Если говорить серьезно, то, конечно же, никакого бога нет, а есть набор социально-государственно-психологических практик и институтов, подкрепляемых бытовыми суевериями. Сила ритуала, традиции и пропаганды столь высока, что даже сейчас, спустя 20 лет после СССР, у нас существуют Секты Свидетелей Сталина. А ведь СССР существовал всего лишь 70 лет, да и пропаганда там была по большей части предельно тупая, на уровне крестьян. Тем не менее — верят, до сих пор. А теперь представьте, что за человечество взялся не убогий совок с «партийной печатью», а существующая 2000 лет Организация, причем в Организации сидели не агитаторы от сохи, а Люди, величайшие интеллектуалы своего времени, наплодившие интеллектуальных кластеров-общин по всей Европе. Причем значительную часть истории именно священники и монахи были самым образованным сословием — и потому могли мять окружающую реальность (в которой зачастую даже короли не умели читать) как глину. Достаточно сказать, что саму научную историческую хронологию (то есть, историю, точнее, то, что мы знаем об истории) придумал иезуит Скалигер. Вдумайтесь в это — сами рамки того, что вы знаете, саму систему исторического знания разработал монах самого беспощадного католического ордена. После такой обработки не то, что в бога — в летающего макаронного монстра поверишь.
Но, к сожалению, вынеся сакральное за пределы нашего интеллектуального мира, мы не обнаружим торжества свободной человеческой личности, избавленной от мрачной тирании оживающих мистических архетипов, чьи мелькающие даже в самом рациональном сознании отблески так старательно раздувает церковь. Нет. Мы обнаружим абсолютную ошибочность нашего существования, потому что наше существование в любом случае заканчивается смертью, смерть абсолютна с точки зрения индивидуального разума. Избавившись от Великого Бога-Отца, требующего от нас, но и дающего нам надежду на продолжение банкета, когда «погаснут все огни», мы остаемся один на один с ужасом абсолютного биологического детерминизма, с ужасом абсолютного распада, каковым распадом и является жизнь биологического организма. Что может спасти нас от безумия осознания собственной абсолютной смертности (доступного, на самом деле, очень немногим, значительная часть даже умирающих ло последнего не открывает глаза перед тьмой Последнего Распада), каковое осознание полностью лишает смысла все наши дела, слова, мысли и чувства?
Только устойчивые коллективные идентичности и отпечаток, оставленный в них самим фактом нашего бытия, печать нашего бытия, подтверждение нашего бытия. Как отпечаток чьей-то ноги в горячем асфальте. Нога потом уйдет, хозяин ее умрет, нога сгниет вместе с хозяином, а отпечаток, может быть, останется. А может быть и нет. Из всех коллективных общностей самой устойчивой, способной хранить наши культурные отпечатки дольше всего является народ. Отсюда мы выходим на национализм как вид секулярной атеистической религии, способной сохранить наше бытие от абсолютного уничтожения (оставив хотя бы культурный каркас), но при этом не требующей поклонения иррациональным сущностям по странным древним брендбукам, написанным непонятно кем.
