«Я бы хотел обнять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни»
— Феликс Дзержинский
Несколько дней назад ИТАР-ТАСС сообщило следующую новость: «Имя Феликса Дзержинского вновь присвоено отдельной орденов Жукова, Ленина и Октябрьской революции Краснознаменной дивизии внутренних войск МВД России».
Дивизия получила «почетное» имя за «массовый героизм и отвагу, стойкость и мужество, проявленные личным составом в боевых действиях по защите Отечества и государственных интересов в условиях вооруженных конфликтов».
В последнее время Дзержинского вообще стало как-то особенно много. За несколько дней до возвращения «почетного имени» дивизии МВД коммунисты принесли игрушечный памятник Дзержинскому и установили его на постамент, оставшийся от снесенного более 20 лет назад «большого Феликса». Постамент оказался для КПРФовского памятника великоват, но это никого не смутило, все удовлетворенно попозировали фотографам и разошлись, довольные собой.
Коммунисты устанавливают миниатюрную копию памятника Дзержинскому на Лубянке
Учитывая неожиданное явление призрака железного Феликса из небытия, стоит еще раз освежить в памяти его биографию. Хотя Дзержинский считается самым изученным из всех ключевых членов коллегии ВЧК, всегда можно найти какой-нибудь малоизвестный, но любопытный факт.
Родился будущий железный Феликс в семье небогатого шляхтича Эдмунда Руфина Дзержинского и знатной дворянки Елены Янушевской в родовом имении Дзержиново, в нынешней Минской области. Родовое имение не сохранилось, сгорело во время Великой Отечественной в 1943 году, однако было восстановлено в 2004 году по решению заседания совета руководителей органов безопасности и специальных служб государств-участников СНГ, а позднее даже получило премию ФСБ за воссоздание высокохудожественной экспозиции о Дзержинском.
Есть версия, что отец Дзержинского был выкрестом. Ее сторонники обычно кивают на странное второе имя Эдмунда — Руфин, а также на его отчество — Иосиф. Версия эта довольно сомнительная: Руфин — латинское имя, у католиков известно сразу несколько святых под этим именем. А Иосиф — и вовсе библейское и у католиков популярное, так же, как и Адам, к примеру. К тому же не все осведомлены о польской традиции давать два имени, одно из которых, как правило, является именем какого-нибудь святого. С Дзержинским родители проявили юмор и дали ему два одинаковых имени. Одно имя, латинское, — Феликс, в переводе означало «счастливый». Второе имя, польское — Щенсны (Szczęsny), тоже означало «счастливый». По легенде, Счастливый Счастливый Дзержинский получил такие имена благодаря тому, что его беременная мать перед родами случайно оступилась и упала в глубокий погреб, но совсем не получила травм и ребенок остался цел.
Эдмунд Дзержинский был преподавателем в гимназии. Он закончил Петербургский университет и поначалу не мог найти работу по душе. Он приехал в Вильно и устроился домашним учителем математики для дочери видного питерского профессора Янушевского. По легенде, в дом к Янушевским Дзержинского привел некий еврей-сапожник, шивший обувь для семьи. Якобы увидел на улице паренька, искавшего работу, ну и позвал его с собой. Паренек оказался не промах и закрутил роман со своей подопечной, дочерью профессора Еленой, которая стала его женой. По матери Елена была также из знатного польского рода Забельских.
Отец Феликса, Эдмунд Дзержинский
Некоторое время Дзержинский преподавал в гимназии Таганрога, где его учеником был юный Чехов (таких интересных моментов немало: Ульяновы и Керенские, например, дружили семьями, Ульянов-старший был непосредственным начальником Керенского-старшего, а юному Ленину, тогда еще Ульянову, в Симбирской гимназии оказывал протекцию отец Керенского, он же помог ему поступить в университет).
Однако существенной роли в жизни Феликса его отец не сыграл, поскольку умер от туберкулеза, когда тому было пять лет. Мать Дзержинского, напротив, оказала на него сильнейшее влияние. Она была фанатичной польской националисткой, боготворившей героев польского восстания. Нетрудно догадаться, в какой атмосфере рос Дзержинский. Позднее, уже будучи во главе ВЧК, он признавался:
«В детстве я мечтал о шапке-невидимке, чтобы уничтожить всех москалей».
Маленький Феликс рос фанатично набожным католиком. Он не просто верил в абстрактного Бога, а ходил и следил за своими многочисленными братьями и сестрами, проверяя, достаточно ли усердно они молились. Он мечтал стать ксендзом и даже поклялся брату, что застрелится в тот же момент, как узнает, что Бога нет.
Юный Дзержинский
В 15 лет с ним произошел пренеприятный инцидент. Он застрелил из ружья свою сестру. Обстоятельства инцидента покрыты мраком тайны. Фактически об этом ничего не известно и предлагается считать, что это был несчастный случай, хотя о вспыльчивости Феликса известно всем, кому довелось с ним работать.
От карьеры католического священника его, по легенде, отговорила мать и ксендз (!). Небывальщина какая-то. Хорошо, можно еще представить мать, отговаривающую сына от весьма почитаемой профессии (но что она могла предложить взамен?), но чтобы от этого отговаривал ксендз… Может, ради карьеры? Но какая карьера могла светить Дзержинскому? Учился в гимназии он ужасно, оставался на второй год и четверку имел только по «Закону Божьему». По остальным предметам у него были тройки, а по русскому и вовсе твердая двойка.
Забросив учебу, он решил стать профессиональным революционером. Поначалу получалось не очень:
«С массами я начал знакомиться при содействии одного рабочего поэта. Заходил вместе с ним на вечеринки и в кабачки, где после получки собирались рабочие. Я там вел агитацию на экономической почве. О политике, царе и прочих нельзя было говорить. Когда однажды в кабаке возле Стефанского рынка один старый рабочий заговорил о восстании, другие рабочие избили его бутылками. Только после упорной борьбы в кружках перешли от кружковой агитации к массовой».
Самому Дзержинскому тоже доставалось. Однажды он, представлявшийся Яцеком, вместе со своим приятелем-агитатором и революционным поэтом был пойман рабочими фабрики Гольдштейна и избит очень сильно. Поэту просто напинали, а Дзержинского несколько раз ударили ножом в голову. Хотя скорее задели по касательной, иначе он бы в живых вряд ли остался. Но вы представьте себе картину, как рабочие в Польше (!) избивают агитаторов и даже бьют их ножом (!!).
Революционную деятельность он вел недолго: уже спустя пару лет он оказался в ссылке в Вятской губернии, откуда позднее его перевели еще севернее, но он сбежал и вернулся в Польшу. Под кличкой «Астроном» он вступил в партию «Социал-демократия Королевства Польского и Литвы», сокращенно СДКПиЛ. Он никогда не ходил в лидерах этой партии, зато одним из ее вождей была Розалия Люксенбург, более известная как Роза Люксембург, которая позднее уехала в Германию к своей подруге Кларе Цеткин. Их сближали не только общие политические взгляды, но и страсть к молоденьким мальчикам. 40-летняя Цеткин завела себе молодого любовника — 22-летнего подающего надежды художника. Люксембург решила не отставать и совратила также 22-летнего молодого человека, который вдобавок ко всему еще и был сыном Клары Цеткин, из-за чего подруги очень сильно поругались и полностью прекратили общение, пока Люксембург не порвала с сыном Цеткин.
Дзержинский с первой невестой и ее братом
Также в СДКПиЛ были и другие любопытные персонажи. Например, Якуб Ганецкий, он же Яков Фюрстенберг, — будущий большевик и международный финансовый махинатор, связанный с самим Парвусом. Собственно, из австрийской тюряги, куда с началом войны Ленина поместили как шпиона, будущего вождя пролетариата высвобождал именно Ганецкий.
Там же состоял и Юлиан Мархлевский — друг детства Парвуса, один из основателей «Союза Спартака» (аналог немецких большевиков, перебитый фрайкором) и будущий видный большевик, ректор Коммунистического университета национальных меньшинств Запада, умерший на отдыхе в Генуе в 1925 году (широко жил товарищ!).
В те времена в Польше были две видных социалистических партии: СДКПиЛ, более близкая к большевикам и немецким коммунистам, и Польская Социалистическая Партия (ППС). Последняя позднее раскололась на две фракции: относительно левую и умеренную и ультранационалистическую и радикальную во главе с Пилсудским. СДКПиЛ и ППС враждовали друг с другом.
С РСДРП Дзержинский всегда был близок по идейным установкам, однако в партию не вступал до 1917 года, когда существенная часть СДПКиЛ перешла к большевикам. До революции Дзержинский был своеобразной «пехотой» — низовым активистом. Он не был известен как талантливый теоретик или агитатор или организатор, в основном он попадался на всяких мелочах и почти все начало XX века провел либо в ссылке, либо в тюрьме, зато успел жениться. Его избранницей стала революционная польская еврейка Софья Мушкат. Значительная часть большевиков, по сути, была одной семьей, связанной друг с другом родственными узами. Например, друзья детства Кедров (будущий зам Дзержинского) и Подвойский были женаты на родных сестрах. Кедров также приходился дядей знаменитому чекисту «Артузову», чья настоящая фамилия была Фраучи. А племянница Свердлова была замужем за Ягодой. Похожая ситуация была и у Дзержинского: его сестра приходилась кузиной жене чекиста Иосифа Уншлихта, который позднее устроился замом к Дзержинскому. В свою очередь, сестра Уншлихта была замужем за одним из лидеров польских коммунистов Юлианом Бруном. Короче, семейный бизнес. Некоторую известность в революционных кругах Дзержинский получил в ранней молодости также по любовной линии. Его подругой и невестой была Юлия Гольдман — сестра Исаака Гольдмана, также известного под фамилией Либер, который был активистом СДКПиЛ, а в будущем стал одним из лидеров Бунда, а потом и меньшевиков. Однако свадьба не состоялась: Гольдман в 1904 году умерла от чахотки.
Дзержинский с женой, революционной польской еврейкой Софьей Мушкат.
Дзержинский, как и многие будущие чекисты, был не чужд творчества. Например, уже упомянутый Кедров считался весьма способным пианистом и когда-то мечтал о карьере музыканта. А будущий глава ГПУ Менжинский и вовсе до революции писал декадентские романы, один из которых — под названием «Запоздалый примат» — пытался опубликовать в одном из сборников и даже смог это сделать, правда, название пришлось поменять. Дзержинский же писал стихи. По словам Троцкого, они был «из рук вон плохи» и он быстро забросил это дело.
Так бы и сидел Дзержинский, если бы не Февральская революция. Выйдя на свободу, он вместе с частью своей старой партии перешел к большевикам. Его ввели в Центральный исполнительный комитет, и во время октябрьского переворота он даже поучаствовал в захвате почты и телеграфа. Но в целом был в партии на вторых ролях. С большевиками у него были расхождения всего по двум вопросам: он был против права наций на самоопределение вплоть до отделения и против подписания Брестского мира. Чекистом Дзержинский стал следующим образом: через несколько недель после переворота стало понятно, что далеко не все одобряют приход к власти большевиков, готовилась всероссийская забастовка, и Дзержинскому поручили прочитать в Совнаркоме доклад о возможных методах борьбы. Дзержинский предложил простой и радикальный метод — создается специальная комиссия, которой даются самые широкие полномочия для сворачивания шей контрреволюционным недобиткам. Идею одобрили. Так была создана ВЧК. Во всяком случае такова официальная легенда.
Картина Н. П. Толкунова «Вручение Ф.Э. Дзержинскому постановления СНК об образовании ВЧК», (1953)
Дзержинский активно раскручивался большевиками: железный Феликс, горячее сердце и холодный ум и т.д. Бонч-Бруевич описывал его почти как полубога из большевистского пантеона:
«Вся его сознательная жизнь до Февральской революции была беспрерывным мытарством по этапам, тюрьмам, острогам, ссылкам: он горел огнем настоящего революционера-профессионала и, как только было возможно, тотчас же вырывался на свободу, на беспрерывную нелегальную работу. Царские тюремщики ненавидели его за независимое и гордое поведение, когда он, даже будучи прикованным к тачке на каторге, не позволял никому унизить свое человеческое достоинство. Ведя образ жизни аскета, будучи крайне молчалив, даже угрюм, он был всегда прекрасным товарищем. Он знал, что придет желанное время решительной классовой схватки, когда и его огромные духовные силы, сохранившиеся хотя уже и в изможденном теле, нужны будут тому классу, жизнью которого он жил, счастью которого он радовался. Твердые, как гранит, революционные ряды пролетариата — вот та среда, вот та стихия, для которой он был рожден. Вся горечь, вся ненависть рабочего класса к классам эксплуатирующих была впитана им. Совершенно не зная страха и боязни смерти, Ф.Э. Дзержинский никогда не охранял себя, ездил в открытых машинах, не имел никакой стражи у своей квартиры, совершенно свободно разъезжал по окрестностям Москвы и по всему Союзу и вел чрезвычайно простую, почти аскетическую жизнь.
Когда мне приходилось говорить ему, что следовало бы быть поосторожнее, то он как-то наивно задавал вопрос:
— Зачем? Убьют? Беда какая!.. Революция всегда сопровождается смертями… Это дело самое обыкновенное… Да и зачем так ценить себя?.. Это смешно… Мы делаем дело нашей партии и больше ничего…
И он делал все дела, возлагаемые на него партией, как честнейший, преданнейший революционер, коммунист.
Характерен отзыв Владимира Ильича о Дзержинском, который мне пришлось слышать:
— Дзержинский не только нравится рабочим, его глубоко любят и ценят рабочие…
А кто знал Владимира Ильича, тот понимал, сколь высока была в его устах похвала товарищу, которого „глубоко любят“ рабочие».
«…И он делал все дела, возлагаемые на него партией, как честнейший, преданнейший революционер, коммунист».
В общем, не человек, а миф. В большевистской пропаганде Дзержинский входил в тройку отцов-основателей: Ленин-Сталин(в сталинские времена)-Дзержинский. В любой биографии Дзержинского непременно подчеркивается его кровавость, бескомпромиссность, непримиримость к врагам революции и т.д. При этом как-то выпадает из вида, что ВЧК — вообще-то орган коллегиальный. И решения единогласно там никто не принимал. И что в коллегии ВЧК было несколько человек, состав регулярно ротировался, но имел ядро из нескольких человек, которые, стало быть, имели не меньший вес, чем сам Дзержинский. Помимо Дзержинского, в коллегии всегда присутствовали Петерс и Ксенофонтов. Про Петерса мы кое-что знаем. Он был латышским боевиком и был в числе той банды, которая устроила знаменитую бойню полицейских в Лондоне (операцией по их нейтрализации занимался молодой Черчилль лично). Петерса поймали, но вместо того, чтобы повесить, его взяли в оборот. Двоюродная сестра Черчилля Клэр Шеридан ввела его в круг лондонской аристократии, и при ее поддержке он даже женился на дочери британского миллионера и вел вполне себе буржуазную жизнь, пока в 1917 не приехал в Россию, где сразу же стал заместителем председателя ВЧК (!). О Ксенофонтове мы не знаем вообще ничего, во всех биографиях ему посвящена пара абзацев. Если человек возглавляет тайную полицию и о нем совсем ничего не известно, значит, это очень влиятельный и опасный человек.
Также важно учитывать, что было две разных ВЧК и в первой Дзержинский, вероятно, играл более значительную роль. Важнейшую роль в их разделе сыграл традиционно непопулярный в историографии заговор левых эсеров. Сейчас поясню: ВЧК была создана в самом конце декабря 1917 года и первое время была довольно скромной конторкой с весьма небольшим штатом. Не совсем понятно, какие у нее были полномочия и что вообще надо было делать. Никакой агентурной работы они не вели, людей удавалось набирать с трудом. Петерс сетовал, что многие старые большевики категорически отказывались идти в ВЧК, вспоминая про жандармов. Только в конце февраля — начале марта 1918 года стали формироваться территориальные губЧК, но процесс шел медленно, в отдаленных районах людей совсем не хватало. Тогда же ВЧК была милитаризирована, и только с этого периода можно говорить о той ВЧК, которую мы все знаем. Так продолжалось до июля 1918, когда случились весьма странные события, которые едва не стоили карьеры и даже жизни Дзержинскому.
Речь идет о восстании левых эсеров. Левые эсеры были единственной партией, с которой после революции сотрудничали большевики и делили с ними власть. Левые эсеры были наркомами, а в ВЧК их была едва ли не половина. Например, одним из лидеров восстания был левоэсер Александрович — заместитель Дзержинского, вместе с Петерсом и Дзержинским входивший в состав первой «расстрельной» тройки, созданной 15 июня 1918 года.
Само восстание — пример весьма непонятного действа, порождающий немало вопросов. Все началось с того, что два чекиста с пропусками от Дзержинского пришли к немецкому послу Мирбаху и застрелили его. Одним из этих чекистов был знаменитый Блюмкин. Таким образом, они надеялись сорвать Брестский мир, который считали чудовищной ошибкой. Предполагалось, что немцы не стерпят такой дерзости и объявят войну. Сразу же вслед за этим взбунтовался отряд чекистов Попова, состоявший из левых эсеров и финнов. Когда Ленин узнал об этом, он едва не упал в обморок, поскольку решил, что взбунтовалась вся ЧК, так как финны из этого отряда охраняли штаб-квартиру чекистов на Лубянке. Дзержинский поехал разбираться на месте, что там произошло с отрядом Попова, но как только вошел туда, был арестован и заперт в комнате вместе со Смидовичем.
Яков Блюмкин, один из чекистов, покушавшихся на жизнь немецкого посла Мирбаха
Всего левые эсеры захватили около 30 большевистских функционеров. Большевики затанцевали, как пауки на раскаленной сковородке, поскольку ситуация дополнительно осложнялась тем, что у них совершенно не оказалось в распоряжении никаких войск. Несколько гарнизонов взбунтовались, а большевики могли рассчитывать только на латышских стрелков, которые в это время пьянствовали за городом, поскольку в этот день у них был национальный праздник «Лиго». Как вспоминал Бонч-Бруевич:
«Это известие внесло большое волнение в Совнарком. Все понимали, что события развиваются, что они сильно осложнились арестом Дзержинского. Я немедленно пошел к Владимиру Ильичу в кабинет. Он был один, и когда я вошел, то стоял у окна.
— Дзержинский арестован, — сообщил я ему.
Владимир Ильич — нельзя сказать побледнел, а побелел. Это бывало с ним тогда, когда охватывал его гнев или нервное потрясение при весьма опасных неожиданных обстоятельствах».
Как уже говорилось, силы восставших значительно превосходили силы большевиков в Москве и могли смести их одним ударом. Троцкий приказал всем частям московского гарнизона выступить против мятежников, но подчинились только курсанты из военной школы. Тут, казалось, и большевикам конец. Но вместо этого началось непонятное: отряд Попова так и не покинул казарм, а начал предаваться чаду кутежа и занимался этим до тех пор, пока большевики не подтянули отряды латышских стрелков. Причем слетевший с катушек Ленин начал параноить и заподозрил в заговоре и их командующего Вацетиса и требовал приставить к нему сразу четырех комиссаров для контроля.
При этом последствия для левых эсеров были неожиданно мягкими. Их выгнали из правительства, а лидеров восстания осудили всего на 2-3 года. Не повезло только Александровичу, которого расстреляли сразу, и Попову, которого расстреляли после Гражданской войны, к тому моменту он уже сошелся с Махно.
Что это было такое, не ясно до сих пор. Есть множество версий, которые по-разному интерпретируют эти события. Кто-то считает, что заговор действительно был, но был скверно организован. Есть версии, что это была инсценировка-провокация большевиков, расправившихся с единственными конкурентами. Также существуют версии, что заговором руководил кто-то из большевиков. Например, Вацетис уже в 30-е годы, заявлял, что заговор был делом рук Троцкого. К слову, Блюмкин (которого большевики простили) был одним из самых фанатичных и верных последователей Троцкого. Еще при живом Ленине Зиновьев и Сталин обвиняли Бухарина в том, что он имел сношения с левыми эсерами, планировавшими сместить Ленина и назначить Пятакова главой СНК.
Для ВЧК это имело серьезные последствия. Сначала организацию вообще хотели распустить как предательскую (!). В итоге ее оставили, но отстранили самого Дзержинского. Вместо него ВЧК возглавил Петерс.
Петерс и Дзержинский
Дзержинского вернули через полтора месяца, а его замом сделали Петерса, но это была уже другая ВЧК: Петерс изменил состав коллегии, набрав много новых людей и выгнав всех левых эсеров. Кроме того, он развернул бурную деятельность, а Дзержинский, похоже, был скорее свадебным генералом. Смотрите сами: заговор Савинкова раскрывает Петерс, заговор Локкарта (с ним отдельная история, но раз уж официально считается заговором, то пусть будет так) раскрывает Петерс, подавление восстания левых эсеров — один из руководителей Петерс, расстрел великих князей в Петрограде — Петерс, Лацис и Ксенофонтов. А где Дзержинский, чем он отличился? А он поехал разбираться с восставшим полком и был арестован своими же подчиненными, причем даже без борьбы. Где какие-то раскрытые заговоры? Где блестящие комбинации? Нет ничего. Пусто.
В сентябре 1918 года большевики объявили о начале красного террора. Чем занимался Дзержинский? С женой и сыном отдыхал в Швейцарии. Человек на ключевом посту в самый критический момент уезжает отдыхать в Швейцарию. Значит, не так он, получается, важен, что можно в критическое время легко обойтись без него.
Дзержинский с женой и сыном Яном в Швейцарии
Но это все отнюдь не значит, что Дзержинский отказался от детской мечты убивать москалей в шапке-невидимке, тем более, когда у него для этого появились все возможности. Хотя письма сестре он писал сентиментальные:
«Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступления, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, … чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды… Я бы хотел обнять своей любовью все человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни…»
«Красный палач с золотым сердцем». Книга под таким названием вышла про Дзержинского в 30-е в Польше. Оцените название. Хотя поляков Феликс никогда не обижал. Роман Гуль приводил пример, как он отчаянно заступался за католических священников, которых хотели расстрелять:
«Зовы и впечатления детства сильны. Они были сильны и в Дзержинском. Об этом говорит хотя бы факт страстного заступничества уже с ног до головы облитого кровью главы ВЧК Дзержинского за попавших в 1920 году в руки к чекистам католических священнослужителей. Одни чекисты настаивали на их расстреле. Но Дзержинский что было сил защищал их. Дело дошло до Совнаркома. Тут русские большевики не без кровавой иронии кричали Дзержинскому: „Почему же ксендзам такая скидка?! Ведь вы ж без счету расстреливаете православных попов?!“ И все ж, с необычайной горячностью борясь за жизни католических священников, Дзержинский отстоял их».
После Гражданской войны Дзержинского формально оставили во главе ОГПУ, но потом почему-то его убрали и заменили, а также навалили на него общественно-полезную нагрузку, начиная от спортивного общества «Динамо» и заканчивая должностью в президиуме «Общества по изучению проблем межпланетных сообщений» (!!) и организацией похорон Ленина. По свидетельству Сталина, активно поддерживал в свое время Троцкого. Фактически все силы в то время он отдавал ВСНХ, а на руководящую роль выбился тихий декадент Менжинский, при котором снова пошли глобальные многоходовки, типа операций «Трест» и «Синдикат-2».
В ВСНХ все закончилось для Дзержинского печально. Удивительная история: человек стоял во главе гигантской мясорубки — и ничего, а тут «поработал с документами» два года — и сердечко прихватило прямо после Пленума ЦК.
Есть версии, что железного Феликса отравили, но они довольно сомнительные. Скорее всего, он просто оказался недостаточно железным и, действительно, умер сам. Вполне возможно, что он и правда любил весь мир любовью маньяка-душителя, однако есть сомнения в том, что он действительно играл ту роль, которую ему приписывали. Речь не о массовых убийствах, которые он, безусловно, одобрял своими подписями, а о его руководстве всей этой гигантской мясорубкой ВЧК.
Есть версии, что железного Феликса отравили, но они довольно сомнительные. Скорее всего, он просто оказался недостаточно железным и, действительно, умер сам
Смотрите сами: человек без образования, без интеллекта, без каких-либо навыков (он даже не участвовал в экспроприациях и не кидал бомбы!!) стоит во главе тайной полиции. При этом те периоды, когда он действительно руководит ей, особыми успехами не отличаются. Зато стоит ему устраниться, как его замы проявляют настоящие чудеса. Петерс раскрыл заговор дипломатов, заговор Савинкова, провел следствие по делу Каплан и подавил восстание левых эсеров, о котором Дзержинский даже не знал, будучи главой тайной полиции, хотя оно готовилось прямо у него под носом. И более того, не только не знал, но и откровенно облажался, попав в руки к заговорщикам. Петерс тоже был без образования и опыта и вообще женат на дочери английского миллионера, но здесь хотя бы есть простор для конспирологических версий. И потом, когда Дзержинский сосредотачивается на ВСНХ, при Менжинском начинаются сложнейшие схемы, все буквально фонтанирует, Менжинский даже лично писал программы фиктивных политических организаций для этих операций. Если уж кого чекистам и почитать как отцов-основателей их адской мясорубки, так Петерса и Менжинского.
И с активистами восстановления памятника разговор надо вести соответствующий. Начнете им про кровавого тирана и убийцу, а им только этого и надо, они только рады будут. В Русском Национальном Государстве можно было бы организовать встречное движение: хорошо, давайте подумаем про возвращение, но сначала докажите аргументированно, что человек памятник заслужил. Может, человек он плохой, но вдруг гений какой-нибудь, поставим как злому гению. Документики принесите из архивов: так и так, вот здесь лично разработал операцию против зарубежных врагов молодого советского государства, вот здесь принял все меры, чтобы облагодетельствовать трудящихся, и облагодетельствовал так, что внукам своим рассказывали как семейную легенду. Про заботу о беспризорниках нам не рассказывайте: они стали беспризорниками его стараниями, это сразу умножается на ноль. Создал «Динамо»? Ну, так пусть «Динамо» ему у себя в раздевалке памятники ставит. Восстановить историческую справедливость? Ну, мало ли кому по ошибке памятник могли поставить, но сейчас уже легко разобраться, несите доказательства заслуг. А можно и без доказательств. Мы признаем его заслуги как одного из самых выдающихся убийц и маньяков. Памятник давайте восстановим, но честно напишем, что памятник убийце, и поставим его не на Лубянке, а посреди скотомогильника, зараженного сибирской язвой. И цветочки можете возлагать хоть каждый день. Только костюмы химзащиты сначала приобретите у нашей компании. Даже скидку дадим. И сразу грустно станет активистам и не захочется им никакого памятника.
