Марафон
армии, союзы и дипломаты

После страшного погрома, учинённого персами в городах, Артаферн, будучи достаточно культурным и гуманным человеком, перестал назначать тиранов в ионийские города, впредь консультировался по всем важным вопросам с уважаемыми людьми из этих полисов, восстановил там демократию и даже не стал увеличивать налоговое бремя, так что греки сумели остановить «ползучую персизацию» региона и многие полисы спокойно дожили до эпохи римского владычества. В каком-то смысле ионийскими городами стало проще управлять в новых демократических условиях: в условиях борьбы между многочисленными фракциями непосредственный гнев горожан переносился на самих политиков, которых персы могли подкупать, оставаясь за кулисами. Но Великий Царь тем временем думал крепкую думу о Европе.

Строго говоря, устроенное афинянами и эретрийцами в Ионии сегодня подпало бы под определение «финансирования террористической активности» — по иронии судьбы, этим в наше время занимается Иран. Более того, универсальной мировой монархии, первой в своём роде и уже тогда действовавшей на территории от Инда до нынешней Украины, новомодные греческие политические порядки были непонятны в принципе. Решение прижать к ногтю европейскую Грецию для Ахеменидов стало чем-то сродни сегодняшнему решению американцев вторгнуться в Афганистан: какие-то непонятные чужестранцы, нарушающие порядок, — надо бы наказать. А если принимать во внимание юридические тонкости афинско-персидских отношений, то силовая акция в Греции по всем реальным дипломатическим понятиям имела полную легитимность. Решив не ограничиваться Афинами, Великий Царь потребовал выражения подданства ото всей Греции. Согласились не все – и для привидения их в чувство нужна была большая военная экспедиция.

Дуб и олива

популярном восприятии широкое хождение получил миф о персидской армии как о скопище необученного и крайне многочисленного сброда, подгоняемого в бой кнутами заградотрядов того времени. Меж тем человеку трезвомыслящему понятно, что поражающие воображение пространства невозможно было покорить, просто «завалив трупами и залив кровью». У персов имелись прекрасно подготовленные части во всех родах войск, особенно хороши были кавалеристы и лучники. Недостаток собственной тяжеловооружённой пехоты, на который часто указывают исследователи, компенсировался за счёт обилия греческих наёмников. С современным национальным мышлением этих людей легко назвать предателями, но мотивация таких персонажей прекрасно показана в романе Кристиана Кэмерона Killer of Men, действие которого происходит как раз во время Ионийского восстания (у него весь цикл Long War посвящён греко-персидским войнам). Служба персидской державе приносила деньги и достаточно высокий уровень защиты жизни и имущества, в то время как континентальные греческие порядки с их постоянными войнами и политическими катаклизмами грозили каждому гражданину рабством, смертью или изгнанием. Определённой слабостью был многонациональный характер армии и малое количество регулярных частей: понятно, что армию собирали со всех уголков империи, а численность регулярных отрядов колебалась в районе 7-10%. С другой стороны, греки страдали от аналогичных проблем.

Политическая раздробленность полисов наносила координации войск урон не меньший, чем разнообразие языков и обычаев в войсках персов: каждый в коалиционном войске, от командиров до простых пехотинцев, задавал себе тысячу вопросов перед серьёзным боем, взвешивая все за и против перед тем, как пойти на серьёзные жертвы ради общей победы. «А что, если мы потеряем больше людей и нынешние союзники нападут на нас через год?», «а что, если мы будем обескровлены, а плодами победы смогут воспользоваться только наши соседи?» и т.д. и т.п. С военным профессионализмом ситуация была такая же, как у персов, или даже хуже: большую часть войск полисов составляли гоплиты из среднего класса, которые не занимались войной на постоянной основе, а только лишь призывались в армию, если того требовала ситуация, то есть это было, по сути своей, гражданское ополчение. Такой подход имел свои достоинства и недостатки. Из последнего, конечно, стоит отметить низкий уровень боевой и тактической подготовки: земледелец пашет круглый год, ему не до постоянных упражнений с оружием.

С другой стороны, довольно напряжённый и конкурентный порядок жизни в Греции делал представителей гоплитского ополчения людьми, привычными к резне: полис часто сходился в битве с другим полисом в процессе оспаривания сельскохозяйственного участка. Война для большинства греков, конечно, не была стилем жизни, но была неотъемлемой частью этой жизни – и это создавало определённый настрой и давало простым греческим бойцам некоторое моральное превосходство над персами.

Земля и кровь вообще являются важнейшей частью древнегреческой культуры, в которой все ключевые фигуры имели боевой опыт и занимались земледелием в той или иной форме: Архилох, Гесиод, Тиртей, Эсхил, Аристид, Перикл, Сократ, Ксенофонт, Софокл – и ведь речь тут идёт об элите, о тех, кто должен был стоять над общей массой.

Греческий способ ведения войны также развивал выносливость, и не только из-за тяжести доспехов и гоплитской тактики: важной частью коротких военных кампаний полисов являлось разорение территории противника, что само по себе являлось делом гораздо более сложным, чем многим кажется. Сжечь поля непросто, стебельки и стволы обычно зеленее, чем они кажутся, поэтому в 80% случаев пожар не распространялся далеко. Вырубать рощи ещё тяжелее: с технологиями греческого времени для того, чтобы срубить полноценное оливковое дерево, нужен один здоровый мужчина и минимум 2-3 часа времени. Сжечь деревья тоже непросто. Но даже после всех разрушений в условиях греческого климата через год там будет достаточно диких побегов, чтобы практически полностью восстановить хозяйство. Таким образом, греческий метод ведения войны пусть и не отличался разнообразием и даже не особо культивировал профессионализм, но развивал такие полезные качества, как упорство и готовность к труду. Греческий воин того времени – это крепкий мужчина, умеющий сажать и рубить деревья (а при необходимости — и людей). Как позже отмечал Платон, «война всегда была нормальным состоянием для греческих городов-государств». Вооружение и стиль ведения боя тоже накладывали свой отпечаток.

Ведение боя в тесном стройном ряду, да ещё и в тяжёлых бронзовых доспехах под палящими лучами беспощадного средиземноморского солнца, отлично закаляет даже неопытных бойцов. Гоплитский стиль боя довольно примитивен – это было, по сути, толкание «стенка на стенку». Как заметил в одном своём романе Стивен Прессфилд, бывший морпех и отличный писатель, «в те времена греки толкались как бараны».

Тактических изысков не имелось – повсеместной практикой стало столкновение в чистом поле, после которого дрогнувшая сторона уступала победителям оспариваемый сельскохозяйственный участок и/или какую-ту долю своего суверенитета. Занятие стратегических позиций, окружение и пр. – до этого было ещё далеко. Показательно и пренебрежение застрельщиками и кавалерией, причины чего были социальными. Убийство с расстояния могло уравнять бедняков со средним классом и вдохновить их на раскулачивание последних (забегая на несколько тысячелетий вперёд, скажем, что подобное произошло со средневековыми рыцарями после распространения огнестрельного оружия), содержание же коня оказывалось доступно только богатым, а значит, преобладание конницы вело к увеличению политического влияния аристократии, с которой средний класс очень по-марксистски сражался уже не первое десятилетие. Так что из армии исключались слишком бедные и слишком богатые, оставались только середняки, которые могли себе позволить купить недешёвое вооружение. В то же время это был наиболее консервативный и заинтересованный в сохранении существующего порядка слой населения, в случае Афин — социальная опора Алкмеонидов.

Но так как специфический горный ландшафт вынуждал армии пересекать хребты время от времени, то греческие армии выработали привычку к марш-броскам в тяжёлых условиях. Время являлось важным фактором, поскольку нужно было поспеть к сбору урожая.

Армия Великого Царя была куда как более разнообразна: там имелись лучники, тяжёлая кавалерия, различные лёгкие рода войск, «танки»-колесницы. По части же гоплитов персы даже превосходили континентальных греков: на персидской службе состояли гоплиты, занимавшиеся войной профессионально и убивавшие людей не когда придётся, а на постоянной основе. В целом, персы, ядром армии которых служили профессиональные тяжёлые кавалеристы-аристократы, всю жизнь проводившие в боевых упражнениях и походах, являлись опасным и искусным соперником. За 375 лет существования династии Ахеменидов мы можем насчитать 450 зафиксированных различных военных событий (битвы, крупные стычки, военные парады, походы и т.д.) — к моменту вторжения у персов имелся обширный и успешный опыт войны с греками.

Персы были ещё и соперником многочисленным: хотя греческие историки (наш единственный источник информации) безбожно завышают численность персидского войска (по их оценкам, персидские силы насчитывали от 200 до 300 тыс. пехоты, 10 тыс. конницы), стоит предположить, что персы всё же имели численное превосходство хотя бы по причине впечатляющих мобилизационных возможностей. Историки сошлись на том, что к моменту 490 г. до н.э. персы смогли выставить на поле боя около 26 тыс. человек, а у греков же (Афины и Платеи) имелось всего 10 тысяч человек. Хотя с этой цифрой не согласны некоторые авторитетные историки, в частности, Ганс Дельбрюк, справедливо указавший на то, что Платеи были городом столь маленьким, что не могли выставить и 1000 человек на поле боя. Он же считал, что численность армий в обсуждаемом нами сражении была примерно одинаковой: у каждой стороны, по его мнению, насчитывалось от 4 до 6 тыс. воинов.

Тут мы позволим себе не согласиться с именитым немецким историком сразу по нескольким причинам. Во-первых, как мы уже отмечали, людские резервы персов представляются куда более значительными, чем у греков, а во-вторых, из некоторых обстоятельств сражения (о которых мы поговорим позже) следует, что у персов имелись весьма значительные резервы. 26 тысяч персидских воинов – разумная оценка, если исходить из тогдашних реалий: все источники говорят о том, что персы понесли тяжелейшие потери в центре (общие потери оцениваются в 6400 человек), а так как, по стандартной практике, центр войска составлял треть всех сил, то мы можем более-менее уверенно сказать, сколько всего было персов. 10 тысяч греков – тоже вполне разумная цифра, принимая во внимание местную специфику (воевал, по сути, не сильно многочисленный средний класс, который не мог себе позволить уходить в длительные военные походы). И то пришлось добирать гоплитов за счёт освобождения рабов и призыва мужчин старше 50 лет – наскребли всё, что могли. Опять же, два главных врага Персии, Афины и Эретрия, могли вместе выставить 10 тысяч гоплитов, что вынуждало снарядить экспедицию не меньших размеров.

Стоит отметить первоклассный уровень организации снабжения персов: крайне недоброжелательно настроенные по отношению к персам греки не говорят вообще ничего о недостатке припасов в персидском войске или хотя бы просто о высокой смертности за пределами поля битвы. Достижение и в XXI веке весьма значительное, а по грубым меркам Древнего мира — и просто поразительное: персы снарядили флот из 376 трирем, 280 торговых кораблей и 400 маленьких лодок. Вместе со всем «обслуживающим персоналом» (погонщики животных, матросы, рабы и многие другие) экспедиция насчитывала как минимум 77 тыс. человек. Тут будет уместным вспомнить ионийскую историю, где греки не могли уйти далеко от своих полисов даже в условиях Малой Азии. Одним из самых выдающихся достижений персов стала система коммуникаций – прекрасные дороги и почтовая служба, — перенятая позднее римлянами. Срочное сообщение с берегов Эгейского моря могло достигнуть Персеполя (что близко к центру современного Ирана) всего лишь за 2 недели.

Хотя не обошлось и без накладок.

Сначала карательная экспедиция должна была состояться весной 492 г. до н.э. – руководил ей Мардоний, зять царя. Мардоний покорил ряд островов, Македонию и некоторые территории во Фракии, но тут случился шторм, по сообщениям греческих историков, уничтоживший до 20 тыс. человек и 300 кораблей. Надо думать, уровень потерь греки «слегка приукрасили», но всё же он наверняка был достаточно заметным, чтобы персы вернулись из Европы в Азию и отложили новый поход до 490 г. до н.э.

Кадры решают всё

ерсидской экспедицией руководили Датис и Артаферн (сын того самого Артаферна), бывалые военные с большим опытом, немалая часть которого относилась к «западному фронту»: оба подавляли Ионийское восстание.

Планировавшаяся десантная операция по своему масштабу имела аналоги только при жизни предшествующего поколения, т.е. за 35 лет до этого, при завоевании Египта. Задача-минимум, поставленная Дарием, – полное порабощение Афин и Эретрии. Задача-максимум – покорение всей Греции. И вот в Европу двинулась самая мощная азиатская армия того времени. Отчаянные времена требовали отчаянных мер. Причём настолько отчаянных, что историкам последующих поколений никак не удаётся эти решения объяснить с точки зрения господствующей идеологии.

Мильтиад. «Много раз погибал и тонул, не боялся глубин, уходил от акул, и в беде, и в аду, он везде побывал, просто он боевой капитан»

Военачальником афинян был избран 60-летний Мильтиад из хорошей семьи Филаидов. В 524-м г. до н.э., ещё при Писистратидах, его избирали в Афинах архонтом, так что пожаловаться на притеснения со стороны Ancien Régime он никак не мог. Его племянник (тоже Мильтиад) явдялся тираном Херсонеса (получил эту должность после экспедиции, устроенной Писистратом), а сам он был сыном олимпийского победителя Кимона, которого, по версии Геродота, убили по приказу Писистратидов. Версия довольно странная, логика тиранов не просматривается совершенно, потому что столь высокий пост сыну убитого политического врага давать просто незачем. А тем более ещё и повышать: когда дядя умер, его отправили на пост тирана Херсонеса. Следует отметить, что сельскохозяйственные мощности всей Аттики не могли удовлетворить спрос со стороны стремительно растущего населения и черноморский регион стал наиважнейшим источником поступления зерна и продовольствия для Афин на последующие века. Отправлять сына убитого врага контролировать стратегически важный пункт – это политическое самоубийство, так что история про убийство Кимона наверняка была придумана постфактум, чтобы объяснить неблагодарность самого Мильтиада. Но пока в Афинах не случилась демократия, Мильтиад воевал на стороне Великого Царя.

Да, в ходе скифской кампании 513 г. до н.э. тиран Херсонеса и будущий спаситель Афин охранял тылы Дария. Война затягивалась, и Мильтиад, прикинув возможные выгоды, предложил уничтожить мост и оставить царя со всей армией умирать в степях Скифии. Но другие военачальники, которые своим положением и богатством были обязаны Дарию, отказались от этой идеи. Что крайне характерно, лидером «партии согласия» тогда стал Гистией.

В эпоху Ионийского восстания никак особенно Мильтиад себя не проявил, поскольку был занят делами Херсонеса. Однако, судя по всему, какие-то связи у него с восставшими имелись, поскольку когда персидская военная машина раскрутилась и начала прессинг всех греческих полисов за пределами Балканского полуострова, Мильтиад бежал в Афины – значит, был повод. Там его по навету политических врагов образцово-показательно судили за тиранию в Херсонесе, но оправдали, потому что «все всё понимают». Но хотя он и стал по факту командующим в сражении, юридически он был лишь одним из 10 избранных стратегов (по одному от каждой из 10 афинских общин) и подчинялся полемарху, верховному военачальнику.

Полемархом был Каллимах, о котором в основном известно то, что он был. В Афинах в честь его был возведён монумент, который сохранился до наших дней в искалеченном виде. Надписи на нём говорят, что Каллимах сражался в битве «отважнее остальных», но исторические источники не донесли до нас свидетельства о его полководческом искусстве. Конечно, это может быть результатом того, что сын Мильтиада, Кимон, спустя много лет стал большим человеком в Афинах и наверняка устроил пропагандистскую кампанию в пользу своего отца и затмил Каллимаха. Но в то же время можно вспомнить полководца Эпаминонда, чью историю писали его враги, но выглядит она до сих пор прекрасно. Осмелимся предположить, что Каллимах являлся политическим назначенцем (Мильтиад был потомственным тираном со связями среди Писистратидов), а Мильтиад стал главным в войске неофициально, за счёт своего огромного опыта. В конце концов, многие решения в афинском войске принимались на военном совете, т.е. коллегиально, – и наибольший вес на нём всегда имел самый квалифицированный воин.

Ещё одним стратегом был Аримнест, командир небольшого воинского контингента из маленького беотийского полиса Платеи. К тому моменту Платеи являлись скорее афинским сателлитом, нежели союзником, поскольку уже больше десяти лет зависели от военной помощи со стороны Афин (защищавших город от стремившихся поглотить его фиванцев) и от спроса на их зерно на афинских рынках. Впрочем, это не значит, что уроженцев Платей можно недооценивать: за 15 лет до описываемых событий они столкнулись со спартанцами на поле боя, были в значительной мере убиты или покалечены – и при этом не бежали. Платейцы знали, как сражаться за гиблое дело.

Другим значимым командующим был Аристид, ещё один молодой человек из хорошей семьи – в данном случае по материнской линии он происходил из Кириков. Так как боевые отряды формировались по общинам, Аристиду выпал жребий командовать подразделением из Леонтихидов. В итоге сложилось так, что жарче всего в грядущем сражении пришлось именно ему.

Имена остальных стратегов дошли до нас в неполном виде и сильно разнятся, можно предположить, что среди них был Фемистокл из аристократической семьи Ликомидов. В 490-х гг. до н.э. он, будучи выходцем из сельского района Фреарры, двигался наверх и уже сделал головокружительную политическую карьеру, избравшись в 493-м г. до н.э. архонтом Афин. Всё было бы хорошо, но Мильтиад, приехавший в Афины, несколько затмил Фемистокла, чем вызывал у последнего лютую ненависть, которая сыграла свою роль несколько позже.

Фемистокл. Такой молодой, а уже не рядовой

Ключевой момент в греческом руководстве армией: оно было коллегиальным. Мильтиад за счёт авторитета и опыта «топил» всех остальных стратегов на военном совете, но всю стратегию и тактику он согласовывал с остальными, что, с одной стороны, могло сковывать военачальника, а с другой стороны, заставляло планировать военные операции гораздо тщательнее. Однако довольно о личностях, вернёмся к событиям.

Дороги войны

ак мы уже упоминали раньше, за год до вторжения персидские послы пытались решить вопрос дипломатическим путём и устроили тур по Греции, требуя от самых разных полисов выражения покорности. В Афинах и Спарте послов просто убили, чем подтвердили репутацию греков как террористов, с которыми не нужно вести переговоры. Общее преступление объединяет людей, и спартанцы, наконец, заключили с афинянами оборонительный союз, к которому начали подключать другие полисы. Это всё, впрочем, неважно, потому что в той войне спартанцы не сражались и вспоминаем мы их тут больше из вежливости. Но отметим, что спартанская суровость никогда не уходила слишком далеко из Греции: Спарта не помогла союзникам-скифам в 513-м г. до н.э. (да, у них был заключен союз) и даже не поддержала освободительное движение в Ионии. На момент сражения в Спарте происходили династические интриги, по итогам которых один из двух царей был изгнан, а второй, согласно официальной версии, сошёл с ума и убил себя, избавив от своего присутствия всех политических врагов. Новый царь, Леонид, тогда ещё не представлял собой серьёзного политического игрока, и военная кампания за пределами Пелопоннеса грозила ослабить его позиции на родине, так что Афины и Платеи остались в одиночестве. Одиночестве, отягощённом страшной стратегической неизвестностью.

Обычно персы при вторжении в Европу двигались на север, к Геллеспонту. Но в этот раз, миновав разрушенные гавани Милета, персидские корабли внезапно изменили курс и направились на запад, то есть в сердце Греции. В ходе короткой, но очень жестокой битвы Датис взял Наксос, без боя покорил Делос и вскоре достиг Эретрии. Битва продолжалась пять дней и ночей, но город пал жертвой классовой войны: аристократическая группировка, понёсшая тяжёлые потери в столкновении с радикальными демократами незадолго до вторжения, открыла ворота персам. Часть программы была выполнена, оставались Афины.

Вместе с Датисом и Артаферном на персидских кораблях находился и престарелый Гиппий, который ожидал возвращения на престол. Многие назовут его предателем и негодяем, но давайте всё же войдём в его положение.

Превращение Афин в великую державу началось при Писистрате, который расширил зону влияния Афин на Эгеиду и Делос. При нём в Афинах появились первые каменные храмы. А самое главное – появился средний класс, тот самый, который сейчас вооружался и шёл защищать свой полис. Конечно, цели «благо народа ради народа» у него не было, но для эффективной борьбы с аристократией ему пришлось наделить правами и землёй тех, кто был ниже. При его сыновьях ситуация не сильно изменилась – и любой, кто успел пожить до и после Писистратидов, мог с полным правом где-нибудь ещё в кровавом революционном 511-м г. до н.э. сказать «а при Гиппии лучше было». Упоительные истории про Гармодия и Аристогитона не отменяют того факта, что аристократам если и нужна была демократия, то только такая, как на Украине: олигархи без конца сражаются за уменьшающийся пирог вместо того, чтобы увеличивать его. Но, на счастье афинян, нашёлся Клисфен, который придумал хитрый путь пожирания конкурентов-евпатридов и заключил социальный контракт со средним классом, появившимся и окрепнувшим именно при Писистратидах. Но то, что начиналось как несправедливость и путч, через 20 лет стало новой реальностью: Гиппий был уже просто неадекватен сложившейся ситуации и ему, по справедливости, надо было думать о том, как «уйти красиво», вместо того, чтобы вернуться к власти всеми силами. До персидского вторжения окно оставалось открытым (партия, связанная с ним, продолжала побеждать на выборах) и он мог вернуться как гражданин Гиппий, сохранив капиталы и влияние (новый доминирующий политический класс прекрасно помнил, кому обязан своим существованием), чтобы участвовать в политической жизни уже демократического полиса, как это сделали дальновидные Алкмеониды. Всё же Гиппий выбрал другой путь.

Старый тиран, несмотря на преклонный возраст и длительное отсутствие, прекрасно помнил, где всё началось для его отца, и указал персам место для высадки всего в 42 километрах от Афин. Там могли встать все персидские корабли, оно было защищено от ветров. Равнинная местность позволяла развернуться персидской кавалерии, а на выбор у захватчиков было сразу две удобные дороги.

Этим местом был Марафон.