел поднять тревогу в своем лагере. Из-за этого казаки должны были бежать из турецкого лагеря назад, в скалы, причем 16 из них было убито…

11 сентября — внезапно заболевает Ходкевич. Поляки вновь выходят за валы спровоцировать турок на бой, но те проигнорировали приглашения и продолжают усердно утюжить ядрами запорожский лагерь. В то же время случилась перестрелка у моста через Днестр, по которому татары захотели в очередной раз прорваться на польскую территорию. Крымские всадники попытались сходу захватить мост, однако налетели на польский заслон, получили залп из мушкетов и ретировались, оставив нескольких убитых. Пока шла перестрелка на мосту, поляки прошляпили турецкого шпиона, который выведал все внутреннее устройство их лагеря:

11 сентября к нам прибыл перебежчик в польской одежде, находившийся при турецких орудиях. Едва по нему выстрелили из пистолета, он замахал шапочкой, подавая знак, чтобы наши мушкетеры не стреляли. Затем турок спешился и, ведя лошадь под уздцы, сдался в плен. Он сообщил (затем) старому гетману Ходкевичу о сильном голоде в турецком лагере, что и побудило его перебежать. Но это оказалось неправдой, турок отважился на это, чтобы произвести разведку. После того как гетман оставил его на свободе, турок, усмотрев удобный случай, оседлал свою лошадь и выехал из укрепления. По дороге он увидел польского мальчика лет восьми-девяти, на польском языке пообещал ему вознаграждение, если тот сядет сзади него на коня и укажет путь из лагеря. Когда они выехали за пределы лагеря, турок заколол лошадь и с мальчиком направился к турецкому лагерю.

В ночь с 11 на 12 сентября польско-запорожское командование приняло решение организовать всеобщую атаку на османский лагерь, для чего в поле выведены существенные силы, которые под покровом темноты начали максимально скрытно продвигаться к турецкому лагерю. Но фортуна в тот момент явно не благоволила христианам — едва они преодолели половину пути, как начался сильный ливень, который промочил порох у мушкетеров, и союзникам пришлось возвращаться несолоно хлебавши. Что интересно, для турок движение врага стало полной неожиданностью, и османы оказались совершенно не готовы. Не вмешайся погода, атака бы закончилась полным успехом. Польские гетманы решили попытать удачу на следующую ночь, но несколько венгерских гайдуков перебежали к туркам и выдали планы христиан, поэтому от идеи пришлось отказаться.

12 сентября — очередные попытки поляков спровоцировать турок на открытый бой. Состояние Ходкевича ухудшилось, но он лично вывел своих воинов в поле. Османы попытались прощупать оборону запорожского лагеря, но после непродолжительной схватки отброшены. Рассерженный неудачами своих воинов, Осман смещает с должности янычарского агу (военачальника) и назначает нового.

13 сентября — затишье, активно действует только турецкая артиллерия.

14 сентября — в турецкий лагерь прибыл прославленный Каракаш-паша с 4 тысячами сипахов. Осман так обрадовался прибытию этого полководца, что сам, в обход всех правил этикета, выехал встречать. Об оживлении в турецком лагере сообщает и дневник немецкого офицера:

Молодой турецкий султан, которому едва исполнилось 17 лет, и который решился принять в войне непосредственное участие, не хотел в течение трех-четырех дней ни пить, ни есть, пока упомянутый паша не расправится с гяурами, как он называл нас, немцев, находившихся в шанце у леса.

15 сентября — турки начинают день с усиленной артподготовки, за которой последовала атака под предводительством самого Каракаш-паши. Уязвимое место в польской обороне подсказал один из перебежчиков-гайдуков, и именно туда Каракаш направил удар 20 тысяч своих воинов. В атаку брошены 4 тысячи солдат, прибывших с ним, 6 тысяч янычар, 12 тысяч сипахов из Румелии и 5 тысяч сипахов из Анатолии, причем, удивительно, эти тяжеловооруженные всадники идут в бой спешенными. Орущая людская лавина хлынула на шанец (земляное укрепление), занятый немцами полковника Вайера, а затем ударила в направлении, указанном предателями, где находилась всего одна польская хоругвь. Защитники изрублены буквально в мгновения, и турецкое половодье вот-вот должно затопит весь лагерь христиан. Положение спасает королевич Владислав (тот самый, что в свое время чуть не стал московским государем), который сумел собрать конницу и контратаковать неприятеля. Тут нужно отметить, что даже с учетом отчаянного броска королевича, замысел турок наверняка увенчался бы успехом, если бы не подковерные интриги, которые плели друг против друга военачальники султана. Согласно генеральному плану, атаку Каракаша должен был на другом направлении поддержать визирь Хусейн-паша — это позволило бы оттянуть часть защитников крепости от места основного удара, и это синхронное нападение позволило бы туркам взять штурмом укрепления христиан. Но в то время как янычары и сипахи Каракаша насмерть рубились в холодных сырых объятьях польских траншей, Хусейн-паша… ничего не предпринимал. Он наблюдал со стороны за атакой с истинно восточным коварством, и не отдавал приказа своим солдатам, потому что ненавидел прославленного соратника и был готов пожертвовать общим делом ради личной мести.

К тому времени польская пехота Любомирского и немцы Вайера смогли дорезать тех турок, которые штурмовали их полевые укрепления, и стали вести фланкирующий огонь по неприятелям, штурмовавшим земляной вал. Одна из мушкетных пуль сразила Каракаш-пашу, который дрался в первых рядах, и гибель полководца деморализовала турок. Они начали откатываться назад, и постепенно, под огнем христианских мушкетеров, отступление превратилось в бегство. Султан Осман в ярости разжаловал Хусейн-пашу, сделав своим новым визирем Делавер-пашу. Предатели-гайдуки объявлены главными виновниками поражения, поскольку именно они указали на «дурное место», и им отсекают головы.

16 сентября — поздним вечером 1300 казаков и 300 польских жолнеров переправляются через Днестр и атакуют турецкий отряд на востоке, удерживавший один из мостов. После непродолжительного боя турки разбежались, а христиане вернулись в свой лагерь с трофеями. Впрочем, не обошлось и без курьезов:

В этот день дородный, толстый и сильный монах ходил в белой рясе перед шанцем и куражился с саблей и мушкетом, не отдавая себе отчета в том, насколько это опасно. Как только янычар прострелил ему плечо, монах быстро позабыл о своем великолепии и вернулся в шанец. Пострадал его клобук, окрасившийся кровью.

17 сентября — никаких активных боевых действий за исключением того, что отряд татар перехватил польский обоз с провизией, шедший к Хотину.

18 сентября — ночью порядка четырех тысяч казаков решил совершить вылазку и отомстить за рейды татар на их коммуникациях. Они атаковали османский лагерь в том месте, где стояли палатки солдат из Сиваса и Карамана. Началась резня. Турки сумели оперативно направить к месту схватки подкрепления, и запорожцы предпочли отступить.

19 сентября — очередная ночная атака казаков, теперь уже при поддержке лисовчиков. Результат — примерно такой же, как в предыдущей операции.

20 сентября — султан Осман на время покидает ставку и уезжает по делам в Прут, чтобы встретиться там с Халил-пашой. Войска не предпринимают никаких активных действий.

21 сентября — на хотинском фронте без перемен:

Мы должны были оставить шанец у леса и перейти в большое укрепление, так как большинство из наших людей погибло и держаться далее не могли. В этот день ротмистр литовцев был прострелен из фальконета. После долгого причастия он прожил еще шесть часов, после чего скончался.

22 сентября — турки перебросили часть войск и 30 орудий на восточную сторону Днестра. Что касается осажденных:

Так как не было никакого средства достать провиант для несчастных, истощенных от голода солдат, то из-за этого, а также из-за жажды, нездоровой ядовитой известковой воды среди войска вспыхнула кровавая дизентерия, усугубившая все беды. Лица бедных солдат так пострадали от воды, что многие не могли видеть. Их половые органы раздулись, словно бычьи пузыри, и не выпускали мочу.

В ночь с 22 на 23 сентября казаки вновь атакуют турецкую заставу у моста, где перебили много неприятелей и отступили.

23 сентября — христиане ведут земляные работы, укрепляясь на новых позициях, поскольку старые пришлось оставить ввиду больших потерь и невозможности удерживать такой периметр. На военном совете, который он проводил не вставая с кровати и чувствуя скорую смерть, Ян Ходкевич передает верховное командование Станиславу Любомирскому. Ситуация со снабжением стала катастрофической:

По восемь-десять, по двенадцать, по четырнадцать дней не было ни хлеба, ни пива. Солдаты должны были жарить конскую печенку и есть ее вместо хлеба. Вместо пива пили плохую известковую воду. Военачальники были не в лучшем положении, имея лишь крупу и немного сухарей. Редко в каких войнах приходилось испытывать такие тяготы, какие были в Валахии, когда ели собак и кошек.

24 сентября — умирает гетман Ходкевич. Какое-то время новость скрывали от солдат, чтобы моральный дух не упал окончательно.

25 сентября — безуспешная атака турок на позиции христиан.

26 сентября — армии не предпринимают никаких действий.

27 сентября — выпал первый снег.

28 сентября — султан отправил несколько тысяч человек в налет на Каменец-Подольский:

Прибыв сюда, они весь день обстреливали крепость, но не смогли нанести никакого ущерба. Все, чего они добились — убили нескольких человек, поэтому им ничего не оставалось, как в унынии вернуться под Хотин.

Одновременно с этим Осман II решился на еще один генеральный штурм, в котором должны были участвовать все его дееспособные воины. На протяжении всего дня османы несколько раз поочередно бросались на приступ укреплений христиан с разных сторон, но всякий раз отступали с большими потерями. К концу дня у поляков остался всего один бочонок орудийного пороха, также не хватало пороха и пуль для мушкетов. Бойцы заряжали оружие кусочками металла и битым стеклом, а вместо ватина для орудий использовали пучки травы. Турки, которые видели, как канониры забивают в стволы пушек траву, решили, что это очередное колдовство неверных и пришли в праведный ужас. До глубокой ночи полчища султана ходили на приступы, но неизменно откатывались, умывшись кровью. 28 сентября стало последним днем крупных вооруженных столкновений.

29 сентября — в христианском лагере почти не осталось лошадей: они или пали от чумы, или съедены осажденными. Хуже всех приходилось пехоте — у них не было лошадей, которых они могли съесть, поэтому солдаты варили траву и ловили кошек. Были и те, кто более не мог выносить голод — два солдата взошли на мост через Днестр и с криком «Иисус» прыгнули в воду и утонули. Многие люди умерли от истощения, а кто-то искал спасения у неприятеля. Немецкий офицер записал в своем дневнике:

29 сентября поляки назвали нас, немцев, «предательскими сукиными сынами» из-за того, что один мушкетер вследствие сильного голода перешел в турецкий лагерь. На той стороне он пребывал двое суток. Там один турецкий господин дал ему два дуката с тем, чтобы он привел с собой к туркам 20 мушкетеров, над которыми этот господин обещал сделать его главным. Каждому солдату он обещал платить ежемесячно 10 дукатов жалованья. Солдат вернулся с этим из турецкого лагеря, но услышал от немцев, что они предпочитают оставаться и умирать от голода. Затем другой солдат спросил у него, где он был. Тот ответил, что он двое суток находился в турецком лагере, но все приняли его ответ за шутку. Этому солдату очень хотелось получить свои 10 дукатов жалованья, но вскоре он попался. На третий день его в соответствии с похвальным военным обычаем казнили для острастки других как изменника и шельму. Его отрубленную голову насадили на длинное копье перед укреплением. Когда поляки увидели этого казненного немца, они больше не именовали нас так оскорбительно.

У турок, впрочем, дела шли не лучше — подступали холода, а цель кампании так и не была достигнута. Окончательно же султан склонился к мысли о необходимости заключить мир после того, как до него дошли слухи (которые намеренно распускали поляки) о том, что якобы сам король идет под Хотин с 20 тысячами воинов, чтобы помочь сыну в битве с неверными.

29 сентября — 8 октября — поляки три дня праздновали победу, добытую 29-го числа. В последующие несколько дней произошла пара локальных стычек, но они уже не могли оказать сколь либо существенного влияния на исход всего дела. 1 октября польские обозы с провизией и боеприпасами пробились через татарские разъезды и вошли в крепость. После этого Осману окончательно стало ясно, что нужно идти на мировую:

3 октября видный турецкий господин, одетый в коричневый халат из шелка и атласа, под которым виднелся еще один зеленый дамасский халат, прибыл к нам на красивом темно-рыжем коне.

Начались переговоры о мире. Наконец, после того, как посланники с обеих сторон поездили туда-сюда, 8 октября заключен Хотинский мир, который провозглашал сохранение статуса кво, который был до войны. Помимо этого, поляки обещали молдавскому господарю снова передать ему Хотин.

9 октября солдаты обеих армий посещали лагеря друг друга, торговали между собой и даже вместе пили, празднуя окончание войны. Молдаванин Мирон Костин записал:

Османы и поляки торговали и менялись — многие поляки покупали турецких лошадей и палатки по малой цене, а турки покупали у них ткани и пистолеты.

10 октября османы начали сворачивать лагерь и выступили домой, а на следующий день их примеру последовали поляки, обязанные по договору оставить крепость, под стенами которой была добыта великая слава христианского воинства. Победное возвращение домой обернулось еще одним тяжелым испытанием, ведь большинству пришлось идти пешком:

Когда мы пришли в Подолию, наступила плохая погода, дождь и град вместе с сильным холодным ветром, из-за чего в эту же ночь большинство больных солдат замерзло.

Что характерно, обе стороны считали, что одержали победу — поляки и литовцы заявляли, что успешно отстояли рубежи Речи Посполитой от неверных, в то время как султан полагал, что это он заставил неверных убраться из Молдавии. Что касается потерь, то они были в соотношении 1 к 2 — христиане недосчитались 14 тысяч человек, османы — 28. Неудачливый молодой султан Осман II так и не смог стать новым Сулейманом Великолепным — весной 1622 года во время бунта янычар он погиб. Шаткий мир между крестом и полумесяцем продержался недолго — уже в 1633 году султан Мурад IV решил прибрать к рукам Подолье, и снова полилась кровь. Но это уже другая история.