Ранее: часть первая

Дальнейшие события происходили быстро. После потери Таммерфорса и Гельсингфорса красные оказались перед лицом стремительно надвигающегося разгрома. От Свартхольма немцы двинулись на север, к Лахти, и быстро заняли город, соединившись с финскими правительственными войсками. Все красные части западнее Лахти попадали в огромный мешок. Почти сразу же возник новый фронт окружения на железной дороге между Гельсингфорсом и Таммерфорсом. Этот успех белых резко снижал даже возможность для красных пробить заслон. Красные еще располагали довольно многочисленным войском: в районе железной дороги для последнего броска собирались остатки всей Красной армии западной Финляндии, до 25 тысяч штыков. Красные силы восточнее не оказывали товарищам никакой помощи: там уже решили, что все потеряно, а командование разбежалось. 2 мая остатки красных в центральной части советской Финляндии сдались в Котке. Организованное сопротивление белым оказывал теперь только юго-восточный район с Выборгом. В отличие от западных и центральных районов, здесь действовали части РККА из Петрограда. Потому красные завладели поселком Рауту (нынешнее Сосново Ленинградской области). Рауту имело значение и как пункт неподалеку от Петрограда, и как железнодорожная станция для связи между большевиками в России и советской Финляндией. Село находится значительно восточнее Выборга, и захват Рауту белыми означал быстрое и полное пресекание коммуникаций между красными в России и Финляндии. Поэтому Маннергейм не пожалел сил для взятия этого небольшого и, казалось бы, незначительного населенного пункта.

Белые финны захватили Рауту лишь после полуторамесячных боев, причем егерские части вторглись на территорию России и обошли красных через границу. Финны устроили избиение: погибли около 900 красных — и русских, и финнов, включая членов ВЦИК. В Петрограде известие о побоище вызвало нервную реакцию. Гельсингфорс находился где-то далеко, а вот от Рауту до Петрограда — меньше ста километров.

Карта войны в Финляндии

В Петрограде аврально сформировали многочисленный, но не слишком хорошо организованный отряд, который выдвинулся на север и некоторое время с переменным успехом вел бои против финнов, не покрыл себя славой и отошел. Отодвинуть границу наспех сколоченному подразделению во главе со случайным человеком (бывший унтер-офицер Еремеев, профессиональный революционер, ранее никогда не воевал) не удалось.

Маннергейм же продолжил энергично уничтожать остатки советской Финляндии. Свежеиспеченный генерал кавалерии уделял сравнительно мало внимания красным в западной части страны, резонно полагая, что если разгромить последний крупный оплот революционеров в Выборге, на западе сдадутся и так. На Выборг наступала 24-тысячная армия. Красные имели в этом городе и вокруг него не более 15 тысяч человек. Восточную белофинскую армию возглавлял человек, неплохо известный в Старой России. Эрнест Левстрем командовал полком, а затем бригадой в гвардейской стрелковой дивизии в мировую войну. За это Эрнеста недолюбливали германофилы-егеря, но надо отметить, генерал не демонстрировал никаких сентиментальных чувств к бывшей родине. Один из его приказов гласит: «Сражавшиеся русские солдаты были вне закона и с ними надо обращаться соответственно».

Левстрем получил приказ окружить и взять Выборг штурмом. План изначально предусматривал сражение на окружение и содержал замыслы создания нескольких обходных маневров поменьше.

Численное и качественное преимущество позволило белым провести операцию достаточно быстро. Однако советская РККА наконец показала зубы и продемонстрировала отличие от своих финских товарищей. Попытка отряда полковника Аусфельда выйти к Куоккала (современная Репино) кончилась неожиданно жестоким контрударом русских красноармейцев. Белые откатились в беспорядке, а Маннергейм велел не ввязываться в бои против РККА. Однако для Петрограда это была единственная хорошая новость — железная дорога Петроград-Выборг оказалась перерезана на широком фронте.

Аусфельду пришлось, однако, еще раз столкнуться с Советами. Камнем преткновения стал форт Ино, он же Николаевский. Это береговое укрепление возводилось для защиты Петербурга и Кронштадта еще до мировой войны и представляло собой мощную позицию с многочисленной и разнообразной артиллерией, включая пушки калибром 305 мм. В нормальных условиях эта позиция непробиваема, однако в апреле 1918 года в крепости индустриальной эпохи имелось налицо только 150 человек гарнизона. Тем не менее сдачи форта сходу не произошло. Характерно, что возмутителем спокойствия оказался опять капитан Щастный — на тот момент еще не попавший под арест. Троцкий распорядился взорвать укрепления Ино и уходить. Текст телеграммы Троцкого буквально таков:

Дать приказ гарнизону Ино взорвать укрепления. Помочь ему с корабля «Республика». Принять на борт гарнизон Ино. Если возможно, морского боя не принимать и вернуться в Кронштадт. Троцкий.

Буквальная цитата важна вот почему. Позднее, на процессе Щастного, Троцкий заявил совершенно иное:

На полученное от Щастного через некоторое время из Кронштадта сообщение об угрожавшей форту Ино опасности со стороны будто бы внезапно появившегося немецкого флота я ответил, согласно общей директивы, что, если создавшаяся обстановка окажется безвыходной, нужно будет взорвать форт. Что же сделал Щастный? Он передал эту условную директиву в форме моего прямого приказа о взрыве форта, хотя никакой надобности во взрыве не было.

История с фортом Ино стала одним из пунктов обвинения в деле наморси (начальника морских сил) Балтийского флота Щастного. Сопоставим цитаты и увидим, что на суде «лев революции» умолчал о своем же приказе взрывать форт. Этот приказ Щастный проигнорировал. Однако следовало решить, что теперь делать с фортом. Финны апеллировали к условиям Брестского мира и требовали сдачи крепости. Форт не сдавался, и на подходах начались перестрелки. К русским прибывали свежие подразделения, однако 13 мая Щастный получил новую телеграмму от Троцкого:

Воспрещается поддерживать форт Ино гарнизонами или кораблями Балтийского флота. Форт должен удерживаться собственны­ми силами. При невозможности удерживаться благодаря фактическому на­пору со стороны противника, форт должен быть взорван со всей артиллерией.

В конце концов, решение о взрыве Ино принял комендант Кронштадтской крепости Артамонов, который объяснял свои действия так:

14-го мая в 23 ч. 30 м. форт Ино был взорван по моему личному распоряжению. Я пришел к решению взорвать форт, на основании следующих соображений: оперативного, политического и гражданского. (…) 24-го апреля форт был окружен финскими войсками, передовые посты коих расположились в расстоянии около 250 шагов от башенной батареи с одной стороны, и в 100 шагах от гавани — с другой.

В ответ па требование командира финского отряда сдать форт, ему было отвечено отказом и принят рад мер к созданию обороны форта, для чего на форт прибыл 6-й Латышский Тукумский полк — около 400 штыков, Новгородской красноармейский батальон — около 400 штыков, Выборгский красноарм. батальон — около 200 штыков и 125 пулеметчиков 1-го пулеметного полка. Из перечисленных частей, только Латышский полк представлял из себя организованную воинскую часть, прочие же являлись не дисциплинированными слабо обученными командами, не привыкшими исполнять без рассуждений получаемые боевые приказы. Кроме того, на форте имелось около 250 человек записавшихся во 2-й Кропнштадтский Артиллерийский дивизион, из коих удалось сорганизовать личный состав для 2-х батарей (Канэ). 12-ти и 10-ти дюймовые батареи остались без прислуги и взять ее было не откуда, ввиду полного отсутствия обученных людей. Вследствие невозможности использозовать вышеупомянутые батареи, замки с них были сняты и увезены в Кронштадт, дабы, в случае внезапного захвата форта белой гвардией, эти орудия не могли бы быть обращены против Кронштадта. Таким образом, значение форта в смысле возможности борьбы с флотом противника было сведено на нет. Весь вопрос сводился к выигрышу времени для возможно полной эвакуации с форта имущества. Опыт показал, что, при настоящем положении рабочих, продуктивность труда настолько упала, что для вывоза тяжелых орудий потребовались бы многие месяцы. Гарнизон же форта бил занят устройством проволочных заграждений и рытьем окопов на восточном фасе форта, лишенном каких-либо укреплений. Форт был минирован, для чего были заложены подрывные заряды общим весом в 300 пудов пироксилина; под основание башен было заложено 24 пуда пироксилина. К взрыву предполагалось прибегнуть, как к последнему средству, дабы форт не попал в руки белой гвардии. Из-за общего политического положения для меня было ясно, что в случае ультиматума германского правительства о передаче форта со всем вооружением, таковой ультиматум будет выполнен, а следовательно мне пришлось бы взорвать форт вопреки приказания свыше, т. к. передать его без взрыва я не считал возможным. Поэтому я решил произвести взрыв не ожидая приказания о его сдаче, дабы разрешить таким образом вопрос о форте Ино, и избавить Комиссариат по Иностранным делам от необходимости еще раз согласиться на исполнение германских требований.

Я считал, что, взрывая форт по своей инициативе, я беру на себя очень серьезную ответственность, но зато абсолютно лишаю германцев возможности тем или иным способом завладеть орудиями форта. Я полагал, что бесконечные уступки, делаемые германскому правительству, приучат его к мысли, что в России не осталось людей способных причинить ему реальные неприятности, а потому считал своим долгом, как русского гражданина, использовать случай — доказать противное.

Это многословное оправдание, по сути, драпирует простой факт. Форт Ино взлетел на воздух. Высокотехнологичное сооружение, в постройку которого страна вложила большие средства и усилия, подорвали сами владельцы, даже не попытавшись удержать.

Пару слов о Щастном. Приговоренный к смерти красными за спасение Балтийского флота — вернее, остатков флота, — командующий был казнен в сквере у Александровского училища. Моряк и потомственный дворянин умер как мужчина, оставив перед смертью записку: «Перед смертью я благословляю своих детей Льва и Галину, и, когда они вырастут, прошу сказать им, что иду умирать мужественно, как подобает христианину».

А во время описываемых событий чуть севернее разворачивался один из последних актов драмы — осада Выборга.

В городе голодали. Внутри началась герилья, которую вели сторонники правительства. Финская красная армия, ослабленная и деморализованная, едва ли могла оказать серьезное сопротивление. 24 апреля началась бомбардировка города, 25 числа передовые отряды белых вошли на окраины. Однако наскоком взять Выборг все же не удалось, и бои затянулись на несколько дней. В это время правительство красной Финляндии уже готовилось к эвакуации. Вскоре Маннер и ближайшие товарищи, включая Свечникова, выехали в советскую Россию.

26 апреля белые ворвались в Апраксинские укрепления. Вечером взяли вокзал. Начались бои за замок — изнутри била артиллерия красных, снаружи старые укрепления обстреливали белые. В этот день произошло редкое событие — красные пленили белый отряд в Апраксинских укреплениях. Командир белых, занявший сектор, обнаружил себя в окружении на складе пороха и взрывчатки и решил не рисковать. Однако в целом красные не имели особых поводов для оптимизма. Поздно вечером правительство красной Финляндии и военное командование уехало морем через пролив Транзунд. После этого оборона Выборга полностью развалилась. 28 апреля основные силы финской Красной армии попытались пробиться из Выборга, и уже на следующий день, не видя выхода, сдались в плен.

Красные перед полным крахом не забыли расстрелять пленных в губернской тюрьме. Вскоре белые продемонстрировали не меньшую готовность к террору.

…а вы принесли нам смерть

Захватив Выборг, финны устроили этническую резню. Убивали русских. Солдаты прочесывали город, захватывали русских или похожих на русских. В Выборге шла зачистка, солдаты ходили по квартирам. Для выявления «рюсся» пленников заставляли считать по-фински. Кто не мог, шел на казнь. Несчастных гнали к крепостным сооружениям, а за колонной бежали жены и дети, совавшие конвоирам деньги. Деньги финны брали, но продолжали гнать жертв к месту казни. Захваченных делили на группы и расстреливали. Многих убили на глазах родных.

Поименный список расстрелянных в Выборге русских содержит 327 фамилий. По современным данным, общее число казненных примерно на треть выше, но дает представление о масштабе явления. Эта расправа не объяснялась никакими мотивами, кроме русофобии. Расстреливали всех подряд русских, в том числе тех, кто еще недавно приветствовал входящих в город белых. Один офицер, по воспоминаниям смотрителя местной церкви, «с букетом в руках и в униформе пошел приветствовать белогвардейцев, но был вместо этого расстрелян».

Среди убитых оказались люди самых разных занятий — военные, чиновники, учащиеся, портные, один пономарь. Говорить о стихийных расправах не приходится, ведь расстрелы вели организованно, и людей сгоняли в группы под надзором офицеров.

Эрик Таллгрен, чьего отца ранее убили красные, вспоминал:

Напротив нас жил русский торговец с женой и детьми. Как и многие буржуа, они радовались освобождению, но уже в первый день празднеств из казарм группами потекли мужчины. Вооруженные белогвардейцы явились к русскому и приказали идти с ними. Жена была безутешна. Ее страхи оправдались — тело мужчины принесли к дому на носилках. Его застрелили пьяные солдаты из Похъянмаа, которые ненавидели всех русских.

Под русский погром попало на удивление большое число поляков, 23 человека. Шведская газета «Social — Demokraten» от 12 июля 1918 года сообщала, что в Выборге «…белые устроили… настоящую резню… в первый день было расстреляно 4 000 красногвардейцев, русских и поляков без какого-либо суда. О польских жителях Выборга было известно, что они во время войны симпатизировали белым. Но они были славяне — этого оказалось достаточно для расправы».

Под горячую руку попали даже двое итальянцев. Многие спаслись благодаря соседям-финнам, которые прятали русских или уговаривали солдат не убивать.

Прекратили расстрелы по требованию британского консула Фриска… когда уже почти все русские были расстреляны.

Из дневника жившего близ Выборга библиографа, писателя Сергея Минцлова:

7 мая — «…Цифру истребленных русских насчитывают за восемьсот… Было несколько случаев сумасшествия среди финнов, видевших картину избиений в Выборге …».

15 мая — «Вчера жена ездила в Выборг искать провизию… Записанные мною рассказы о бойне русских и пленных красных оказались не преувеличенными: решительно все — от гимназистов до чиновников, попадавшиеся в русской форме на глаза победителей — пристреливались на месте… Перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду и т. д. Особенно охотились за русскими офицерами; погибло их несть числа…

22 мая — «Вчера побывал в Выборге… прямо направился к Фриску… О числе русских, неповинно избитых, Фриск отозвался несколько уклончиво… но не предполагает… свыше двухсот. Между тем, по моим сведениям, полученным от русской колонии, убито только одних офицеров сто двадцать человек.

В чем причина резни? В Выборг входили егеря, которых, как мы упоминали, немцы готовили к войне против России, фронтовые ветераны Первой мировой. Этих солдат натаскивали на русских в рамках военной пропаганды много лет, и промывка мозгов не могла пройти бесследно. Отметим, что егеря не только занимали крайне антирусскую позицию, но и противопоставляли себя руководству страны, включая Маннергейма.

А непосредственными палачами оказались рекруты из северных районов Финляндии. Деревенские дуболомы вообще не понимали специфики Выборга и полагали, что все русские — коммунисты. Мало того, в качестве русских деревенские парни уложили, например, двоих эстонцев. Как часто бывает, убийцы оказались людьми крайне темными, но зомбированными, и могли упиваться победой всласть.

Один из палачей, пожелавший остаться неизвестным, впоследствии заявил:

Первая картина, которая возникла перед нашими глазами на следующее утро, когда мы шли из наших, расположенных на Нейтсютниеми квартир к Абоскому мосту — это большие груды трупов в углах нескольких рвов. Мы рассмотрели тела поближе. Там были люди разных приходов, бродяги и хорошо одетые джентльмены, русские гражданские лица и солдаты, женщины из батальона смерти и жены финнов и русских. Местами тела были свалены в груды, местами сложены в один ряд. Позы были самые разные. Кто лежал на спине, раскинув руки и ноги, кто на животе. Одни лежали на боку, обняв соседа, у других были видны только ноги, у третьих головы. Повсюду была кровь и покалеченные части тел. У многих была проломлена голова, у некоторых и другие части тела. Одни странно скрючились в предсмертной агонии, других смерть настигла внезапно. Когда я с чувством некоторого облегчения вышел из этого могильника (зрелище само по себе было неприятное и отвратительное), помню, что подумал о том, что было так, как должно было быть. Они заслужили свою судьбу, как мужчины, так и женщины, как финны, так и русские.

Маннергейм, по слухам (точная цитата не сохранилась), назвал происшедшее позорным пятном войны. Точно известно, что генерал отнесся без малейшего восторга к расстрелам людей, но инициированное Густавом расследование так и не довели до конца, а сам Маннергейм уже в 1918 году подал в отставку и уехал в Швецию. Расследование в итоге спустили на тормозах. Никого из виновных в выборгских расстрелах не наказали. Причины очевидны. Финляндия задумывалась как государство финнов для финнов. Потому Финляндии дороже финны, пусть даже и убийцы и палачи, а никакого государства, которое могло бы защитить выборгских русских, уже не существовало. Егеря по итогам войны приобрели значительную популярность и стали своего рода неприкосновенными фигурами. В этой ситуации даже те финские лидеры, которых искренне возмутила расправа, не стали рисковать отношениями с национальными героями из-за устроенной бойни. Хотя Маннергейм считался «слишком русским», отношения с офицерами своей армии были для Густава дороже справедливости.

Маннергейм в 1919 г.

Любопытно, что Левстрем, несмотря на жестокий приказ в отношении пленных красноармейцев русского происхождения, оценил выборгские расстрелы однозначно. Запись в его дневнике гласит: «Принять строгие меры против этого безобразия». Более того, именно благодаря Левстрему началось расследование инцидента, а позднее командующий по своей инициативе проявил участие в судьбе семей погибших и настоял на выплате компенсаций. Впрочем, речь не идет об упорных попытках восстановить справедливость. После мая 1918 года Левстрем уже не возвращался к выборгской трагедии ни в качестве официального лица, ни неформально.

Справедливости ради — подробности этнической чистки в Выборге стали известны в огромной степени благодаря современным финским историкам. Так, работа Ларса Вестерлунда «Вы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть» пока остается наиболее подробной работой, касающейся убийств в Выборге. Для финского общества этот эпизод и вообще убийства финских русских долгое время оставался скелетом в шкафу, однако именно в последние годы финское научное сообщество начало весьма активно разрабатывать тему трагедии русского населения Финляндии.

Судя по всему, кстати, те же погромщики свалили памятник Петру I. Статую заменили монументом в честь обретения Финляндией независимости, который сбросили в 1940 году, водрузив Петра на законное место. Вторично самодержца сбросили в 1941 году, и окончательно восстановили уже после Второй мировой войны.

Экзекуция в Выборге стала одним из самых мрачных эпизодов финской гражданской войны для русского населения. Жестокая и совершенно необязательная массовая казнь не только осталась примером военного зверства, но вскоре и повлияла на отношения к Финляндии со стороны русских белогвардейцев.

Великий поход Маннергейма

5 мая Маннергейм объявил об окончании войны. Но на взятии Выборга конфликт не исчерпался. Отступим немного назад. В Финляндии существовал и пользовался серьезной поддержкой проект «Великой Финляндии», предусматривавший захват территорий, на которых проживали родственные народы, включая карел. Амбиции радикалов включали даже, к примеру, захват Кольского полуострова. Свинхувуд, в свою очередь, предлагал переделать Санкт-Петербург в вольный город.

У Маннергейма были свои планы на Россию. В феврале Густав несколько патетически объявил, что «не вложит меч в ножны, пока не будет освобождена от большевиков Восточная Карелия», однако судя по конкретным действиям, Карелия Маннергейму осталась, в общем, безразлична. Еще зимой штаб Маннергейма начал разработку похода на Петроград. Правда, реализации замысла мешали с двух сторон. Красные еще продолжали сопротивление, а финские националисты носились с «планом Валлениуса», предполагавшим изъятие у России Кольского полуострова и территории аж до берегов Белого моря. Свинхувуд и его команда проявили больший радикализм, чем даже немцы. Уже после заключения Брестского мира финны продолжали носиться с идеей продвижения в Карелию и отделения Петрограда от остальной страны.

Маннергейма совершенно не вдохновляла идея вторжения в Карелию, поэтому туда отправилось несколько отрядов общей силой в 2 тысячи штыков — поднимать восстание карел. Сам же генерал сосредоточился на планах по прорыву к Петрограду. И поддержал оторванный от реальности «план Валлениуса» с одной целью — сорвать мирные переговоры Финляндии с Советами. 15 мая Маннергейм объявил войну уже Советской России.

Однако похода на Петроград не состоялось. Маннергейм начал одновременно раздражать пронемецкую партию внутри страны, в частности, егерей, самих немцев, которые уже благополучно нашли с большевиками общий язык, и наконец, действующее правительство. Красные, при всех очевидных недостатках, с точки зрения финнов имели одно огромное достоинство. Большевики признавали независимость Финляндии. Идея взять Петроград и низвергнуть красных содержала для новоявленного финского истеблишмента очевидную проблему — гипотетическое белое правительство могло и не согласиться на независимость Финляндии. Захватить Петроград и на этом остановиться финны тоже не могли. Это означало схватку насмерть, а один на один, без поддержки великих держав, сражаться с какой бы то ни было Россией, хоть красной, хоть белой, финны не могли. Так что план Маннергейма не прошел.

27 мая генерал ушел в отставку и уехал в Швецию. Маннергейм не был русофилом, что ему часто приписывают в наше время, но не был и германофилом, и считал принципиально неверным курс на тесное сближение с Рейхом. Разногласия с гражданскими и военными властями привели бывшего и будущего спасителя Финляндии к отставке и отъезду из страны.

Конечно, в Швеции Маннергейм не ограничивался меланхоличными прогулками по Стокгольму. Планы вернуться в Россию и восстановить государство сам генерал озвучивал публично. За рубежом Маннергейм заболел «испанкой» и на некоторое время вышел из строя. Пока Густав лежал в постели, обстановка в самой Финляндии резко переменилась. Новая должность Свинхувуда называлась «регент». В стране прорабатывался план введения монархии с немецким принцем на троне. Дебаты в парламенте затянулись, и план возведения на престол сына кайзера Вильгельма вскоре потерял привлекательность — Германия проигрывала войну.

О Маннергейме пришлось вспомнить. Страны Антанты без всякого восторга относились к любым переговорам с германофилами. Маннергейм же в этой порочащей связи замечен не был, и именно генерала отправили в Британию, вести переговоры о признании независимости — и помощи.

Увы, на фоне войны Финляндия подошла к экономическому краху. Галопирующая инфляция и огромные долги сделали молодое государство почти банкротом в течение нескольких месяцев. Маннергейм едет сначала в Гельсингфорс, уже ставший Хельсинки, а затем в Финляндии ведет переговоры с русскими белыми. Затем генерал отправляется во Францию и Британию. Местным политикам Густав обрисовал перспективы экспорта революции в Финляндию и потребовал помощи для борьбы с большевиками. Все просьбы удовлетворены. 12 декабря Маннергейм, еще недавно выдворенный из финской политики, становится регентом сам при поддержке Британии и Франции.

Однако попытка на новой должности продавить идею похода на Петроград столкнулась с новыми трудностями. Во-первых, после резни в Выборге представители ВСЮР смотрели на замыслы финнов без малейшего энтузиазма. Во-вторых, против белых сыграло непредрешенчество — вопрос о независимости Финляндии должно решать Учредительное собрание.

Тогда Маннергейм пошел в обход. В восточной Карелии еще оставались финские части, которые предстояло усилить отрядом егерь-майора фон Херцена, официально уволившегося из армии по такому случаю. Финны действовали «гибридно», объявив, что границу переводят только отдельные добровольцы для помощи карельскому восстанию. На горизонте маячила перспектива захвата олонецкой Карелии, и идею одобрили даже те, кто вовсе не хотел похода на Петроград. Правда, оставались страны Антанты, — которые выступали категорически против похода финнов на восток, — и собственная социал-демократическая парламентская оппозиция. Поэтому финны вели операцию крайне ограниченными силами: около 2 тысяч добровольцев из Финляндии, которых мы упоминали, и до тысячи, собственно, карел. 21 апреля финские отряды перешли границу и двинулись на Олонец.

Олонец заняли всего через два дня. На этом этапе на Финляндию начали давить из Парижа и Лондона. В конечном счете военные факторы оказались сильнее политических. РККА стояла куда выше финских красных по уровню боеспособности, а силы вторжения насчитывали всего-то около трех тысяч человек. Уже в середине мая финнов отбросили на исходные позиции. К концу июня красные очистили от финнов почти всю спорную территорию. Маннергейм, с одной стороны, имел виды на Олонец, а с другой — оглядывался на Антанту, от которой Финляндия слишком сильно зависела, и которая предпочитала взаимодействовать с русскими белыми.

Маннергейм оказался одинок. Белые смотрели на него с подозрением и обязательно желали оставить вопрос о финской независимости на волю будущего собрания. Англичане и французы не собирались поддерживать финские великодержавные устремления. Поведение белых, конечно, выглядит серьезной ошибкой с рациональной точки зрения. Взятие Петрограда вместе с финнами выглядело реальным шансом выиграть войну. Свет на это упорство проливают, например, переговоры, которые Маннергейм вел с англичанами. Будущий маршал требовал не только Печенгу и Карелию, но еще и нейтрализации Балтийского моря, которая включала, в частности… разрушение Кронштадта.

Разумеется, никакое русское правительство с таким требованием не согласилось бы никогда. Чем руководствовался финский лидер, выставляя такие условия, сказать невозможно. Однако Маннергейм упорно готовил поход на Петроград, который, благо, находился очень близко. От Рауту (Сосново) до бывшей имперской столицы менее сотни километров. Кроме того, Маннергейм связался напрямую с Юденичем и Миллером. Стороны сошлись на независимости Финляндии и праве на самоопределение Карелии. Лидеры северных белых находились в критической ситуации, проигрывали войну и выбора толком не имели.

Планы Маннергейма в итоге сорвались в силу внутренних финских пертурбаций. Летом 1919 года состоялись президентские выборы, которые Густав проиграл. Президент Стольберг объявил о политике мирного сосуществования с соседями. Война между Финляндией и Советами откладывалась, остался нерешенным только карельский вопрос. Финляндия избрала политику нейтралитета. Возможно, это спасло красных в глобальном масштабе. Потеря Петрограда с многочисленным населением и промышленными мощностями могла оказаться даже не соломинкой, а пудовой гирей, ломающей хребет красному верблюду. Но произошло то, что произошло — финны в основном вышли из гражданской войны, а белые и красные решали свои проблемы самостоятельно.

Оставались нерешенными два территориальных вопроса. Во-первых, в карельском пограничье продолжались вялые боевые действия между карело-финскими отрядами и красными. Во-вторых, финская сторона сохраняла виды на район Петсамо в Заполярье.

Война в районе Петсамо производила просто-таки трагикомическое впечатление. Десяток человек мог захватить или потерять гигантские, по европейским меркам, территории. Печенгу финны заняли маленьким отрядом, но не имели возможности продолжить путь. Весной оккупантов выбил малочисленный десант красных. В Ребольской волости шли редкие перестрелки и частый обмен депешами между дипломатами. И красные, и финны устали от войны и не хотели упорной борьбы. Весна 1920 года прошла в препирательствах между Хельсинки и Москвой. Финны торговались за каждый квадратный километр, пытаясь дипломатическим путем выдавить красных из Карелии и с Кольского полуострова. В июне 1920 года в Тарту начались уже более продуктивные и предметные переговоры о мире.

Финляндия домогалась выхода к Северному Ледовитому океану (читай, требовала Петсамо) и самоопределения Карелии, а также проведения границы по естественным рубежам, трактуя эти рубежи в свою пользу. Советская сторона настаивала на проведении границ по рубежам Княжества Финляндского 1914 года. На ход переговоров влияли перемены на фронтах Гражданской войны. В частности, после того как РККА отбросила поляков от Киева, финны смягчили позицию. В Финляндии серьезно опасались повторного появления красных флагов над Хельсинки — принесенных уже на штыках РККА. С другой стороны, Москва не соглашалась даже на обсуждение вопроса о Восточной Карелии, притом что финны уже считали эту территорию своей, а местные промышленники вовсю скупали концессии на добычу местного леса. Ситуацию осложняли внутренние финские метания, борьба «ястребов» и «голубей». В конечном счете советская сторона предложила своего рода обмен. Финны отдавали Ребольскую волость и Поросозеро, которые до сих пор контролировались финскими и карельскими полупартизанскими отрядами, в обмен Финляндии выделяли занятый РККА район Петсамо. 14 октября в Тарту подписали мирный договор.

Своего рода постскриптумом к миру в Тарту стала Вторая советско-финская война. В Ребольской волости сторонники присоединения к Финляндии подняли восстание, поддержанное финскими добровольцами, в ноябре 1921 года. В бунте участвовал также отряд примерно из 200 моряков — участников Кронштадтского мятежа. На пике сил в Карелии воевали 5–6 тысяч человек, из которых несколько сот составляли финские солдаты и офицеры. К февралю 1922 года РККА разгромила эти формирования, причем активно привлекала красных финнов-эмигрантов. Этот поход окончился ничем и, конечно, не добавил сторонам любви друг к другу. После таких кровавых столкновений еще долго не случалось. Тартуский мир кое-как продержится почти 20 лет.

Убивать себе подобных

Гражданская война в России завершила создание государства Финляндия. Процесс начался еще в XIX веке. Но только серьезная смута, в ходе которой рухнуло государство, позволила стране Суоми стать полноценным субъектом мировой политики. С самого начала в отношения двух появившихся на карте мира государств — Советской России и Финляндии — закладывался неизбежный антагонизм. Для красных Финляндия оставалась ближайшим кандидатом на советизацию. Возникла проблема и прагматического свойства. Вернее, осталась по наследству от РИ. Вопрос буферных зон существовал у Российской Империи и никуда не делся с появлением Советского Союза. Граница в двух шагах от второго по величине города и важнейшего промышленного узла страны таила постоянную угрозу. В Москве прекрасно знали и о сильной германофильской фракции внутри финской военной элиты, и о планах экспедиции Маннергейма на Петроград. С другой стороны, в Финляндии на восток смотрели с ненавистью. Маннергейм, плоть от плоти армии Старой России, имел веские личные причины не любить красных. Составившие финскую военную элиту егеря с удовольствием зачистили бы Карелию от любых русских, что под триколором, что под красным знаменем. Проект великой Финляндии лег в долгий ящик, но вовсе не исчез. Словом, обе стороны имели все основания держать камень за пазухой. Окончательно конфликт разрешился только в течение 40-х годов.

Гражданская война довольно дорого стоила Финляндии. Согласно современным данным, за время боевых действий (без учета противостояния объединенной Финляндии и советской России) белые потеряли 3460 человек убитыми и пропавшими без вести. Красные лишились 6966 человек погибшими и пропавшими. Кроме того, на войне погибли около 500 немцев и до 900 русских. Расстреляно 1424 белых, 7370 красных и до полутора тысяч русских, 11652 сторонника красных умерло в концлагерях. Общее число жертв войны, по финским данным, доходит до 36 640 человек. Ощутимая цена для небольшой страны. Очевидная диспропорция числа расстрелянных с обеих сторон объясняется, скорее всего, тем, что большинство красных попали в руки белых финских формирований. У белых финнов имелось больше возможностей для расправ с политическими противниками. Характерно, что пик расправ пришелся на апрель и май, когда белые перебили 6400 своих противников, то есть на период полного краха советской власти в стране. В апреле линия фронта резко сдвинулась, белые финны вместе с немцами взяли крупнейшие города страны, а в мае прошла окончательная зачистка. Террор далеко не всегда велся по горячим следам. Так, в Хеннале расположился крупный лагерь пленных и арестованных — около 13 тысяч красных, включая 2216 женщин. Обилие представительниц слабого пола связано с тем, что многие из них были не служащими Красной армии, а женами или родственницами красных. По крайней мере, 218 женщин пошли под расстрел без всякого судебного разбирательства. В некоторых случаях для применения репрессий к женщине хватало короткой стрижки и брюк: это рассматривалось как признак симпатизирующей красным феминистки.

Национальное строительство в Финляндии в ближайшие годы строилось в значительной степени на формировании образа врага — не только красного, но и русского как такового. В России иногда идеализируется финский вариант государственного и национального строительства. Да, финский национализм — это здорово. Но только для финнов. Враждебность советской идеологии вовсе не означала симпатий финнов к русским иных политических убеждений. С точки зрения новых хозяев Финляндии, русское влияние в любой форме должно было стать как можно более слабым, а русские, остающиеся в стране — как можно скорее ассимилироваться. Несколько более лояльным стало отношение к соотечественникам. Свинхувуд помиловал 36 тысяч финнов, воевавших на стороне красных. Интересно, что 10 лет спустя красные финны даже выпустили свою книгу памяти, в предисловии к которой обещали припомнить всё проклятой буржуазии. Послевоенные репрессии оказывались всё менее жесткими, и правительство пыталось примирить общество. Но коллективную травму не вылечить амнистиями. И финны обратились к образу врага: русских/красных рассматривали как источник соблазна для соотечественников, расколовших единую нацию. Между тем даже в наше время отношение самих финнов к событиям столетней давности и к воевавшим тогда людям неоднозначное.

Почему гражданская война в Финляндии кончилась именно таким образом? С одной стороны, нельзя не отметить быстрых, решительных и правильных действий финского командования и в первую очередь Маннергейма. Густав правильно оценил обстановку и быстро разыграл козыри — многочисленные добровольческие отряды в сочетании с отлично подготовленными егерскими частями. Вторым значимым фактором стало появление немцев. В Российской Империи существовала ровно одна сила, способная оказывать кайзеровским войскам серьезное сопротивление — армия старого режима. После того как армия разложилась и умерла, немцы могли делать буквально все, что заблагорассудится. Появление одной-единственной дивизии в Финляндии сразу резко изменило баланс сил в пользу белых.

Наконец, красные сами серьезно облегчили жизнь противнику. В сложнейшей ситуации большевики ухитрились совершить самую глупую ошибку — в мгновение ока удалили из армии или, по крайней мере, отстранили от принятия решений наиболее компетентную часть войска, кадровых русских военных. В начале войны красные обладали важнейшим активом. В Финляндии на большевиков работал полноценный штабной офицер высокого ранга с богатым военным опытом — и тысячи неплохо подготовленных солдат. Ну а распоряжения, касающиеся Балтийского флота и форта Ино, в конечном счете сложно назвать иначе как постыдными. От полного позора Балтфлот спас Щастный, а вот форт Ино — и сам Щастный — не были спасены никем.

Для Финляндии финал гражданской войны стал началом полноценной собственной государственности. Для Хельсинки, как и для Советов, наступил не мир, но только длительная пауза. Капитаны 1918 года станут полковниками и генералами к 1939 году, а нарком по делам национальностей, распоряжавшийся оказывать советской Финляндии политическую и военную помощь, возглавит Советский Союз.

Дальнейшая карьера Маннергейма общеизвестна. В будущем Густав станет ключевым участником уже совсем других вооруженных конфликтов. Пер Свинхувуд, олицетворявший гражданскую власть в стране, руководил Сенатом (т. е. отправлял обязанности премьер-министра), затем стал регентом (и. о. главы государства), а позднее сделал извилистую, но в целом удачную политическую карьеру. Далее — уход в частную жизнь, провал на президентских выборах, и, наконец, победа на следующих. Пер умер в 1944 году своей смертью.

Судьбы ключевых участников финской междоусобицы с советской стороны сложились в целом скверно.

Михаил Свечников служил в РККА, занимался в основном административной и исторической работой. Арестован в 1937 году и 9 месяцев спустя расстрелян. Ээро Хаапалайнен эмигрировал в Советскую Россию, работал на незначительных административных должностях. Арестован в 1937 году по обвинению в троцкизме и вскоре расстрелян. Куллерво Маннер, незадачливый диктатор, работал в Коминтерне до 1935 года, потом арест и 10 лет лишения свободы. В 1939 году Маннер умер в заключении под Ухтой. Али Аалтонен расстрелян шюцкором. Адольф Тайми, последний командующий финской Красной армией, арестован в Финляндии за нелегальную деятельность в пользу СССР, освобожден в 1940 году после Зимней войны и до своей смерти в 1955 году занимался административной и научной работой. Умер в 1955 году своей смертью, что на фоне биографий товарищей выглядит как невероятное везение. В Финляндии революция пожирала своих любимых детей с невероятным даже для чудовища аппетитом.

Красные потерпели поражение в Финляндии, но даже не представляли, какими проблемами эта локальная неудача обернется в будущем.