Не понимая Путина как политика, трудно понять нынешнюю российскую систему, а тем более бороться с ней. Протестное движение 2011–2012 годов подменило любые попытки серьезного анализа деятельности и образа мыслей Путина чередой нелепых карикатур и закономерно поплатилось за это. Десакрализация власти не должна вытеснять реальную борьбу с ней — сами по себе раскаты хохота никого и никогда не заставят уйти. Путин благополучно пережил карикатуры, изображавшие его в виде зайца из «Ну, погоди!» А пока протестующие веселились, переиграл их на политическом поле вчистую, с разгромным счетом. Развел как несмышленых детей. Потому что если вы пытаетесь серьезно заниматься политикой — потрудитесь иметь к своему противнику достаточно уважения, чтобы изучить и проанализировать его. Иначе у вас нет шансов. И более того, вы сами в этом виноваты. Так что сегодня мы попробуем заняться именно анализом.
Первое, что необходимо понять, начиная такой разговор: у современной российской политики есть некоторые общие, родовые черты, которые унаследовал и наш герой. Вообще, в мире существуют две принципиально отличающиеся концепции политики. Нельзя сказать, что какая-то из них истинная, а какая-то ложная. Обе вполне работают на своем уровне, и разница между ними отражает скорее культурные различия между обществами. С другой стороны, обе они имеют свои серьезные ограничения, которые необходимо понимать. Мы можем условно назвать эти две концепции «открытой» и «закрытой» политикой.
Открытая политика свойственна современным демократическим странам, где общество непосредственно вовлечено в принятие (или по крайней мере оформление) основополагающих политических решений и располагает рычагами воздействия на свое правительство. Следует понимать, что за любой демократией на практике кроется более или менее завуалированная олигархия, поэтому реальными политическими акторами в демократических странах все равно остаются представители узкой правящей элиты (не всегда явной). Общество выступает не столько самостоятельным игроком, сколько инструментом политической борьбы — своеобразным «передаточным механизмом» между волей властной элиты и реальным воплощением этой воли в жизнь. Политика в демократических странах («открытая» политика) сводится в основном к манипулированию общественным мнением, борьбе за «сердца и умы» электората, постепенному, трудоемкому, кропотливому пестованию и формированию нужного умонастроения в обществе. Основные навыки политика в такой системе — публичные: ораторское мастерство, искусство вести открытые дебаты, умение импровизировать на публике. Принятие решений, как правило, остается за кадром и носит откровенно вторичный, вспомогательный характер по отношению к умению убеждать и «проталкивать» свое мнение. Отсюда склонность к коллегиальности в принятии решений и к персонализации в общении с широкой публикой. Следствие такого политического устройства — институт западной политической партии.
Закрытая политика свойственна режимам различной степени авторитарности (или олигархиям, не использующим механизмы демократии). В таких обществах роль общественного мнения на порядок ниже — это не «передаточный механизм» между властью и обществом, а барометр, по которому власть оценивает последствия своих решений, не единственный и даже не главный. Публичная политическая борьба практически отсутствует; полностью обесцениваются нужные для нее навыки. Место публичной схватки занимает тот самый «бой бульдогов под ковром» — кабинетно-коридорная интрига. А она требует совершенно других талантов и умений. Идеал «закрытого» политика — это Сталин, мастер аппаратной игры, при этом довольно косноязычный на публике. Любую реальную политическую деятельность «закрытая» политика стремится свести к узким конфиденциальным консультациям, в идеале — решению вопросов на высшем уровне с глазу на глаз.
Положение постсоветской России в этой «системе координат» довольно своеобразно. Советская политика была недвусмысленно «закрытой» — все робкие зачатки открытости и внутрипартийного плюрализма окончательно задавил Сталин. Уникальность положения современной России вот в чем: при сохранении основных элементов советской системы ей пришлось мимикрировать, прилежно изображая из себя современное демократическое государство «западного образца». Политика в России до сегодняшнего дня остается на 90% закрытой, но при этом демонстрирует множество внешних признаков, характерных для открытой модели: выборы и предвыборные кампании, парламентские партии, различные формы политических дебатов… На деле, конечно, реальное управление страной и реальная борьба за власть происходят в «закрытом» режиме; снаружи видны только решения, иногда совершенно неожиданные. Решения сначала принимают, а потом пропускают через институты открытой политики — для легитимации и придания внешнего лоска правящей элите, причем не столько в глазах собственного народа, сколько в глазах западных коллег. Хорошо ли это работает — вопрос отдельный (спойлер: не очень); важно, что такая схема требует колоссальных ресурсов. Рецепт российской «суверенной демократии»: «мы будем жить, как привыкли, но всеми силами делать вид, что живем по-новому». Насколько эффективна такая экзотическая политическая система — легко догадаться, причем как с точки зрения «открытой», так и с точки зрения «закрытой» политики.
Путин воплощает в себе все ключевые особенности этой гибридной системы. Он — плоть от плоти советского общества, но и в рамках этого общества его «послужной список» весьма характерен. Постсоветскую систему в ее максимальном развитии возглавил не представитель высших кругов советской номенклатуры или бюрократии, а офицер КГБ среднего звена. Дело в том, что сама эта система является как раз результатом бунта того самого среднего звена старой советской властной элиты — в основном комсомольских функционеров и спецслужбистов уровня «до полковника включительно» с участием отдельных «старших товарищей». Номенклатура взбунтовалась против засилья совсем уж замшелых партийных старцев, оккупировавших высшие эшелоны власти в позднем СССР. «Середнячки» не верили в идеологию и ради достижения конкретных материальных преимуществ были готовы пожертвовать многими «священными коровами», неприкосновенными для предыдущего поколения советских лидеров. С точки зрения коммунистической системы ценностей «середнячки» — абсолютно беспринципные и безнравственные люди, выживавшие в условиях показушного позднесоветского строя за счет запредельного уровня лицемерия.
Это необходимо понимать. Можно не любить большевиков, но человек, преданный идее, не может не вызывать некоторого уважения. Отличительная черта «поколения бунтарей», обрушивших СССР, чтобы на его руинах выстроить постсоветскую Российскую Федерацию и безраздельно царствовать над ней — как раз их полная без-идейность и даже анти-идейность: они не заменили одну идеологию другой, они отбросили идеологию вообще. Судя по всему, эти люди неспособны на идеологические мотивы — в их глазах идеология является утилитарным инструментом для управления массами (тем самым «опиумом для народа»). К человеку, искренне приверженному какой бы то ни было идее, они не испытывают ничего, кроме презрения. Именно поэтому мы, как люди глубоко идейные, никогда не станем в их глазах партнерами для равноправного диалога. Эта вне-идеологичность в свое время помогла «середнячкам» взять верх над анемичной советской партийной верхушкой, для которой идеология давно превратилась в мертвую догму, больше сковывавшую, чем двигавшую вперед. Однако в столкновении с молодой, полнокровной и энергичной идеологией русского национализма вне-идеологичность играет против правящих постсоветских номенклатурщиков. Кроме всего прочего, вне-идеологичность означает еще и неспособность «середнячков» предложить обществу никакой внятной и убедительной платформы, мобилизовав его на свою защиту. В их призывах и концепциях всегда сквозит фальшь, искусственность и высокомерное отношение к аудитории. Русские люди могут быть наивными и плохо информированными, но рано или поздно они начинают «нутром чуять» отношение к себе как к быдлу.
Итак, во Владимире Путине мы имеем типичного политика «закрытого типа», вынужденного, однако, регулярно изображать «открытость». При этом к роли «открытого» политика он приспособлен плохо, чувствует себя в ней некомфортно, и партия дается ему чем дальше, тем тяжелее. У Путина нет никакого опыта участия в полноценной политике «открытого» типа — за всю свою карьеру ему ни разу не довелось иметь дело с реальной демократической конкуренцией или бороться за власть методами, принятыми на Западе. Путин получил свое место типичным постсоветским олигархическим путем: его назначили преемником. Передачу власти задним числом узаконили через президентские выборы (которые Путин не мог проиграть). То же самое происходило и дальше. Выборы в современной России вообще не имеют ни малейшего отношения к борьбе за власть — они фиксируют результат аппаратной интриги, придавая ему ореол демократичности и законности в глазах остального мира. Это своего рода обряд коронации — все уже давно решено, но нужно соблюсти некоторые формальности.
Публичность в политической деятельности президента России сведена к абсолютному минимуму. Чтобы поддерживать иллюзию открытости, достаточно пары речей в год — предельно неконкретных и полных дежурных самоцитат из выступлений прошлых лет. Путин стремится свести общение с широкой аудиторией к другому формату: пресс-конференция, еще лучше — интервью, а лучше всего — ответы в прямом эфире на заранее отфильтрованные вопросы. Последний жанр наверняка кажется кремлевским пиарщикам гениальной находкой — с одной стороны, иллюзия живого общения и импровизации (прямой эфир же!), с другой — никакого риска. Президент пытается максимально приблизиться к привычному политику «закрытого типа» формату общения («разговор тет-а-тет»), сохранив при этом ощущение «демократической открытости». Принципиальная разница очевидна: «открытый» политик пытается заранее заручиться поддержкой для решений, которые намерен реализовать, «закрытый» — подогреть позитивное отношение к себе лично: для оправдания уже сделанного, в качестве индульгенции на будущее.
Именно для этого кремлевская пропаганда так усердно пытается создать впечатление о зашкаливающей популярности Путина. Демократическому лидеру уровень поддержки в 85–90%, в общем-то, ни к чему — достаточно рабочего большинства, позволяющего в нормальном режиме проводить нужные решения. В РФ же требуется убедить общество (и прежде всего потенциальных противников режима), что никакая реальная демократия не нужна. Ну добьетесь вы свободных выборов — так на них все равно победит Путин, с разгромным счетом, вон какой у него рейтинг! Между тем самая страшная и тщательно охраняемая тайна Кремля заключается в том, что там отлично понимают — на настоящих, полностью открытых и подлинно демократических выборах у Путина нет никаких шансов. Потому что он банально не умеет «открыто» бороться за власть и ни разу в жизни этой борьбы не пробовал. Без подтасовок, админресурса и действительно равным доступом к СМИ для оппонентов от фантастических рейтингов в 85% за неделю-другую не останется и следа. В этом — истинная ахиллесова пята (она же «кощеева игла») путинского режима. Выдавая ее за свою силу, режим старательно отвлекает внимание от своих настоящих преимуществ.
Главная сила Путина как политика совсем в другом. Если отбросить внешнюю «демократическую» показуху, настоящая политика в России по-прежнему делается по позднесоветским лекалам — по законам кабинетной интриги, подсиживания, компромата, подстав и сфабрикованных обвинений. И вот здесь карьерный опыт в коридорах советского КГБ просто бесценен. Путин — великолепный интриган-импровизатор, способный переиграть практически любого конкурента, взявшегося соперничать с ним на его поле и по привычным для него правилам. Причем достигается это на 75% за счет тонкого непрямого манипулирования и отличного чтения психологии своих соперников. Ключ к успешной интриге: не воздействуя на противника прямо, подбросить ему информационный повод, который побудит его действовать именно так, как тебе нужно. Лучше всего — сугубо добровольно, чтобы соперник искренне считал, что это его личный выбор. Президент страны, безусловно, и сам обладает широчайшим арсеналом для генерации всевозможных информационных поводов. Но Путин, если у него есть выбор, однозначно предпочитает не создавать их сам, а изящно использовать поводы, подбрасываемые ему другими людьми (в том числе — противниками), перехватывая инициативу, умело раздувая и поворачивая происходящее в нужное ему русло.
Классический пример здесь — история с «Пусси Райот», которую не все осознают как успешную интригу Путина, повлекшую серьезные последствия для протестного движения. Тривиальное, в общем-то, событие; сколько подобных скандальных хэппенингов устраивают наши «свободные художники» всех мастей? У тех же самых персонажей случались и куда более эпатажные демарши. Правильно выбранный момент, правильное информационное освещение — и шаткая оппозиционная коалиция раскалывается. Путин сыграл, во-первых, на мировоззренческих конфликтах внутри самой коалиции, а во-вторых, на чуждости некоторых ее идей для широкой публики. Само событие просто удачно подвернулось под руку: не было бы его — нашлось бы другое. Главное — вовремя раздуть конфликт и заставить самых одиозных оппозиционеров высказаться как раз по тем вопросам, которые лучше всего могли их скомпрометировать. Никто не тянул их за язык, люди все сделали сами. Умение создать такую ситуацию — это и есть главный политический талант Путина.
Почти все значительные информационные поводы последних 15 лет если и не созданы властью, то уж точно осознанно и последовательно используются Путиным. Оппозиция в России буквально ходит по минному полю — и не в том смысле, что ее лидеры рискуют попасть под статью и сесть за решетку. Это, как правило, уже завершающий аккорд политической расправы, к тому времени уже все решено. Они постоянно рискуют «подставиться», неверно отреагировав на тот или иной услужливо подброшенный им информационный повод. Борьба с режимом в России требует не только мужества и стальных нервов, но и незаурядной гибкости ума, быстрой реакции и внимания к происходящему вокруг. Еще один хороший пример — Крым. Я убежден, что за этой внешнеполитической акцией Путина в немалой степени стояли чисто внутриполитические соображения: окончательно расколоть и добить оппозиционную коалицию 2011 года. Еще один чрезвычайно характерный для российского режима прием — использование внешнеполитических кризисов (или угроз безопасности, вспомним Вторую чеченскую войну) для достижения своих тактических целей на внутренней политической арене. Эту тактику применяют часто и широко; периодически кажется, что у путинской России вообще нет полноценной внешней политики — есть лишь маскирующаяся под нее внутренняя.
Однако в этом заключается одна из главных слабостей Путина. Будучи политиком «закрытого типа» в мире, где доминируют открытые политические системы, он и без того испытывает ряд серьезных неудобств. Нетрудно заметить, что в международных отношениях он, как классический «закрытый» политик, стремится свести свою деятельность к тому же самому понятному и излюбленному формату «частной беседы» с целью «порешать все вопросы с глазу на глаз». Отсюда трепетная любовь к всевозможным «саммитам на высшем уровне», «встречам без галстуков» и «беседам в кулуарах». Отсюда же — особое внимание путинской пропаганды к подробностям того, как принимали любимого лидера, на какой стул усадили, кто пожал ему руку, кто улыбнулся, и кто и сколько задушевно болтал с ним за обедом. Все это преподносится как настоящие «дипломатические прорывы» (подробности самих переговоров остаются за кадром). Такой подход имеет серьезные и очевидные ограничения. Он неплохо работает со всевозможными самовластными диктаторами — одна из причин, по которым Россия цепляется за дружбу со многими одиозными режимами еще советского разлива, отказываясь работать с их вероятными наследниками. Но его эффективность заметно ниже при общении с лидерами стран открытой политической системы — там беседы «тет-а-тет» играют значительно меньшую роль в политике как таковой. Лидер такой страны гораздо менее властен в принятии мгновенных судьбоносных решений. Он может сколько угодно улыбаться и «ударять по рукам», намекать и обещать. Проблема в том, что по возвращении домой он не «раздаст указания» исполнителям — вместо этого запустится весь обычный тяжеловесный и долгоиграющий механизм принятия решений в открытой политической системе. Даже если новый внешнеполитический друг Путина употребит все свое влияние, он все равно не сможет гарантировать тот результат, о котором «договорились» высокие стороны. И это в том случае, если атмосфера изначально «теплая и дружеская», а «западные партнеры» хотят договориться. В условиях же натянутых двусмысленных отношений и международного кризиса лидером «энергетической сверхдержавы» можно манипулировать втемную. Путин оказывается в положении заведомо догоняющего, инициатива не в его руках.
Более того, если вспомнить, что путинская внешняя политика всегда имеет значительное «внутреннее» измерение, ситуация оказывается сложнее на порядок. Ведь помимо игры с внешнеполитическими контрагентами на заведомо менее выгодных условиях нужно держать в голове еще реальность внутри страны, а она с каждым днем усложняется, запутываясь в неразрешимый клубок проблем. Как согласовать требования внешней политики, где ты вынужден постоянно реагировать на всё новые и новые вызовы, и катящуюся ко всем чертям экономику? Видимо, уже никак.
Разрыв между воображаемой, искусственно конструируемой реальностью и реальностью настоящей — главная слабость путинской политики. Длительное время этот разрыв удавалось держать под контролем, но не в кризис. Очевидно, что именно здесь зерно стремительно надвигающейся катастрофы. И здесь же — смутная надежда для всех добрых русских людей.
