В 1923 году Веймарская республика столкнулась с самым мощным политическим кризисом с момента основания. Кто только не желал свергнуть официальные власти тогда! И малопопулярные маргинальные рейнские сепаратисты представляли ещё не самую серьёзную угрозу. На фоне дикой гиперинфляции, которая после оккупации Рура окончательно обрушила немецкую экономику, голову вновь подняли коммунисты. В мутной воде рейхсвера плелись офицерские заговоры и интриги. Во второй по значимости германской земле — Баварии — к власти снова пришли респектабельные и влиятельные консервативные сепаратисты. Там же, в Мюнхене, доселе неизвестные парни с красными повязками со свастикой энергично очищали улицы от политических противников, копируя методы и риторику чернорубашечников Муссолини, всего год назад ставших хозяевами Италии. Глухое общественное недовольство копилось всю весну и лето. К осени атмосфера накалилась. Обессиленная и отчаявшаяся Германия замерла в ожидании. Ответ на вопрос «выживет ли республика» должен был быть дан осенью 1923 года. И мало кто сомневался, что этот ответ — от кого угодно — прозвучит сквозь винтовочную пальбу и взрывы бомб на улицах немецких городов.
Падение «чёрного рейхсвера»
В первой половине 1923 года поезд гиперинфляции продолжал нестись, сметая на пути все психологические барьеры. 31 января, спустя три недели после оккупации Рура, за один доллар банки давали 49 000 марок. Спустя пять месяцев, в конце июня, доллар стоил 760 000 марок. Ещё через полтора месяца, к середине августа, официальный курс германской валюты упал до 5 млн марок.
Индекс промышленного производства в тот год составлял лишь 47% от 1913 года. 94% заводов и фабрик работали с неполной нагрузкой или вовсе закрылись. Менее трети немецких рабочих были заняты на производстве в течение полного рабочего дня.
«Нам нужны деньги!» — надпись на витрине магазина, продающего товары по заводской цене
В августе усилившиеся коммунисты инсценировали массовые забастовки типографских рабочих, строителей, сотрудников транспорта и работников электростанций. Стачки охватили не только Берлин, но и Гамбург, Саксонию (как прусскую провинцию, так и Свободное государство), а также Тюрингию. Под давлением профсоюзов беспартийный рейхсканцлер Вильгельм Куно, который к тому же не обладал надёжной опорой в рейхстаге, вынужден уйти в отставку.
На смену пришёл председатель праволиберальной Немецкой народной партии, вошедшей в коалицию с социал-демократами, Центром и НДП, Густав Штреземан. Сын берлинского торговца пивом, сделавший карьеру в саксонских ассоциациях промышленников, понимал, что поддержка Рура лежит непосильным ярмом на полумёртвой немецкой экономике.
В середине сентября официальный курс национальной валюты играючи пролетел мимо уровня 100 млн марок за доллар. 26 сентября правительство Штреземана объявило, что прекращает финансовую поддержку Рура. В обстановке всеобщего разочарования и апатии это известие не произвело большого впечатления на обычных немцев, которых заботили более насущные вещи. Например, где в обеденный перерыв успеть потратить зарплату, пока деньги не обесценились ещё больше. Однако «патриотичные» круги оказались смертельно оскорблены таким ударом по немецкой чести.
Густав Штреземан
Отто Гесслер
Наряду с громогласным объявлением об окончании «битвы за Рур» Штреземан официально ввёл чрезвычайное положение и передал всю полноту исполнительной власти в руки министра рейхсвера Отто Гесслера. Впрочем, для многих сторонников «сильной руки» новый военный диктатор казался очередным «гражданским политиканом». Взоры патриотов обратились к армии и генералам.
Ранее мы уже рассказывали о «чёрном рейхсвере» — неофициальном придатке армии, в котором на случай вооружённого конфликта готовился обученный резерв сверх установленных Версалем ограничений. Основные силы «секретной армии» количеством около 20 тысяч человек были сконцентрированы недалеко от Берлина вокруг крепостей Кюстрин и Шпандау.
Тайный характер «чёрного рейхсвера» вообще предрасполагал к созданию секретных обществ, а в сложившейся политической обстановке и подавно. В недрах организации созрел офицерский заговор. Заговорщики предполагали поднять солдат, занять ряд стратегически важных крепостей в Бранденбурге, после чего открыто обратиться к руководству официального рейхсвера — читай к фактическому главе Генштаба Гансу фон Секту — с просьбой вовсе ликвидировать парламентский режим и установить «настоящую» военную диктатуру. В том, что остальная армия поддержит, офицеры нисколько не сомневались.
Лидер выступления — отставной майор, ветеран Великой войны, прибалтийской кампании и Капповского путча Бруно Бухрукер — узнал о своем грядущем аресте службой собственной безопасности. В день предполагаемого задержания, 1 октября, Бухрукер вывел своих людей из казарм, провозгласив «марш на Берлин», явно ссылаясь на аналогичный «марш на Рим», случившийся годом ранее.
Впрочем, штабной офицер оказался никудышным оратором — после бессвязной и путаной речи за мятежником пошли лишь два батальона из четырёх полков. Удалось без боя занять Цитадель Шпандау и форт Ханеберг, однако Кюстринскую крепость — самое мощное укрепление в районе Берлина — захватить не получилось. Комендант остался холоден к призывам «не стоять на пути в пору великого национального момента» и призвал части официального рейхсвера. «Сейчас-то генералы придут нам на помощь!» — вероятно, сидело в головах у Бухрукера и товарищей. Какой же шок бунтовщики испытали, когда подошедшие части рейхсвера именем Ганса фон Секта потребовали у мятежников сложить оружие. Кто-то, видимо, отказывался верить, но непонятливых достаточно быстро убедили силой оружия — один убитый и семеро раненых.
Начальник управления сухопутными войсками сделал выбор: армия поддерживала правительство и намеревалась давить любые мятежи. Оправившиеся от первоначального недоумения, всевозможные правые заговорщики тоже сделали выводы. Вера в то, что «армия спасёт Германию», рухнула. На смену приходило убеждение, что «страну спасёт национальная диктатура и крепкая рука сильного лидера». Оставалось только найти этого лидера.
Наступил октябрь. Один доллар стоил 400 млн марок.
Красный октябрь
После позорного разгрома в Саксонии в марте 1921 года Коммунистическая партия Германии восстанавливалась два года. Руководителем партии Москва оставила верного Генриха Брандлера. Оставаясь кремлевской марионеткой, Генрих тем не менее предпочёл вернуться к тактике изгнанного Пауля Леви на компромиссное отношение к социал-демократам. За два года относительно мирной деятельности коммунистам удалось заручиться поддержкой социал-демократов на юго-востоке страны, особенно в Тюрингии и в Саксонии.
Надежды на мирное встраивание КПГ в существующую политическую систему Веймарской республики снова нарушила Москва. С конца 1922 года смертельно больной Ленин фактически отстранён от управления страной. За власть в Советском Союзе, а соответственно и в мировом коммунистическом движении, ещё при агонизирующем полутрупе Ульянова начинается грызня между Троцким с одной стороны и «тройкой» Зиновьев — Каменев — Сталин (именно в такой последовательности по важности) с другой.
Ганс фон Сект
Плакат«Вы спасётесь только при коммунизме»
Полагая, что успешный захват власти коммунистами в ключевой европейской стране укрепит его позиции, Троцкий ухватился за идею организации восстания в агонизирующей Германии. На счастье Бронштейна, в «троцкистском лагере» находился Карл Радек — главный большевистский специалист по Рейху. В августе на заседании Политбюро Карл открыто предложил организовать красную революцию в Германии, что и одобрили большинством голосов. В конце концов мирные коммунистические демонстрации в том же месяце уже свалили имперское правительство Куно. Почему бы не пойти дальше и не попытаться погубить уже само государство, пребывающее к тому же в полуобморочном состоянии?
Штаб грядущего восстания разместился в советском полпредстве в Берлине, возглавляемом сторонником Троцкого, Николаем Крестинским. План Москвы предполагал вооружение 50 — 60 тысяч рабочих, которые бы опирались на земельные правительства Тюрингии и Саксонии, где коммунисты вот-вот должны были получить министерские портфели в рамках коалиции с социал-демократами. С этого плацдарма планировалось раздуть пламя пролетарской революции на всю Германию, а затем и Европу. Всеобщее восстание в остальных частях империи назначили на 9 ноября — пятую годовщину свержения кайзера.
Как же так получилось, что осенью 1923 года коммунисты — представители радикально антидемократической партии — стояли в одном шаге от получения министерских портфелей как минимум в двух немецких землях? В один узел взаимных упрёков и обвинений оказались стянуты силы со всех концов империи. Как мы помним, 26 сентября правительство Штреземана объявило о прекращении «битвы за Рур» и введении чрезвычайного положения в стране. В тот же самый день баварское правительство в ответ объявило собственное чрезвычайное положение. Вся полнота исполнительной власти передавалась генеральному комиссару Густаву фон Кару, который уже успел побывать премьер-министром Свободного государства в 1920 — 1921 годах. Фон Кар не скрывал монархических и сепаратистских воззрений, активно заигрывая с многочисленными правыми организациям и движениями в Баварии — от всевозможных фрайкоровских ассоциаций до стремительно набиравшей популярность НСДАП.
Левые социал-демократы, равно как и коммунисты, увидели угрозу в том, что Бавария становилась оплотом крайне правых. Карл Радек мог сколько угодно хвалить нацистов, но у всех были живы воспоминания о том, как менее чем за год до описываемых событий точно такие же ультраправые социальные популисты в Италии организовали поход военизированных отрядов на столицу и пришли к власти. Одним из факторов, приведших итальянских фашистов к успеху, стала внутренняя разобщённость левого фланга, сотрясаемого постоянными расколами и борьбой между социалистами и коммунистами.
Именно поэтому социал-демократические правительства Саксонии и Тюрингии в начале октября (10 и 16 числа соответственно) пригласили коммунистов присоединиться к работе исполнительных органов земельной власти. Кроме того, в двух регионах, в отличие от Пруссии, не запретили «пролетарские сотни» (Proletarische Hundertschaften) — совместные военизированные отряды коммунистов, социалистов и профсоюзов.
То ли центральное правительство Рейха что-то знало о планах коммунистического мятежа, то ли в Берлине просто считали неприемлемым нахождение красных хоть где-либо у власти, но сразу же после министерских назначений развернулся маховик репрессивного аппарата. 13 октября, спустя всего три дня после вхождения коммунистов в правительство Саксонии, в Свободном государстве запрещены пролетарские сотни. 16 октября вся саксонская полиция переподчинена рейхсверу. Фактически уже в этот момент потенциальные коммунистические мятежники лишились организованного силового крыла.
Несмотря на это лидер КПГ Брандлер 21 октября на партийной конференции в саксонском Хемнице провозгласил курс на всеобщую забастовку с прицелом на дальнейшее восстание. Но теперь запротестовали коллеги министры из СДПГ, пригрозившие выгнать коммунистов из правительства, если красные продолжат баламутить воду. А в условиях, когда у КПГ не осталось ни значимой силовой, ни политической поддержки, организовывать всеобщее восстание было глупо и означало вести людей на убой. Брандлер уведомил об этом Исполком Коминтерна, и старшие товарищи, на удивление, согласились с доводами германских младших. Революция отменялась.
Однако коммунисты уже запустили цепь событий, которую не так-то просто оказалось остановить. Известие об отмене выступления не успело дойти до гамбургских красных. Утром 23 октября портовый Гамбург проснулся от взрывов бомб и ружейных выстрелов — около трёх сотен коммунистов штурмовали полицейские участки. В большинстве районов полиции удалось отбиться, однако в рабочих кварталах Бармбек и Шиффбек восставшим всё же сопутствовал успех. Эти пролетарские «красные крепости» полиция совместно с подоспевшими частями рейхсвера штурмовала вплоть до следующего дня, сломив сопротивление красных к вечеру 24-го.
Опоздание инструкций об отмене выступления стоило жизни 17 полицейским, 24 коммунистам и 61 гражданскому лицу. Почти 300 человек были ранены, 1400 арестованы.
Тем временем, пока полыхало гамбургское восстание, рейхсвер перешёл в наступление в Саксонии и Тюрингии. Коммунисты и члены пролетарских сотен задерживались, против несогласных применялось оружие. От социал-демократических министр-президентов Саксонии и Тюрингии потребовали вывести коммунистов из состава земельных правительств. Те отказались. Тогда 29 октября, согласно статье 48 Веймарской конституции, в отношении Саксонии введена имперская экзекуция (Reichsexekution) — центральная власть распускала земельное правительство. На место министр-президента ставился рейхскомиссар, напрямую подотчётный федеральным властям. В отношении Тюрингии данная процедура проведена 6 ноября. Весь этот комплекс мер позволил стабилизировать ситуацию в регионе. Призрак коммунизма снова развеялся.
Крайним за поражение Москва назначила Брандлера, хотя несчастный всего лишь пытался угодить желаниям Центра. Короткое время в 1924 — 1925 годах КПГ будут возглавлять ультралевые троцкисты Рут Фишер и Аркадий Маслов, а затем на политическом небосклоне Германии и всего левого движения взойдёт звезда Эрнста Тельмана — фронтовика, кавалера Железного креста и одного из организаторов Гамбургского мятежа.
Не самому удачливому политическому лидеру, обязанному своим положением исключительно верностью Сталину, Тельману в определённой степени «повезёт» стать главой коммунистов в эпоху позднего Веймара и прихода нацистов к власти. Драматический конец жизни Эрнста (арест, 11 лет тюрьмы и казнь в 1944 году) только укрепит репутацию жертвы нацистов в глазах левых всего мира как одного из основных противников Гитлера. В Испании и СССР 1930-х, а позже и в ГДР возникнет целый культ Тельмана — мученика за дело коммунизма. Начало мифу о сыне и вожде своего класса будет положено на промозглых улицах Гамбурга в октябре 1923 года.
Что касается Брандлера, то судьба этого человека в какой-то степени — полная противоположность тельмановской. В развернувшейся среди московских большевиков грызне за власть Брандлер поддержит «правых» бухаринцев, создав в Германии коммунистическую партию «Оппозиция» (нем. Kommunistische Partei — Opposition). Избежав как сталинского, так и гитлеровского террора, спокойно доживёт до старости и умрёт в 1967 году в безвестности.
Вообще говоря, о той или иной позиции немецких коммунистов в 1920-х годах, стоит иметь в виду, что как бы красные ни прикрывались фиговыми листками идеологических конструкций, основополагающим обстоятельством, от которого зависел успех/неуспех конкретного политического лидера — позиции покровителей в Москве. В конце концов, тот же ультралевый курс, одним из признаков которого было ярое неприятие социал-демократов как «социал-фашистов», проводили как Брандлер в 1921-м, так Фишер и Маслов в 1924-м и Тельман после 1929-го. Вся разница состояла лишь в том, что первый был креатурой Бухарина, вторые — ставленниками Троцкого, а третий — человеком Сталина. Ключ от управления германскими коммунистами был надёжно спрятан в Москве, что красных немцев в конце концов и погубило. Будучи ограниченными в свободе мыслить и действовать, коммунисты, не получив инструкций, практически без боя сдали немецкие улицы Гитлеру и цепным штурмовикам будущего диктатора в 1933 году.
А ведь всего за десять лет до этого те самые штурмовики со своим вождём были лишь одними из многих актёров на подмостках баварского политического театра и только готовились к своей первой по-настоящему громкой акции.
В первых числах ноября доллар перевалил за 400 миллиардов марок.
Тот самый путч
С 26 сентября Свободное государство Бавария и Германская империя находились в состоянии необъявленной холодной войны. Как в Берлине, так и в Мюнхене установились правые военные диктатуры, упорно бодавшиеся за разграничение полномочий.
Генеральный комиссар Густав фон Кар одним из первых указов переподчинил себе VII (баварский) округ рейхсвера, а также местную полицию. Ни генерал-лейтенант Отто фон Лоссов (командующий военным округом), ни полковник Ганс фон Зейссер (начальник баварской полиции) не возражали. Более того, вместе с фон Каром составили триумвират, который и управлял Баварией.
Консолидация региональных радикалов — что справа, что слева — проходила удивительно зеркальным образом. Как в Саксонии и Тюрингии левые объединялись с целью «не пропустить фашистов», так и в Баварии правые солидаризировались в стремлении «покончить с марксистской заразой».
Как мы помним, после подавления Баварской Советской республики в мае 1919 года фактическая власть в Свободном государстве принадлежала фрайкорам. В марте 1920 года фон Эпп со товарищи свергли социал-демократическое правительство, которое сами же реставрировали менее года назад, посадив на место премьера правого монархиста-сепаратиста Густава фон Кара. Бавария стала бастионом правых военизированных организаций, которых местная власть ни в какую не желала распускать, несмотря на давление центрального правительства в Берлине и держав Антанты. Не помог даже прямой законодательный запрет подобных структур в конце августа 1921 года после убийства Матиаса Эрцбергера и уход фон Кара во временную, как оказалось, отставку. В Баварии открыто функционировали десятки радикальных военизированных кружков, лиг и политических партий, объединённых ненавистью к «изменнической» республике. Ассоциация Имперского флага, Союз «Оберланд», Боевая группа Нижней Баварии, Союз Баварии и Рейха, Социалистическая партия Германии (СПГ) — в Свободном государстве в начале 1920-х годов установился своеобразный «плюрализм правых».
Национал-социалистическая немецкая рабочая партия и её силовое крыло — штурмовые отряды — стали, таким образом, хоть и заметными, но не единственными игроками на правом поле Баварии. В такой ситуации, прежде чем заявлять реальные претензии на власть в Свободном государстве, а уж тем более в Рейхе, Гитлеру требовалось так или иначе подчинить большинство правых лиг на бывших землях Виттельсбахов.
«Вначале было слово…». Картина Германа Отто Хойера, 1937 г.
Ещё в октябре 1922 года в состав НСДАП вошла СПГ бешеного антисемита Юлиуса Штрейхера. В феврале 1923 года Эрнст Рём — бывший начальник штаба фон Эппа, успевший сойтись с австрийским ефрейтором — организовал Рабочее общество патриотических боевых союзов (Arbeitsgemeinschaft der Vaterländischen Kampfverbände), консолидировав около 15 тысяч баварских правых.
В сентябре после устроенного обществом грандиозного парада в Нюрнберге на годовщину германской победы под Седаном в 1870 году (присутствовали до 100 тысяч человек) удалось договориться с ещё большим количеством организаций. Возник Немецкий союз борьбы (Deutscher Kampfbund). Фактическим лидером союза стал Адольф Гитлер. Однако фронтменом и формальным главой новой структуры избрали генерала пехоты Эриха Людендорфа. Негласный диктатор Германии в последние два военных года 1916–1918-го, Людендорф отчаянно пытался вернуться на политическую авансцену. Потерпев досадную неудачу в марте 1920 года, когда поддержанные им Капп и Лютвиц столь бездарно провалили берлинский путч, генерал искал новых компаньонов. Логично, что в своих поисках Эрих отправился в кишащую ультраправыми Баварию, где и сошёлся с Гитлером.
В обстановке чрезвычайного положения, объявленного правительством Штреземана, центральной власти не нужны были ни левые, ни правые радикалы. В Мюнхен из Берлина полетело распоряжение закрыть печатный орган нацистской партии Völkischer Beobachter, оголтело поносивший республику, а также арестовать некоторых лидеров военизированных формирований, в частности уже встречавшихся нам по ходу повествования Германа Эрхардта и Герхарда Россбаха. Баварский триумвират пошёл на принцип и открыто отказался исполнять распоряжения правительства, хотя по большему счёту сам с опаской и недоверием относился к ультраправой вольнице под боком. В воздухе запахло открытым бунтом. Ганс фон Сект своим приказом снял фон Лоссова с поста начальника VII округа. Триумвират снова не подчинился, ответив тем, что части рейхсвера официально переприсягнули уже не германскому рейху, а баварскому правительству.
В наэлектризованной атмосфере конца октября — начала ноября Гитлеру требовалось срочно что-то решать. Собранная с таким трудом коалиция на основе Немецкого союза борьбы грозила распасться в любую минуту без решительных действий. Руководитель мюнхенских СА Вильгельм Брюкнер заявлял:
Настал день, когда я уже не в состоянии сдерживать своих людей. Если сейчас ничего не произойдет, они просто уйдут от нас.
Гитлер вошёл в контакт с Каром, Лоссовым и Зайссером, предложив совместный «марш на Берлин», пока центральная власть не вздумала устроить ответный «марш на Мюнхен». Однако понимания у триумвирата не нашёл. Густав фон Кар был открытым баварским сепаратистом и монархистом — сторонником реставрации династии Виттельсбахов. В своё время, в марте 1920 года, Густав уже отказался от идеи «марша на Берлин» на помощь капповским путчистам, заявив, что не собирается участвовать в «прусской затее». За три с половиной года взгляды генерального комиссара не изменились. Отто фон Лоссов и Ганс фон Зайссер, возможно, были не настолько ярыми сепаратистами, но участвовать в рисковом предприятии не решились, ограничившись отмазками про «нежелательность поспешных действий».
Фюрер НСДАП оказался в капкане. Снизу давили низы партии и штурмовых отрядов, грозя не сегодня завтра выйти из подчинения. Но что Адольф мог сделать один? Даже при условии поддержки прочих правых баварских групп (что, впрочем, совсем не было гарантировано) силы Гитлера представляли собой очередную фрайкоровскую ватагу. Вряд ли эти люди смогли бы преодолеть 600 километров, разделяющих Мюнхен и Берлин, а затем каким-то неведомым образом победить рейхсвер, военизированные отряды прочих политических партий, профсоюзы, а затем заставить работать на себя чиновничий аппарат.
Объективно говоря, все эти вопросы никуда бы не делись, пойди баварский триумвират за Гитлером. В конце концов, у тех же Каппа и Лютвица в 1920 году нашлась поддержка армейских подразделений и чиновничества практически на всём востоке и юге страны, что тем не менее так и не принесло конечной победы. У баварцев же не было и того, так что решение Кара, Лоссова и Зайссера смотрится абсолютно логичным.
Однако бьющим копытами штурмовикам этого не объяснить. Гитлеру срочно требовался жест. Действие. Восстание, в конце концов. Зажатый в угол самой атмосферой чрезвычайщины, фюрер решился на путч. Но для этого требовалось всеми правдами и неправдами заставить триумвират хотя бы формально поддержать нацистов.
На 4 ноября в Мюнхене назначено траурное шествие в память о павших в Великой войне. Анонсировалось присутствие всего высшего руководства Баварии, включая Кара, Лоссова и Зайссера. Планировалось перекрыть грузовиками со штурмовиками и пулемётами узкую улочку, на которой стояла правительственная трибуна, после чего Гитлер во всеуслышание объявил бы о начале национальной революции и под дулами сотен стволов заставил высоких гостей поддержать мятеж.
Однако в день акции выяснилось, что улица надёжно охраняется крупными силами полиции, поэтому выступление в последний момент отменили. Но лишь ради нового плана. Теперь в ночь на 11 ноября — годовщину «позорного» Компьенского перемирия — штурмовики занимали бы стратегически важные точки города, после чего ставили триумвират перед свершившимся фактом. Впрочем, и этот план вскоре отменили. Фон Кар анонсировал своё выступление в пивной «Бюргербройкеллер» 8 ноября. Там же должны были присутствовать и двое других члена триумвирата. Нацистам вновь представился шанс разом захватить всю баварскую верхушку. Кроме того, Гитлер опасался, что на выступлении фон Кар намерен объявить о реставрации монархии Виттельсбахов и сецессии Баварии от Германии. В таком случае НСДАП пришлось бы перейти к прямой конфронтации не только с центральным правительством в Берлине, но и с земельными властями — Гитлер видел себя лидером всего Рейха и не собирался бодаться за власть в очередном центральноевропейском бантустане.
8 ноября начальник управления сухопутных войск Ганс фон Сект наряду с Отто Гесслером получил от рейхспрезидента Эберта чрезвычайные полномочия. Намерения кюстринских путчистов фактически реализовались, за исключением того, что армия выступала заодно с правительством, а не против него. Вечером того же дня, без четверти девять вечера, когда фон Кар уже полчаса как выступал перед тремя тысячами бюргеров, попивающих баварское пиво, в зал, на трибуну, ворвался Гитлер, окружённый штурмовиками, с пистолетом в руке. Для убедительности будущий канцлер выстрелил в потолок, а затем провозгласил:
Началась национальная революция! Здание занято шестьюстами хорошо вооруженными бойцами. Никому не разрешается покидать зал. Если вы немедленно не успокоитесь, я прикажу установить на балконе пулемет. Правительство Баварии и правительство Рейха низложены, сформировано временное правительство страны. Казармы рейхсвера и полиции заняты. Отряды армии и полиции вступают в город под знамёнами со свастикой.
И если утверждение о шестистах штурмовиках действительно верно — «черные» окружили «Бюргербройкеллер», установив по периметру пулемёты, то последнее заявление — чистая ложь. Никакого контроля за казармами, как и за прочими стратегическими пунктами Мюнхена, у нацистов не было. Армия и полиция оставались в неведении о происходящем.
Пока Герман Геринг — лётчик-ас, ветеран Великой войны и на тот момент руководитель СА — успокаивал бурчащих в зале бюргеров, Гитлер препроводил членов триумвирата в комнату, изолированную от основного зала. Здесь — начал уговаривать властителей присоединиться к «маршу на Берлин», обещая правительственные посты: фон Кару — регента Баварии, фон Лоссову — министра рейхсвера, фон Зайссеру — министра внутренних дел. Ни один из триумвиров даже не собирался разговаривать с мятежником — настолько идея путча, начавшегося в пивной, казалось бредовой.
Фюрер то ли включил свой актёрский талант, то ли действительно начал выходить из себя: «У меня тут четыре патрона: три пули — для моих соратников в случае предательства, последняя — для меня самого! — с этими словами, Гитлер приставил пистолет к виску. — Если я не одержу победу до завтрашнего вечера, я покончу с собой!» Но даже это не убедило баварское руководство поддержать НСДАП. Тогда фюрер пошёл на экспромт: выскочил на трибуну в главном зале и во всеуслышание объявил, что триумвират присоединился к национальной революции.
Одобрительный рёв сотен глоток в зале, безусловно, заставил заложников несколько пересмотреть своё мнение. Но главным козырем в рукаве у Гитлера оказалось даже не это. Пока фюрер уговаривал сепаратистов, один из ближайших соратников Шитлера — Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер1 — привёз к «Бюргербройкеллер» генерала Людендорфа. Бывший первый заместитель начальника Генштаба ничего не знал о планируемом путче (хорошее свидетельство того, как Гитлер реально относился к компаньону), однако всё же согласился поддержать «марш на Берлин» в обмен на пост главнокомандующего армией новой Германии.
Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер
Пользовавшийся значительным авторитетом, генерал пехоты предстал перед баварскими триумвирами и таки уговорил троицу поддержать выступление. «Только ради баварской монархии», — отреагировал Густав фон Кар.
«Я хочу выполнить сейчас клятву, данную пять лет назад, когда я находился на лечении в госпитале, ослепший после контузии: изо всех сил бороться за низвержение преступников Ноября, пока на руинах ныне несчастной Германии не будет восстановлена сильная, великая, свободная и совершенная Германия», — этими словами Гитлер закончил финальное выступление в «Бюргербройкеллер».
Уважаемые бюргеры начали постепенно расходиться. Сколько таких (контр)революционных демагогов немцы видели за последние пять лет? Курт Эйснер, Эрнст Толлер, Иоганн Гофман, тот же Густав фон Кар, Георг Эшерих, теперь вот этот странный австрийский ефрейтор без гражданства Германии.
Тем временем, пока в пивной национальная революция провозглашалась на словах, отряд штурмовиков Эрнста Рёма претворял изменения в реальности, захватив штаб-квартиру баварского рейхсвера. Впрочем, похоже, это была единственная эффективная боевая акция нацистов в ходе путча. Ни телеграф, ни казармы, ни прочие стратегически важные точки взять под контроль не удалось. В какой-то момент фюрер решил сам выехать в расположение казарм инженерно-сапёрных войск, уговорить тамошних солдат поддержать выступление. Решение оказалось роковым. Оставшемуся в «Бюргербройкеллер» Эриху Людендорфу Гитлер доверил баварских триумвиров. Как только глава мятежа покинул пивную, все трое попросили генерала отпустить их, ссылаясь на необходимость попасть в собственные кабинеты, дабы якобы эффективнее отдавать указания верным силам. И сторонник неограниченной подводной войны, организатор «пломбированного вагона», теоретик «тотальной войны», автор грандиозных наступательных кампаний германской армии Эрих Людендорф… отпустил пленников «под честное слово».
Все трое сдержали слово — действительно тотчас прибыли в свои рабочие кабинеты, дабы собрать верные силы. Только войска и полиция собирались против нацистских путчистов, а не федеральных властей. Правительство спешно переехало в Регенсбург на севере Баварии, предварительно объявив, что все прежние заявления о «поддержке национальной революции» сделаны «под дулом пистолета», а потому ничтожны. Некоторые видные лидеры военизированных организаций, вроде Германа Эрхардта, также поддержали фон Кара против Гитлера и Людендорфа.
Новости ошеломили Гитлера. Адольф-то искренне верил, что Людендорф и фон Лоссов уже обсуждают варианты наступления на Берлин! Теперь же всё летело в тартарары. С момента, как Кар, Лоссов и Зайссер ускользнули от нацистов, даже самая призрачная надежда на успех предприятия рухнула. Пока в «Бюргербройкеллер» судорожно обсуждали варианты как быть дальше — уйти в сельские районы и поднять на борьбу тамошнее крестьянство либо обратиться к главе баварского королевского дома принцу Рупрехту с просьбой о посредничестве в переговорах, — части 19-го пехотного полка баварского рейхсвера занимали ключевые стратегические точки Мюнхена, блокировав, среди прочего, отряд Рёма в здании военного ведомства.
В конце концов Людендорф предложил довольно наивный план, прекрасно показывающий представления (точнее их отсутствие) человека прошлого о политике эпохи модерна. Взявшаяся за руки толпа нацистов с Людендорфом и Гитлером во главе должна выдвинуться в центр города, где солдаты и полицейские, воочию узрев прославленного героя войны, а также пыл братьев-патриотов, перейдут на сторону путчистов. Гитлер, скрепя сердце, одобрил этот план. Другого выхода к тому моменту у фюрера, судя по всему, не оставалось.
Наступало утро 9 ноября. Ровно пять лет назад Макс Баденский объявил об отречении кайзера от прусского и германского престолов, а Филипп Шейдеман с балкона рейхстага провозгласил Германию республикой. Спустя пять лет за 600 километров от Берлина, в Мюнхене, разворачивался последний эпизод германской гражданской войны. За один доллар в тот день давали более 600 миллиардов марок.
Три тысячи нацистов и членов Немецкого союза борьбы, сцепившись за руки, двинулись от «Бюргербройкеллер» к центру города. На мосту Людвига через реку Изар путь преградили полицейские заслоны, однако Геринг сумел убедить стражей правопорядка пропустить колонну, угрожая в противном случае расстрелять несколько заложников из числа чиновников прежнего правительства, которых нацисты сумели пленить той ночью. На Мариенплац — центральной площади Мюнхена — в колонну влились слушатели выступавшего здесь Юлиуса Штрейхера вместе с самим оратором.
В 12:45 нацисты достигли узкой улочки Резиденцштрассе, выходившую на просторную площадь Одеонсплац. Слева от мятежников находилась восточная стена «Фельдхернхалле» — аркады, построенной в середине XIX века в честь баварских полководцев. Оттуда рукой подать до штаб-квартиры рейхсвера, где сидел Рём и которую блокировали верные фон Кару войска. Однако путь перегородил очередной отряд полиции численностью до ста человек. На уговоры пропустить колонну и присоединиться, ведь людей ведёт герой войны Людендорф, полицейские ответили гробовым молчанием. Через несколько секунд произошло одно из главных событий в истории национал-социализма.
Фотоколлаж, реконструирующий разгон путчистов
Баварская конная полиция мобилизована против путчистов
Грузовики со штурмовиками въезжают на Мариенплац
Доподлинно неизвестно, кто первым открыл огонь: полицейские или кто-то из мятежников. Но в любом случае против организованных залпов десятков карабинов разношёрстная, вооруженная чем попало толпа бунтовщиков не имела шансов. Сотни людей залегли на землю или бросились врассыпную. Макс фон Шойбнер-Рихтер, шедший рядом с Гитлером в первых рядах, упал замертво, потянув фюрера за собой на землю (чем, возможно, спас жизнь будущему вождю германского народа). Герман Геринг ранен в бедро. Убитый штурмовик Андреас Бауридль рухнул на простреленное знамя 5-го отряда штурмовиков, залив полотнище кровью.
Только два человека не упали на землю и не бежали — генерал пехоты Людендорф со своим адъютантом. Эти двое безмолвно прошли сквозь расступившийся строй полицейских, и лишь затем были схвачены.
Ещё не смолкли крики раненых, ещё не полностью опустела улица, а вождь нацистов с вывихнутым плечом уже рванул к заготовленной заранее машине, которая и увезла вождя с места событий. Следующие несколько дней Гитлер прятался на квартире у бизнесмена и пресс-секретаря НСДАП Эрнста Ханфштенгля (впрочем, некоторые авторы утверждают, что какое-то время Гитлер провёл на квартире генерал-майора Василия Бискупского — бывшего главы прогерманского Западно-Русского правительства и одного из лидеров организации «Ауфбау», объединявшей немецких и русских монархистов), пока не был арестован. Рём и его отряд, заблокированные в штаб-квартире рейхсвера, капитулировали несколько часов спустя. Мятеж остался мятежом, так и не перерастя в национальную революцию.
«Пивной путч» стоил жизни 15 нацистам, 4 полицейским и одному случайному официанту, попавшему на линию огня. Как всякая светская религия, которой является любая тоталитарная идеология, нацизм превратит 16 павших на Одеонсплац в «мучеников Движения». В 1935 году тела героев перезахоронят в центре Мюнхена в специально сооружённом Храме чести. Знамя 5-го отряда штурмовиков, обагренное кровью убитых, станет религиозным символом, которым будут «освящать» новые флаги со свастикой.
Но это потом. А пока баварский триумвират сумел удержаться у власти. Противоборство Мюнхена и Берлина длилось вплоть до февраля следующего года, когда центру всё же удалось добиться ухода триумвиров с постов в обмен на определённую автономию баварского рейхсвера. Впрочем, фон Кар оставался председателем баварского административного суда вплоть до 1930 года. Никакого наказания в 1924 году сепаратисты не понесли. Судьба настигнет старого 71-летнего фон Кара 30 июня 1934 года в «Ночь длинных ножей», когда отряд штурмовиков забьёт старика до смерти шахтёрскими кирками. Фон Лоссов и фон Зайссер умрут своей смертью, причём последний успеет послужить начальником мюнхенской полиции уже при американцах в 1945 году.
Суд над десятью участниками «Пивного путча», включая Гитлера и Людендорфа, начался 26 февраля 1924 года в Мюнхене в здании пехотной школы рейхсвера. В течение следующего месяца блестящий оратор Гитлер виртуозно облёк своё военное поражение в медийную победу. Фюрер не бессильно оправдывался, как можно было бы подумать, мол «ничего плохого не замышлял, меня не так поняли», а открыто признавал: «Да, ненавидел и ненавидит действующий режим, желал и желает его свержения». Сколько из находившихся в зале государственных чиновников в душе были согласны с подсудимым? Наверняка большинство. В конце концов, на руку играли и связи, заложенные почившим Шойбнер-Рихтером — судьи необычайно снисходительно относились к обвиняемым в государственной измене.
1 апреля 1924 года Адольф Гитлер вместе ещё с тремя соратниками приговорены к минимально возможному сроку за государственную измену — пять лет лишения свободы с возможностью выхода по УДО через полгода. За заслуги перед Германией на полях сражений Великой войны иностранец Гитлер не был депортирован в Австрию. Прочим обвиняемым в зачёт пошёл срок пребывания в предварительном заключении, а потому они были освобождены в зале суда. Людендорф был оправдан, чем очень возмущался. Генерал впоследствии обвинял Гитлера и прочих нацистов в трусости за то, что мятежники не пошли вслед за вожаком шествия на карабины полицейских 9 ноября. Тем не менее Людендорф оставался депутатом рейхстага от НСДАП вплоть до 1928 года. В дальнейшем разочаровался в нацизме, помешавшись на эзотерике и антихристианской конспирологии. Людендорф умер в 1937 году в полной уверенности, что во всех бедах мира виноваты христиане, евреи и масоны.
В тюрьме Ландсберг Гитлер, как известно, надиктовал большую часть своей книги «Mein Kampf» и практически нисколько не был стеснён во времяпровождении и контактах с внешним миром. На свободу вышел уже 20 декабря 1924 года. Впереди предстояло восстанавливать разбежавшуюся нацистскую партию и подтверждать своё лидерство.
Германия, в которую возвращался Гитлер декабрьским утром 1924 года, стала уже другой Германией, отличной от той, которую освободившийся узник помнил в ноябре 1923-го.
15 ноября в обстановке всеобщего хаоса, когда перестали выходить газеты, функционировать транспорт и работать магазины, а один доллар стоил 4 биллиона (миллион миллионов или число с 12 нулями) марок, свою работу начал Рентный банк. Спустя пять дней правительство объявило, что новая валюта — рентная марка — обеспеченная залогом земельных угодий и облигациями промышленных предприятий, будет стоить одну золотую марку или миллион миллионов обычных. Обессиленная публика поверила в новую валюту и… курс марки стабилизировался. Остановившиеся было шестерёнки немецкой экономики вновь начали худо-бедно функционировать. Спасителем страны стал Ялмар Шахт — новый валютный комиссар, а с декабря — президент Рейхсбанка.
Правительство Густава Штреземана, назначившего Шахта на пост и полностью поддержавшее, было скинуто социал-демократической оппозицией в рейхстаге 23 ноября. Социал-демократы не простили Штреземану силового разгона левых правительств в Тюрингии и Саксонии. Бывший премьер, однако, оставался министром иностранных дел вплоть до самой своей смерти в 1929 году. На этом посту Штреземан нормализовал отношения с Западом: согласно плану Дауэса, в Германию рекой потекли американские инвестиции, Рейх на равных правах вошёл в Лигу Наций.
Чрезвычайное положение на территории Германской империи отменили 1 марта 1924 года, вскоре после разрешения «баварской проблемы». Гражданская война в Германии завершилась. Республика получила передышку и шанс на укрепление своих позиций. Воспользовались ли она им — уже другая история.
Эпилог
Чёрно-бело-красный против чёрно-красно-жёлтого. Нажмите для увеличения
Веймарская республика выстояла. Пять лет режим пытались свергнуть и справа, и слева, но немецкий аналог Временного правительства, лавируя между Сциллой революции и Харибдой реакции, всё же вышел победителем из этого раунда борьбы за власть. В ходе германской гражданской войны 1918 — 1923 годов непосредственно в результате боевых действий погибли около 25 тысяч человек — куда меньше, чем в гражданской войне в Финляндии (36 тысяч) и тем более в России, где счёт жертв исчислялся миллионами. В отличие от союзников по Великой войне, также переживших собственные гражданские войны — вроде Австрии, Венгрии и Османской империи — Германия, хоть и утратила ряд территорий, потеряла меньше, чем могла бы, да и осталась единым государством, а не скатилась к децентрализованному хаосу и «параду суверенитетов». Значительную роль в этом сыграли именно бойцы добровольческих корпусов.
Впрочем, никакого повода расслабляться у веймарских политиков не было. После подавления революции рейхспрезиденту Эберту отмерено прожить лишь год — глава страны сгорит за несколько месяцев от нервного напряжения, вызванного судебным разбирательством, выяснявшим, являлась ли поддержка им, Эбертом, рабочей забастовки января 1918 года «предательством Родины», или нет. С той январской забастовки началось восхождение к власти рейхпрезидента, она же Эберта и убила.
Впереди у республики — президентские выборы 1925 года, на которых сенсационную победу одержит 77-летний фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, живой бог для консерваторов и символ Старого Рейха. Впереди — политический кризис 1926 года, вызванный обсуждением, допустимо ли вывешивание в дипломатических представительствах Германии за рубежом кайзеровских чёрно-бело-красных знамён наряду с республиканскими чёрно-красно-жёлтыми. Впереди — тяжбы о компенсациях за конфискованное имущество владетельных родов Рейха и кровавый Первомай 1929 года. Грузовик яркой политической жизни Веймарской республики продолжал весело нестись через нескончаемые ухабы скандалов и ямы кризисов. Ехать оставалось меньше десяти лет.
Фрайкоровцы возвращались к мирной жизни. Впрочем, не все. Практически каждая политическая сила в Веймарской республике имела свои боевые отряды, в которых могли сделать карьеру молодые здоровые мужчины, чьи армейские амбиции ограничивал Версаль. Под впечатлением от постоянных путчей 1923 года даже демократические партии «Веймарской коалиции» (СДПГ, Центр, НДП) сформировали в 1924-м собственную военизированную организацию — «Рейхсбаннер» (Reichsbanner), в которой в начале 1930-х годов состояли 250 тысяч боевиков. Коммунистические «пролетарские сотни» со временем трансформировались в 100-тысячный «Союз красных фронтовиков» (Rote Frontkämpferbund), более известный как «Ротфронт». Лидером среди многочисленных правых консервативных военизированных объединений оставался «Стальной шлем» с полумиллионом участников. В недрах нацистской партии постепенно взращивались штурмовые отряды (Sturmabteilung), звёздный час которых наступит в начале 1930-х.
И здесь мы подходим к вопросу о том, какое влияние оказали добровольческие корпуса на становление нацистского движения. Как советская, так и современная леволиберальная историографии безусловно считают фрайкоровцев прямыми предшественниками нацистов. Из январских и мартовских расстрелов 1919 года выводят прямую связь с нацистским террором, а убитого в 1922 году Вальтера Ратенау кто-то даже окрестил «первой жертвой Третьего рейха». Однако, как и всегда в жизни, ситуация гораздо сложнее простой схемы.
Многие будущие лидеры нацистской партии и государства действительно имели фрайкоровское прошлое. Особенно много наци вышло из фрайкора фон Эппа, давившего Баварскую Советскую республику. Братья Грегор и Отто Штрассеры, Рудольф Гесс, Ганс Франк, Генрих Гиммлер — все отметились на мюнхенских улицах в мае 1919 года. Рудольф Гесс, кроме всего прочего, успел поучаствовать и в подавлении Рурской Красной армии. Спустя три года, во время Рурского конфликта с Францией, подпольной борьбой с оккупантами и коллаборационистами отметился Мартин Борман. Где-то в это же время по Руру разъезжал и молодой пропагандист Йозеф Геббельс.
Впрочем, тогда все эти люди были никому не известны и только начинали политическую карьеру. Как же сложилась судьба активистов добровольческих корпусов, чьи имена гремели и были на слуху в 1918 — 1923 годах?
Из наиболее «поднявшихся» в Третьем рейхе лидеров фрайкоров можно выделить Константина Хирля, возглавлявшего один из мюнхенских добровольческих корпусов и бывшего какое-то время военным комендантом Мюнхена, который станет рейхсарбайтсфюрером Имперской службы труда. Престарелый Франц Ксавер Риттер фон Эпп — лидер баварского фрайкора — станет рейхсштатгальтером Баварии и главой Имперского колониального союза. Впрочем, обе должности представляли собой чистейшую синекуру для старого военного, без какой-то фактической власти. У конфидента министра рейхсвера Носке, Вильгельма Канариса, ответственного за контакты социал-демократического правительства с добровольческими корпусами, впереди — умопомрачительная жизнь, наполненная интригами, заговорами и шпионажем. Жизнь, которую увенчает пост начальника абвера — военной разведки Германии.
Подавляющее большинство же ветеранов добровольческих корпусов, пошедших за Гитлером, сыграют значительную роль в становлении нацистских штурмовых отрядов — СА. Капитан Франц Пфеффер фон Заломон, лидер добровольческого корпуса «Вестфалия», в 1926 — 1930 годах был Верховным руководителем штурмовых отрядов. Лидер «Немецкого легиона» в Прибалтике Отто Вагенер в 1929 — 1931 годах — начальником штаба СА, а позже — экономическим советником фюрера. Создатель добровольческого корпуса «Хакетау», руководитель спецподразделения прусской тайной полиции и участник Кюстринского путча Вальтер Штеннес в конце 1920-х годов фактически создал с нуля не только берлинское, но и отделения СА по всему востоку Германии.
Однако самым успешным фрайкоровцем, сделавшим головокружительную карьеру в НСДАП, стал «второй фрайкоровец Баварии», начальник штаба у фон Эппа Эрнст Юлиус Рём. Своевольный и амбициозный капитан, сыгравший огромную роль на начальном этапе развития Движения, не стеснялся спорить с самим фюрером, а если надо, то и ссориться, громко хлопая дверью. В конце концов Рём стал начальником штаба СА, а после кроваво зачистил улицы Рейха от противников Гитлера.
В 1933 — 1934 годах бывший капитан стал членом имперского кабинета министров. Блестящая карьера закончилась 30 июня 1934 года ночным арестом, доставкой под конвоем в мюнхенскую тюрьму «Штадельхайм», пистолетом с одним патроном и расстрелом у стены одиночной камеры под выкрики: «Мой фюрер!»
Эрнст Рём
Вслед за своим начальником штаба в могилу последовали и множество других высокопоставленных штурмовиков, определённая часть которых также имела «белое» прошлое (Даниэль Герт, Эдмунд Хайнес, Петер фон Хайдебрек, Ойген фон Кессель, Фриц фон Краусер). Герхард Россбах, Герман Эрхардт, Вальдемар Пабст чудом избежали смерти. Первому пришлось скрываться и сменить имя. В дальнейшем Россбах работал безвестным страховым клерком. После падения нацистов внёс значительный вклад в восстановление работы Байрёйтского музыкального фестиваля в честь Рихарда Вагнера. Умер в 1967 году. Второй бежал из страны, сначала в Швейцарию, затем в Австрию. Купил поместье, где занимался сельским хозяйством. После аншлюса Австрии, вероятно благодаря заступничеству бывшего соратника Канариса, Эрхардта не тронули. Умер в 1971 году. О судьбе Вальдемара Пабста мы уже рассказывали.
Дело всё в том, что в конечном итоге вольнолюбивый дух добровольческих корпусов вошёл в непреодолимое противоречие с жёстко иерархичной структурой НСДАП. Белые ветераны гражданской войны стали слишком самостоятельны для Гитлера, стремившегося утвердить абсолютную власть. Доказательства того, что СА не согласны быть обычным подразделением партии, отчётливо проявились ещё в конце 1920-х годов. Франц Пфеффер фон Заломон и Отто Вагенер слетели со своих постов ввиду сомнений в лояльности, а Вальтер Штеннес и вовсе устроил мини-путч в берлинском гау в 1931 году, противопоставив «революционный национал-социализм» штурмовиков «обуржуазившемуся национал-социализму» Гитлера.
Таким образом, «Ночь длинных ножей» 30 июня 1934 года во многом положила конец личной преемственности фрайкоров и нацистского движения. В какой-то степени произошедшее в Германии в 1934 году можно сравнить с тем, что случится в Советском Союзе в 1936 — 1938 годах. Как Сталин избавился от настоящих творцов красной победы в российской Гражданской войне, так и Гитлер аналогично поступил с теми, кто в своё время обеспечил победу «белому делу» в Германии.
Но наследие добровольческих корпусов отнюдь не было выброшено нацистами на помойку. Геббельсовская пропаганда продолжала превозносить заслуги фрайкоров — кое-где, как в Руре или в Верхней Силезии, фрайкоровцам даже открывались памятники. За гранитными и бетонными монументами, однако, совсем потерялся дух добровольческих корпусов: способность к самоорганизации, гражданская ответственность, чувство локтя и взаимопомощи, честь и независимость мышления.
Извратив дух фрайкоров, нацисты оставили лишь безапелляционную готовность решать насилием любые политические вопросы. И в этом отношении добровольческие корпуса действительно можно считать идеологическими предшественниками национал-социализма.
Как мы видим, нацистский режим явился очень неоднозначным итогом приложенных фрайкоровцами усилий по «спасению Родины». Многие активисты добровольческих корпусов это понимали, поэтому рассказ о наследии фрайкоров был бы неполон без упоминания тех, кто не пошёл вслед за Гитлером.
Вальтер Каспари, принявший активнейшее участие в разгроме Бременской Советской республики, с 1922 года служил главой бременской полиции. На этом посту отметился борьбой с нацистским уличным беспределом, за что и был снят с должности в 1933 году.
Командир подводной лодки Мартин Нимёллер, студент теологии, ярый националист и антикоммунист в составе студенческого фрайкора Мюнстера в 1920 году давил Рурскую Красную армию. Член НСДАП с 1924 года, Нимёллер длительное время служил протестантским пастором. Однако вскоре после победы национал-социалистической революции до Мартина начало доходить, что нацистское государство оказывается невероятно далеким от христианского идеала Града на Холме. Несколько лет диссидентской критики увенчались громкой проповедью в июне 1937 года о недопустимости поклонения человеку (т. е. Гитлеру) вместо Бога. Такого нацисты-безбожники простить не могли, поэтому через несколько дней Мартин Нимёллер отправился в концлагерь, где и просидел до 1945 года.
В послевоенной Германии Нимёллер стал одним из самых авторитетных священников, много сделавшим для осознания немцами своей вины в преступлениях нацистского режима. Мировую славу Нимёллеру принесла фраза: «Когда они пришли за социалистами, я молчал — я не был социалистом. Когда они пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза. Когда они пришли за евреями, я молчал — я не был евреем. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня».
С годами бывший нацист и антикоммунист стал радикальным пацифистом и человеком достаточно просоветских взглядов.
Схожий путь проделал и Эрнст фон Заломон, отрывки из романа которого мы неоднократно приводили в шести частях нашего рассказа. Осужденный за соучастие в убийстве Ратенау, Эрнст был помилован в декабре 1927 года. После освобождения занялся писательской деятельностью — первый роман «Изгои», столь обильно цитированный нами, вышел в свет в 1930 году. Заломон продолжал интересоваться политикой — в частности, поддерживал движение шлезвигских крестьян, в поддержку которых даже устроил перформанс. Нет, не прибил тестикулы к брусчатке на Александерплац, а заложил маломощную бомбу в подвале Рейхстага. Эта «шалость», впрочем, сошла автору с рук. В начале 1930-х годов один за другим выходили романы Заломона, исполненные в духе анимеконсервативной революции, что обеспечило писателю определённое уважение нацистов. Однако независимый нрав бывшего фрайкоровца, а также связи с левыми и евреями (родной брат Эрнста Бруно был активистом Коммунистической партии, а жена — еврейкой) развеяли какие-либо иллюзии Заломона и режима в отношении друг друга. После кратковременного ареста и отказа подписать клятву немецких писателей фюреру Заломон ушёл во внутреннюю эмиграцию, сосредоточившись на работе киносценариста. Главным достижением на этом поприще стал сценарий фильма «Карл Петерс» 1941 года — антибританского и антисемитского байопика о германском колонизаторе Восточной Африки конца XIX века.
После войны писатель больше года провёл в американском лагере для интернированных. На основе этого опыта издал в 1951 году роман «Анкета» — весьма ироничный и довольно антиамериканский. Об авторе первого бестселлера ФРГ снова заговорили. В дальнейшем Заломон продолжил писать сценарии для фильмов, а также включился в пацифистское движение. Кроме того, бывший фрайкоровец принял участие в создании Немецкого союза мира (Deutsche Friedens-Union) — крайне левой партии, финансируемой из ГДР. Богатый на события и идеологические кульбиты жизненный путь Эрнста фон Заломона закончился в 1972 году.
Мартин Нимёллер
Эрнст фон Заломон
Не стоит забывать и о взглядах Вильгельма Канариса, который находился в скрытой оппозиции гитлеровскому режиму как минимум с 1938 года. Вероятно, именно глава абвера помог избежать расправы Вальдемару Пабсту и Герману Эрхардту. Связи с Сопротивлением и западными разведками в итоге стоили адмиралу жизни — Канариса повесили в апреле 1945 года.
Таким образом, как мы видим, политическое наследие добровольческих корпусов необычайно разнообразно и противоречиво. Из фрайкоровской среды вышли как «правоверные» гитлеровцы, так и многие оппоненты — от левых национал-социалистов и правых консерваторов до просоветских пацифистов.
Современный леволиберальный дискурс, господствующий в Германии, равно как и в других странах западного мира, признать данный факт не готов. Это ярко видно хотя бы на примере научно-популярных передач на немецком телевидении.
В 2008 году баварский образовательный канал BR-alpha выпустил десятисерийный документально-игровой фильм о ключевых событиях германской истории с 1862 по 1948 годы — Vom Reich zur Republik. Три фильма из десяти посвящены гражданской войне в 1918 — 1920 годах. В сериале крайне сочувственно показаны морячки-бандиты из Народной морской дивизии, в то время как бойцы фрайкоров выставлены исключительно жестокими и бездушными силами «консервативной реакции». Общий нарратив показанных серий повторяет леволиберальный плач Ярославны по «невинно убиенным» коммунистам вроде Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
И тут мы подходим к вопросу о том, что произошло бы с Германией, материализуйся призрак коммунизма там в реальную власть. По мысли члена НСДПГ Генриха Штрёбеля:
Диктатура советов и немедленная полная социализация были в Германии абсолютно исключены. Факт того, что крайне пролетарски настроенные левые вообразили себе, что смогут в точности повторить в Германии русский образец, был следствием губительного непонимания экономических и политических возможностей стран. В аграрной России, где лишь десятая часть населения существовала за счет промышленности, даже долгосрочный паралич и разруха индустриального производства не смогли довести страну до катастрофы. Рабочие, лишившиеся своих мест, нашли убежище в деревне или в Красной армии. Между тем в Германии за счет промышленности и торговли живут две трети населения — и как они смогли бы существовать, куда могли бы податься эти 40 миллионов человек, если бы опрометчивая, непродуманная социализация производства привела в ступор всю индустриальную систему?
В Совдепии проблема безработицы в те годы решалась массовым призывом в РККА, где к концу 1920 года числилось 5,5 млн человек, многих таким образом держали в продовольственной зависимости. Скорее всего, также поступили бы и германские товарищи. Ничего хорошего для западной цивилизации соединение русского серпа и немецкого молота под властью Коминтерна, как можно догадаться, не несло.
Традиционно историография ставит руководству Веймарской республики в вину тесное сотрудничество со старой имперской элитой. Считается, что коммунистическая опасность в Германии была преувеличена, и все попытки навязать диктатуру пролетариата провалились бы.
Позволим себе не согласиться. Аргументы, что общая доля коммунистов в обществе была ничтожно мала, а идеи — нереализуемы, опровергаются трагичным русским примером. Партия большевиков практически весь 1917 год представляла собой небольшую кучку маргиналов с безумными идеями, что не помешало отморозкам взять власть. Причём не столько из-за каких-то экстраординарных организаторских способностей лидеров (нисколько не умаляем при этом дьявольский организаторский гений Ульянова и Бронштейна), а прежде всего по причине роковой слабости Временного правительства, сознательно отвергшего союз с армейской элитой.
Нет сомнения, что пойди Керенский на союз с Корниловым, Алексеевым, Колчаком или каким-нибудь другим военным лидером Русской армии, дабы сокрушить большевистскую заразу, «сердобольные» потомки спустя десятилетия осуждали бы главу Временного правительства словами: «Посмотрите, как мало было коммунистов, они бы объективно никогда не взяли власть, союз с реакционерами был ошибкой». Керенский, как известно, на такой союз так и не пошёл, потеряв в итоге страну, Эберт же удержал Германию над коммунистической пропастью.
Пример германской революции и гражданской войны ещё раз доказывает простую истину: даже в самой экстремальной ситуации правительство может выкарабкаться, если обладает железной решимостью и хотя бы парой верных батальонов. У немцев такое правительство и такие батальоны оказались. У русских сто лет назад, к сожалению, нет.
Источники по теме:
На русском языке:
«Вне закона» (в оригинале «Изгои») — автобиографический роман Эрнста фон Заломона о своём участии в военизированных формированиях.
«Фрайкоры. Повесть о германских добровольцах» — работа современного русского историка Вольфганга Акунова. При всей своей ценности для русскоязычного читателя стоит иметь в виду крайне публицистический стиль и чрезмерно идеализирующую немецких белых позицию автора.
В первом томе книги «Взлёт и падение Третьего рейха» американского журналиста и историка Уильяма Ширера даётся довольно подробная и развёрнутая панорама Пивного путча 8–9 ноября 1923 года, не говоря уже о самой истории становления нацистской партии.
«Война во время мира. Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 гг.» — роскошный сборник научных исторических статей о насилии военизированных организаций в послевоенном мире от Ирландии до Южного Кавказа.
На английском языке:
«The German Freikorps 1918–23» издательства Osprey за авторством испанского историка Карлоса Кабальеро Хурадо — книга знаменитого оксфордского издания, специализирующегося на военной истории и униформе.
На немецком языке:
LeMO (Living Museum Online) — интерактивный проект Немецкого исторического музея. В хронологическом порядке от начала XIX века до наших дней в формате кратких статей отражены основные события германской истории с богатым приложением иллюстраций, аудиофайлов, биографических справок и мемуаров.
Интервью Вальдемара Пабста журналу Spiegel за 1962 год, в котором он рассказывает об убийстве Розы Люксембург и Карла Либкнехта, а также о предательстве будущего президента ГДР Вильгельма Пика.
Цикл из пяти статей (I, II, III, IV, V) о революционных событиях в ноябре 1918 — январе 1919 годов, подготовленных журналом Spiegel в честь 50-летия революции в 1968 году. Общий настрой публикаций — «зря объединялись с реакционной военщиной против братьев-социалистов».
Соответствующие статьи на Метапедии. Стоит учитывать открытую предвзятость в сторону чрезмерного восхищения добровольческими корпусами и общую ультраправую направленность ресурса.
Документально-игровой сериал «От империи к республике» (Vom Reich zur Republik), конкретно IV, V, VI серии, VII серия посвящена «Пивному путчу» и дальнейшему суду над Гитлером. Как уже говорилось выше, сериал имеет явные антифрайкоровские предубеждения.