Русский либерализм появился на свет раньше русского национализма и первое время был невероятно популярен. Его стремление к свободе, равенству и братству, к безудержному научному прогрессу и победе разума над невежеством, к развитию государства в соответствии с наилучшими европейскими образцами импонировало отечественной публике.
Знаменитые «Философические письма» Петра Чаадаева, друга великого Фридриха Шеллинга и не менее великого Александра Пушкина, пронизаны страстным стремлением поскорее влиться в семью европейских народов и навсегда забыть Московию с ее варварством и деспотизмом.
Прочь от курных изб, разбитых дорог, вороватых чиновников, дыбы, глупых попов, покосившихся церквей, комаров, гнилых болот и унылой серой зимы.
Пусть от Петербурга до Владивостока протянутся ровные шоссейные дороги. Пусть крестьяне, живущие среди суеверий и нищеты, начнут ходить в школы, разбогатеют, перестанут пить водку, сломают свои уродливые жилища и построят добротные хоромы с белыми стенами и расшитыми рушниками. Пусть помещики оставят усадебный разврат, прекратят обворовывать бедных, насиловать беззащитных и глумиться над убогими; пусть услышат голос совести и возвратятся на стези правды. Пусть генералы, посылающие русских солдат в бой, задумаются о ценности жизни и перестанут проливать кровь зазря. Пусть Государь сменит бездарных министров и прислушается к мнению лучших людей.
Юноши и девушки, проникшись новыми идеями, стремились до тонкости изучить опыт Европы. Кружок Николая Станкевича — живейший тому пример. Немецкие, французские и английские интеллектуалы еще только написали статью, еще только начали ее обсуждать, а в Москве она уже известна и вокруг нее бушует полемика.
После Чаадаева на сцене появился Александр Герцен — талантливый публицист, тонкий писатель и выдающийся организатор. Переехав на Запад, он открывает газету «Колокол», задача которой — подталкивать русскую общественность к движению вперед. Успех ошеломительный. В «Колоколе» печатаются лучшие из лучших. В редакции вал благодарственных писем и первосортных журналистских расследований. Газету везут в Россию контрабандой. Полиция охотится на тиражи. Спрос зашкаливает.
А националисты? Их первый выход в люди провалился с треском. Славянофил Константин Аксаков отрастил огромную кустистую бороду, купил на базаре крестьянские портки, «пинжак с карманами» и красную рубаху. Добавил деталей из восточного гардероба и вышел на Тверскую. Беседовать с простым народом о величии Руси. По словам очевидцев, прохожие решили, что перед ними перс и позвали городового, мол, заблудился человек, надо помочь. Дальше — хуже. Националисты идут в православие. Итог плачевный: дремучий мистицизм и легкое сумасшествие со свечками и иконами. Печатают журналы, которые никто не читает. Пишут книги, на которые не обращают внимания. Тратят огромные суммы на помощь борцам за свободу угнетенных славянских народов, которые на поверку оказываются аферистами-румынами.
Либералы определяют повестку, ставят на крыло своих литераторов, выпускают сборник за сборником, в легкую обыгрывают цензуру, задают тон в политической моде и формируют эстетические предпочтения, а славянофилы, сидя в стилизованных теремах, пьют чай с мятой, чешут бороды и угрюмо рассуждают о Третьем Риме и достоинствах пшенной каши.
Казалось бы, тут и сказке конец. Либералы, мгновенно взлетев на недосягаемую высоту, и дальше будут главенствовать в обществе, а националисты останутся прозябать на окраинах. Но вышло иначе.
Сначала кружок Герцена оставил Михаил Катков — перспективный начинающий публицист. Разобравшись в политических программах и социальных теориях либерального лагеря, он пришел к выводу о том, что большая их часть неосуществима на практике и что национализм, несмотря на его неразвитость и дурную славу, выгоднее и для народа, и для правительства. Катков становится редактором «Московских ведомостей» и обращает всю мощь своего таланта на пропаганду славянофильский теорий, по ходу дела приводя их в божеский вид.
Суть катковского национализма — не существует «европейского пути». Есть Германия, Англия, Франция, Швеция. Каждая со своей, сугубо индивидуальной, историей успеха. Слепой перенос абстрактного европейства ничего не даст. Хуже того — навредит. Чтобы стать вровень с развитыми странами, следует работать с тем, что есть, опираясь на то, что возможно. Т.е. на русский народ и русскую историю. Заимствования — да, но адресно, с оглядкой и семь раз пересчитав риски.
Его статьи, всегда точные, всегда актуальные, написанные великолепным русским языком, заставляют образованную публику взглянуть на себя с другой стороны. «Московские ведомости» повторяют успех «Колокола». К Каткову приходят молодые авторы, среди которых Константин Леонтьев — ярчайший стилист. Издание замечает правительство. В царствование Александра Третьего Катков буквально живет у императорского трона, оттеснив на время Победоносцева. Славянофильство получает карт-бланш и бешено набирает обороты. Хождение в лаптях прекратилось. Аксаков научился обращаться с народным костюмом и стал желанным гостем в лучших домах старозаветной купеческой Москвы. Под знамена Каткова встают Достоевский, Филиппов, Щапов, Лесков, Самарин, Кошелев, Страхов, Мещерский, Данилевский и тот самый Менделеев. Чуть позже — Розанов, Говоруха-Отрок, Романов-Рцы и десятки других. Разногласия, конечно, имеются. Бывают ссоры и, иногда, вражда, но общее направление остается единым. Талантливые, образованные и злые строем идут направо. Интеллектуальный градус повышается с каждым новым поколением.
У Герцена — катастрофа. Новички отказываются от мягкого давления на власть и жаждут бунта. Теоретическое развитие отставлено в сторону. «Русь к топору!» Иван Тургенев, задушевно друживший со старой гвардией, тактично порывает с преемниками, с Чернышевским и Некрасовым после того, как они ему, признанному писателю, начинают доказывать вредность литературы. Надо-де заниматься лесозаготовками, разведением картофеля и паровыми двигателями, а философия и высокая словесность — глупость. «Отцы и дети» были написаны под впечатлением от разговоров с «корифеями», а Базаров — идиот, препарирующий лягушек во имя науки, — собирательная карикатура на них. Доходит до откровенно скандальных персонажей вроде Писарева: публичные раздевания, «Пушкин — дурак» и «Романовых — на плаху». Либеральная идея стремительно мутирует в сторону жесткого революционного террора. На горизонте маячит Ленин, а за ним — отмороженный тбилисский семинарист с револьвером в руке.
Перед 1917-м националисты имеют большинство в парламенте, издают самые читаемые газеты, преподают на кафедрах, занимают заметные посты в министерствах и ведомствах, организуют школы и лицеи, в то время как либералы, окончательно переместившись в идеологическую тмутаракань, активно сотрудничают с иностранными разведками, грабят банки, организуют заказные убийства и не вылазят из ссылок.
Интересно, что после распада Советского Союза история повторилась. Либералы начала девяностых — цвет отечественной экономической науки. Передовые люди. У каждого за плечами престижный вуз, блестящая аспирантура, длительные стажировка в академических структурах Старого и Нового Света, знание языков, и, главное, вменяемый взгляд на вещи и максимально возможный для советского человека уровень культуры. Националисты же, как на подбор, городские фрики и писатели-деревенщики, напоминающие толкиеновских древолюдей. Опять мракобесное православие, опять антисемитизм ради антисемитизма, опять бороды, опять пшенная каша, опять глупые статьи, глупые журналы, глупые книги. То же самое, только на сто уровней ниже, потому что Аксаков, когда cочинял себе косоворотку, параллельно читал по-немецки Гегеля и исправился сразу, как только осознал комичность своих действий, а совки бились головой об стену и кричали «ура!»
Но прошло двадцать пять лет и картина вновь меняется. Причем в ту же сторону. У либералов вместо экономистов мирового уровня, каким был, например, Егор Гайдар, первые места занимают бывшие шахматисты, неудавшиеся юмористы, ресторанные критики, куплетисты, сочинители детективов и дамы, выкладывающие в сеть видео эротического содержания с собой в главной роли. Зато правые умнеют день ото дня. Новые лица, новые проекты, новые удачи. Поколения сменяют поколения с головокружительной скоростью. Между стариками, помешанными на Германии 30-х и молодежью, беззаветно влюбленной в позднее славянофильство, гигантская разница. Еще чуть-чуть и появится реинкарнация Михаила Никифоровича Каткова.
Что будет дальше? Идея свободы, поднятая на щит Чаадаевым и Герценом, вполне может оказаться без сторонников, потому что те люди, которые ее представляют сейчас, явно недостойны того, чтобы стать в один ряд с авторами прошлого. И это очень плохо. Националистам нужен собеседник. Разговор с леваками и анархистами бесполезен. Слишком уж они оторваны от реальности. Им интересней витать в сладких грезах о светлом будущем. Либерал умеет сказать по делу, но будет ли он завтра? А если опять потянется в клоуны и душегубы?
