Сейчас у нас в целом добрососедские отношения с Финляндией. Но так было далеко не всегда. Серия войн и конфликтов между СССР и Финляндией стала одной из самых кровавых и жестоких страниц советской военной истории. «Незнаменитая война» 1939–1940 годов, кульминация противостояния — пример плохо организованной кампании, обернувшейся кровавым побоищем при невеликих результатах. А ведь бывало и хуже! Для нас остался практически неизвестным более ранний конфликт между Финляндией и Советами — гражданская война 1918 года и борьба уже российских красных против финнов. Фундамент же противостояния на линии Маннергейма, в скалах Мурманской области и снегах Суомуссалми закладывался более чем двадцатью годами ранее.

Прикладами гонишь седых адмиралов вниз головой с моста в Гельсингфорсе

В начале XIX века Россия приобрела Великое княжество Финляндское. Целый век финская земля входила в состав Российской Империи на правах привилегированной окраины. По сравнению со шведским владычеством русские сильно ослабили в Финляндии налоговое бремя, жителей княжества освободили от военной обязанности. Финляндия платила лояльностью. В 1811 году в состав княжества передали Выборгскую губернию, что впоследствии сослужило финнам не лучшую службу. Но довольно долгое время Финляндия была любимым ребенком среди национальных автономий Российской Империи. Александр II продолжил курс на автономизацию Финляндии. Своя валюта, развитое самоуправление, словом, Финляндия жила своей жизнью, мало связанной с остальной страной.

В самом конце ХIХ века идиллический фасад быстро покрылся трещинами. Император Николай II попытался интегрировать Великое княжество в состав государства.

В конце 1898 года генерал-губернатором назначили Николая Бобрикова, ставшего основным проводником русификации края. Николай несколько позднее издал манифест, позволяющий императору издавать законы, обязательные к исполнению на территории Финляндии без согласования с сеймом (законодательный орган) и сенатом (правительство). Русский язык ввели в качестве обязательного для чиновников, абитуриентов также обязали сдавать экзамен по русскому. В 1901 году небольшие собственные вооруженные силы Финляндии включили в состав русской армии.

Финны заволновались. Оказалось, широкие права проще не давать изначально, чем урезать позднее. Меры по русификации Финляндии, которые патриотическая финская интеллигенция позднее изобразила образцом «царистского угнетения», смехотворно мягки по сравнению с порядками, установленными британцами в Ирландии или немцами в Лотарингии. С реальными национальными унижениями у суоми-самостийщиков возникло столько трудностей, что на щит подняли, например… включение отдельной финской почтовой службы в общегосударственную. Увы, неаккуратность и неспособность договориться привели к усилению конфронтации. Готовность к переговорам снижалась, а националистические настроения развивались. Дело дошло до убийства Бобрикова финнами-националистами в июне 1904 года. Не слишком последовательно русификация велась до начала Первой мировой войны, и параллельно вызревало финское националистическое движение.

Существует своеобразная концепция, согласно которой первое столкновение между финскими белыми и красными произошло в 1906 году. Речь о восстании в крепости Свеаборг. Во время мятежа в гарнизоне уже существовавшая красная гвардия Гельсингфорса схлестнулась с правыми студентами, пытавшимися остановить забастовку гвардейцев в поддержку восстания. Стороны потеряли по несколько десятков убитыми и ранеными. Бунт подавили.

Очередным шагом к будущим потрясениям стал роковой 1914 год. Германия рассчитывала (как выяснилось позже, с полным основанием) на внутренние смуты в России и поддерживала любые проявления внутренней нестабильности, любых сепаратистов, лишь бы у Петербурга болела голова. Почва Финляндии оказалась для семян сепаратизма плодородной. В княжестве имелись группировки, желавшие полной независимости, и германцы становились естественными союзниками финнам-сепаратистам.

Немцы и финские радикалы договорились быстро. В конце 1914 года началась подготовка вооруженного восстания в Финляндии. Оружие и патроны шли через Швецию, тайники оборудовали тоже на шведской территории. Здесь же находился один из подпольных центров руководства операцией. В Германии работал тренировочный лагерь финских добровольцев. Изначально речь шла о подготовке соединения силой в 1200 человек, но в действительности за счет усиленной вербовки в Финляндии немцы довели это число почти до 1900. Для маскировки финский батальон назвали 27-м Королевским прусским егерским батальоном. Весной и летом 1916 года, чтобы натаскать новобранцев, батальон послали на фронт в Прибалтику. Однозначно положительным итог назвать нельзя: часть людей пришлось отчислить по тем или иным причинам, а трое бойцов вообще перебежали к русским. Дело осложнялось политикой — финны не хотели служить кайзеру, вдобавок внутри егерского батальона нелегально функционировала левая организация. Вообще финские добровольцы имели очень разные взгляды на будущее Финляндии.

В конечном счете финны так и не отправились поднимать восстание в Финляндию прежде, чем перевороты потрясли саму Россию. Однако 1917 год стал переломным для всей Империи, и Финляндия не осталась в стороне от бури.

В Великом княжестве Финляндском события шли с некоторым опозданием. Поначалу никакой внятной реакции на события в Петрограде и Кронштадте вообще не последовало. Однако всего через несколько дней в Гельсингфорсе начались жесточайшие суды Линча над офицерами.

Матрос Николай Ховрин описывал дикую сцену убийства офицеров во время Февральской революции в Гельсингфорсе:

Вечером 3-го марта, уже после спуска флага, часть нашей команды находилась на баке и перекликалась с командой рядом стоящего корабля «Андрей Первозванный». В это время на баке появился старший офицер Яновский, ненавистный всем без исключения за свой жестокий характер. Что ему было надо, ему, который всегда и везде шпионил за командой? На корабле «Андрей Первозванный» закричали что-то, у нас подхватили, не то «ура», не то что-то вроде этого. Старший офицер бросился бежать в жилую палубу, матросы за ним. В жилой палубе его схватили и повалили, но он был очень сильный и все вырывался. Тогда кто-то из кочегаров схватил из стоящей рядом пожарной пирамиды кувалду и ударил ею Яновского по голове. С этого все и началось. Связанная между собою уже не словами, а делом, команда не могла остановиться на этом, но она не знала, что же ей предпринять дальше. Нервы взвинчены. Кто-то предложил открыть карцер. Потребовали караульного офицера и обратились к нему с требованием открыть карцер. Караульный офицер лейтенант Славинский отказался сделать это, заявляя что-то вроде того, что только через мой труп и т. д. Это дало новую пищу возбужденной команде. Сзади его чем-то ударили. Он упал и встал на четвереньки, говоря: «Ой, позовите скорую помощь». Но тут явилось уже испытанное средство — кувалда, и лейтенант Славинский упал замертво. Часть корабля взяла его наверх, с тем, чтобы сбросить за борт корабля на лед. Когда стали выносить тело на верхнюю палубу, то, чтобы отдохнуть, отпустили его и положили. В это время он открыл назад (вероятно, это была уже агония). Кто-то закричал: «Он жив еще, жив!». Тогда двое взяли двухпудовый чугунный балласт и с размаху бросили его ему на голову. Затем бросили тело за борт. Не окажи лейтенант Славинский сопротивления, я ручаюсь, что его не убили бы. Теперь же получилась лишняя жертва, что дало впоследствии повод обвинять матросов в излишней жестокости. После расправы со старшим и караульным офицерами, команда бросилась к винтовкам, стоящим в пирамидах в караульном помещении, и, захватив винтовки, побежала на шканцы. Навстречу выбежавшим матросам выскакивает из своей рубки в валенках, маленького роста вахтенный начальник, мичман Булич. Растопырив руки, он кричит: «Куда вы, сволочи?». Раздается выстрел, и мичман Булич падает убитым… Войдя в помещение офицеров, матросы направились к каюте ненавистного изверга, командира 2-й роты, лейтенанта Шиманского. Каюта заперта. Постучали. Ни звука. Оттуда раздались револьверные выстрелы, в ответ началась стрельба по каюте. После непродолжительного времени взломали дверь. Шиманский был еще жив и пытался сопротивляться. Тогда один из матросов воткнул ему в горло японский штык…

В общей сложности в Гельсингфорсе расправились с 45 офицерами, около полусотни арестовали. Убивали также боцманов, кондукторов, матросов, не пожелавших присоединяться к революции. В Свеаборге матрос застрелил в спину командующего Балтийским флотом Андриана Непенина.

Финское общество первоначально только реагировало на происходящие в России события, хотя Петроград и находился в двух шагах. Потом раскочегарились и финны. В Гельсингфорсе в местный сенат вошли новые люди, представлявшие внутренние финские политические движения, причем Временное правительство дало добро. Преобладали в новом сенате социал-демократы, которые тут же принялись наводить мосты с российскими левыми партиями, включая РСДРП. Февральский переворот в Финляндии восприняли благожелательно, ожидая политических выгод. Временное правительство быстро восстановило автономию Финляндии в полном объеме, однако в 1917 году этого уже было мало. С погружением России в хаос аппетиты Гельсингфорса росли. Для финского Cената даже беззубое Временное правительство стало слишком «империалистическим». Да и Германия обещала поддержать финскую автономию или даже полную независимость. Свое мнение имелось у Ленина. Лидер большевиков объявил, что готов к полному отделению великого княжества, но хочет убедить финнов остаться в России — уже советской. Большевики даже подбивали финнов на вооруженное восстание и полное отделение от России. Тогда программа Ленина выглядела слишком радикальной даже по меркам отечественного левого движения, но вскоре Ильичу предстояло взять власть. И летом 1917 года финские политические элиты начали открыто требовать независимости и вывода русских войск. Это не было простым сотрясанием воздуха. СДПФ обладала сильными позициями в сенате. Июльские события подтолкнули финнов к действию. Началось формирование отрядов шюцкора (охранные отряды) — военизированной организации националистов — и финской Красной гвардии. Шюцкор негласно поддерживался Германией — нарождающиеся финские отряды получали от Берлина боеприпасы и оружие, включая пулеметы. Первоначально речь шла преимущественно об охране порядка, ведь полиция прекратила функционировать. Надо сказать, финны имели все основания создать такие отряды. Государство рухнуло. По Финляндии бродили толпы вооруженных хулиганов из разваливающихся армии и флота. 125 тысяч солдат и матросов, забывших о дисциплине, спекулировали, бродяжничали, подрабатывали как могли и, часто, грабили. Вялые попытки Временного правительства вернуть воинские части и флот под контроль игнорировались. Генерал-губернаторы менялись и не имели почти никакой реальной власти. Словом, Финляндия, как и вся Россия, неуклонно ускользала из рук ничтожного правительства. Действия финских властей и политических движений все меньше зависели от общероссийской повестки. Ленин и его партия всячески поддерживали этот процесс вплоть до упреков вождя пролетариата в адрес финских социал-демократов за отсутствие энергичности.

В сейме царили разброд и шатание. Партии всех оттенков и направлений конфликтовали: даже в рядах одного движения могли спорить сторонники компромисса и стойкие адепты независимости. Что вовсе не радовало Ленина — в октябре на выборах буржуазные партии получили большинство.

Дело пошло гораздо быстрее после нового переворота в Петрограде. 14 ноября финские левые при поддержке русских красногвардейцев захватили часть Гельсингфорса, а финская красная гвардия начала бои с правительственными частями по всей стране. Затем сейм утвердил сенат во главе с Пером Свинхувудом. Этот немолодой юрист из-за своего национализма уже терял работу по инициативе Бобрикова и даже провел некоторое время в ссылке. 6 декабря Сейм провозглашает независимость Финляндии, а 31 декабря Ленин признает свершившееся. Впрочем, вождь пролетариата имел свои планы на финнов.

С момента, когда большевики поняли, куда движется дело, финская Красная гвардия начала получать оружие. Благо, винтовки и револьверы можно было везти прямо из Петрограда. Таким образом, к концу 1917 года фигуры были расставлены, и партия могла начаться.

30 декабря произошло значимое событие — в Гельсингфорс приехал генерал Густав Маннергейм. Путь в Финляндию не обошелся без приключений: ехал Густав по подложным документам, и в какой-то момент офицерская выправка выдала путешественника. Может быть, Маннергейма спас случай — говорят, кто-то сжалился — а может связи с февралистами. Маннергейм встретил Февральский переворот в Петрограде, где жил в квартире Эммануила Нобеля. А чуть раньше, на аудиенции у Императрицы, Маннергейм нахваливал командира румынской бригады, полковника Стурдзу, который… перебежал к немцам.

Вернемся в Финляндию. Маннергейму под пятьдесят. Он родился в аристократической семье шведского происхождения, предок генерала в 1809 году участвовал в переговорах, по итогам которых Финляндия приобрела автономию в составе России. Сам Маннергейм служил в русской армии и гвардии 30 лет, сделав блестящую, наполовину придворную, наполовину военную карьеру. Прежняя жизнь Маннергейма сама по себе — сюжет романа. Густав успел стать почетным членом Русского географического общества за шпионские миссии в Восточной Азии, в начале века воевал против Японии, а с лета 1914 года служил на фронтах Первой мировой, в Польше и Бессарабии. В Финляндию Маннергейм приехал, когда независимость уже провозгласили.

В самом конце 1917 года Маннергейм встретился в Петрограде с главой французской военной миссии. Суть переговоров — передача оружия и патронов финнам для борьбы с красными. Обратим внимание, что Маннергейм ориентировался на Антанту. А в это время Свинхувуд уже присматривался к Германии в качестве сюзерена, и про-французские инициативы кончились ничем.

Следом за большевиками за несколько дней независимость Финляндии признал ряд ведущих держав, включая Францию и Германию, но исключая, что интересно, Британию и США.

Кадры для гражданской войны

В начале января в Выборге шли бои. Ключевой точкой столкновений стал железнодорожный вокзал. В течение трех дней, с 10 по 12 января, почти сотня человек погибла или получила ранения. Такие же бои шли в Териоках. Для помощи финским красным выехали красногвардейцы из Петрограда и Сестрорецка. В Выборге вышла из строя вся городская инфраструктура, начались повальные грабежи. Мародеров подстегивали винные пары — весь алкоголь в городе благополучно разграбили. Большевики фактически взяли город под контроль. В Выборг регулярно шли поезда с боеприпасами, оружием и небольшими отрядами красных из России. В свою очередь, сенат легализовал шюцкор и призвал выступать. Финские белые пытались перерезать железную дорогу, по которой Ленин накачивал финских товарищей военными материалами. Белые захватили небольшую станцию Кямяря и устроили засаду на очередной эшелон. Красные отчаянно отбивались, сняв с платформ пушки, а из Выборга пришла помощь на дрезинах. Белые отступили в лес, а красные окончательно превратили Выборг в свой оплот, отправляя в Петроград депеши с просьбами о подкреплениях. Хотя у красных в начале 1918 года имелось море других забот, для Финляндии изыскали несколько боевых групп, и к началу февраля в Суоми двинулось около полутора тысяч красногвардейцев с бронепоездом.

Часть идущих на помощь красных отрядов состояла из финнов. Дело в том, что многие финны трудились в России, не имея работы дома, и теперь отправлялись назад в страну Суоми. Чаще всего, правда, эти люди не знали, с какой стороны браться за винтовку.

Пока шли бои, Маннергейм возглавил вооруженные силы северной Финляндии. Новый командующий принялся энергично ковать будущий успех. Белые финны решили опереться на финский батальон германской армии, что находился в Либаве и представлял собой хорошо сколоченное ядро будущих вооруженных сил. Маннергейм вспоминал, что только в 1917 году узнал о существовании соединения. 1800 хорошо подготовленных бойцов с боевым опытом Густав собирался использовать в качестве офицеров и унтеров. Когда основные силы егерей прибыли, сразу треть отряда получила офицерские звания. При этом Маннергейм поначалу категорически не желал прямого вмешательства каких бы то ни было внешних сил в финскую междоусобицу. Отдадим должное дальновидности генерала: Финляндия легко могла попасть в сферу влияния возможного покровителя.

Общую задачу Маннергейм сформулировал несколько позднее в интервью: «Наша цель в том, чтобы очистить Финляндию от анархии». На вопрос, что будет после победы, генерал заявил — ответить трудно, и подчеркнул, что говорит только от своего лица. В этом смысле позиция Маннергейма, конечно, перекликается с непредрешенческими взглядами русских белых.

Поход против красных Маннергейм намеревался начать с Ваасы. Это городок на берегу Ботнического залива, на некотором расстоянии от наиболее густонаселенного юга Финляндии. Порт, железнодорожная станция и — последнее по перечислению, но не по значению — район активных действий шюцкора.

Маннергейм действовал быстро и решительно. В шюцкоре уже состояли 38 тысяч человек. Чаще всего или городская молодежь, или зажиточные крестьяне. Имелись шведские добровольцы. Однако эти отряды были слабо вооружены, а дисциплина хромала. Интересно, что как «довольно хороший» этот контингент описывал красный военспец Свечников. Однако армией добровольческие отряды еще не являлись. Оружие финны добывали, разоружая русские солдатские эшелоны, медленно уходившие домой, и базы старой армии. Полностью разложившиеся остатки несуществующих уже вооруженных сил редко оказывали сопротивление. Дисциплина по понятным причинам отсутствовала, желания конфликтовать с целеустремленными шюцкоровцами ни у кого не возникало. Практически вся акция по разоружению бывшей императорской армии прошла 27–28 января. Сопротивлялись лишь маленькие группы солдат и матросов. Чуть ли не единственным местом, где финны получили серьезный отпор, стал Оулу, но и здесь пленных оказалось на порядок больше, чем убитых. Русские воспринимали эту войну как чужую, и никакой страны за спиной бывшей армии уже не стояло. В Торнео, например, сдались более пяти тысяч человек при 8 тысячах винтовок, 34 пулеметах и 37 орудиях. В ситуациях, когда солдаты и офицеры понимают, зачем воевать, таким войском можно захватить крупный город. Вся Добровольческая армия Корнилова имела меньшую численность. Но в январе 1918 года в Финляндии такой мотивации, как у добровольцев Корнилова, ни у кого не было.

Надо отметить, что целенаправленной резни солдаты Маннергейма пока не устраивали. Расстреливали практически всегда только идеологических противников. Сдавшиеся части чаще всего распускали. Солдаты и офицеры отправлялись по домам. Иногда захват русских частей происходил даже при содействии офицеров, а некоторые из командиров — не финны, а славяне — вступили в финские войска. К Маннергейму перешли даже три генерала. Так, генерал-лейтенант Белосельский-Белозерский, личный друг Маннергейма, служил в штабе финского командующего.

Маннергейм в течение буквально нескольких дней создал «белый район» в районе Ваасы и приобрел надежную базу для будущих операций.

27 января стало переломным днем не только для финских белых. Красные объявили Гельсингфорс на военном положении, низложили сенат и объявили исполком Финляндской социал-демократической рабочей партии высшим органом власти в стране. Возглавил красную Финляндию левый политический деятель Куллерво Маннер. Красные вооруженные отряды объединялись под единым командованием Али Аалтонена. Этот деятель имел некоторый служебный и военный опыт, воевал против Японии в 1905 году поручиком, но позднее примкнул к революционерам, и к моменту своего последнего назначения занимался журналистикой и уже больше десятилетия не командовал людьми в боевой обстановке. Отставной журналист получил для местной красной гвардии оружие с русских складов. На сей раз винтовки выдавались согласно приказам из Петрограда. Красные захватили Гельсингфорс, Таммерфорс, Куопио и ряд других городов практически без сопротивления и кровопролития. Сенаторы и правительство скрылись. Правда, сам Аалтонен командовал всего несколько часов — действовал настолько плохо, что неумеху отстранили от руководства и передали пост главы красной гвардии бывшему казачьему подхорунжему Ээро Хаапалайнену.

Красное правительство начало увлеченно издавать декреты: от отмены смертной казни до введения новой конституции. Финские социал-демократы серьезно отличались от большевиков. Они куда реже прибегали к репрессиям и вообще оказались менее радикальны. При этих красных оставались, например, частные банки и землевладение.

Разумеется, одной из первых структур нового государства стала армия. Хаапалайнен прекрасно понимал, что не сможет руководить вооруженными силами и обратился за помощью к российским большевикам. Важнейшим военспецом стал Михаил Свечников. Подполковник старой армии, участник похода на Китай в 1900 году, Японской войны и обороны Осовца в 1915 году, был — нечастый случай для человека такого положения — искренним большевиком и участвовал даже в захвате Зимнего дворца. Усилиями Свечникова финская красная гвардия начала приобретать некую боеспособность. Правда, полноценное войско красные так и не сумели сколотить. Самым крупным реально функционировавшим формированием новой армии была рота. Чтобы укомплектовать хотя бы батальонные управления, у финских красных не имелось офицеров. Нормальных солдат также практически не было — финны не служили в русской армии по призыву, а почти все кадровые офицеры ушли к Маннергейму. Натренированный немцами финский батальон также ушел к белым. И красные финны остались без подготовленных кадров. Пришлось даже вербовать русских специалистов, в противном случае изобильно присылаемые большевиками пулеметы и пушки никто не смог бы использовать. Если привлечением русских красные финны кое-как решили проблему нехватки технических специалистов, то хребет армии, пехоту, составляли люди с крайне смутными представлениями о военной службе. Когда дошло до настоящих боевых действий, оказалось, что какую-то боевую ценность имеют именно технические виды войск, красная пехота же, по выражению Свечникова, «забывает о винтовке». Противники, наоборот, располагали тысячами бойцов с хорошим боевым опытом под командованием высококлассного военного специалиста старой школы. Красным чуть подсластила пилюлю разве что многочисленность своего воинства — под ружье удалось поставить сразу 50–70 тысяч человек, которые располагали отличным запасом привезенного и взятого на месте оружия.

Апперкот

После того как Маннергейм утвердился в районе Вааса, генерал лично располагал отрядом силой примерно в 4600 человек. Ближайшей целью стал город Таммерфорс (нынешний Тампере). Этот город находится примерно на полпути между Ваасой и Гельсингфорсом и оттуда легко угрожать еще и Турку, а с Ваасой Таммерфос связывает прямая дорога. Кроме того, в Таммерфорсе находился крупный оплот местных красных, так что захват одновременно давал позиционное преимущество и выбивал важную базу советских сил. Наконец, сам по себе город был одним из крупнейших в Финляндии (60 тысяч человек). Фронт в это время шел с запада на восток от Ботнического залива до Ладожского озера. При взгляде на карту можно подумать, что положение белых блестяще, однако население Финляндии сосредоточено в основном на юге страны, и как раз его-то удерживали красные. Но красных беспокоил очень неглубокий тыл: расстояние от Лахти, Выборга или того же Таммерфорса до линии фронта было сравнительно небольшим. В самом широком месте советская Финляндия имела протяженность чуть более 200 километров, а у Выборга всего около 60.

На дороге держала оборону смешанная бригада, состоявшая из русских и финских большевиков. К Маннергейму отправились переговорщики с задачей потянуть время. «Дипломатическая миссия» провалилась. Один из уполномоченных вернулся ни с чем, а другой, полковник прежней армии Боровский, просто перешел к Маннергейму по идейным соображениям.

Бои за Таммерфорс начались довольно далеко от самого города. Белым оказал сопротивление смешанный отряд, остановивший продвижение Маннергейма вдоль железной дороги. Сам Маннергейм в это время энергично занимался зачисткой тылов от красных отрядов, кое-где проявлявших активность. На фронте белые умело использовали для маневра железные дороги. Маннергейм имел три крупные ветки, идущие с севера на юг, и одну, опоясавшую их, которую использовали в качестве рокады. Первые операции оказались успешны для правительственных сил, в то время как красные действовали вяло и неуверенно. В Петроград отправился представитель финских революционных властей и получил новую партию оружия, санитарные поезда и хлеб.

Война разгоралась. Красные и белые быстро перешли к террору, обе стороны начали расстреливать на месте политических противников. Красным инкриминировали убийство в общей сложности примерно 1600 человек. О карательных мерах белых судить труднее.

Между тем в разгорающуюся гражданскую войну вмешалась новая сила — немцы. Инициатива исходила именно от Германии в лице Эриха Людендорфа. Германский военачальник планировал через Финляндию проникнуть к воротам Петрограда. Вскоре немецкие суда явились в Ваасу с настоящим мешком подарков: финские егеря немецкой службы в роли кадрового усиления, вооружение сразу десятками тысяч стволов, полевые орудия и миллионы патронов. Северная Финляндия просто ломилась от оружия. В распоряжении Маннергейма оказалось более 150 тысяч стволов, значительно больше, чем командующий, при всем желании, мог освоить. Чтобы использовать весь арсенал, белые объявили в Финляндии мобилизацию. Призвать удалось сразу четверть миллиона рекрутов, из которых отобрали 32 тысячи наиболее физически развитых и политически надежных. Признаем, финские белые организовали мобилизацию успешнее русских: призывную армию в Суоми удалось сколотить за несколько недель. Финансирование войска легло на плечи финских частных банков.

Наконец, Маннергейм наступил на горло собственной песне и запросил непосредственной помощи в Германии. Людендорф поязвил по этому поводу, но поддержку предоставил.

Между тем прибывший егерский батальон оказался не только усилением, но и проблемой для нарождающейся финской армии. Русофобские и германофильские настроения группы серьезно мешали налаживать контакты с той частью финских военных, которая служила в русской армии, включая самого Маннергейма. Егеря планировали стать самостоятельной силой, а идея Маннергейма распределить пополнение по разным батальонам совершенно не вызывала сочувствия. Трения между Маннергеймом и егерями разрешились компромиссом: создавались отдельные егерские подразделения под командованием немцев. Егеря поссорились не только с Маннергеймом. «Русские» финны, служившие ранее в императорской армии, бранили пополнение из Германии фельдфебелями и откровенно — взаимно — недолюбливали. Раскол между «немцами» и «русскими» вполне естественный: еще год назад эти люди стреляли друг в друга. При этом многие офицеры императорской армии сильно обрусели. Некоторые даже говорили дома по-русски, что невероятно бесило егерей. Заметим, что противостояние «русских» офицеров и егерей продолжалось и после гражданской войны и кончилось победой последних. Авторитет самого Маннергейма находился на огромной высоте, и генерал устоял во всех политических бурях, но «русская партия» в финском офицерском корпусе оказалась практически разгромлена и выдавлена из вооруженных сил. Егеря стали отдельной кастой внутри финской армии, и к моменту вовлечения Финляндии во Вторую мировую войну из бывших егерей 18 стали генералами, эти же ветераны составляли подавляющее большинство полковников. Кстати, продвижением в чинах не был обделен и командующий белых. Сенат присвоил Маннергейму звание генерала от кавалерии. В ответ Густав ехидно заметил, что в качестве генерал-лейтенанта русской конницы возглавлял 40 тысяч всадников, а теперь, в чине генерала от кавалерии, едва наскребет сорок.

Пока кипела работа в Ваасе, в Гельсингфорсе тоже не сидели сложа руки. Большевики подготовили масштабное наступление на белых. При этом красные финны сделали поразительный шаг — уволили в запас всех собственных русских солдат. Приказ, судя по всему, выполнили далеко не полностью, но значительная часть русских покинула ряды красных. Проблема в том, что боевой опыт имелся как раз почти исключительно у русских, как и навыки использования тяжелого оружия. Мало того, Троцкий отстранил Свечникова от руководства войсками в целом, считая неудовлетворительными действия бывшего царского офицера и штаба. Свечникову осталось только командование русскими красными, которые составляли лишь небольшую часть сил коммунистов. Еще и последовал приказ о ликвидации старой армии. После этого из Финляндии в Россию отправилось множество русских, включая красных. Вне зависимости от политических пристрастий, лидеры революции попросту совершили глупость. Пока Маннергейм создавал из «немецких финнов» костяк своей армии, его красные визави по политическим соображениям ослабляли собственные войска. Рациональные причины такого шага сложно представить. По фактам, приведенным Свечниковым, в Финляндии осталось не более тысячи красных русских. Сам Свечников, соответственно, превращался в генерала без армии. Сложно придумать худшее применение такому ценному кадру.

Маннергейм спланировал главный удар против Таммерфорса. Генерал задумал «Канны»: три группировки наступали на Таммерфорс, окружая со всех сторон, еще один сильный отряд составлял резерв. Интересно, что Маннергейм оказался не просто наиболее решительно настроенным в своем войске. Почти все финские офицеры возражали и просили отложить начало наступления. Но приказ не допускал разночтений — следовало начать операцию на окружение 15 марта.

Позиции красных под Таммерфорсом имели большие незанятые участки, и срезание флангов выглядело естественным, даже напрашивающимся решением. Однако кадровая чехарда в финской Красной армии привела к тому, что оборону важнейшего пункта возглавляли совершенно некомпетентные люди. Командующий обороной города, бывший слесарь Эйно Рахья, ранее не служил в армии и занимался борьбой с кровавым режимом в подполье. Непосредственный начальник слесаря, Хуго Салмела, вообще до войны служил в театре. И пусть актер обладал незаурядными личными качествами — Салмела единодушно хвалили как храброго и достойного командира Свечников и Маннергейм (!) — но о военном профессионализме Хуго, конечно, говорить не приходится.

Белые действовали решительно, слаженно, и быстро нащупали слабые места в обороне пассивно сопротивлявшихся красных. Качественный уровень пехоты сторон ощутимо различался, и белые, имея небольшое преимущество в численности, действовали гораздо более успешно и могли позволить себе сосредотачивать превосходящие силы на нужных участках. Прощупывание позиций красных с разных сторон быстро позволило выйти к окраинам Таммерфорса колонне, обходившей город с востока.

Тем временем в решающий момент схватки за Финляндию главнокомандующий финской Красной армией Ээро Хаапалайнен предавался простому человеческому пороку, который так близок многим северным народам. Ээро пил горькую. По причине полной утраты вменяемости командира заменили Адольфом Тайми. Этот коллега Рахья также работал слесарем и подпольщиком, но хотя бы принимал решения на трезвую голову. Пока на стороне красных вели кадровые перестановки, на Таммерфорс надвигалась катастрофа. Первый штурм белых не привел к захвату города, но 28 марта белофинны подтянули тяжелую артиллерию и возобновили атаки. Таммерфорс забрасывали артиллерийскими снарядами, и в конце концов в районе кладбища белые прорвались в город. Таммерфорс был изолирован от остальной советской территории, а Тайми отказал в поддержке гарнизону, ссылаясь на нехватку сил. Красных в городе бросились на произвол судьбы. Гарнизон держался на удивление хорошо и по всем отзывам сопротивлялся храбро, однако в окружении лишь вопросом времени было исчерпание боеприпасов. К 4 апреля наступил надлом. В этот день в центр города прорвалась рота капитана Мелина. Солдаты несли красный повязки для маскировки, и штурмующих никто не остановил. Кольцо сжималось. Красных долгое время поддерживала воля Салмела — бывший актер, нужно отдать ему должное, оказался храбрецом. Однако 28 марта Салмела отправил на тот свет свой же товарищ, желавший положить конец кровавому кошмару осады. В штабе взорвали сразу ящик ручных гранат и актер погиб.

День 28 марта стал одним из наиболее кровавых для белых. Но гибель командира серьезно сказалась на моральном состоянии гарнизона, да и боеприпасы кончались. 3 апреля начался финальный штурм. На улицах шли отчаянные бои, и белые несли даже несколько более высокие потери, чем красные. Общественные здания переполнились беженцами, что добавляло жертв среди гражданских. Только в соборе собрались 1700 человек. 6 апреля красные, окончательно потерявшие надежду и исчерпавшие патроны, выбросили белый флаг. Еще несколько дней шюцкоровцы добивали отдельные очаги сопротивления в домах. Таммерфорс довольно крупный город, около 50 тысяч населения на момент описываемых событий, и зачистка шла небыстро. Белые потеряли 824 человека убитыми, красные — 1087 убитыми в бою, но главное в плен попали сразу 11 тысяч красноармейцев. Маннергейм отдал приказ о корректном обращении с пленными, но указание выполняли в меру желания. Жертвами расстрелов стали более восьмисот пленных, в том числе люди, просто показавшиеся подозрительными. Особенно печальной оказалась судьба русских, многие из которых не относились к Красной армии, а застряли в городе из-за переворота. Белые финны, особенно егеря, полагали всех русских сторонниками красных, обращались жестоко, и казнили до двухсот человек. Среди расстрелянных, кстати, оказался и один настоящий высокопоставленный военспец, полковник Булацель. Русские красные части в городе действительно стояли — в частности, отряд в 250 матросов-анархистов — но не составляли основных сил обороны, и большевиками русские, оказавшиеся в Таммерфорсе, далеко не исчерпывались. Еще более тысячи человек (и финнов, и русских) умерли в лагере пленных от холода и голода в ближайшие месяцы.

Интересно, что памятник Маннергейму в современном Тампере несколько раз обливали краской, а братскую могилу белогвардейцев уже в наше время расписали граффити вроде «Каратели и палачи». Легко провести параллели с отношением к Гражданской войне в нашей стране — эти события пока не стали историей окончательно.

Сражение за Таммерфорс стало для красных полной катастрофой. Крупный город с железнодорожной развязкой оказался потерян, и вместе с ним — сразу 15–20% войск финской Красной армии. Во фронте зияла дыра, причем потеря Таммерфорса автоматически означала утрату позиций на западе Финляндии, в Пори и Або.

Катастрофа, постигшая красных, быстро приобрела еще более сокрушительный масштаб. Немцы вступили в войну.

Моряки и десантники

Вмешательство немцев в финские дела ожидалось Советами, однако противопоставить Германии Советы ничего всерьез не могли. Финляндия оставалась важнейшей буферной зоной, и никто не мог быть спокоен за Петроград, если страна Суоми оказывалась в недружественных руках. Кроме того, немецкая активность создавала явную непосредственную угрозу, ведь Балтийский флот все еще находился в Гельсингфорсе. Дезертирство крайне ослабило флот, который уже не мог сразиться с немецкими эскадрами. Острый дефицит топлива позволял только самые простые маневры от порта до порта, а команды потеряли от трети до половины состава. Однако корабли требовалось вывести, и как можно скорее.

О каких силах шла речь? Из наиболее крупных кораблей в Гельсингфорсе находились 6 линкоров и 5 крейсеров. Флотом фактически руководил капитан 1-го ранга Алексей Щастный. Этот офицер был довольно молод — всего 36 лет, — но бит жизнью. Сражался с японцами в Желтом море, командовал эсминцем в мировую войну, но возглавил флот все же не из-за собственных заслуг, а в силу революционных бурь. Предшественника, Александра Развозова, сняли с должности за неповиновение новым властям, а потом и вовсе расстреляли за связи с белыми. Теперь Щастному досталась сложнейшая задача по выводу морских сил из Гельсингфорса в Кронштадт, для чего предстояло справиться с погодой, организационными неурядицами и уклониться сразу от двух врагов: финнов и немцев.

Морской комиссариат отправил соответствующие инструкции в Гельсингфорс еще в феврале. Кроме Гельсингфорса предстояло эвакуировать еще и Ревель. Основная нагрузка легла на ледоколы «Ермак», «Волынец» и «Тармо».

Капитан Щастный

24 февраля на Гельсингфорс отправился караван: транспорты, вспомогательные суда, тральщики, подводные лодки, за ними — все остальные корабли. Очень вовремя: на следующий день немцы уже бомбили базу в Ревеле с воздуха, а вечером туда вошли сухопутные части германцев.

Переход в Финляндию, разумеется, не устранил опасность. Еще недавно мощная эскадра теперь пробиралась через ставшую враждебной акваторию. В Гельсингфорсе к уже имеющимся вымпелам добавились 60 беглецов из Ревеля. Следовало как можно скорее перебраться в Кронштадт. Щастный имел на руках противоречивые требования: от Ленина — немедленно уводить флот, и от Троцкого — сначала желавшего использовать корабли для помощи советской Финляндии, а затем просто взорвать суда. Щастный понял, что в условиях общего бардака дождешься скорее немцев, чем четких указаний, и решил действовать самостоятельно. 12 марта в море отправился первый отряд, включавший самые ценные корабли — линкоры и крейсеры. Несмотря на сильный туман и необходимость пробиваться сквозь сплошной лед, «Ермак» и «Волынец» организовали проводку образцово. Ночами корабли затирало льдами, наутро ледоколы освобождали суда и шли дальше. Переход шел в час по чайной ложке: льды обкладывали корабли едва ли не поминутно. Однако 17 марта корабли прибыли в Кронштадт. Переход длился целых пять дней.

В это время на маленькой базе Ханко взрывали подлодки и вспомогательные суда: там ледоколов не нашлось. Не взорванные вспомогательные суда были захвачены. Англичане взрывали свои суда, воевавшие в составе Балтфлота в Свеаборге. Время утекало сквозь пальцы. 20 марта на ледоколе «Тармо» взбунтовался капитан-финн. Он угнал «Тармо» в Ревель и сдал немцам. Русские члены команды и красные финны попали в плен. 29-го числа полсотни финнов по подложным документам проникли на «Волынец» и взяли на абордаж. Уже 2 апреля «Волынец» прорубал дорогу немецкой эскадре, идущей к Финляндии. В ночь на 3 апреля в Ханко высадилась немецкая дивизия.

Десант таких крупных сил резко менял баланс сил. Финская красная армия и так терпела крах под Таммерфорсом, а появление в собственном тылу крупных сил регулярной пехоты немцев делало ситуацию почти безнадежной. В это время Щастный титаническими усилиями спасал остатки своего флота. 5 апреля из Гельсингфорса вышел второй отряд флота. Немцы выдвинули требование о капитуляции. Русским предлагали: передать базу в Гельсингфорсе в целости, оставить на кораблях только охранные команды, сдать немцам береговые батареи, отдельно собрать на баржах замки и прицелы орудий, и, наконец, сдать немцам команды кораблей. Выполнять этот ультиматум командование флота не собиралось.

Поскольку два мощных ледокола оказались захвачены, вместо них использовали линкор «Андрей Первозванный». Наконец, 7 числа в путь начали выходить вспомогательные суда. Они отправлялись уже по мере готовности отдельными группами. На 12 апреля основная масса судов уже покинула Гельсингфорс. Уходили под артиллерийским обстрелом, а «Ермак» чуть не был захвачен «Тармо».

В этот день в город вошли немецкие войска. В гавани они взяли 38 военных и 48 торговых кораблей и судов. Ушли в Кронштадт 226 единиц, включая 6 линкоров, 5 крейсеров и 59 миноносцев.

Переход в Кронштадт взбесил Троцкого — флот нарушил прямые указания, а немцы могли использовать сопротивление балтийцев как пример нарушения Советами Брестского мира. Особенно разъярило Троцкого разглашение Щастным приказа о приготовлении кораблей Балтфлота к подрыву и невыполнение этого распоряжения. Конечно, публично инкриминировать командованию Балтфлота сопротивление немцам никто не стал. Поэтому капитан 1-го ранга Алексей Михайлович Щастный, спаситель остатков Балтийского флота, попал под арест по обвинению в подготовке переворота и расстрелян по требованию Троцкого 22 июня 1918 года.

Тем временем в Финляндии война шла своим чередом. Гельсингфорс легко пал по очевидной причине: финские красные толком не защищали город. Красная армия оказалась почти не боеспособна. Население склонялось в пользу немцев. Правительство красной Финляндии впало в панику и бежало в Выборг. Так что захват происходил стремительно. 11 апреля авангарды немцев подошли к городу и начали бомбардировку, а уже 13 числа начался общий штурм. Красные роты, слабоуправляемые и плохо обученные, оказать решительного сопротивления не могли. В городе уже с 12-го числа действовали партизанские отряды белых. Кроме того, сопротивление красных в зданиях подавлялось огнем корабельных орудий.

Немцев, по отзывам, встретили с ликованием. На общее веселье бросали тень репрессии. Пленные красноармейцы и сочувствующие содержались в тяжелых условиях или просто расстреливались. Гражданская война оставалась гражданской войной, и с чистыми руками из нее не выходили.

Оставшиеся корабли и суда русского флота захватывались финской белой гвардией. С госпитальных судов высаживали даже больных. Различной оказалась судьба моряков и солдат бывшей русской армии. Все, застигнутые с оружием в руках, расстреливались. Однако и люди, не принимавшие участия в событиях на стороне красных, не могли чувствовать себя в безопасности. Матросов и офицеров арестовывали, финская контрразведка после полевых судов отправила ряд показавшихся подозрительными членов команд под расстрел. Флаг-офицера Эльснера приняли за однофамильца и чуть не расстреляли. Спасти офицера удалось только подкупив тюремного сторожа. Словом, русские очутились в двусмысленном положении: не в плену, не на свободе.

Следующая высадка немцев состоялась в районе старой крепости Свартхольма, ощутимо восточнее Гельсингфорса. И этот десант не встретил серьезного сопротивления. Советская Финляндия рушилась на глазах.

Далее: часть вторая