«Я не понимаю, как что-то, что длилось восемь веков, можно называть отвоеванием»
— Хосе Ортега-и-Гассет о концепции Реконкисты
В этом цикле мы не раз и не два ссылались на пример Испании, поэтому рано или поздно нам пришлось бы вернуться к этой теме и раскрыть её. Да, Пиренейская монархия не имела такой крупной мусульманской компоненты в своей колониальной империи, какую, например, можно было наблюдать у французов или голландцев. И всё же она заслуживает самого пристального рассмотрения, поскольку в её случае речь идёт о мусульманах, проживавших в самом сердце государства и практически неотличимых от титульного населения. Даже в случае Австро-Венгрии и её балканских мусульман речь шла об окраине с особым правовым режимом. Но в истории ислама в Испании мы видим куда более близкий аналог сегодняшней европейской ситуации, когда «Чужой» является таким же гражданином, как и представитель титульной нации.
Как ислам повлиял на испанцев и чем на самом деле была Реконкиста? Как сосуществовали католическое правосудие и шариат? Как мусульмане Испании пережили фактический запрет ислама? Зачем на самом деле была нужна инквизиция? Какие формы в Испании принимали подпольный ислам и запрещённая мусульманская культура?
Исламское государство Гранады и Толедо: Аль-Андалус и потерянная история мусульманской Европы
Прежде чем мы начнём изучать, как Испания раннего Нового времени решала мусульманский вопрос, нам нужно разобраться в непростом исламском прошлом самой Испании.
Как известно, в VIII веке Пиренейский полуостров был завоёван мусульманами и в течение последующих VIII столетий жители северных политий очень медленно отвоёвывали полуостров обратно. История Реконкисты и падения мусульманской Испании (которую принято называть Аль-Андалус — арабы перевели германский этноним «земля вандалов», оставшийся от побывавшего там в своё время племени) полна удивительных, а иногда и совершенно безумных историй, в достоверности которых нас хотят убедить медиевисты, опирающиеся на летописи и хроники, написанные непонятно кем и когда, но с очень понятными примитивными политическими целями*. Как вам, например, история про город Кория, который христиане сдали в 1113 году сарацинам, думая, что те на самом деле христиане? Или про фламандских наёмников, убивших епископа Лиссабона в 1147 году, приняв его за араба? Это, а также масса историй про союзы христианских правителей с мусульманами и наоборот* позволяет усомниться в привычном нарративе «войны за веру и отечество». Наверное, поэтому Андалус и история мусульман в Испании представляют реальный интерес, в отличие от каких-нибудь фэнтезийных викингов, саксонских/франкских королей* и теологических диспутов ни о чём. Созданный на руинах мусульманской Испании националистический государствообразующий миф настолько не соответствует тем свидетельствам, которые имеются об этой эпохе, что поневоле начинаешь с куда большим интересом изучать её из тех соображений, что «нарочно такого никто не придумает».
Так что же действительно имело место в средневековой Испании?
Передача про начало истории Андалуса. Она замечательна тем, что ставит важнейшие вопросы, на которые у медиевистов нет ответа, и показывает, почему история Средних веков неполна и вообще напоминает плохо сочинённое фэнтези. Как дотракийцы арабы смогли самостоятельно совершить крупную десантную операцию и высадиться в Вестеросе Испании? Как они смогли завоевать крупные пространства, помеченные бесчисленными крепостями? Ответы всегда «наверное», «может быть», «вероятно». Абсолютно непонятен [в рамках «исторической науки»] аргумент про название Андалус — вандалы ушли из Испании за 300 лет до этого, зачем арабам называть свою землю в честь тех, кто там не задержался? Словом, передача обязательна к просмотру тем, кто всерьёз воспринимает «средневековую историю» и самих медиевистов
По сути, если смотреть объективно (и на основании всех доступных нам источников и исследований), на Пиренейском полуострове имело место нечто похожее на ситуацию в восточнославянской части Европы XV века: соседствующие воюющие/торгующие христианские и мусульманские политии имели смешанное население, где конфессиональные и этнические границы на самом деле были гораздо менее определенными, чем сейчас. Имеются свидетельства о том, что бо́льшая часть населения полуострова по обе стороны границы пользовалась как романскими, так и семитскими языками в течение большей части реконкисты, поскольку вся Испания того периода была одним большим мусульмано-христианским фронтиром. Есть даже [очень странные] литературные редкости той эпохи вроде сочинений на испанском, написанных с использованием арабского алфавита.
По существу, мусульманская Испания была больше испанской, нежели арабской. Например, по сообщениям арагонских послов, в 1311 году население мусульманской Гранады составляло 200 тыс. человек, но из них непосредственно «маврами» была только небольшая часть населения, а почти всё население состояло из белых европейцев, чьи предки приняли ислам. Исламский историк Ибн аль-Катиб, живший в том же веке, называл жителей Гранады «белокожими». Гранадский географ XII века Мухаммад ибн Абу Бакр аз-Зухри в своём «Китаб аль-Джаграфия» написал не требующую особенных толкований фразу: «Жители Андалуса ведут себя как франки в своих мирских и религиозных вопросах».
Христианские королевства и исламские эмираты в период Реконкисты активно влияли друг на друга, причём здесь всё разделяется на два неравных периода: до XI века христианские элиты заимствуют мусульманский стиль в одежде и заказывают там ремесленные товары, а после XI века мусульмане начинают больше воспринимать обычаи и моду христиан. И это в эпоху, когда вроде как идёт религиозная война не на жизнь, а на смерть!
Верхушка Андалуса тоже периодически бывала европейской в этническом смысле*: Абд аль-Рахман I был блондином; Хишам I был белым и рыжим; у Абд аль-Рахмана III были голубые глаза (и чтобы казаться больше «своим» для арабской части подданных, он красил свои блондинистые волосы в тёмный) и т. д. Когда позже к власти пришла другая, более «арабская» династия, её собственно генетический компонент тоже начал быстро размываться за счёт появления потомства от этнически белых наложниц.
Исламский след в Испании
Ещё интереснее получается, когда мы узнаём о том, что в христианском королевстве Арагон проживала огромная община мусульман-мудехаров*, которые платили налоги и сражались в войнах арагонских королей. У них наличествовала большая автономия, в XIV веке закреплённая в основных законах страны: свои школы и делопроизводство, свобода торговли и передвижения, отправление культа и многое другое — и всё это абсолютно не вписывается в картину религиозной войны и разделения на «мавров» и «христиан». Регулируя отношения королевской власти с мусульманами, арагонские чиновники ссылались на шариат и мусульманское право (suna et ius arabicum/saracenorum). Разумеется, при жизни двух разных сообществ в одном государстве столкновения были неизбежными, и в случае христианско-шариатских коллизий можно было бы ожидать примата европейского права над исламским (как это было, например, во Французском Алжире в Новое время), но его не было: исход таких споров различался от случая к случаю, и правовой статус во всяком случае мусульманских общин в королевстве соответствовал тому, который имели христианские области. При этом если мусульманские земли находились в управлении церкви (христианские правители могли жаловать духовникам будущие завоёванные земли в обмен на помощь в организации военных походов), то католический епископ получал доход с вакуфных земель.
В условиях реконкисты мусульманское население, по идее, должно было являться пятой колонной, вынуждавшей арагонских королей постоянно оглядываться, но мусульмане показали себя в целом образцовыми верноподданными. Иногда они могли переусердствовать в проявлении чувств, как это было в Дароке в конце XIV века, когда они устроили побоище с евреями на процессии в честь рождения принца-инфанта Фердинанда — причиной стал спор о том, кто должен идти во главе процессии. Реакция короля — это классика колониального управления: сначала в 1392 году он постановил, что мусульмане должны идти на всех королевских праздниках впереди, поскольку они сражаются за короля на войне (в отличие от евреев) и потому достойны больших почестей; а через несколько лет решил, что впереди должны быть евреи поскольку «их религия древнее».
Католический судья и суннитские истцы: какие исламские дела разбирал королевский суд Арагона?
Интересно, что зафиксированные случаи апелляции мусульман к королевскому суду кроме споров с христианами могли включать и жалобы на притеснения со стороны «своих» мусульманских чиновников и землевладельцев и даже просьбу к королю-христианину побыть третейским судьёй в споре между двумя мусульманами. В 1335 году мусульманка Селия Эшенти жаловалась на то, что другой мусульманин насильно женился на её дочери, и просила короля расторгнуть этот брак. В 1401 году двое мужчин мусульман оспаривали отцовство ребенка умершей матери, состоявшей в связи с ними обоими. Но иногда бывали случаи, которые заставляли монархов изрядно поломать голову.
Так, в 1356 году одна мусульманка была обвинена в половой связи с христианами, за что по шариату должна была быть обращена в рабство. Однако она обратилась в христианство, что как бы вывело её из-под исламской юрисдикции. Королевский суд заставил новоиспечённую христианку выплатить денежный штраф королеве и на этом всё закончилось.
Иногда арагонские христиане и их мусульманские подданные могли вместе обижать евреев. Так, в 1377 году Азмет Эса, мусульманский вассал аббата Вальдиньи, занял денег у иудейского ростовщика по имени Авраам Атарела. Когда Атарела пришёл за деньгами, то Эса, очевидно, решил, что лучший способ закрыть кредит — это убить самого кредитора, и напал на Атарелу с копьём. Когда заколоть ростовщика не получилось, Эса поднял шум, что Атарела пытался убить его, и призвал на помощь соседей-единоверцев. Совместными усилиями они схватили Атарелу, избили его и представили его перед судом аббата. Аббат принял решение посадить Авраама в зиндан местную тюрьму под предлогом того, что он всё-таки ранил Азмета в ходе самообороны. Ростовщик был отпущен только после того, как согласился уплатить штраф в 100 золотых флоринов аббату. Также аббат конфисковал 100 валенсийских фунтов шёлка, которые Атарела имел при себе в момент визита к должнику-мусульманину.
Нечто похожее существовало и в Аль-Андалусе, где мусульманские завоеватели использовали уже опробованную на Ближнем Востоке систему «зимми»*: христиане и евреи живут в своих собственных сообществах по собственным законам и платят джизью*. Но там сохранялось закреплённое неравенство — в случае, если интересы мусульман и христиан/иудеев пересекались, то дело решал мусульманский суд по шариату. Также в отношении немусульман действовали значительные ограничения, и за одно и то же преступление мусульман наказывали менее строго. Позднее немецкие историки еврейского происхождения создали миф о том, что в Андалусе царила идеальная гармония между всеми сообществами, что, конечно, было не так. Андалус имел гораздо больше общего с американским довоенным Югом: закрытая верхушка господ и множество переходных групп между ними и угнетаемой массой эксплуатируемого населения (хотя, конечно, положение рабов всё-таки было куда более печальным) — и всё это в сложной системе автономий и консервативного патриархального уклада. Причём это неравенство не исчезало с пересечением религиозной границы. Хотя к X веку 80% испанцев на занятых мусульманами территориях приняли ислам, «новые мусульмане» тоже подвергались дискриминации со стороны арабо-берберских элит, что привело к их выступлению за достижение реального равенства с арабами в XI веке. В элитах тоже царила дискриминация: арабы старались во всём ущемлять берберов, а внутри берберского сообщества существовал конфликт между «старыми»* и «новыми»* берберами. Идею «гармонии» позже подхватили сами испанцы с политическими колониальными целями, о чём мы ещё поговорим в III части.
Обычно говорят, что национальный характер Испании сформировала Реконкиста, но это только половина правды, потому что Андалус повлиял на испанцев гораздо больше, чем в Испании принято признавать. Реальное влияние мусульманской компоненты на жителей Испании переоценить невозможно: в архитектуре и музыке оно на виду, а в испанском словаре насчитывается 3 тыс. арабских слов (причём зачастую это «ключевые» слова, относящиеся к описанию домашнего быта, управленческим должностям, устройству жизненного пространства и пр.) — не говоря уже о 30% нынешних жителей Иберийского полуострова с заметным семитским следом в генах.
Так что можно считать, что Испания была первой из европейских империй, которая получила большой опыт управления мусульманами. Во многом потому, что сами испанцы были в значительной степени «маврами».
Фестиваль «Христиан и мавров» в Испании, на котором воспроизводятся основные сюжеты Реконкисты. Раньше на фестивале всегда взрывали голову в тюрбане по имени «Магома», символизирующую мусульманина, но в последние годы из-за угрозы выросшего исламского экстремизма ограничиваются постановочным крещением актёра, наряженного под мавра. В XVI и XVII веках это представление было несколько более живым, поскольку роли мавров там часто исполняли крещёные мусульмане и их потомки. Так, в 1585 году такого рода представление было устроено в Арагоне для испанского короля: рыбаки-мориски играли роль мавров защищавших крепость, а потом побеждённых христианами и проведённых в качестве пленников «реконкистадорами».
Несколько позже современники-враги испанцев постоянно тыкали им этим в лицо, называя Испанию чернильницей обителью лиц смешанного происхождения. Итальянский писатель и патриот Алессандро Тассони называл Испанию «мавританским варваром». Эразм Роттердамский отказался посетить Испанию на основании того, что «эта страна наполнена евреями и еретиками». Томас Мор презрительно называл эту державу как «край неверных евреев и крещёных мавров». Антииспански настроенный папа Павел IV называл испанцев «отродьем евреев и мавров». Исламское прошлое полуострова использовали французские пропагандисты, называвшие Филиппа II «полумавром, полуевреем, полусарацином». А Вильгельм Оранский в 1580-м объяснял жестокость испанских репрессий в Нидерландах тем, что «по большей части среди испанцев и особенно их знати очень много людей с мусульманской или еврейской кровью», а их пропагандисты, создавая чёрную легенду об Испании, указывали на то, что жесткость испанских мер в Индии продиктована тем, что «испанцы смешивались с маврами, полными жестокости и коварства». К слову, в среде фанатов «Гарри Поттера» существует версия о том, что Салазар Слизерин, основатель самой ксенофобской и коварной фракции Хогвартса, сам был испанским мавром. Что ж, это многое объясняет!
Завоевание рая: ислам в единой Испании
Каким бы ни был истинный генезис Испании и реальная история средневекового ислама на полуострове, несомненным является одно: к концу XV века консолидация разнородных политий региона завершилось под властью католических королей Кастилии, что определило характер развития страны на века вперёд. С этого времени у нас становится больше источников и им можно доверять несколько больше чем средневековым.
Вне зависимости от того, насколько терпимо к исламу относились арагонские короли, христианство оставалось религией большинства и правящих элит. Поэтому для снижения транзакционных издержек и возможности продвижения по сословно-карьерной лестнице многие мусульмане и иудеи начали номинально принимать христианство, фактически пользуясь преимуществами «двойной юрисдикции». «Малые народы» стали довольно быстро продвигаться в иерархии королевства, отчасти потому, что некоторые короли, живя в условиях постоянной угрозы заговоров и переворотов, стремились создать противовес традиционной «аристократии меча», которая в тех условиях представляла из себя скопище полевых командиров, знатностью рода и размахом претензий иногда не уступающих и самому королю. Из-за этого Испания имела аномально высокий процент дворянства среди населения*, так что королям нужен был «новодел», который будет обязан своими привилегиями и положениям исключительно им, находясь в оппозиции к «древней коренной аристократии».
Всей испанской знати пришлось выбирать сторону, когда в середине XIV века в Кастилии случилась война за престол между кастильским королём Педро I и претендентом Энрике II. Так уж получилось, что обращённые в христианство иудеи и мусульмане поддержали правящего короля Педро, а вслед за ними и их «исходные» сообщества. Противники вообще часто упрекали Педро I в толерастии и мультикультурализме «маврофилии» и потакании иудеям. Действительно, крещёные и некрещёные иудеи занимали видное место среди его советников, а гранадский эмир Мухаммад V, будучи официальным союзником, даже прислал ему на помощь небольшую военную флотилию и 500 воинов. Тем не менее Педро проиграл, и несмотря на определённую умеренность последовавших погромов, победившая сторона хорошо запомнила, кто за кого воевал. Однако при Энрике II сначала ничего менять не стали, и для восстановления Кастилии и Леона после длительной жестокой войны король решил продвигать крещёных евреев и мусульман (а также дворян невысокого ранга) в топы рыцарской и церковной иерархии, поскольку не хотел повторения бунта чересчур сильной аристократии уже в своё правление.
Крещёные мусульмане и иудеи являлись де-факто агентами влияния своих исконных сообществ. Если мы посмотрим на владетельный клан conversos* Карвахаль-Сантамария, который имел своих представителей и в церковной иерархии, то в тех церковных землях, которые раньше принадлежали «коренным христианам» и перешли к Карвахаль-Сантамария, наблюдается явное увеличение (см. таблицу) доли земель, сдаваемых в аренду иудеям и мусульманам — с 4% до 22% от общей площади. Впрочем, здесь, как и повсюду в Аль-Андалусе, всё было перемешано: та часть клана, что принадлежала к фамилии Карвахаль, относилась к числу коренных католиков, решивших соединить свои статус и связи с деньгами выкрестов.
Старая аристократия всё прекрасно понимала, и в конце XIV века в Кастилии ими была инициирована волна погромов и насильственных крещений. Но это только притормозило рост влияния крещённых при дворе и увеличение их доли в административной и экономической элите. По совокупности достижений, крещёные всё чаще оказывались замешанными в конфликты вокруг распределения власти и территории, что в Европе XV века было делом обычным: если что-то можно сказать о Средневековье более-менее точно, так это то, что тогда царил юридический хаос и границы правовых норм и территориально-имущественных прав были очень подвижными и трудноразличимыми.
Уже в первой трети XV века «новые христиане» имели огромное влияние при дворе кастильского короля Хуана II* и снова встали на проигравшую сторону: потомки крещёных занимали враждебную позицию по отношению к группировке фаворита Альваро де Луна, которая была посильнее и смогла ответить лоббированием дискриминационных законов против выкрестов. Принятие законов сопровождалось бунтами и погромами conversos и евреев (всё началось в Толедо в 1449-м и со временем перекинулось на другие регионы страны).
Так, с середины XV века католические монархи начинают заботиться о этноконфессиональном составе своего населения и в 1449-м принимают закон «о старых христианах», смысл которого заключался в разграничении населения: «старыми» христианами являлись те, кто мог доказать отсутствие иудейских/мусульманских крещеных предков на протяжении не менее 5 поколений; «новыми христианами» являлись те, у кого на протяжении пяти поколений крещеные иноверцы всё-таки находились. К слову, принятие указа не объясняется никаким католическим лобби, поскольку ему противодействовали на самом верху церковной иерархии*.
Разделение было сделано не для галочки — вскоре на основе этого закона появилось множество законодательных уточнений: только «старые христиане» могли занимать должности на военной, государственной и церковной службе, обучаться в университетах; только им было разрешено селиться в некоторых районах (в результате получались престижные gated communities и образовывались новые гетто меньшинств); в суде против «старых христиан» могли давать показания и выступать свидетелями только старые христиане и т. д. Весь этот массив новых правил и ограничений давал испанскому правительству и католической церкви колоссальные экспроприационные возможности, поскольку в условиях иберийской «этно-конфессиональной чересполосицы», рассмотренной нами в части об истории Андалуса, под ударом оказывалась значительная часть населения, так как у многих находились друзья и знакомые из числа «новых христиан». Более того, много влиятельных семей Кастилии пытались тщательно скрывать факт происхождения из «новых христиан», чтобы не страдать от ограничений, связанных с этим статусом. Король смотрел на это сквозь пальцы, поскольку это давало дополнительные рычаги воздействия в дальнейшем. Хороший пример этого приводится в романе Артуро Переса-Реверте «Чистая кровь», действие которого происходит в Испании 1620-х. В решающий момент королевский первый министр Оливарес вынуждает одного из главзлодеев пойти на попятную, используя шантаж, связанный как раз с утаённым статусом «новых христиан»:
«Дон Франсиско де Кеведо, прискакав сломя голову в Алькесар, сумел с помощью своего громкого имени и денег, полученных от графа де Гуадальмедины, проникнуть в тамошнюю церковь. И к несказанному своему изумлению, облегчению и злорадному ликованию — убедиться в том, что граф Оливарес через своих шпионов знал и раньше. Луис де Алькесар сам был нечистокровный. На генеалогическом его древе имелась иудейская ветвь — ничего, впрочем, удивительного: пол-Испании могло бы похвастаться тем же, — принявшая христианство в 1534 году, о чем имелась соответствующая запись. Иудейские же предки очень сильно пятнали дворянское звание дона Луиса, однако в ту пору, когда даже самое благородное происхождение можно было купить — и не разориться, — все почему-то чрезвычайно вовремя позабыли произвести необходимые штудии и изыскания, без коих он никак не мог бы претендовать на высокую должность личного секретаря его величества. А поскольку Алькесар, помимо всего прочего, кичился принадлежностью к ордену Калатравы, а в рыцарское достоинство возводили только тех, кто доказал, что является „древним христианином“ и что предки его не запятнали себя физическим трудом, то, господа, налицо — подделка документов и подлог. И если бы такое недостойное поведение сделалось достоянием гласности — а для этого хватило бы одного сонета дона Франсиско, который подкрепил бы свои слова зеленой книжицей, позаимствованной у приходского священника в обмен на толику — и отнюдь не малую — серебряных эскудо, королевский секретарь был бы обесчещен, опозорен, потерял бы свою придворную должность и крест Калатравы, равно как и бо́льшую часть благ и льгот, причитающихся идальго и кабальеро. Можно не сомневаться, что не один Оливарес ведал об этом жульничестве — знали о нем в Священном Трибунале, знал и падре Эмилио Боканегра, однако в нашем растленном мире, в мире лицемерия и мнимостей, власть имущие, стервятники, падалью живущие, завистники, трусы и прочая мразь умеют покрывать друг друга и стоят друг за друга горой».
Но на момент описываемых там событий закон был принят, в том числе и для ограничения влияния потенциально нелояльной пятой колонны: Кастилия, объединившись в династическом союзе с Арагоном, как раз добивала мусульманскую Гранаду и намечалось противостояние с османским халифом. А потому «нетитульные конфессии» требовалось поставить на учёт. В связи с этим все 1460–1480 годы Испанию сотрясали погромы conversos и евреев. По сути, это были небольшие войны: в Севилье в 1465-м имели место городские бои между conversos и их противниками, в 1473-м conversos были изгнаны из Кордовы после полноценного сражения, в котором выкресты выставили 300 вооружённых всадников.
Мусульманам в ходе погромов 1390–1490 гг. тоже доставалось как подельникам иудеев, но темпы крещения среди них были гораздо меньше, поскольку:
— Их права более упорно защищались королём и их аристократическими сеньорами, имевшими большую налоговую выгоду со своих мусульманских вассалов, занимавших позиции в квалифицированных отраслях как ремесленники (оружейники, строители, хирурги и пр.). Иудеи тоже там были представлены, но они всё же слишком упорно концентрировались в секторе финансов (где заёмщик в принципе не хочет отдавать деньги) и активно лезли в церковный и землевладельческий сектора (что приводило их к прямому конфликту с доминировавшими там «старыми христианами»). Мусульмане же как «технари» были лишены реальной власти. Хорошим современным примером будет засилье инженеров и программистов из стран БРИКС в ключевых отраслях экономики развитых стран: их продолжают завозить в огромных количествах несмотря на все истории про хакеров и антизападные провокации — к реальной власти они не допущены, а как обслуживающий персонал для усложняющейся технологической инфраструктуры очень полезны.
— Жесточайшая конкуренция со стороны генуэзского капитала. На протяжении всего XV века происходила колонизация экономики всех политий Иберийского полуострова мигрировавшими туда коммерсантами и промышленниками из Генуи, терпевшей поражение в борьбе с Венецией за контроль над торговыми путями в Азии и Средиземноморье*. Причём проникновение в экономику происходило без оглядки на границы: генуэзский капитал в разное время спонсировал первые португальские экспедиции в Африку и испанский морской рывок на запад, подчинил себе промышленность и сельское хозяйство мусульманской Гранады, обеспечил избрание испанского короля Карла V властителем доброй части цивилизованного мира и в дальнейшем генуэзские финансисты стали доминировать во всех владениях испанского короля до конца 1620-х гг. Но в начале этого славного пути им пришлось столкнуться с сопротивлением местных еврейских коммерсантов и аффилированных с ними conversos, которых проще было подавить, используя административный ресурс в союзе с местной аристократией. В этом плане мусульмане как технический персонал не представляли угрозы для генуэзцев, поскольку не лезли в область принятия решений.
Сдача Гранады, 1492
Аннексия Гранады была продиктована геополитической необходимостью, поскольку османский султан Баязид II в своей переписке обещал гранадскому эмиру полноценную военную помощь и вторжение в Валенсию — чего никогда не произошло, но сам этот факт подстёгивал испанскую корону поскорее завершить процесс объединения страны. Так, в результате последней затяжной войны в 1492 году Гранада была взята испанскими войсками.
Сразу встаёт вопрос — сколько мусульман осталось под властью испанской короны в 1492 году? После широкой миграции сторонников эмирата в мусульманские политии (около 40 тыс. человек уехали в течение двух лет до сдачи города; неизвестное количество тех, кто уехал в течение военного десятилетия) на территории Испании осталось в целом 700–750 тыс. мусульман (больше половины которых были коренными жителями Арагона и Кастилии) — огромная цифра для страны с общим населением 8.5 млн человек. Испания сама по себе была крайне неоднородна и без вопросов веры, о чём католическим монархам напомнили в ходе восстания 1520-1522 гг., когда общины требовали возвращения автономии и старых привилегий. Кстати, что интересно, испанские мудехары участвовали в подавлении этого восстания, поскольку классовая ненависть горожан и крестьян, выплеснувшаяся на феодалов и королевских чиновников, также затронула и мусульман, которые находились в этих областях в относительно привилегированном положении как наиболее продуктивный класс. В некоторых районах восставшие скандировали лозунги «Смерть господам! Смерть маврам!», как будто это были синонимы.
Мусульмане, обратившиеся в христианство или вставшие на путь сотрудничества с королями Испании незадолго до/во время/сразу после завоевания Гранады получили грамоту «старых христиан», но впоследствии их статус мог пересматриваться, как мы увидим в следующей части исследования.
Единая на бумаге Испания состояла из многочисленных реликтов старого порядка. Чтобы вы понимали, насколько всё запущено, вот вам цитата из труда Альбера Матьеза по истории Французской революции, описывающая ситуацию во Франции в 1787 году. Т. е. речь идёт о временах куда большей централизации и существования куда более мощной государственной машины, чем та, что имелась у испанских правителей за 300 лет до этого:
«В точности не известно, где кончается и где начинается власть короля. Города и деревни наполовину принадлежат Франции, наполовину — империи. Община Рарекур, близ Витри ле Франсуа, в глубине Шампани, трижды платит по 2 су 6 денье с каждого главы семьи своим трём сюзеренам: королю Франции, императору Германии и принцу Конде. Прованс, Дофине, Беарн, Бретань, Франш-Контэ и др. ссылаются на старые „договоры“, присоединившие их к Франции, и склонны считать короля лишь своим сеньором, графом или герцогом <…> Наварра продолжает оставаться отдельным королевством, отказывающимся от представительства в Генеральных Штатах».
И ещё интересный момент: французский Авиньон тогда принадлежал Папе Римскому, и для его присоединения Франции пришлось вводить туда революционные войска и устраивать референдум. И в отличие от Крыма, всё сопровождалось масштабной резнёй.
В то же самое время в Европе происходила военная революция (увеличивались армии, улучшалась логистика, значительно усложнялись методы ведения войны), которая и привела к созданию государств современного типа: с чёткой иерархией власти, мощными полномочиями в отношении граждан, широкими возможностями по мобилизации военных и экономических ресурсов и пр. Построение вертикали власти требовало достаточно масштабной унификации населения, и здесь старые методы управления мусульманами уже не годились — хотя бы из тех соображений, что эти мусульмане входили в «группу риска» как община, хранившая двойную верность (и королю, и халифу) в опасное время борьбы за Средиземноморье. Ну и, конечно же, мусульмане, как некогда привилегированная и богатая группа, были хорошей целью для экспроприаций в интересах государства.
«Но это же не испанская инквизиция!»*: важное пояснение о главном инструменте ассимиляции испанских меньшинств
В 1478-м в Испании было создано местное отделение инквизиции, однако оно сильно отличалось от инквизиции в других европейских странах. Самым главным отличием было то, что по сути её реальным главой был сам король, несмотря на официальную подчинённость Папе. Великого Инквизитора назначал сам король (в Риме его только утверждали), а он уже, в свою очередь, назначал своих представителей в разные регионы страны. В испанской инквизиции был совет из 6 прелатов, которых уже вполне официально назначал король и они контролировали деятельность Великого Инквизитора в соответствии с волей короля. В теории инквизитор должен был работать по своду правил, созданных в Ватикане, но на практике он выходил за их пределы, и между Римом и Мадридом постоянно велись переговоры на тему того или иного случая. Ну а точку в споре о пределах габсбургских амбиций и папских полномочий, как известно, поставил Карл V в 1527 году.
Хотя некоторые инквизиторы вроде Торквемады или Сиснероса могли иметь большое влияние на королей, всё же основным бенефициаром её существования была сама монархия. Инквизиция представляла из себя какую-то отдельную ветвь власти, которой никто не мог противостоять — и это давало конкурентное преимущество испанским королям, которые получали новое оружие для борьбы с автономией коммун/городов и вольностями феодалов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что острие атаки было направлено на автономные сообщества, к которым относились и мусульмане.
Также важна была функция инквизиции как корпоративного рейдера и государственной машины рэкета — львиную долю своего времени они посвящали конфискациям и выписыванию штрафов, как и многие регуляционные ведомства в неразвитых странах в наше время. Последнее было очень важно для испанской монархии, постоянно нуждавшейся в деньгах.
Сначала прессинг начали оказывать на евреев: в 1492 году им предписали креститься или уехать. Многие крестились, но значительная часть (160 тыс.) уехала из Испании. В отношении мусульман поначалу велась мягкая политика: в состав обновлённого городского совета Гранады как самого мусульманского города приняли 9 представителей мусульманского духовенства, начальником полиции назначили крещёного мусульманина. Но через 6 лет испанские власти несколько осмелели и предоставили бо́льшую часть Гранады под заселение христианам, а самим христианам запретили сдавать мусульманам помещения, пользоваться услугами их акушерок, продавать им халяльные продукты и пр. Хотя по условиям сдачи города все права мусульман оставались в силе, церковные власти проводили политику насильственного крещения мусульман (только в 1499 году крестили около 50 тыс. мусульман), на что королевские власти закрывали глаза. Также церковь устраивала костры из мусульманских книг и вообще держалась активной антиисламской линии.
Таким образом, испанские власти проводили в мусульманских регионах политику, похожую на то, что делали русские в тюркских регионах после покорения Москвой разных обломков Золотой Орды: ислам постепенно вытеснялся из городских центров в сельскую местность, а города христианизировались. Однако важным отличием, обусловившим крайнюю жестокость испанских мер и очень медленные темпы христианизации мусульманских территорий, была разница в уровне развития: в случае русских, мусульманские города стояли на очень шаткой основе, поскольку завоёванные ханства были многократно слабее поднимавшейся России в экономическом и культурном плане и степень развитости городов там была гораздо меньшей — поэтому русским было и проще. В случае Испании уровень развития мусульманских и христианских территорий был равным, а где-то мусульмане их опережали, поскольку Андалус был всё-таки относительно развитой цивилизацией, и поэтому там сформировался и окреп мусульманский город. Так что властям Испании невозможно было обойтись без перегибов.
Поэтому уже в 1501 году мусульмане в разных областях Испании начали бунтовать, и подавление их мятежей обошлось короне очень дорого. После этого всем мусульманам Гранады предписали креститься* или уехать из страны. Также де-факто усилился прессинг мусульман в других областях страны, где их тоже ставили перед выбором — креститься или уехать. Некоторые уехали, но большинство осталось по двум причинам:
1) Понятные экономические соображения. Многие мусульмане были если не богатыми, то очень зажиточными людьми. В те грубые времена переместить своё благосостояние в другую страну (тем более в случае вынужденного переезда) было практически невозможно, и с эмиграцией они теряли всё, что скопили.
2) Недооцениваемая многими идеологическая гибкость исламских теологов. Оранская фетва известного магрибского учёного Ахмад ибн Аби Джума, выпущенная как раз ввиду ситуации в Испании, содержала предписания для местных мусульман, как им соблюдать уставы исламской веры, притворяясь немусульманами на публике в условиях оккупации неверных (т. н. «такия»). То есть получался криптоислам. Нечто подобное было и у потомков иудеев, которые втайне соблюдали еврейские обычаи (криптоиудаизм).
Мученики книги: мусульмане уходят в подполье
В этом случае повторялась ситуация XIV–XV вв., когда мусульмане номинально принимали христианство, нисколько не меняя свою идентичность. Однако королевские власти не дремали и уже с 1511 года начали запрещать морискам носить мусульманскую одежду, совершать жертвоприношения животных, носить холодное оружие, публично разговаривать на арабском и даже заниматься некоторыми профессиями. Не забывая об их финансовых ресурсах, их также обложили новыми налогами. В 1520-х по Испании прошло несколько волн насильственных крещений морисков, и многолетние усилия католического руководства начали приносить плоды — уже появилось первое поколение христианизированных морисков. Через какое-то время начали появляться первые иезуиты из числа морисков (Игнасио де Лас Касас, Франсиско Альботодо, Иеронимо де Мур).
Кадры из киноэкранизации игры Assassin’s Creed, действие которой происходит в Испании в 1492 г. Сам фильм неоднозначный, но снятая в гротескно-комиксной стилистике Испания времён окончания реконкисты с инквизицией и пр. с точки зрения атмосферы показана очень хорошо. Такое изображение эпохи прекрасно иллюстрирует наш тезис о том, что в иберийской монархи всё было намного более эклектично, а граница между «маврами» и «испанцами» тоньше, чем люди привыкли думать. Сцена аутодафе и карнавала вокруг неё в этом плане вообще выше всяких похвал (замечательно выглядит раскрашенная в арабском стиле королева Испании). Аналогичная сцена из «1492» Ридли Скотта, очевидно воспроизведённая по учебникам и потому серьёзно-скучная, вообще рядом не стояла
Но основная часть морисков придерживалась криптоислама в соответствии с положениями Оранской фетвы — делали обрезание, старались соблюдать диетические предписания и пр. У всех морисков было два имени: одно испанское, публичное, а другое — «настоящее мусульманское», для общения в кругу своих. У них даже появился свой «идиш» — язык альхамиадо, представляющий смесь арабского и испанского*: на нём они говорили, когда не хотели, чтобы их понимали не-мориски, поскольку с течением времени чистый арабский забывался ввиду постепенно усиливавшегося давления на него. Как писал о них позже Сервантес: «Хорошо, если из большого их количества найдется хоть один, кто верит в безусловную правильность священного христианского закона». Так, в Гранаде тайно функционировали 13 мечетей и 50 медресе. Самыми испанизированными были мориски Арагона, которым пришлось пройти через наиболее жесткую форму деарабизации, поскольку она проводилась «снизу» их христианскими соседями, которые жестоко мстили им за подавление восстания муниципалитетов в 1520-х.
В новых условиях мусульманам сложнее всего было организовать многоженство, но некоторые мориски всё же ухитрялись это сделать (хотя в этом случае получалось не более двух жён). Некоторые мориски могли жить на 2 разные семьи: с криптомусульманкой и христианкой (но жена была из морисков). Говоря о женитьбе — свадебный контракт мориски составляли на арабском языке с учётом всех постановлений шариата. Иногда найденный экземпляр брачного договора мог стать уликой для инквизиции в процессе против попавшегося им мориска. Страх католической церкви перед возможной полигамией среди морисков объяснялся вполне рациональными соображениями того, что так мусульмане смогут активнее плодиться.
«Увидел мориска — в рот ему клади сосиску»: криптоислам на примере одной испанской семьи
В 1577 году инквизицией Арагона по обвинению в помощи османскому агенту Хосу Дуарте был арестован мориск-торговец Хуан Компаньеро. Компаньеро отрицал это обвинение даже под пыткой, но в итоге раскрыл, что является членом группы тайных мусульман Сарагосы. За это его единоверцев сожгли в 1581 году, а его самого с женой приговорили к 10 годам заточения в монастыре. Его младшего сына Хуана приговорили к смерти заочно после того, как он сбежал в Алжир. Но там он заскучал по родным березкам оливам и испросил разрешения вернуться в Арагон при условии того, что он примет христианство. Когда он вернулся, его тут же схватили и обвинили в вероотступничестве и приговорили к сожжению. По пути к месту казни он начал молиться на арабском и это разозлило собравшуюся толпу, которая забила его камнями насмерть.
Были и другие члены этого семейства, которых не обошла своим вниманием инквизиция: трёх его своячениц сожгли за ересь, шурин умер в тюрьме инквизиции, а семейного слугу отправили на галеры и позже казнили. В 1609-м сожгли и вдову Компаньеро, которая была уличена в содержании тайной комнаты для исламских молитв дома и подготовке погребения умершего родственника по исламскому обряду.
Последний пример показывает нам, на каких вещах могли попадаться криптомусульмане. Кроме совсем очевидных соседям элементов исламской веры (например, отказ от свинины) были и тонкости: например, отсутствие столов и стульев на кухне (и, соответственно, потребление пищи сидя на полу, как было принято у мавров). Иногда криптомусульмане попадались в регионах, где разграничительная линия между исламом и христианством была не всем очевидна: один мориск из Корберы попросил у приходского священника благословения на халяльную (!) заготовку мяса, обещая ему «лучший кусок».
Как это ни странно, отказ от алкоголя вовсе не обязательно был признаком испано-мусульманинина, даже наоборот: многие из них, даже оставаясь тайными мусульманами, прикладывались к бутылке настолько часто, что в Испании возник мем «пьянство морисков». Частично на это повлияли и сами богословы, которые могли интерпретировать положения ислама очень вольно, поскольку в Коране про дурманящие вещества дословно написано «В этом есть большой грех, но есть и польза! Конечно, больше греха, чем пользы» — что многие мориски определяли как «чуть-чуть можно» (или «если нельзя, но очень хочется, то можно»).
Также семьи верующих мусульман вычисляли по манере их женщин ходить с покрытой головой и закрытым лицом — в принципе, у христиан-испанцев тоже можно встретить жёсткий патриархат, но табу на одежду не были такими строгими.
Ввиду «эрозии» традиционных исламских обрядов в некоторых удалённых сообществах морисков, у которых прервались связи с традиционными интеллектуальными центрами мусульманского мира за пределами Испании, именно списки запретов инквизиции (в которых указывались конкретные «криптоисламские» практики, за которые полагались санкции) служили тем документом, с которым некоторые мусульмане могли сверяться в своей [тайной] духовной жизни.
Инквизиция бдительно следила за морисками и всегда находила достаточно признаков криптоислама вроде обычая омывать тело покойного, когда они соблюдали пятницу вместо воскресенья, работали в дни христианских праздников и мн. др. Вообще, надо сказать, конверсия латентных мусульман в настоящих христиан занимала церковь гораздо больше возможностей обогатиться за счёт экспроприаций — для того, чтобы избежать инквизиции, очень часто хватало искреннего покаяния и перехода в христианство*. Но с обращениями было плохо, и кроме костров из книг католические функционеры распространяли среди морисков антимусульманские памфлеты. Наиболее забавным является созданное ими объяснение ложности Корана, согласно которому так-то пророк Магомет всё правильно делал и уже готовился принять христианство под конец жизни, ибо был человеком разумным, но его зловредный еврейский секретарь Абдаллах (!) исказил всё им сказанное и записал в неправильном виде* назло христианам, отчего мусульмане и мучаются.
Но постепенно даже самые терпимые христианские миссионеры разочаровывались в своей неискренней пастве и переходили к большей жестокости, что в свою очередь приводило к эскалации насилия в Испании и обострению мусульманского вопроса. Ведь мусульманами и пятой колонной здесь были не пришлые иностранцы, а вполне себе обычные подданные короля, в том числе и среди элит. Поэтому резать пришлось по живому.
Here it comes: tumbling down
Raising hell, opening wounds, digging up dirt
Make me hurt to see my tears
Make me weep, dwell on what’s done and everyone’s change
Kill the past once and for all! Kill the past, it’s time to lose them all!