Вся серия

«Приплыла с ними и ненависть к исламу!»

— из описания Ахмадом ибн Маджидом первого португальского вояжа в Каликут

«Португалия — не маленькая страна», — сообщает нам серия пропагандистских плакатов 1934 года, выпущенных в эпоху правления Салазара. Действительно, тогда Португалии принадлежали значительные заморские территории, по площади превосходившие всех её западноевропейских соседей вместе взятых. Но задолго до этого Португалия была первой крупной колониальной империей Европы.

На этом пути ей пришлось столкнуться с сопротивлением могущественных мусульманских правителей на всём протяжении от Средиземного моря до Индии.

Как в Марокко сосуществовали португальская власть и шариат? Как на прибытие европейцев отреагировали индийские христиане? И самое главное — можно ли считать отношения португальских колонизаторов и мусульман в то время однозначно антагонистическими?

Молодая империя юга: Португалия пытается колонизировать Марокко

В отличие от большей части своих западноевропейских коллег по колониальному ремеслу, португальцы гораздо больше времени провели, сражаясь против мусульман, нежели управляя ими.

Собственно, сама страна появилась из такой войны: в ходе общеиберийской «реконкисты»*Как справедливо заметил Ортега-и-Гассет, если что-то длится столетиями, то «возвращением земель» это сложно назвать португальские короли окончательно закрепили свою власть над этой территорией аж в 1249 году, на 2,5 столетия раньше испанских соседей.

Конечно, средневековая история — это зона фальсификаций и националистических мифов, неумело изготовленных с целью «удревнения» истории единого государства, дабы обосновать претензии действующего на тот момент политического режима. Но в этом плане легенда Португалии куда достовернее той, что соорудили себе испанцы: если в случае Испании можно с уверенностью говорить о колоссальной роли исламского фактора в формировании культуры и этноса, чему свидетельством служат 4 тыс. слов арабского происхождения (почти ¼ всего словаря) и очевидные исламские мотивы в архитектуре части страны, то у португальцев репутация «крестоносцев» и «реконкистадоров» действительно ненадуманная — в португальском гораздо меньше арабских слов, а местная архитектура имеет куда больше общего с Лавкрафтом, нежели с Магрибом.

Подобно обитателям вымышленного Иннсмута, правители Португалии связали свои надежды с морской экспансией, и при Генрихе Мореплавателе (построившем замечательную кораблестроительную верфь в Сагрише) начали активные движения в этом направлении.

В хронике Гомиша Эаниша ди Зурары, посвящённой истокам империи португальцев, руководство государства поставило следующие задачи: исследовать новые территории, обратить в христианство встречаемые туземные народы, установить торговые связи с христианскими политиями (если таковые найдутся), заключить вместе с ними союз против магометан и, наконец, определить размеры владений и серьёзность власти мусульманских правителей. То есть мы можем увидеть, что «мусульманский вопрос» уже тогда обозначался как приоритетный.

Уже в первой половине XV века португальцы осмелились совершать пиратские акции в мусульманском мире — в 1415 году они захватили Сеуту (сегодня это испанская территория на побережье Марокко), и следующие 100 лет в ходе новых больших и малых экспедиций подчинили себе значительную часть марокканского побережья. Более того, они были признаны в качестве соверенов этих территорий как мусульманскими правителями, так и испанцами.

Строительство каракки на лиссабонской верфи

Марокко имело решающее значение для дальнейшего проникновения португальцев в Африку и обеспечения самой метрополии продовольствием*Поскольку большая часть самой Португалии это земля безблагодатная с точки зрения сельского хозяйства.

Португальцам в этом начинании помогала внутренняя нестабильность и политическая фрагментация этой политии*Которая по факту была преодолена только в XX французами, на своих штыках укрепивших власть короля — засевшие в Фесе султаны из династии Ваттасидов сражались с региональными шарифами и были вынуждены идти на уступки европейцам. Сами португальцы способствовали этому процессу. Так, в 1460-м сотрудничавшие с португальскими торговцами и агентами власти города Сафи на атлантическом побережье Марокко отказались признавать власть султана и заключили союзнический договор с королём Португалии, превратившись де-факто в колониальное образование.

На подчинённых португальцами марокканских территориях местные играли большую роль, как в администрировании туземного населения, так и в торговле с самой Португалией. В местной коммерции евреи и мусульмане вообще могли занимать топовые позиции и даже конкурировать с «расой господ». Например, в Аземмуре евреи и мусульмане сформировали картель, который стал настолько силен, что король Португалии на 2 года запретил метрополии торговать с представителями Аземмура.

Маленькие помощники колонизаторов: племенные вожди на службе португальского короля

Португальцы могли завоевать несколько небольших опорных пунктов и построить цепь крепостей, но их реальная власть не распространялась дальше городских стен, за пределами которых им приходилось общаться с местными племенными вождями без оглядки на конфессиональные различия. Например, одним из таких вождей был бербер по имени Яхья Тафуфт. Он пришёл к власти в своей части Дуккалы (регион в районе Атлантического побережья) в результате переворота, устроенного португальцами, когда оттуда изгнали ранее правившую семью Бану Фархун.

За свою службу Тафуфт получал от короны 30 унций золота в год плюс 20% всей добычи в набегах, которые происходили регулярно. При этом степень его автономии была очень высокой. Получив официальный чин капитана, он объявил себя командиром для всех мусульман, лояльных португальцам; в интерпретации Тафуфта, его авторитет превосходил авторитет белых колонизаторов, когда дело касалось разрешения повседневных вопросов. Также он требовал от местных мусульман царских почестей (чтобы ему целовали руку и ногу). Он зашёл так далеко, что на подвластных территориях создал свой «канун» *Свод законов и правил, перенятых от немусульман, или введенных мусульманским правителем для территорий, не охваченных шариатом, который на его территориях стоял выше прочих форм права.

Тафуфт делал большие деньги на стороне, получая взятки и подарки как от европейских торговцев, так и от частных лиц за различные услуги и защиту.

Карьера Тафуфта является достаточно типичной для того времени и места. Финал карьеры тоже: в 1518 году его убили на пути к его другу (его брата убили незадолго до того).

Жизнь в африканских прибрежных городах Марокко под властью португальцев была достаточно свободной по стандартам Европы Раннего Модерна, если дело касалось религии. Все личные дела между туземцами в португальском Марокко португальцы разрешили решать по шариату. Разрешили, но не заставили: с приходом европейской власти у местных имамов и улемов не осталось никакой вооружённой силы для того, чтобы заставлять местных соблюдать вынесенные ими решения. Де-факто имеющие реальную силу решения принимали местные вожди на основании местных обычаев («урф»). На практике это привело к повсеместному произволу и грабежам, что, в свою очередь, начало сказываться на экономике региона и привело к постепенному упадку торговли на португальских территориях в Марокко.

Ввиду того, что одной из важнейших функций марокканских территорий было снабжение метрополии продовольствием (туземцы платили колонизаторам дань натурой — зерном и скотом), то упомянутый упадок экономической активности приводил к тому, что португальские капитаны начали рейды на окраины своих же регионов для захвата в рабство местных жителей.

Это привело к ещё большему исходу населения с этих территорий и их большей деградации — и опять-таки к увеличению экспедиций работорговцев, «восполнявших недостачу» живыми людьми. Причём речь идёт именно о берберских и арабских рабах — тогда ещё бизнес работорговцев не стал таким прибыльным, как веком позже, и цвет кожи пленников не всегда был чёрным. В ходе одной из таких налоговых экспедиций португальцы обратили в рабство местного арабизированного негра, который вошёл в американскую историю под именем Эстеванико Чёрного. Впоследствии его купили испанцы, которые взяли его с собой в Новый Свет, где Эстеванико участвовал в исследовании современного юго-запада США. Считается если не первым мусульманином в Северной Америке, то одним из первых (хотя претендентов на это звание, откровенно говоря, немного). Некоторые антропологи считают, что Эстеванико вошёл в мифологию индейской народности пуэбло в качестве духа по имени Чаквайна.

Торговля марокканскими рабами достигла пика в 1518–1522 гг., как раз когда регион страдал от засухи и неурожаев и «налоговые обязательства» туземцев стимулировали португальских колонизаторов особенно активно порабощать местных жителей с целью дальнейшей продажи. В одном только 1522 году на невольничьих рынках Испании продали 50 тыс. (!) женщин родом из Марокко. Такого рода практики лучше джихадистской пропаганды склоняли местное население в сторону тех, кто обещал принести им освобождение от португальцев. И такие люди в Марокко нашлись.

Лузиада и полумесяц: морская империя Португалии против мусульманских политий

В то же самое время в другой части Марокко поднимался клан Бану Саади (далее будем называть их Саадитами), представители которого объявили себя потомками пророка Магомета и начали джихад, целью которого был контроль над маршрутами перевозок золота из Судана в Западную Африку.

В 1536-м полития Саадитов захватила огромную часть Марокко и уже представляла угрозу для португальцев. Это, в свою очередь, вызвало подъём джихадистов на территориях султана Феса, и уже в 1534-м Ваттасидам пришлось снова встать на путь войны с португальцами ради успокоения наиболее радикальных слоёв населения.

Но основную угрозу для европейцев нёс клан Саади, представители которого в 1540-х гг. нанесли португальцам ряд ощутимых поражений на севере Африки и захватили у них ряд крепостей. В 1549-м Саадиты выгнали султана из Феса, что привело к прямому конфликту уже с Османами, которые потом поддержали в Марокко переворот, имевший роковое значение для истории Португалии — но об этом позже.

Большая игра Раннего Модерна: португальцы против генуэзцев в Марокко

К моменту португальского завоевания марокканских прибрежных городов в этом регионе давно и прочно обосновались торговцы из Генуи. Первые колонии генуэзцев обосновались в Фесе и Асиле аж в 1438 году. Кроме обычной торговли, они были в Марокко андеррайтерами, банкирами и посредниками в разного рода коммерческих сделках (в частности, в выкупе пленников; часто пленниками становились европейцы, захваченные мусульманскими пиратами).

Представители итальянского полиса играли колоссальную роль в экономике северных и внутренних районов Марокко и по сути владели значительной частью внешней торговли этой политии. Один из таких генуэзцев, Луи де Презенда, был нанимателем сотен мусульман и христиан в регионе, и часто действовал как торговый агент на службе ваттасидского султана. За это он получил от султана фактическую монополию на торговлю в портах Марокко, устранив других генуэзцев (вроде представителей небызвестного семейства Дориа). Его бравая карьера закончилась в 1527 году, когда он направлялся в Тунис с дипломатическим поручением от габсбургского императора Карла V: по пути его корабль перехватил османский флот, и по итогам разбирательства де Презенда лишилс головы.

Генуэзцы более других европейских торговцев в регионе способствовали трансферту европейских технологий в Марокко, помогали султану строить крепости и корабли. Собственно, поэтому португальцам пришлось прорываться с боем на севере региона и занимать не тронутое генуэзцами атлантическое побережье. Возможно, значительная часть негатива, которую приходилось терпеть португальцам в отношениях с разными правителями Марокко, была связана с генуэзским лобби.

Когда Саадиты начали подбирать под себя Марокко, некоторые генуэзцы поддержали их, поставляя продвинутое европейское вооружение. Интересно, что Саадиты, будучи консервативными мусульманами, всячески поощряли европейских коммерсантов и военспецов принимать ислам и оставаться в Марокко, где им гарантировалась высокооплачиваемая работа. Один из них, генуэзец, известный европейским источникам только по имени Йоханнес, принял ислам (и имя Яхья аль-Ильдж) и женился на дочке одного из советников саадитского султана. Впоследствии он стал шерифом (вождём) и был назначен губернатором Тиюта, крупного регионального центра производства сахара. Его сын стал воспитателем сыновей султана и много лет прослужил в качестве начальника марокканской артиллерии.

Крутые перцы: Португалия к востоку от Суэца

В то же время развивались события в Индии, путь в которую португальцы открыли в конце XV века. К слову, своим успешным плаванием в Каликут Васко да Гама был обязан мусульманину — оманскому лоцману Ахмаду ибн Маджиду, который помог португальцам достигнуть Индии. Ибн Маджид также задокументировал пиратский беспредел Португалии в местных широтах, который начался вскоре после прибытия европейцев. Но если знать историю Европы, то в поведении португальцев нет ничего удивительного.

Ахмад ибн Маджид в современной детской книжке из тематической серии.

На момент событий, о которых идёт речь, среди европейских купцов, занимавшихся морскими перевозками, ещё не было чёткого разделения между непосредственно торговлей и морским разбоем. И тем и тем понемногу занимались очень многие купцы, в зависимости от обстоятельств. Собственно, впоследствии через пиратство европейские государства пришли к морской гегемонии над всем остальным миром (что, в свою очередь, привело к установлению политического контроля).

Португальцы в Индии занимались и пиратством, и торговлей, тем более что на первых порах их товары не особенно интересовали местных купцов — так что насилие служило одним из инструментов ведения деловых переговоров.

Новообретённую монополию на торговлю с Индией португальцам нужно было защищать не только от европейцев, но и от мусульманских политий. В первую очередь от египетских мамлюков, которые обладали одновременно слабым флотом и стратегическим положением на пути в Красное море. После завоевания Египта Османами войны не стихли, а продолжились даже с большей силой, поскольку новые хозяева Нила твёрдо решили установить военное и экономическое присутствие в Индийском океане.

Добрую часть XVI века португальцы провели, сражаясь с передовой державой исламского мира. Первый большой османский флот построили в начале 1530-х, и в 1535-м они попытались выбить португальцев из Красного моря. Своих целей они не достигли, но большую часть XVI века обе державы провели сражаясь друг с другом за господство на индийских торговых путях. Впоследствии морские амбиции Османов были укорочены без португальского участия в сражении при Лепанто — но не будем забегать вперёд.

Одновременно португальцы расширяли своё присутствие в мусульманском мире на востоке.

В нашем исследовании ислама в голландских колониях мы мельком упоминали о происходивших там процессах. В 1511 году, всего лишь через год после завоевания Гоа (которым португальцы впоследствии правили четыре с половиной века), португальцы захватили Малаккский султанат — относительно недавно исламизированную политию Ост-Индии (где за 100 лет до этого большая часть населения исповедовала индуизм).

Стратегия Португалии имела определённые границы — речь шла не о расширении территориальных владений и даже не о безоговорочном политическом доминировании, а об экономическом контроле. В 1516 году в регионе проживало около 4 тыс. португальских подданных, в 1540-м их стало уже 7 тыс. — но это не те людские ресурсы, с которыми можно всерьёз пытаться подчинить себе столь огромный и густонаселённый регион. Португальское господство на море, как мы увидим позже, не было бесспорным, и также ограничивалось в потенциале количеством судов и квалифицированных кадров: люди и лес в Европе требовались не только португальцам; на непосредственно контролируемых ими территориях ощущался дефицит и того, и другого.

Малакку они захватили, поскольку это был один из самых богатых и важных портов региона. В то же время сама Португалия кроме успехов в военно-морском деле не могла похвастать обширным опытом управления территориями с абсолютно чуждым населением (и соответствующим интеллектуальным наследием). Поэтому захватив Малакку, несмотря на всю крестоносную риторику, они оставили на месте туземные институты для управления местным населением. Впрочем, они очень настороженно относились к исламу, и первым бендахаром*По значению это слово в Малакке означало аналог европейского магистрата или губернатора при португальской администрации стал индус Ниначату.

Также португальцы в «воспитательных целях» начали миссионерскую деятельность среди местных на Малакке, благо у них перед глазами был позитивный пример массового обращения туземцев на Гоа. В 1545-м на Малакке даже открыли миссию иезуиты. Но на этой территории количество обращений оставалось очень низким, в сравнении с Гоа — абсолютный провал.

Парадоксальным образом, не став провинцией с христианским большинством, в качестве «штаб-квартиры» португальских миссионеров Малакка оказалась куда как полезнее европейцам, и оттуда проповедники уходили в другие регионы востока, где добивались куда больших успехов. В качестве примера можно привести Японию, где европейцами была создана мощная христианская община, пережившая все гонения и сохранившая существенное влияние. Шутка ли: притом что христиане составляют 1% от населения страны, из их рядов вышли 8 (!) премьер-министров. Великий японский писатель Рюноскэ Акутагава как раз происходил из семьи «крипто-христиан».

Другие мусульманские политии Ост-Индии видели в португальцах угрозу. Ну, это мнение не лишено оснований — в 1521 году португальцы захватили султанат Пасей, с правителями которого ещё за 10 лет до того установили торговые отношения и вообще активно дружили. Дальнейшее их расширение натолкнулось на деятельное сопротивление султаната Аче (Северная Суматра), о котором мы довольно много рассказали в нашем исследовании ислама в голландских колониях. Аче был региональным центром ислама, причём очень консервативного толка — например, там запретили петушиные бои (одно из любимых развлечений автохтонного населения).

Султаны Аче не просто сопротивлялись попыткам португальцев подчинить коммерческую жизнь своей политии (один из важнейших мировых центров выращивания перца), но и активно пытались выгнать европейцев из Индии. Это, наверное, был один из немногих примеров, когда туземная полития могла перейти в контрнаступление против европейских колонизаторов с крупными десантными операциями и полноценным противостоянием на море. В период 1560–1580 гг. Аче доминировал в Малаккском проливе, а португальцы находились в обороне.

В этот период мусульманские коммерческие круги со всего региона (т. е. с территории нынешних Индонезии и Малайзии) прямо и косвенно поддерживали Аче в его войне против португальцев, которые, строго говоря, кроме торговли занимались также морским разбоем в отношении мусульманских конкурентов. А когда португальцы не грабили магометан, то душили их дополнительными сборами и иными способами дискриминации. В числе последнего, они способствовали возвышению купцов-индусов для купирования исламского влияния. А что касается подданных-мусульман, то в 1540 году на Гоа португальцы ввели специальный налог на мечети.

Вместе с этим пришли и политические союзы с индусскими политиями на востоке и западе острова Ява. Надо сказать, и сами правители-индусы стремились к сотрудничеству с португальцами, поскольку в стремительно исламизирующемся регионе они нередко становились объектом агрессии со стороны соседей. Хорошим примером такого рода «конфессионального сотрудничества» является альянс португальцев с правителями-индуистами на побережье Малабара. То был политико-экономический альянс, сформированный в 1590-х с целью оказания военного и политического давления на маппилов, местное сообщество, образовавшееся из малайеязычных торговцев, принявших ислам. Но вообще, конечно, индусы считались любимчиками колониальной администрации и аффилированных с ними иезуитов, которые считали, что эта религия позволит купировать влияние ислама на туземцев в условиях относительно невысокого уровня обращений в христианство. Например, в Диу местной общине индусов покровительствовал сам Афонсо Мендес, иезуит и бывший патриарх Эфиопии.

Португальский король Мануэл I в образе короля моря на фрагменте карты мира, за авторством Мартина Вальдземюллера (1516)

Но всё же «религией господ» на управляемых португальцами территориях выступал католицизм, о чём колонизаторы иногда напоминали туземцам из числа немусульман. При вице-короле Константино де Браганса (1558–1561 гг.) в Португальской Индии разрушили около 900 индусских храмов — так колониальные власти расчищали территорию для миссий самых разнообразных католических орденов. «Орденское лобби» было очень сильным, но в основном по причине тех бесценных услуг, которые они оказывали колониальной демонстрации как врачи, агенты влияния колониальной администрации и, что особенно удивительно, полноценные администраторы удалённых территорий. Как мы уже говорили выше, людей катастрофически не хватал,о и в каких-то регионах руководители миссий помимо прочего выполняли функции португальских генерал-губернаторов в условиях отсутствия светских чинов. Например, в период 1560–1580 капитанами факторий на Тиморе и Солоре были члены ордена-доминиканцев, занимавшиеся в этом регионе миссионерской деятельностью. После краткого периода голландской оккупации в XVII веке этот регион вернулся под управление доминиканцев.

«Не те» христиане: индийская «община св. Фомы» и колонизаторы

Португальцы действительно нашли христиан в Индии, как и надеялись изначально. Только вот найденные христиане оказались не просто не католиками, но и даже не последователями «греков-схизматиков». Индийские христиане были несторианами, у которых патриарх изначально сидел в Багдаде. После монгольских нашествий (по официальной версии) христианская община в Индии оказалась отрезанной от единоверцев и развивалась в изоляции.

Приплывшие португальцы решили латинизировать местную церковь и начали действовать проверенными иберийскими методами — со сжиганием книг, отменой обрядов и канонов местной церкви, инквизицией и пр. Индийские христиане, однако, периодически взбрыкивали, и в XVII веке решили в отсутствие багдадского патриарха установить связи с сирийским патриархом. Переворот не удался, но они разругались с Римом окончательно и устроили свою церковь. В итоге Рим предложил им унию на свободных условиях (было установлено подчинение Папе, но возвращались старые обряды и устанавливалась сильная автономия), но согласились не все, и эта община разделилась на две: Сиро-Малабарскую католическую церковь и тех, кто присоединился к Сирийской яковитской церкви.

Торговля в регионе тесно переплеталась с религией, поскольку основными носителями религии изначально были суфии, которые традиционно очень активно участвовали в экономике городских центров — и благодаря им ислам распространился так быстро по всему региону как религия успешных коммерсантов. Поэтому топовые элементы ачехского общества (точнее, суфии, коммерсанты и султан) изначально были заинтересованы в установлении военной и экономической гегемонии султаната в Ост-Индии как гаранте их положения и процветания. Также на это повлияло падение Малакки, которая до португальского завоевания являлась местным центром мусульманского знания. Ввиду неблагожелательного настроя португальцев многие улемы разъехались по региону и часть их обосновалась в Аче, что вызвало подъём местного мусульманского образования.

Вместе с этим султанат Аче расширял свою территорию на Суматре и рядом с побережьем, став «альтернативной Малаккой» и центром мусульманской коммерческой деятельности в регионе. Они завоевали Ару и западную Суматру, а также постоянно атаковали Батак. Но, конечно, некоторую роль в этом играли и заинтересованные иноземцы.

Значительную поддержку Аче оказывали Османы и их сателлиты, для которых было очень важно влиять на торговлю в этом регионе и не отдать её в руки врагам-португальцам. Поэтому стамбульские власти сделали ставку на создание сильной союзной державы в регионе и укрепляли Аче не только деньгами, но и прямой военной помощью. Например, в ходе войны Аче против португальских вассалов с острова Ару (1539) в экспедиции не просто принимали участие османские солдаты, но командовал всем предприятием прибывший из Джидды (уже находившейся под османским контролем) Махмуд Хан (этнический абиссинец, кстати). В самой крупной ачехской кампании против португальцев (1568) участвовали аж 400 османских солдат, подкреплённых артиллерией. Косвенным подтверждением серьёзности османского участия в местных делах является и тот факт, что три столетия спустя, когда уже голландцы вели свою войну в Аче, сражающиеся повстанцы-джихадисты использовали исправно функционировавшие османские пушки XVI века.

Португальский Диу

В процессе войн против португальцев правители Аче пытались создать панисламский союз между всеми мусульманскими политиями региона с целью изгнания европейцев. Но большая часть региональных правителей-единоверцев, несмотря на сохранение позитивных отношений и редкие совместные военные акции против португальцев, всё же была против углубления союза. Некоторые даже пытались играть за 2 стороны, как это делали султаны Джохора, Паханга и Сиака, старавшиеся сохранять политические связи с португальцами, даже находясь в союзе с Аче. В ходе наступления на Малакку в 1574–1575 гг. власти султаната Демак даже отказались прислать войска, поскольку опасались чрезмерного усиления Аче.

Ост-индские «игры престолов» не прекращались никогда и были основной причиной развала объединённого антипортугальского фронта. В 1570-х принц Джохора женился на дочери султана Аче, и в 1576–1578 гг. Джохор даже повоевал против португальцев. Но когда Аче захватил султанат Перак (старый союзник Джохора), отношения начали портиться, и в 1582 году султан Джохора отказался помогать своему ачехскому тестю, что привело к войне и оккупации его султаната силами Аче. Принц Джохора не растерялся и попросил португальцев вмешаться, и при помощи европейского оружия ачехские войска изгнали из Джохора.

Почему так получилось? В ту эпоху исламизация Ост-Индии ещё не закончилась, и каждый знатный род стремился построить свой собственный султанат. Собственно, на одном не сильно большом острове могло быть несколько враждующих между собой султанов. Единственная «конфедерация султанов» в регионе (Малайзия) появилась только при посредничестве англичан много столетий спустя. Надо сказать, в мусульманской политической мысли такая идея оказалась сформулирована достаточно давно, но индонезийские султаны не были готовы умерить свои амбиции и признать верховенство кого-то из конкурентов.

Вместе с тем нельзя отрицать историческое значение борьбы Аче против португальцев. Не будет преувеличением сказать, что ачехские султаны сыграли важную роль в истории Юго-Восточной Азии, приостановив коммерческую и культурную экспансию европейских колонизаторов в этом регионе, вследствие чего ислам продолжил укреплять там свои позиции. После гораздо более позднего голландского завоевания белые колонизаторы уже были вынуждены иметь дело с оформившимся социально-культурным ландшафтом, который миссионеры и цивилизаторы не смогли кардинально изменить при всём желании (хотя и смогли на него повлиять, как мы узнали в исследовании голландских колоний).

Как мусульмане Ост-Индии европейским торговцам помогли

К 1637 году к власти в Португалии пришла партия, желавшая разрыва унии с Испанией, и следующие 30 лет обе стороны провели в состоянии войны друг с другом. Это вызвало известные неудобства на востоке, где местные торговцы хотели продолжения выгодных для обеих сторон коммерческих отношений. Решение было найдено быстро: с позволения султана Говы испанцы и португальцы продолжали торговать на территории султана и под его флагом. Это позволяло не только решать вопрос с испанскими колониальными властями (которые всё прекрасно понимали, но для них была важна юридическая составляющая), но и с голландцами, которые никогда не упускали возможности пограбить иберийские колонии, однако с нейтральными правителями Ост-Индии старались поддерживать хорошие отношения.

Вся эта схема была бы невозможной без личных связей частных торговцев с Макао (Франциско Виейра де Фигуэйредо и Франциско Мендеса) с правителями Говы. Власти колонии дали им карт-бланш на заключение подобного рода договорённостей от лица руководства Макао с местными правителями в кризисные 1640-е.

Ормуз: арабская крепость португальцев

В 1515 году португальцы захватили остров Ормуз, один из пунктов контроля работорговли на побережье Восточной Африки и естественную преграду на пути из Египта в Индию (а также торговый пост). Строго говоря, весь торговый трафик Персидского залива в Индию и обратно проходил через Ормуз, что позволяло зарабатывать огромные деньги просто на ввозных пошлинах. Весьма показательно, что в «Потерянном рае» Мильтона уже сильно позднее описываемых нами событий Ормуз всё ещё представлялся как эталон богатства: «На царском троне, затмевавшем блеск сокровищниц Индийских и Ормузских».

Поэтому для португальцев необходимость занятия острова была очевидна. Другое дело, что европейцы не сделали из острова колонию, а оставили у власти местный царский дом. Ормуз сделали протекторатом и обязали царя выплачивать ежегодную дань и оплачивать содержание португальского флота. Также португальцы получили право беспошлинного ввоза товаров на остров.

Но повторение истории с Гоа было невозможным по нескольким причинам. Тяжёлый климат Персидского залива не позволял заселять территорию протектората белыми поселенцами; а давно и надёжно исламизированное коренное население не позволяло европейским солдатам жениться на местных женщинах. Погодные условия на том же Гоа более благосклонны по отношению к белым, а туземные женщины не так строги в вопросах обрядов и религии, поэтому там неженатые солдаты легко оседали, создавая лузофонную общину. Что же до миссионеров на Ормузе, то их активность была обречена на провал. На острове действовало достаточно еврейских и христианских купцов, но за пределами рыночных отношений там царила сегрегация, поддерживаемая всеми сторонами. Но несмотря на военную природу власти португальцев на острове, количество солдат и матросов в Ормузе никогда не превышало 500 человек.

Поначалу удержать Ормуз было непросто. Колонии индийских купцов-мусульман (в частности, из Гуджарата) были хорошо представлены в Ормузе (как и ормузские купцы в Индии). Индийцы оказались очень недовольны тем, что португальцы поставили на местную таможню своих офицеров. Это снижало прибыли многих купцов, которые привыкли вести дела с привычными арабскими чиновниками. В итоге они подняли восстание 1518 года. Аналогичные антипортугальские выступления чуть позже имели место на Мальдивах, в Каликуте, самом Гуджарате и других крупных торговых центрах мусульманского востока. Тайминг указывает на то, что атака на европейцев координировалась, хотя и не сохранилось документальных подтверждений этого (скажем, нет переписки участников с мусульманской стороны). Но что интересно по итогам восстания, хотя португальцы и добились освобождения своих пленных и возвращения им их собственности, всё же убрали своих офицеров с ормузской таможни.

Встаёт вопрос, а что думала о португальской оккупации Ормуза Персия, одна из крупнейших мусульманских держав, залив имени которой теперь могли запереть христиане? Ну, тогдашняя Персия не имела нормального военного флота до времени правления Надир-шаха, то есть до XVIII века. А так для правящей сефевидской династии португальцы были скорее благом, поскольку они тоже находились в состоянии перманентной войны с Османами. Османская аннексия порта Басра (ныне — Ирак) в 1546 году ещё больше сблизила католиков и шиитов. С позволения шаха португальцы даже построили 3 военных форта на персидском берегу. Португальцы, кроме прочего, поставляли персам артиллерию и периодически предоставляли свои порты. Иногда это сотрудничество включало участие португальских военспецов и моряков в карательных рейдах на территориях взбунтовавшихся против Сефевидов прибрежных районов и более удалённых арабских областей.

Португальские миссионеры и Pax Persica

Пока правящая династия Персии сохраняла хорошие отношения с Португалией, католическим миссионерам позволялось не только создавать миссии в прибрежных районах вблизи португальских крепостей, но и в глубоких внутренних районах Персии — среди христианского населения державы Сефевидов*Ведь ближневосточные христиане на тот момент в большинстве своём не принадлежали к числу католиков; мало что изменилось в этом плане и сегодня. Например, католические миссионеры строили школы для армянских детей и даже могли вести миссионерскую деятельность среди суннитов (элита государства была шиитской).

Шах также использовал португальских миссионеров с прицелом на противодействие как исламскому, так и коренному христианскому духовенству в своей державе, дабы католики вносили сумятицу в жизнь сложившихся общин, ослабляя их коллективную переговорную позицию. Например, когда часть персидских армян задумала порвать со своей церковью и заключить унию с Римом, это ослабило армянское лобби в Персии.

Также португальских миссионеров часть использовали с дипломатическими мерами на Ближнем Востоке — они могли договариваться от лица шаха с разными региональным правительствами в ситуациях, когда прямые переговоры по каким-то причинам были невозможны. Так, шах смог заключить мир с Османами в 1613 году благодаря посредничеству миссии августинского миссионера Антонио де Гувеа.

И конечно же, католические миссионеры были важными агентами влияния персов в Европе, где они продвигали идею шиитско-католического союза против Османской империи. Португальские миссионеры играли важную роль в сношениях между шахом и правителями христианского мира. Полномасштабный военный союз персов и Габсбургов против Османов так и не состоялся, но всё же Сефевиды и европейские правители укрепили существовавшие отношения, и это стало почвой для более плотного сотрудничества Персии с Европой позже.

Хотя не найдено никаких официальных планов аннексии Ормуза и его превращения в полноценную колонию, португальцы явно и скрыто работали на демонтаж местных институтов с целью фактического подчинения территории. В 1520-х европейцы увеличили размер дани, чем довели царя до банкротства, а потом в 1529 году сместили ормузского визиря Шарафа аль-Дина и отправили его в качестве политического заложника в Португалию, где он пробыл аж 15 лет. После этого до 1540 года, начиная с Рашида аль-Маскати, Ормузским царством в качестве визирей управляли лояльные португальцам арабы родом из Омана. Ослабив царскую власть, португальцы в 1543 году снова забрали себе таможню, оставив царей без основного источника доходов и, соответственно, без средств для ведения политической деятельности. В конечном итоге царский престол оказался тоже подчинён пришельцам и впоследствии даже кандидатов на царский престол утверждали португальцы, регалий и авторитета самих соискателей было уже недостаточно.

Однако, вскоре повторилась история с Марокко. Португальские капитаны, находившиеся одинаково далеко как от метрополии, так и от центра операций на Гоа, увлеклись грабежами и поборами местных купцов, не особенно заботясь о защите судоходства в этом районе. Также они смещали царей Ормуза, исходя не из стратегических соображений империи, а с целью личного обогащения. Так, в период 1534–1564 гг. португальские капитаны самовольно сместили трёх (!) ормузских царей без уважительного политического повода, а просто в процессе вымогания денег из претендентов.

Постепенно торговцы начали покидать Ормуз, который при такой администрации утрачивал своё положение коммерческого и транспортного хаба.

Власти метрополии, возможно, проявляли недовольство, но решительных действий для изменения ситуации не предприняли. Стоит отметить, самые ранние колониальные империи (в частности, Португалия и Голландия) на первом этапе часто становились объектами грабежа со стороны самих колониальных управленцев, обладавших чрезмерной автономией в решении вопросов на большом расстоянии и активно злоупотреблявших этой властью в своих интересах — и в ущерб общей колониальной стратегии.

Каравеллы уходят в закат: упадок и падение португальской империи на востоке

Одновременно с этим в Северной Африке разворачивались события, которые привели к утрате Португалией независимости. При поддержке Османов в Фесе произошёл переворот, и неудавшемуся королю Абдалле Мухаммеду пришлось бежать в Лиссабон, где он заручился поддержкой португальцев. В 1578 году они устроили большую экспедицию с целью восстановить Абдаллу на троне, которую возглавлял сам король. Из того, что нам известно, Абдалла Мухаммед в ходе кампании позиционировался не как вассал португальского короля, но как его союзник, что позволяло несколько сгладить ситуацию с местными племенами и нейтрализовать угрозу общемарокканского джихада. В принципе, это можно считать показателем успеха «исламской дипломатии» Португалии, а может и индикатором того, что в ту эпоху разница между носителями авраамических религий была совсем не такой зримой, как сегодня.

Но как бы то ни было, экспедиция закончилась очень плохо — почти все португальцы (включая короля и большую часть знати) погибли, а соответствующая ветвь Саадитов только укрепила свою власть (которая в 1590-х простиралась аж до Тимбукту).

Португалия утратила свою гегемонию в Марокко и в следующие два столетия только отступала на этом фронте, отдавая свои территории другим странам (так Сеута стала испанской). Окончательно португальская история в Марокко закончилась в 1770-х со сдачей марокканскому султану крепости Мазаган (ныне Эль-Джадида). Что касается истории политии после 1578 года, то португальцам стало даже хуже: новое Марокко играло более активную роль в европейских войнах, только уже на стороне голландцев и англичан, сражавшихся с католической сверхдержавой Габсбургов.

Гибель короля и верхушки знати для португальской метрополии означала династический кризис, который привёл к интервенции габсбургского короля Филиппа II с последующим подчинением Португалии испанским королям.

Но в целом навязанный Португалии брак по расчёту оказался выгодным для многих участников тех событий с португальской стороны, поскольку они получали доступ к ресурсам Габсбургов (что в те времена означало не только Испанию, но и добрую часть католического мира вообще). Эта помощь оказалась не лишней в мире, где всё больший вес приобретали голландские и английские пираты, пользовавшиеся протекцией своих государств.

Вместе с тем в XVI веке в Индии появилась ещё одна мощная мусульманская полития — речь идёт о Великих Моголах. Акбару Великому приходилось терпеть португальцев, поскольку своего нормального флота Моголы не имели, и португальцы были для него важны в качестве контрагентов. Но, что характерно, Акбар понимал, что его державе нужен флот, и в своей переписке с узбекским правителем Абдуллой-ханом высказывал мнение, что надо бы построить свой собственный мусульманский флот для того, чтобы обеспечить контроль над морскими маршрутами, ведущими в Мекку и Медину.

Карта языков, на которые оказал влияние португальский. В Маллаке, например, и сегодня существует диалект papia kristang, на котором говорят потомки смешанных браков между португальцами и местными. Например, в балийский слова «suredadu» (солдат) и «bandera» (флаг) пришли из португальского языка. Даже в непокорный Аче пришли португальские слова (например, португальске «sabao» («мыло») в Аче превратилось в «sabun»)

В то же время сами португальцы постоянно держали в уме возможность атаки Моголов против Гоа и старались вести себя максимально доброжелательно. К слову, при дворе Моголов находились иезуиты, при помощи которых португальцы хотели обратить Акбара в христианство и, таким образом, сделать из него надёжного союзника.

Впрочем, смертельный удар восточной империи португальцев нанесли не мусульмане, а протестанты-голландцы, которые методично выбивали иберийских конкурентов из Ост-Индии. Потом к процессу подключились англичане, и стало совсем худо. Как вы помните, гегемония португальцев в регионе не была безусловной (оставался непокорённым и сильным враждебный Аче), теперь же она начала рушиться. Голландцы даже сумели выгнать португальцев из Японии, где те имели колоссальное влияние — и заместили их: европейским «лингва франка» в Японии на момент её «открытия» американцами в XIX веке был голландский, и именно голландцы имели доступ к японской торговле все два с половиной века её «закрытия» от внешнего мира. В этом им, кстати, помогли англичане, которые подарили Стране восходящего солнца её первого адмирала. Англичане же вместе с персами отняли у португальцев Ормуз в 1622 году: новый шах Аббас I решил провести многоходовочку, и сначала пригласил англичан открыть факторию в Персии, чтобы немного уравновесить влияние португальцев, а потом и вовсе отнял с их помощью португальские порты на побережье страны. С этого момента началось отступление португальцев из Персидского залива, затянувшееся на полвека, но уже неуклонное. В 1722 году, когда держава Сефевидов рушилась, влияние португальцев на местные дела стало незначительным, и все сливки с этого снимали другие европейские хищники (в частности, Россия).

Пока северные европейцы вытесняли португальцев с разных островов, в 1632-м Моголы захватили их факторию на реке Хугли (рядом с Каликутом, 140 км от Бенгальского залива). Португальцы смогли вернуться в этот регион спустя некоторое время, но возрожденная торговля значительно уменьшилась в объеме. В 1641-м голландцы отобрали у португальцев Малакку, и после этого закат могущества Португалии на востоке было не остановить. Вдобавок ко всему, на входе в Индию появилась новая враждебная Португалии мусульманская полития со значительным флотом — Оман, где к власти в середине XVII века пришла новая династия имамов Аль Йаруб. Они отбили у португальцев ряд важных крепостей в районе Персидского залива, ещё больше ослабляя связь Лиссабона с азиатскими колониями.

Интересно, что ряд успешных туземных военных акций против португальцев (от Японии до Африки) пришлись как раз на первую половину XVII века — тот период, когда наибольшую активность в соответствующих регионах проявляли голландцы. То есть для туземных правителей был очень важным тот факт, что португальцы (которые первыми среди всех европейцев зашли так далеко на восток) не самый могущественный народ запада и, соответственно, при должном приложении сил тоже могут быть биты азиатами. Так у португальцев отобрали их азиатскую империю. Конечно, у них ещё оставались значительные территории в Азии (главным образом Макао и Гоа), которые принадлежали им ещё почти три столетия, но мусульманская компонента там практически отсутствовала, и потому история этих территорий не имеет прямого отношения к предмету нашего сегодняшнего разговора.

Подводя итоги этой части исследования, надо сделать какие-то выводы, чтобы объяснить, почему португальцы сначала преуспели, а потом проиграли. Никаких страшных глубинных причин нет, просто Португалия была очень небольшой державой полисного типа. Голландия отчасти тоже — но позубастее и посильнее португальцев. Неудивительно, что и тех и других впоследствии подвинули ещё более зубастые и многочисленные англичане.

Что касается мусульманской политики португальцев в Азии, то она видится вполне последовательной и эффективной с точки зрения самих португальцев, империя которых состояла из цепи фортов, портов и факторий. То есть те незначительные территории, которыми управляли непосредственно португальцы, методично христианизировались. В качестве туземных контрагентов там предпочитали немусульман, но без фанатизма — достаточно много примеров и сотрудничества португальцев с местными коммерсантами-мусульманами в тех случаях, когда им это было выгодным (вернее, когда без мусульман никак не получалось наладить торговлю — как на Малабарском побережье). Как это ни странно, деньги для короны иногда значили больше веры: например, если для индусских и мусульманских торговцев в Малакке платили ввозные пошлины в размере 6% от стоимости товаров, то неавторизованным португальским купцам приходилось платить 25%.

Когда дело касалось метрополии, то Португалия была удивительно толерантным местом по сравнению с иберийским соседом. Насильственное крещение мусульман и евреев (альтернатива — депортация) пришлось на 1496 год и стало причиной не какого-то там католического фанатизма самих португальских правителей, а условия, выдвинутого испанской короной в ходе переговоров о заключении династического брака (португальский король хотел жениться на дочери испанского короля). Кстати, в процессе многие португальские мусульмане «самодепортировались» на территорию испанской Кастилии (!), где тогда ещё не действовало никаких указов о крещении. Хотя, конечно, это было временным решением — уже в 1502 году королева Изабелла издала аналогичный указ.

Говоря о разнице в региональных подходах к исламу, здесь политику португальцев нужно оценивать сообразно региональным обстоятельствам.

В Индии принятые португальцами меры были адекватны обстановке, поскольку там любые заигрывания с мусульманами становились бессмысленными и даже вредными. Зачем индийским мусульманам нужны пришлые европейцы, если рядом есть ряд вполне легитимных мусульманских правителей? И зачем португальцам многоходовочки с участием мусульман, чья верность всегда будет под вопросом, если рядом есть вполне комплементарные индусы? Это только в совсем диких районах планеты вроде глубинной Африки мусульмане являются однозначными контрагентами европейцев.

У голландцев и англичан «происламская» дипломатия началась не от хорошей жизни — просто у них не было крупных союзников в Европе и пришлось искать таковых в других местах: «назло габсбургской бабушке подружусь с османскими хулиганами».

В случае Ормуза, если отбросить негативную коррупционную составляющую португальского правления, мы имеем перед глазами весьма полезный пример подчинения и дальнейшей «деконструкции» развитой мусульманской политии экономическими и политическими методами. При этом с минимальным применением силы и без гражданской войны. Такими темпами не затронутый существенным европейским влиянием Ормуз стал бы колонией, надёжно контролируемой из метрополии. Собственно, это процесс прервался завоеванием острова персами в XVII веке — но это не лишает ормузскую историю ценных уроков.

Также было полностью оправданным покровительство португальцев различным католическим орденам, которые распространяли португальское влияние гораздо дальше, чем могли дотянуться чиновники и дипломаты из метрополии. Так что португальцы имели возможность черпать ресурсы всеевропейских организаций, каковыми являлись ордена.

Проиграли португальцы единственно по военным причинам, причём сражаясь против численно превосходящего противника.

А вот в Марокко португальцы явно не сделали достаточно для укрепления своей власти — последнее в тех условиях означало как раз-таки стратегический союз с исламом просто для наведения порядка на занятых территориях. Практика показывает, что чисто идеологической нелюбви к исламу у португальцев не существовало, и потому тем более странно, что на обширных территориях с туземным большинством они не попытались заняться кодификацией и внедрением шариатского права. Опять-таки, это требовалось просто из коммерческих соображений: с чересполосицей племён и их крайне разнообразных обычаев организовать процесс сбора и вывоза культур и готовых товаров с территорий было практически невозможно. Именно поэтому империя в Марокко начала рушиться ещё до прихода Саадитов, из-за внутреннего беспорядка.

Так Португалия, к добру или к худу, не стала империей с мусульманским большинством, и это место позже заняла Голландия. Но у Португалии также были владения в «чёрной» Африке, где мусульмане составляли значимый процент населения и элиты. Но об этом мы поговорим в другой раз.

Далее: часть вторая