Главной звездой наступившего 2016 года, если не считать падающий рубль, стал Рамзан Кадыров. Чеченского лидера в российском медиапространстве в последние 2–3 года и так стало много, но теперь он везде. Кадыров показательно отчитывает нерадивых чеченцев перед видеокамерой, потом принимается за «пятую колонну». Кадыров публикует колонки в лучших традициях «Правды» 1938 года. Кадыровские соратники, не стесняясь, обещают карать оппозиционеров. Кадыров становится главной медиазвездой России. В социальных сетях начинаются антикадыровские и ответные закадыровские кампании.
Самое время вспомнить о том, как мы докатились до такой жизни. Биография Кадырова особого интереса не вызывает. Чем Рамзан Ахматович занимался в 90-е годы, понятно и без сенсационных разоблачений. Ну а в нулевые он оказался сыном своего отца. То есть Кремль поставил на Кадырова-старшего, а младший постоянно был при нем и по наследству стал сначала неформальным, а затем и формальным главой региона, в постсоветской России всегда имевшего особый статус. Об этом сейчас и поговорим.
Чечня выделялась в худшую сторону даже на фоне чудовищной постсоветской нестабильности. Разгул бандитизма после развала СССР случился много где, но до уровня Чечни не докатился никто, это была подлинно пиратская республика. Чеченцы сохранили обиду на СССР за депортацию в годы войны и всячески приветствовали распад страны. Шамиль Басаев, например, защищал Белый дом во время августовского путча. После этого он уехал в Чечню, куда примерно тогда же перебрался образцовый советский генерал Дудаев, вышедший в отставку. Дудаева к тому моменту провозгласили лидером чеченского народа на каком-то полуподпольном полуконгрессе чеченцев. Сразу после путча группа вооруженных людей явилась в здание чеченского Верховного Совета. Депутатов побили, а главу совета выбросили из окна, заявив, что, мол, кончилась здесь советская власть — да здравствует свободная и независимая Чечения.
Дудаеву удалось сплотить вокруг себя почти всех чеченцев, и он действительно поначалу был видной фигурой — все-таки единственный чеченский генерал в советской армии. Джохар провозгласил независимость Чечни, никем так и не признанную, а его люди начали захватывать склады с оружием, принадлежавшие воинским частям. В СССР\РФ шла лютая грызня за власть, потом начались тектонические сдвиги реформ и шоковой терапии — короче, некоторое время было вообще не до Чечни. Замечать неладное начали к 1993 году, но отвлеклись на противостояние Ельцина и Верховного Совета. По-настоящему о молодой кавказской республике вспомнили только в 1994 году — а там успела установиться абсолютно лавкрафтовская атмосфера.
Официально, по конституции, Ичкерия считалась светской республикой, но при этом кое-где действовали шариатские суды, а уголовный кодекс дословно переписали с уголовного кодекса Судана. Из тюрем выпустилио всех заключенных — они-то в сновном и составили костяк будущих ичкерийских вооруженных сил, воюя бок о бок с бывшими советскими гаишниками и комбайнерами.
Когда в Москве наконец протрезвели и увидели, что происходит в Чечне, там уже образовалась настоящая клоака. Но и среди чеченцев не было прежнего единства. Так, бывший начальник охраны Дудаева Руслан Лабазанов ушел в вооруженную оппозицию, сформировав собственный отряд, который занимался рэкетом. Дудаев решил разобраться с врагом по-чеченски, на поле боя. Штаб Лабазанова разгромили, а его брату и другу отрезали головы. Лабазанов затаил обиду, но с началом войны ушел на дно, а в конце Первой чеченской кампании его нашли убитым при таинственных обстоятельствах. Хотя Кремль наводил мосты на предмет сотрудничества с ним, большой выгоды из этого извлечь так и не смогли.
Самым видным конкурентом Дудаева стал Бислан Гантамиров — бывший мэр Грозного. Гантамиров был убежденным чеченским националистом (причем выделялся своей радикальностью даже на фоне остальных) и поначалу входил в дудаевскую команду. Со временем отношения двух героев чеченского народа испортились, во многом из-за склочности и неуступчивости Гантамирова — Дудаев выгнал его с поста мэра Грозного, а тот перешел в «вооруженную оппозицию». Гантамиров — один из немногих чеченцев, обе кампании отвоевавших на стороне федеральных сил.
А где же Кадыров-старший? Примерно в это время он и появляется на радарах. В советское время он трудился комбайнером, затем строителем, но в начале 80-х поехал учиться в Бухару, где готовили исламское духовенство для всего советского союза. Когда СССР зашатался — уехал на учебу в Иорданию. Оттуда Ахмат Хаджи вернулся уже после провозглашения Чечней независимости. После этого он появляется накануне Первой кампании, уже в роли заместителя муфтия непризнанной республики. Муфтием тогда был Саид-Ахмед Алсабеков, некогда работавший в Казахстане. С Саид-Ахмедом случилась не совсем понятная история: по одной версии, он отказался объявлять джихад России, по другой — сначала объявил, но потом передумал. Так или иначе, поста он лишился, бежал, а главным муфтием Чечни стал Кадыров-старший.
Первую кампанию он провел на стороне сепаратистов. Вместе с тем преувеличивать влияние муфтия на местные умы не стоит — в регионе, где навалом отмороженных бородачей с многотысячными отрядами вооруженных головорезов, муфтий — это не самая влиятельная фигура.
После Хасавюртовских соглашений Кадыров-старший дисциплинированно поддерживал нового президента Масхадова, которого выбрали как относительно компромиссную фигуру (бывший советский военный, немного не дослужившийся до уровня Дудаева, при этом не засветился в громких захватах заложников или терактах). Однако постепенно отношения между Кадыровым и руководством Чечни стали ухудшаться — из-за резко увеличившегося влияния ваххабитов.
Первая чеченская кампания проходила под лозунгами независимости и национализма, хотя в действительности чеченские устремления не ограничивались сепаратизмом. При благоприятном стечении обстоятельств чеченцы планировали организовать единое государство-конфедерацию из всех кавказских республик — разумеется, во главе с Чечней. Впрочем, остальные кавказцы это хорошо понимали и особого желания строить джигитскую утопию не обнаруживали.
Зато после Первой кампании и окончательного введения шариатской системы в Чечне резко увеличилось влияние арабских ваххабитов. Ваххабизм является официальной государственной религией Саудовской Аравии, и арабы щедро спонсировали продвижение своей версии ислама. В регион стали активно съезжаться всевозможные арабские проповедники и наемники, а также молодые авантюристы, ищущие приключений. Все это грозило перерасти в современный ИГИЛ, только в российских границах.
При этом традиционно в Чечне никогда не было ваххабизма. Как далекий от цивилизации горный регион, Чечня довольно поздно приобщилась к исламу, при этом из-за особенностей чеченского общества там сложилась весьма специфическая система вирдов или тарикатов. Чеченский вирд — это разновидность суфийского направления (ариката) в исламе. У разных вирдов нет серьезных противоречий в основных вопросах веры, но отдельные ритуалы могут существенно отличаться. Долгое время доминировал вирд Накшбандийа, но с середины ХХ века на лидирующие позиции вышел вирд Кадирийа.
При жизни Дудаева ставка делалась именно на последний, но после смерти генерала в Чечню стали проникать ваххабиты, которые суфиев считают харамными еретиками и чуть ли не идолопоклонниками. Ваххабитам удалось закрепиться в нескольких районах, но в целом активная деятельности проповедников вызывала у местного духовенства глухой ропот. В Чечне чрезвычайно важны традиции, традиция там стоит куда выше закона и даже здравого смысла.
Кадыров понемногу начал переманивать местных силовиков под предлогом борьбы с ваххабитским влиянием. Масхадов был компромиссной фигурой и безуспешно пытался лавировать между тремя сторонами: вооруженными полевыми командирами, Москвой и уважаемыми арабскими проповедниками с деньгами.
Кадырову-старшему такая ситуация с религиозными вопросами не очень нравилась. Примерно с 1997 года он стал понемногу критиковать уважаемых республиканских лидеров и перетягивать их людей на свою сторону. Позднее, уже в интервью российским СМИ, Кадыров подавал это чуть ли не как госпереворот, но на деле его успехи на этом поприще несколько преувеличены, так же, как и его размолвка с республиканскими властями:
31 мая 1999 года я собрал у себя почти всех командиров за исключением тех, которые открыто были связаны с ваххабитами. Там были министр госбезопасности, командующий национальной гвардией, командир президентской гвардии, 6-й отдел, ФСБ, командиры шариатской гвардии… На видеокассете, которая у меня есть, все записано. Я собрал их и спросил: «Что будем делать дальше? Будем ждать, когда нас по одному, по два перебьют или начнем действовать?» Все согласились, что надо предпринимать меры.
Мне предложили стать лидером, хотя я по мотивам религиозности отказывался.
Тогда я поклялся на Коране, что в этом деле буду честным, а мои соратники поклялись, что будут выполнять все мои приказы. Начальнику президентской охраны, ныне покойному, поручили договориться о встрече с президентом. Через день, 2 июля, накануне дагестанской грозы, он нас принял в своем кабинете. Зашли. Было видно, что ему уже «доложили»: он весь черный сидел. Я рассказал, чего мы хотим, и в ответ услышал: «Занимайся своим делом и на мою власть не лезь». Я еще не терял надежды: «У тебя никакой власти нет. Мы хотим тебе помочь». Он: «Если хочешь помочь, работай, ты муфтий». Я вспылил: «Ты для меня работы не оставил — возле каждого парикмахера посадил советника по делам религий». Ну, слово за слово, он вскочил и ушел в другую комнату со словами: «Пусть вам Аллах поможет».
В самом начале этой войны я был у Масхадова, он пригласил меня через Ломали Алсултанова. Масхадов мне сказал: «Я знаю, что Басаев бандит, Удугов и Иса Умаров с ним заодно. Но сейчас мы должны выиграть эту войну, а потом мы их разобьем. Скажи, что мы вместе, объяви священную войну». Я сказал: «Нет, Аслан, я не могу этого сделать. Басаев — бандит, а я — муфтий. Как я могу сказать, что мы вместе?». Я предложил Масхадову свой вариант и сказал, что это для него единственный шанс. Он должен был немедленно издать указ о высылке всех иностранцев во главе с Хаттабом, запретить на территории Чечни ваххабизм и разжаловать Шамиля Басаева с возбуждением против него уголовного дела. Дагестан — это территория России, и если Чечня считает себя самостоятельным государством, то она вторглась в Россию и нарушила договор о мире, подписанный двумя президентами.
Масхадов меня спросил, а есть ли гарантия, что в этом случае войска, которые тогда стояли на границах республики, не войдут в Чечню. Я сказал, что гарантий никаких нет, но у Масхадова нет другого выбора. Если бы он издал такой указ, то мог бы сказать всему миру, что он хотел сам справиться с бандитами, если нет — то он становится защитником ваххабитов и террористов. Он спросил: «Этого хочет Москва? Москва хочет нас разделить? Я этого не сделаю». В то время я не поддерживал с Москвой абсолютно никаких контактов и говорил ему все это, стремясь найти хоть какой-то выход. Вместо этого Масхадов назначил Басаева командующим, это был открытый наглый вызов России. Вскоре после этого разговора персональное дело Кадырова было вынесено на рассмотрение шариатского суда. Суд признал муфтия «врагом чеченского народа» и приговорил к смертной казни. 10 октября 1999 года Масхадов издал указ об отстранении Кадырова от должности муфтия Ичкерии. В указе также стояли слова «подлежит уничтожению». В том же году Басаев назначил за голову Кадырова награду в 100 тысяч долларов.
Действительно, Кадырова лишили поста муфтия и де-факто объявили вне закона, но не за размолвки и мятеж, а за открытый переход на сторону федеральных сил. Ахмат-Хаджи не только отказался объявлять продолжение джихада, но и вместе с верными людьми перешел на сторону федералов.
В Москве этот шаг оценили и летом 2000 года мало кому известного деятеля (во всяком случае, в России он в новостях не мелькал, в отличие от ряда других промосковских чеченцев) назначили временным главой администрации — до следующих выборов. А затем предприняли все усилия, чтобы он победил на этих выборах, одолев сторонних конкурентов, многие из которых были куда влиятельнее и сильнее.
Почему Кремль выбрал на роль проводника своей политики в Чечне именно Кадырова, чье имя тогда мало что говорило публике, а другого чеченца — например, Гантамирова, который к тому моменту отвоевал за федералов две войны?
Кадыров не мог похвастаться особенно сильным положением. Иногда упоминают, что он происходил из крупного тейпа Беной, но в действительности кланово-тейповая система Чечни существенно переоценена российской прессой. Хотя тейпы имеют немалое значение в Чечне, это не прямой аналог родов. Тейп — это скорее содружество семей, объединенных территориальным признаком, в одном тейпе могут состоять десятки тысяч человек, а сами тейпы объединены в тухкумы — своеобразные племенные союзы разных тейпов, не обязательно родственных. При этом тейп нельзя назвать главной структурой чеченского общества. Не меньшее, а иногда и большее значение имеет вирд, он же тарикат, уже упоминавшийся ранее.
Кстати, престижность тейпа определяется не только его численностью и контролируемыми территориями, но и рядом других факторов. Например, горные тейпы считаются более престижными, чем равнинные, потому что равнинные, в отличие от «чистых» горных, временами скрещивались с казаками или представителями соседних кавказских народов.
Кадыровы действительно происходят из достаточно многочисленного тейпа Беной. Проблема в том, что другой клан героев России — Ямадаевы — тоже беноевцы, что не помешало им чуть ли не поголовно погибнуть при странных обстоятельствах уже в нулевые. Еще один беноевец — авторитетный чеченский бизнесмен Малик Сайдуллаев, владелец «Русского лото», в свое время считавшийся негласным лидером чеченской диаспоры в российской столице.
Тем не менее Москва сделала ставку именно на Кадырова. В чем же были его преимущества? Во-первых, он воспринимался не как московская марионетка, а как уважаемый человек, который отказался от безнадежной борьбы с федеральным центром и решил действовать на благо всех чеченцев другим путем. Гантамирова, который начинал как чеченский националист, но затем выступал на стороне федералов сразу в трех конфликтах (попытка свержения Дудаева, Первая и Вторая чеченские кампании), многие считали ставленником Москвы. У него были свои люди, но на его сторону тяжело было привлечь тех чеченцев, которые участвовали в первой войне, но не горели желанием воевать снова (причем даже не за независимость, а за абстрактный халифат).
Кроме того, Гантамиров славился склочным и неуступчивым характером и успел рассориться со всеми в пух и прах. Сначала он разругался с Дудаевым и другими сепаратистами, затем с Кошманом — на тот момент главным опекуном Чечни от федерального центра. Этого хватило, чтобы вылететь из фаворитов, хотя незначительные дивиденды Гантамиров все же получил, некоторое время побыв вице-премьером в правительстве Кадырова-старшего. В конце концов с ним он тоже разругался, обвинил в вымогательстве и уехал из Чечни, поселившись неподалеку от Волгограда. Еще один забавный момент — Гантамирова накануне Второй кампании осудили в Москве за расхищение траншей на восстановление республики (правда, почти сразу выпустили).
Другим заметным конкурентом Кадырова-старшего был Малик Сайдуллаев — чеченский мультимиллионер и глава московской диаспоры. Сайдуллаев начинал в Москве вместе с Германом Стерлиговым, позднее стал владельцем «Русского лото» и в конце 90-х заинтересовался политикой. Он всячески рекомендовал себя федеральному центру, обещая «разрулить» накопившиеся в мятежном регионе проблемы. Судя по всему, поначалу этот вариант действительно рассматривали — в конце 1999 года Сайдуллаева назначили председателем чеченского Госсовета с явным прицелом на рост. Но затем Москва поставила на нем крест. Либо бизнесмена сочли недостаточно предсказуемым и управляемым, либо посчитали, что в Чечне нужен местный человек, который знает все расклады и реалии.
Не стоит забывать и про самого знаменитого в России чеченского политика — Руслана Хасбулатова. Теоретически, у Хасбулатова имелись плюсы — богатый политический опыт, светскость, известность. Типичный советский аппаратчик, то есть свой человек. Имелись и минусы — во-первых, за долгие годы отсутствия на политической арене он растерял узнаваемость и популярность. А во-вторых, от Чечни он был оторван даже больше, чем Сайдуллаев, и мог рассчитывать на поддержку разве что на территориях своего тейпа. Но все перекрывал главный эпизод биографии Хасбулатова — 1993 год, история с Верховным Советом. Очевидно, что Кремль не хотел ставить мятежного политика в самый мятежный российский регион.
Ахмат Кадыров стал главой Чечни в начале июня 2000 года. В новой роли он вел себя весьма осмотрительно, всячески изображая самостоятельного игрока. Федеральную власть он не восхвалял, чтобы не выглядеть марионеткой, напротив, постоянно призывал как можно скорее свернуть военную операцию и передать «мандат на уничтожение шайтанов» самим чеченцам. На переговорах о будущем Чечни ему удалось добиться для нее особого статуса, который при этом не прописывался формально (как в Хасавюртовских соглашениях) и стал скорее следствием кулуарных договоренностей с Кремлем: «с вас деньги, с нас — тишина».
«Порядок» в Чечне наводили по простой схеме: рядовые боевики в основном получили амнистию и попали в состав так называемой «чеченской милиции» на полное денежное содержание. Часть людей, которых Ахмат Кадыров счел надежными, он «привел с собой». Например, «пожизненного» муфтия Чечни Султана Мирзаева, который покинул свой пост в 2014 году. Прежде Мирзаев был председателем Шариатского суда Ичкерии, но еще до Второй кампании сошелся с Кадыровым-старшим на почве нелюбви к ваххабитским конкурентам. Что касается высокопоставленных полевых командиров, то большинство из них удачно погибло во время Второй кампании. Сдались и попали под амнистию только двое: ближайший сподвижник Гелаева Хачукаев и министр обороны Ичкерии Ханбиев, который потом стал депутатом чеченского парламента (от партии «Союз правых сил»).
К 2003 году война окончательно превратилась в серию партизанских стычек — можно было ничего не опасаясь устраивать выборы. Но даже в этих условиях в Москве, судя по всему, боялись возможного поражения своего кандидата. Пришлось задействовать административный ресурс по полной программе и снимать всех более-менее серьезных соперников Кадырова-старшего. С миллионером Сайдуллаевым встречался сам Сурков и просил его не выдвигаться. Сайдуллаев отказал и вылетел из гонки за неверно оформленные подписи.
Еще один видный кандидат — депутат Госдумы от Чечни Асламбек Аслаханов — сам снял свою кандидатуру в обмен на пост советника президента РФ по вопросам Северного Кавказа.
Добровольно сдался Хусейн Джабраилов — брат бизнесмена и важного представителя диаспоры Умара Джабраилова, в 2000 году выдвигавшего свою кандидатуру на пост президента России. Позднее Хасбулатов (который тоже был полон решимости участвовать в выборах, но в итоге не стал выставлять свою кандидатуру) утверждал, что на Джабраилова надавили в Администрации президента.
Таким образом, все сколько-нибудь серьезные конкуренты выбыли из гонки. Кадыров-старший выиграл, набрав более 80% голосов.
Однако избранным президентом Чечни он пробыл всего полгода. В мае 2004-го его взорвали на стадионе в Грозном. Для федерального центра, потратившего на Кадырова кучу сил и времени, это стало серьезной проблемой — все гадали, что произойдет дальше. Интрига умерла через несколько часов, когда в эфире появились кадры из Кремля, где Путин утешал одетого в помятый спортивный костюм Рамзана Кадырова — младшего сына погибшего главы Чечни.
У Ахмата Кадырова был и старший — Зелимхан, но он, в отличие от брутального Рамзана, отличался слабым здоровьем, никогда не занимал значимых должностей (Рамзан возглавлял службу безопасности отца), не рассматривался в качестве возможного преемника и умер через три недели от сердечного приступа в возрасте 31 года.
С планом «Преемник» возникла маленькая неувязочка. По российскому законодательству субъект федерации не может возглавлять лицо, не достигшее 30-летнего возраста, а Рамзану Кадырову тогда исполнилось 27. Тем не менее решение нашли. До следующих выборов главой Чечни стал министр внутренних дел республики Алу Алханов — чисто техническая фигура. Неформально республикой руководил Кадыров-младший, получивший должность сначала вице-премьера, а затем и премьера Чечни.
Несмотря на то, что Алханов просто придерживал место для Рамзана, к 30-летию Кадырова между ними начались конфликты. Тем более что на сторону Алханова перешли братья Ямадаевы: все как один — Герои России, и к тому же выходцы из того же тейпа, что и Кадыров.
Алханов в разборки старался не лезть, и, дотерпев до вожделенного тридцатого дня рождения Рамзана, сразу же дисциплинированно ушел в отставку. А вот Ямадаевы, которые имели в своем распоряжении отряды, формально приписанные не к чеченскому руководству, а к ФСБ, и потому полуавтономные, так легко отступать не собирались. Поводом к опале героических братьев послужил дорожный инцидент в 2008 году. Кортежи Ямадаевых и Кадыровых не смогли разъехаться на федеральной трассе, никто не захотел уступать дорогу — чуть не случилась Третья чеченская. После этого кадыровские бойцы приехали на базу ямадаевского батальона «Восток» и окружили его, требуя перейти в подчинение Кадырову. Позднее администрация Чечни объявила Ямадаевых в федеральный розыск и завела на них уголовные дела.
В сентябре 2008 года Руслана Ямадаева расстреляли в самом центре Москвы, на Смоленской набережной. В марте 2009 года в Дубае от пули киллера погиб Сулим Ямадаев. В июле 2009-го Ису Ямадаева пытался убить его собственный охранник. Иса всё понял, заявил, что примирился с Рамзаном Ахматовичем и пропал с радаров.
Усмирение Чечни проходило под негласным лозунгом «Кадыров сделает лучше, чем при независимости». Действительно, Чечня имеет особый статус, хотя формально, в документах, это никак не отражено. Значительно вырос и статус главы республики. Кадыров-старший не мог претендовать на звание второго публичного политика страны, а его сын отменяет решения судов в других регионах и даже выгоняет из своей вотчины нечеченских силовиков.
Хитрый план Москвы оказался ловушкой для самой Москвы. Бывшие боевики перешли на содержание федерального бюджета, но их лояльность держится исключительно на неформальных договоренностях: Чечне — особый статус и финансирование, Кремлю — декларации лояльности и тишина. Пока обе стороны свою часть сделки выполняют, но заметно, что амбиции и аппетиты чеченского руководства в последние годы только растут. Рано или поздно Кремль снова окажется перед лицом чеченского голема. И тогда показательно лояльная Чечня, регулярно дающая на выборах 99% за партию власти, в одночасье превратится обратно в пиратскую республику вооруженных бородачей.
Нельзя, впрочем, исключать, что хитрый план кремлевских макиавелли в этом и заключается — заморозить ситуацию до своего ухода (или отлета на Лазурный берег), оставив чеченскую проблему в наследство новой власти.
