Время раздирать, и время сшивать;
время молчать, и время говорить.
Время любить, и время ненавидеть;
время войне, и время миру.
(Екк 3:7-8)
Как только ни старались категоризировать политический спектр. Началось всё в 1789 году, когда собралась Национальная конституционная ассамблея, в которой сторонники короля сидели справа, а сторонники революции — слева. Но разве разделение родилось тогда? Если да, то почему нам кажется абсолютно естественной мысль, что Спарта правее Афин, а кавалеры правее круглоголовых? Как мы ассоциируем Суллу с правыми диктаторами современности, а популяров с коммунистами? Понятия «правое» и «левое» включают в себя множество смыслов и коннотаций; кто-то говорит, что слишком много, чтобы сейчас иметь какое-то значение. И правда, под «правыми» могут подразумеваться фашисты, национал-социалисты, консерваторы, монархисты, националисты, либертарианцы, религиозные фундаменталисты, а иногда недостаточно коммунистические люди («правые уклонисты»). Под «левыми» — анархисты, социалисты-коммунисты, экологические активисты. Либералов, либертарианцев, националистов и нацистов в разное время и в разных местах считали то левыми, то правыми. К тому же левое и правое мировоззрение связывает на первый взгляд несвязанные вещи: защитники окружающей среды обычно выступают за феминизм и высокие налоги, а сторонники агрессивной внешней политики часто придерживаются традиционных семейных ценностей. Эти признаки сохраняются на протяжении тысячелетий, передаются в семьях и многое указывает возможные биологические основы. Как так вышло? И почему базовые политические представления так хорошо коррелируют с моральными, эстетическими и религиозными взглядами?
Существует одна концепция, намертво связывающая марксизм с либерализмом и безошибочно указывающая на левые убеждения её сторонника: Whig history. Так называется взгляд на историю, изначально приписанный британским либералам, но позже ставший основой абсолютно всего глобального политического мейнстрима. Это нравственная аксиома, определяющая всю политическую философию ХХ века. «Историография вигов» исходит из идеи Прогресса™. Якобы история — это линейный процесс в сторону «свободы» (об этом позже) и «просвещения», «эмансипации», «справедливости» и тому подобных вещей. Иногда этот процесс объявляют завершённым (как Фукуяма в своём знаменитом тезисе о «конце истории»), чаще вера в Прогресс™ представляется хилиастическим верованием, согласно которому нужно только стать достаточно правильным, и тогда наступит рай земной (мы уже почти построили коммунизм, то есть либеральную демократию, осталось совсем немного!). Идея Прогресса™ захватила мир от Гарварда до Пхеньяна, и её фундаментом является вера, что существует какая-то сила, двигающая общественное развитие в определённом направлении (почему-то всегда влево). Самое странное: это похоже на правду. От английской революции 1688 года (да простят меня за то, что не использую термин «Славная революция») до Гражданской войны в России, от Французской революции до Второй мировой войны — всегда побеждают те, кто левее. Вандейцы, Ку-Клукс-Клан, португальские колонии — все они почувствовали на себе прелести Прогресса™. Этот процесс подарил нам вместо Талейрана и Менделеева Псаки и Лысенко. But I digress.
Это короткое введение в тематику оставило нас с двумя вопросами: кто такие «левые» и «правые» и почему «левые», казалось бы, почти всегда побеждают? Если спросить левого, он даст ответы разной степени религиозной экзальтации, от «потому что мы на правильной стороне истории!» до «потому что законы истории подтверждают приближение торжества идей марксизма-ленинизма!». Если спросить правого, у него тоже найдется множество вариантов ответа. Первый, наверное, самый простой: политика изначально асимметрична, поскольку левое начало является энтропией, постепенным разложением порядка на всех уровнях. Этот процесс необратим, поэтому надо смириться, молиться, сохранять традиционные устои и ждать Судного Дня. Такая точка зрения называется «консерватизмом». Это можно рассматривать и более изощрённо: таинственная сила Х, двигающая историю влево — вовсе не физический закон, а человеческий расчёт. Правая политика приводит к стабильности и порядку; левая политика приводит к насилию и анархии. Хаос, как учит сериал «Игра Престолов», — это лестница, по которой можно подняться наверх. Возможно, сила Х является лишь очищенным от примесей стремлением к власти. Макиавеллианский склад ума склоняет к анархии — чем дальше власть разваливается, тем больше власти валяется на улице. Политика сама по себе является борьбой за власть, а кто этого не понимает, тот дурак, на которого машут рукой.
Социальная задача интеллигенции, пришедшей на смену аристократии — захват и укрепление власти. Как захватить власть? Разложив её. Власть возбуждает; власть завораживает. Ветер зовёт, и пуля манит, но топливо революции — не романтика, а жажда власти. Интеллигенция собирается на левой стороне политического спектра потому, что её механически тянет к власти. Чем больше порядка в системе, тем меньше людей раздают приказы. Чем меньше порядка, тем больше шанс, что можно урвать кусочек. Поэтому интеллигенция всегда будет левой, а бизнес и армия (подсистемы, которые без определённой доли порядка мгновенно обречены на крушение) всегда будут правыми. Поэтому правые репрессии (например при Пиночете) принуждают людей забыть о политике, а левые репрессии (например при Сталине) пытаются заполнить жизнь каждого гражданина политиканством и заставляют человека говорить правильные, политкорректные вещи. Левые пытаются превратить в политику всё, даже пол. Правые репрессии стараются деполитизировать окружающее, то есть сделать так, чтобы люди занимались делом (работали, растили детей) вместо того, чтобы бегать по улицам и с перекошенными лицами кричать бессмысленные лозунги.
Гипотеза о макиавеллианстве левых плохо сочетается с наличием идеологических установок, действующих во вред самой интеллигенции, а также с существованием миллионов истинных верующих, всецело находящихся в культурной матрице Прогресса™ вплоть до превращения последней в религию. Мазохизм и тягу к мученичеству можно рассмотреть отдельно. Левый хочет, чтобы те, кто Знает Правду, управляли обществом. Они должны не только знать правду, но и сами быть праведниками. Правые любят утверждать, что левые ненавидят «свой народ», потому что они на самом деле евреи и вражеские агенты. Это не так. В РФ особая ситуация, но в США и европейских странах левые элиты ненавидят белых, потому что они сами белые. Они ненавидят евреев (т. е. Израиль), потому что среди них много евреев. Они ненавидят мужчин и традиционную семью по схожим причинам. И, наконец, они ненавидят человечество, потому что сами — люди. Отсюда «зелёная» позиция: люди — это раковая опухоль земли. У левых давняя традиция разрушительной ненависти к самим себе, о причинах мы скажем чуть позже. Приведём несколько исторических примеров. Популяры (грубо говоря, демократическое и протосоциалистическое движение) в ходе гражданской войны объединились с врагами Рима. Они не усомнились в разумности этого союза даже когда в 82 г. до н. э. их союзники появились у ворот Рима не чтобы помочь одной из фракций, но чтобы уничтожить город. Армия популяров, желая править Римом, сражалась в одном ряду с Самнитами, желавшими уничтожить Рим, против армии Суллы, который пытался сохранить государство римлян и защитить его от внутренних и внешних врагов.
Полагаю, что самый полный, лишенный всякой недоговорённости образ левака в истории — это Чжан Сяньчжун, вождь крестьянского восстания в китайской провинции Сычуань в XVII веке. Сначала он ограбил богатых и отдал их богатства бедным. Потом он убивал (а иногда и съедал) богатых за угнетение бедных. Затем были уничтожены чиновники и прочая «интеллигенция» — за недостаточное распространение его идей и, конечно же, недостаточную праведность. После условной «интеллигенции» Сяньчжун взялся за бедных, которым отрубал руки, ноги и уши за недостаточную благодарность. Ещё немного позже он принялся за своих палачей, с которых сдирал кожу. Сяньчжун обезлюдил провинцию Сычуань. Из трех миллионов населения в живых осталось… несколько десятков тысяч. Всех остальных он истребил с помощью искусственного голода, пыток и массовых убийств. Его идеология была изложена на «Стелле семи убийств», и автором этих строк являлся сам Сяньчжун:
Небо дарует человеку неисчислимые блага.
Человеку нечем отблагодарить Небо.
Убивай. Убивай. Убивай. Убивай. Убивай. Убивай. Убивай.
В левой системе морали ценность человека измеряется в его «набожности». Чем больше человек ненавидит себя и себе подобных, тем лучше. Вредить своему сословию в угоду социальным низам — это хорошо. Предавать свою нацию, поддержав другую — лучше. Метафизическая цель левого — быть более святым, чем ближний. Эта «спираль святости» всегда приводит к насилию. Поэтому, кстати, протестантизм и его исламский эквивалент, ваххабизм, всегда отличались крайней степенью воинственности по сравнению с традиционными формами христианства и ислама. Как известно, реформация Лютера фактически привела к кровавой Крестьянской войне в Германии; ведьм жгли в основном протестанты, а не католики. Учение Кальвина огнём и мечом прошлось по Швейцарии, Голландии и Франции. Пуританская диктатура привела к самому страшному террору во всей английской истории. Ваххабиты начали свой джихад, разрушая многовековые устои Османской империи, и с тех пор не останавливались. Это случается, потому что протестантизм и ваххабизм — движения «низкой церкви», то есть стремление общин минимизировать роль духовенства, таинств и ритуальной части богослужения и придать большее значение принципам, изложенным в Священных Писаниях. В основе этого фундаментализма лежит отрицание иерархичности. Нет центральной инстанции, которая обладает официальным толкованием Писания; нет стеклянного потолка над буйными проповедниками. Первый говорит: «Я самый лучший верующий, потому что я молюсь пять раз в день и бью еретиков по морде». Второй: «Я самый лучший верующий, потому что я молюсь десять раз в день и убиваю еретиков». Третий: «Я самый лучший верующий, потому что я молюсь двадцать раз в день и начал священную войну против еретиков»; и так до бесконечности. В традиционных религиях первому из этих умников какой-нибудь епископ дал бы подзатыльник и сделал пометку: этому ни в коем случае не давать никаких важных должностей. В фундаменталистских учениях такого учреждения нет и не может быть, поэтому спираль безумия остановить очень, очень тяжело. Тем же законам следует и Революция, пожирающая собственных детей. Революционный террор заканчивается, когда появляется человек, готовый убивать не только тех, кто правее него, но и тех, кто левее. Тогда спираль нарушается и наступает период относительного затишья. Примерно так умерли Робеспьер и Ягода.
Итак, мы рассмотрели несколько вариантов происхождения левой идеологии: следование объективным законам истории, социопатия и вышедший из-под контроля религиозный экстаз. Но я полагаю, что существуют более глубокие психологические установки, ведущие к такому раскладу. В ролевой игре Dungeons & Dragons существует черта «мировоззрение» (в оригинале alignment), отражающая этические и моральные нормы персонажа. Шкала доступных мировоззрений разделяется на оси «добро» — «зло» и «закон» — «хаос». Таким образом, существует девять мировоззрений: «законопослушный добрый», «законопослушный нейтральный», «законопослушный злой», «нейтральный добрый», «истинно нейтральный», «нейтральный злой», «хаотичный добрый», «хаотичный нейтральный» и «хаотичный злой». В реальной жизни никто не считает самого себя злодеем. Но существует очень много концепций «добра». В данном контексте нам интересны два мировоззрения: «законопослушный добрый» и «хаотичный добрый». Сначала приведу определения этих терминов для ясности:
Законопослушные добрые. Персонажи с этим характером верят, что организованные сильные общества с хорошо работающим правительством могут работать на благо большинства людей. Чтобы гарантировать качество жизни, надо создавать законы и подчиняться им. Когда люди уважают законы и стараются помогать друг другу, общество в целом процветает. По этой причине законопослушные добрые персонажи борются за вещи, которые принесут самые значительные выгоды большинству и меньше всего причинят вреда.
Хаотичные добрые персонажи — сильные индивидуалисты, отмеченные чертой доброты и благожелательности. Они верят во все достоинства добра и справедливости, но законы и правила им ни к чему. Их действия направляются по их собственному моральному компасу, хотя и доброму, но не всегда целиком согласному с остальным обществом. Они творят добро так, как они его понимают. Сильная сторона хаотично-доброго персонажа в сочетании доброго сердца и свободного духа. Храбрый первопроходец, вечно идущий вперёд, в то время как поселенцы следуют за ним, или разбойник, раздающий награбленное нуждающимся, — примеры хаотичных добрых персонажей.
Если спросить левого, он скажет, что «законопослушный добрый» на самом деле вовсе не добрый и лишь мешает людям жить. В его представлении в обществе всё будет нормально само по себе: наука и экономика будут развиваться несмотря ни на что, преступность всегда будет под контролем, а навредить могут разве что люди, не верящие в Прогресс™. Если спросить правого, он скажет, что «хаотичный добрый» на самом деле вовсе не добрый и подвергает весь социум огромной опасности. В его представлении мир всегда на краю пропасти, а социальные паразиты, чужаки, дегенераты или сентиментальные либералы могут ввергнуть нас всех в бездну.
Чтобы понять правое мировоззрение, можно представить себе сценарий, который на протяжении многих десятилетий висел над человечеством, как Дамоклов меч: крупномасштабная ядерная война. Неплохим симулятором такой ситуации является другая выдуманная вселенная — серия компьютерных игр Fallout. Представьте себе, что это не просто война между сверхдержавами, где местами применяется ядерное оружие, а самый настоящий атомный холокост, разрушающий весь мир. Государства больше нет, инфраструктуры больше нет, города стёрты с лица земли, всего мало, кругом смертельная опасность, единственные силы, обладающие какой-то властью — банды байкеров-людоедов. В такой ситуации у любого человека резко сменятся приоритеты и нравственные ориентиры.
Первым делом нужно оружие. Много оружия, больше оружия, всё оружие, которое можно найти. После оружия — надежда на высшие силы. Как писал Розанов, когда народу тяжело, он начинает молиться. В окопах под огнём не бывает атеистов, а в радиоактивно заражённых окопах их не бывает тем более. В вашей группе выживших будут царить самые жёсткие порядки. Приказы должны исполняться быстро и беспрекословно, нарушителей порядка наказывают или бросают. Это вопрос выживания. Другие группы не станут с вами делиться; надо брать всё, что плохо лежит, максимально увеличивая доступные ресурсы. Если кто-то другой умрёт с голоду, вам всё равно, эта тушёнка нужна именно вам. К чужакам вообще придётся относиться с подозрением: они могут занести заразную болезнь или украсть у вас что-нибудь ценное. Доверять стоит только ближним, а если кто-то выглядит подозрительно, его следует прогнать или убить — на всякий случай. Включается абсолютно чёрно-белое мышление, в котором нет места сентиментальности. Тяжелораненых, слабых и заражённых бросаем — они обуза и лишь угрожают всем остальным. Вы не думаете о мотивации других. Биография светящегося в темноте старика и моральная философия байкера-каннибала вас не интересуют — ни то, ни другое не поможет выжить. Пуля в голову, двигаемся дальше.
Как можно заметить, постапокалипсис приводит нас к доведённым до предела, максимально правым позициям по всем вопросам жизни. Думается, что именно угроза ядерной войны работала стрежнем, обеспечивающим жизнеспособность Советского Союза: паранойя и образ грибовидного облака перед внутренним взглядом заставляли советские элиты иногда руководствоваться здравым смыслом. С другой стороны, подумав об этом, несложно догадаться, в какой ситуации уместна левая идеология. Представьте мир победившей третьей или четвёртой промышленной революции, невероятную техногенную утопию с post-scarcity экономикой и сингулярностью, решившей все наши проблемы (или просто Эдем, дело вкуса). Кругом достаток и даже изобилие; никто не голодает, все болезни исчезли. Новый Человек, результат благожелательного трансгуманизма, физически неспособен страдать или совершать преступления. Какие действия разумны для такого райского общества? Во-первых, к чёрту оружие. Полиция и армия не нужны. Религия исчезает — нечему молиться, рай на земле наступил и так. Чрезмерный труд пропадает: технология всех накормит, всё распечатает на 3D-принтерах. В общем, жизнь превращается в весёлый Вудсток, где все подряд могут сношаться с кем попало (венерические болезни исчезли!), не обязаны опираться на семейные узы (добрая бабушка государство со своими роботами обо всём позаботится) и курят травку, иногда занимаясь цветами в саду или сочиняя музыку. Наступит эра иронического постметапостпостмодерна, поскольку критическая теория и современное искусство появляются, когда люди бесятся с жиру.
Что из этого следует? «Тупые правые думают, что мы живём в постапокалипсисе, ха-ха», ехидно заметит левак. «Левачество — идеология для гедонистов и вырожденцев», подумает правый. В какой-то степени оба будут правы. Однако речь идёт не столько о реальном положении дел, сколько о восприятии. К своему падению Западная Римская империя стала — относительно своей истории — довольно левой. Семейные ценности и сексуальная мораль разложились (во времена Октавиана одного обвинения в гомосексуализме было достаточно, чтобы закончить политическую карьеру римского сенатора). Всеобщая свобода вероисповедания, мультикультурализм, вэлфер. Римлянам казалось, что море по колено, и что они будут вечно править миром. Oh boy! Когда грянул кирдык, мир впал в яму, глубину которой до сих пор тяжело оценить. После катаклизма чудовищных масштабов праворадикальные Боги Азбучных Истин вернулись с невероятной яростью. Феодализм, тотальная иерархичность, ксенофобия, глубокая религиозность. Когда во время Ренессанса условия жизни восстановились примерно до античного уровня, мир снова двинулся влево. Думали, что «пронесло». В Веймарской республике всё было очень плохо, и пока задавленные кризисом немецкие простолюдины шагали в коричневых рубашках по городам и весям, интеллигенция сидела в берлинских клубах и нюхала кокаин, наслаждаясь французскими стриптизёршами. Думаю, излишне напоминать, чем это закончилось.
Каждый вправе сам оценить, к чему мы ближе — к катаклизму или к раю на земле — и, следовательно, какая политическая идеология сейчас больше подходит к нашим жизненным условиям. Первый мир и основная часть Второго мира живут так, что большинству — и особенно интеллигенции — кажется, что можно бесконечно упиваться вэлфером, сосать нефть, делиться с глобальной голытьбой, плевать на социальные структуры, сдавать оружие и считать, что ток попадает в розетку сам собой. Левый считает, что вся жизнь — это Чечня, а он её бюджет. Что можно игнорировать законы природы и изобрести технологию или, прости, Господи, «идеологию», с помощью которой получится унять Мальтуса и Дарвина. Что Боги Азбучных Истин — это просто прикол, про который говорят ретрограды и вечные пессимисты, а на самом деле у нас травка, бесплатный вай-фай и фри лав, да и вообще скоро наступит post-scarcity и все станут счастливы. Нет ничего хуже этих двух качеств: вера в то, что что-то даётся бесплатно, и вера в то, что «скоро-скоро» всё начнёт даваться бесплатно и поэтому можно вести себя так, как будто уже. Вера в социализм, в «конец истории», в трансгуманизм, в индивидуализм и либерализм, в многонациональность… Это всё одно. Слушаться надо не живота, не гениталий, не сладкоголосых демагогов, а скрипящего, словно сталь по костям, голоса реальности.
Подсчитаны зарегистрированные преступления на территории Англии и Уэльса. Источник: parliament.uk
Есть очень правая идея — «забор Честертона». Великий английский мыслитель однажды сказал, что увидев где-то забор, закрывающий неизвестно что неизвестно от кого, его ни в коем случае не стоит сносить. Кто-то его поставил; забор может пригодиться; отсутствие забора — нет. Правый в любой момент ждёт катаклизма, катастрофы, полного развала. Он знает, что процветание и благополучие — это исключение из правил, которое никогда нельзя воспринимать как должное. Что любая цивилизация, неважно какого уровня развития — это диалог со смертью. И что как прекрасно бы всё не выглядело, Хаос жадно дышит из-за угла, а Бог бережёт только бережёного.
